ООО «Издательство АСТ» 20 страница
Два разных Бога
В: И это излюбленное недуальное интегральное видение мира по Плотину?
КУ: Да. Но этот союз Восходящего и Нисходящего в более поздние времена западной истории был жестоко разрушен, он распался на Восходящий путь потустороннего мира и Нисходящий путь этого мира, которые находились в постоянном и часто жестоком конфликте. И поэтому я пытаюсь проследить этапы этой войны, которая была центральным и определяющим конфликтом западного сознания.
В: Война между сторонниками Восходящего и Нисходящего путей.
КУ: Да. Это довольно интересно. Начиная с Августина и вплоть до сегодняшних дней, последователи Восходящего и Нисходящего принципов находились в состоянии постоянной и часто жестокой борьбы, и это дало западному миру двух совершенно несовместимых Богов.
Бог Восходящего пути был потусторонним по самой своей сути — «царство мое не от мира сего». Это пуританский, часто монашеский и аскетический путь, и он считал тело, плоть и особенно секс архетипическими грехами. Его почитатели всегда стремились уйти от Многого и найти Единое. Такой Бог был абсолютно трансцендентен, и он всегда был пессимистично настроен по поводу поиска счастья в этом мире. Он отказывался от времени ради вечности и скрывал свое лицо, стыдясь теней этого мира.
Бог Нисходящего пути советовал совершенно противоположное. Он отказывался от Единого, чтобы обрести Многое. Этому принципу соответствует видимый, воспринимаемый Бог, а иногда Богиня. Это был Бог чистого воплощения, чистой имманентности. Его очаровывало разнообразие, и свою радость он находил в почитании этого разнообразия. Не великое единство, а великое многообразие было целью этого Бога. Он покровительствовал чувствам, телу, сексуальности и земному. И, восхищаясь духовностью всех творений мира, он считал каждый восход солнца, каждый восход луны видимым благословением Божественного.
В: Вы прослеживаете историю войны между этими двумя Богами?
КУ: Да, правильно. На Западе, в течение целого тысячелетия, разделяющего Августина и Коперника, мы видим почти полное господство Восходящего принципа. Действительно, так как это общество было аграрным, существовали предпосылки для укрепления влияния маскулинной духовности, и, следовательно, внимание уделялось больше Эросу, чем Агапе, больше Восходящему принципу, чем Нисходящему, больше Единому, чем Многому, которое не только исключалось, но даже вызывало ненависть.
Истинное спасение, истинное освобождение, не могло быть достигнуто на этой земле, в этой жизни. Цивилизация была до самого основания потусторонней. Чувства — это грех, секс — это грех, земля — это грех, тело — это грех, вся материя была признана греховной независимо от того, какая роль отводилась творению. И поэтому, конечно же, корнем греха была Ева, женщина в целом — тело, плоть, природа, похоть: все это стало табу в самом глубоком смысле. Как всегда, для только восходящего принципа все нисходящее есть Дьявол.
В: Как на Востоке, так и на Западе.
КУ: Определенно. В аграрных обществах, везде, где бы они ни возникали, у Восходящего пути постоянно появляется привычка объявлять этот мир Злом или иллюзией и осуждать землю, тело, чувства, сексуальность (и женщину). Конечно, были и исключения, но это постоянная тенденция во всех аграрных структурах, потусторонних до самой сути, следующих принципу «царство мое не от мира сего», интенсивным желанием найти нирвану за пределами мира сансары. Вы обнаружите эту тенденцию во многих обществах, начиная от раннего иудаизма, практически всех форм гностицизма до раннего буддизма и большинства форм христианства и ислама.
И это действительно происходило на Западе, особенно в период со времен Августина до времен Коперника. Почти исключительно восходящий идеал доминировал над европейским сознанием в течение тысячи лет. Путь Вверх — это тот совет, который Церковь давала для совершенствования и достижения истины, и одним из наиболее четких путей к спасению было нестяжательство, что означает, что на этой земле нет никаких сокровищ, за которыми нужно гнаться.
О да, было сказано много хвалебных слов в отношении совершенства Божественного творения (Совершенство = Агапе, Сострадание, Нисходящий путь), но практический результат заключался в том, что вы не могли получить освобождение или спасение на этой земле, в этой жизни, и в этом вся суть. Жизнь — это хорошо, но все становится намного интереснее, как только вы умираете. Однажды вам придется покинуть эту землю. Эта земля не является тем местом, где может быть найдено освобождение; эта земля есть просто стартовая площадка для подлинного взлета.
В: И все это скоро изменилось.
КУ: Да, все это скоро изменилось, и изменилось очень драматично, с приходом эпохи Ренессанса и началом современной истории, пиком которой было Просвещение, век разума. И самый простой способ описать весь этот период — сказать, что в этот момент Нисходящий принцип заменил Восходящий.
Для представителей только Нисходящего пути любая форма Восходящего принципа достойна лишь презрения. Восхождение, фактически, становится новым злом. Восходящий Бог всегда является Дьяволом в глазах Нисходящего Бога.
Поэтому неудивительно, что, начиная с эпохи современности, любой восходящий принцип в любом варианте становится новым греком. Современный подъем, введение нисходящего мировоззрения и отказ от принципов восходящего потока — все эти явления появились одновременно.
И здесь мы нападаем на след отрицания современным западным миром трансперсональных измерений. Здесь мы можем увидеть непосредственное начало смещения, отклонения или изолирования подлинно духовного и трансперсонального. Здесь мы становимся свидетелями торжества поверхности, появления Нисходящей сети. Закат всякой трансцендентной мудрости, закат всех Восходящих принципов бросает тень на все лицо современности, тень, которая является характерной чертой нашего времени.
Нисходящая сеть
В: Эта поверхность, эта Нисходящая сеть, является непременным условием современности и постмодерна.
КУ: Да. Спасение в современном мире, независимо от того, предлагается ли оно политикой, наукой, возрождающимися религиями земли, марксизмом, индустриализацией, консумеризмом, движениями за восстановление племенных культур, аграрных обществ или сексуальности, научным материализмом или эко-философией, это спасение может быть найдено только на этой земле, только в земных феноменах и проявлении, только в мире Форм, только в чистом имманентном пространстве, только в Нисходящей сети. Не существует никакой более высокой правды, никакого восходящего потока Возрастания, ничего трансцендентного вообще. На самом деле, все «более высокое» или «трансцендентное» теперь является Дьяволом, великим врагом, разрушителем земного, чувственно воспринимаемого Бога или Богини. И вся современность и постмодерн почти полностью развиваются в пределах этой Нисходящей сети, сети поверхности.
В: Значит, это не объединение Восходящего и Нисходящего путей...
КУ: Нет, это просто господство Нисходящего. Его последователи присягают на верность самими ими же созданному фрагментарному и дуалистическому Богу, их собственной сломанной Богине, их раздробленному и ограниченному Духу.
Это религия великого сострадания и малой мудрости, в которой много доброты, но мало Добра. Религия замечательных Форм и отсутствия Пустоты. Великой Множественности и позабытого Единства. Религия Агапе, а не Эроса. Все это поверхность.
В: В книге вы выражаете эту идею в следующем предложении: «И если элементы Восходящего мировоззрения доминировали в сознании европейцев до эпохи Ренессанса, то потребовалось всего одно решающее изменение в сознании, чтобы вернуть к жизни Нисходящий путь, который, пробудившись после тысячелетнего заточения, взорвал мир своей творческой яростью. Эта энергия всего за несколько столетий переменила лицо западного мира, и в процессе этой работы сумела заменить одного сломанного Бога на другого».
КУ: Да. В течение тысячелетия мы страдали от того, что цивилизацией управлял только Восходящий принцип. И сегодня мы находимся во власти столь же авторитарной, но уже Нисходящей сети, этот негатив предыдущей картины стал новым кошмаром западного мира.
И не только в «официальной» действительности, но и почти в каждой форме «контркультуры» или «контрреальности». Нисходящая сеть стала настолько прямолинейной, настолько бессознательной, настолько консервативной, что даже «новая парадигма» — революционное движение — полностью находится у нее в тисках. Она одинаково поражает и ортодоксов, и авангардистов, сторонников традиции и сторонников альтернативных методов, индустриалистов и экологов.
В: Но экофилософы настаивают, что только этот чистый имманентный Дух, или Великий Дух, или земная Богиня, то есть духовность, сосредоточенная на проблемах этого мира, может предотвратить экологический кризис.
КУ: Совсем напротив. Чисто нисходящее мировоззрение само является одним из главных виновников экологического кризиса. Нисходящая сеть разрушает Гею, и экофилософы — одни из главных защитников этой сети.
В: Далее мы поговорим как раз об этом.
Глава 15
Крах Космоса
В: Современный и постсовременный мир развиваются в рамках Нисходящей сети. Возникает очевидный вопрос: почему?
КУ: Диалектика развития в первый раз споткнулась в эпоху современности. Эволюция налетела на придорожный камень, и весь автомобиль наклонило в сторону, после чего он начал соскальзывать с дороги. Разделение Большой Тройки на сознание, культуру и природу со временем привело к разобщению Большой Тройки, ее последующему распаду и превращению в Большую Единицу поверхности.
Эволюция, это, конечно, самокорректирующийся процесс, и он постоянно находится в процессе внутреннего исправления. Как на фондовой бирже, существует общая и безошибочная восходящая тенденция, но она не может воспрепятствовать сильным краткосрочным колебаниям, периодам значительного роста и падения. И, начиная с восемнадцатого столетия, культурная фондовая биржа переживает Великую Депрессию, подобную которой мы никогда не видели и которую сейчас только начинаем преодолевать.
В: Значит, этот крах — не тот редукционизм, который вы выделяете в нашей культуре?
КУ: В основном это так; досовременные культуры не имеют ни хороших, ни плохих новостей по поводу этого дифференцирования. Поскольку другие культуры еще не разделили Большую Тройку, они еще не могут ее разрушить. Великое достижение — разделение Большой Тройки, оказалось в то же время великой трагедией. Достижение современности начало перерастать в беду современности, и именно на этом этапе находится современный мир и культура постмодерна: раздробленное жизненное пространство, в котором «я», мораль и наука готовы вцепиться в горло друг другу. Они борются не за интеграцию, а за господство. Каждый элемент Большой Тройки пытается избавиться от фрагментарности, отрицая реальность других секторов.
И поэтому может оказаться, что великий эволюционный скачок вперед является первой большой катастрофой диалектики развития, пятном крови на совершенно новом ковре.
Достижения эпохи современности
В: Итак, прежде чем мы начнем обсуждать плохие новости, почему бы кратко не поговорить о хороших новостях эпохи современности?
КУ: Это важно подчеркнуть, потому что антимодернисты обычно сосредоточивают свое внимание на плохих новостях и склонны совсем забывать про хорошие.
Ни магический, ни мифический уровни не являются постконвенциональными. Но после перехода к разуму и космополитической этике, мы наблюдаем бурное развитие современных освободительных движений: освобождение рабов, женщин, неприкасаемых. Это не то, что правильно для меня, моего племени, моей расы, моей мифологии или моей религии, это справедливо и правильно для всех людей, независимо от расы, пола, касты, или веры.
И, таким образом, всего за период в сотню лет, примерно от 1788 до 1888 года, рабство было объявлено вне закона и исчезло во всех рационально-индустриальных обществах на Земле. И в доконвенциональном эгоцентрическом состоянии, и в конвенциональном этноцентрическом состоянии рабство было общепринятым. Понятия о равном достоинстве и равной ценности не распространялись на всех людей, но применялись только в отношении людей вашего племени, вашей расы или вашей избранной религии. Но на постконвенциональной стадии рабство впервые в истории было устранено на уровне целого общественного устройства! Некоторые более ранние общества не были рабовладельческими, но, как показывают свидетельства, собранные Джерардом Ленски, ни одно общественное устройство в целом никогда не было свободно от рабства, и так вплоть до появления рационально-индустриального общества.
И рабство существовало как на Востоке, так и на Западе, как на Севере, так и на Юге: и белые, и черные, и желтые, и краснокожие порабощали своих собратьев, как мужчин, так и женщин, и даже не задумывались об этом. В некоторых обществах, таких как раннее доисторическое, рабство было распространено относительно меньше, но даже первобытные люди не были от него свободны, на самом деле, они его и изобрели.
В этом отношении, один из социальных кошмаров в Америке заключается в том, что страна соединила в себе развитые индустриальные районы, огромные аграрные регионы, традиционно использующие труд рабов. Конституция, фактически, в значительной степени все еще оставалась документом аграрной эпохи — рабство считалось настолько само собой разумеющимся, что о нем даже не упоминалось, а женщин не считали гражданами (и по этому поводу ничего даже не нужно объяснять в самом документе!). Но когда средний уровень культуры начал переключаться с мифически-аграрного на рационально-индустриальный уровень, рабство было полностью устранено, хотя его шрамы все еще остаются в нас.
В: Женщины были также освобождены.
КУ: Да, почти по тем же самым причинам мы можем наблюдать рост феминизма и движения за защиту прав женщин в масштабе всей культуры, которое, как мы говорили, в целом начинается с Уоллстонкрафт в 1792-м. Отсюда начинается период многочисленных освободительных движений.
Это движение также было почти полностью продуктом рациональной и индустриальной культуры и должно считаться одним из многих важных достижений современности. До этого, когда Большая Тройка еще не была разделена (когда ноосфера и биосфера еще были единым целым), биологические факторы вроде мужской физической силы часто предопределяли и культурные ценности, потому что они еще не были разделены: мужская физическая сила означала мужскую силу и в культуре. Если бы способ производства не требовал больших физических усилий, как в садоводческой культуре, тогда женщины занимали бы равное положение, и общество было бы относительно «эгалитарным». Но когда ситуация изменилась, женщины пострадали в первую очередь.
Но после разделения «я», культуры и природы (разделения Большой Тройки) биологические факторы становились все менее значительными. Биология больше не была судьбой. Равные права никогда не могут быть достигнуты в биосфере, где большая рыба ест маленькую рыбу; они могут возникнуть в ноосфере, по крайней мере, к этому можно стремиться. Либеральный феминизм возник в этот период истории, а не раньше, чтобы объявить новую восходящую над миром истину — в ноосфере у женщин и мужчин равные права. Эта истина укоренена в постконвенциональной глубине и космополитической рациональности.
В: Также в этот период возникло движение за демократизацию самих государств.
КУ: Да, по существу, это же самое явление. Мифологическое мировоззрение, весьма отличавшееся от того замечательного состояния, которое имели в виду экоромантики, почти во всех случаях воспроизводило в обществе иерархию господства. Мифический бог — это бог определенного народа, он социоцентричен и этноцентричен, а не постконвенционален или космополитичен. Он становится богом всех народов, только если все народы склонятся перед этим конкретным богом. Поэтому он является «космополитичным» только путем принудительного согласия, и, в случае необходимости, военного завоевания, что сделали очевидным великие мифологические Империи ацтеков, инков, католиков, татаро-монголов и рамзесов. Эти иерархии господства подчиняются только одному лидеру: Римскому папе, королю, Клеопатре или хану, которые находятся на вершине, а ниже них существуют лишь различные степени рабства и только рабства. И все они вели войны от имени своего мифического бога или богини, перед которым должны были склониться все люди.
Век разума поэтому также был веком революций, революций против мифологических иерархий господства. Это были революции не только в теории, но и на практике, в политике. Одна из главных тем Просвещения гласила: «Не надо больше мифов!», потому что именно мифы разделяли людей и настраивали их друг против друга, используя этноцентрические противоречия, и несли зло неверным от имени избранного бога.
И поэтому надо всем континентом прозвучал страстный крик Вольтера: «Помните о жестокости!» Помните о жестокости, причиненной людям во имя мифического бога, помните о сотнях тысяч, сожженных на кострах для того, чтобы спасти их души; помните об Инквизиции, которая писала свои догмы на плоти пытаемых людей; помните о политическом неравенстве, свойственном мифическим иерархиям; помните о жестокости, которая во имя сострадания отправила маршировать под своими знаменами неисчислимое множество людей.
С другой стороны, постконвенциональная моральная позиция расширяет принцип равных возможностей на все народы, независимо от расы, пола, убеждений, веры, мифологии, и так далее. И вновь, хотя не каждый человек соответствовал этим постконвенциональным или космополитическим идеалам, это было действительно новым началом; с приходом современной эпохи возникли многочисленные социальные учреждения, которые действительно защищали права людей. Тысячи и тысячи мужчин и женщин боролись и умерли ради появления этого демократического видения, космополитической толерантности и всеобщего плюрализма, проходившего под лозунгом: «Я могу не соглашаться с тем, что вы говорите, но я до смерти буду защищать ваше право говорить это».
Это явление также было радикально новым в любом крупном масштабе. В ранних греческих демократических городах-государствах совершенно не было этого универсализма. Позвольте напомнить, что в греческих «демократических государствах» каждый третий был рабом, а женщины и дети фактически считались таковыми; аграрный способ производства не может обеспечить освобождение рабов. Город Афины, как и все города-государства, имел своего особого мифического бога или богиню, которые покровительствовали городу. И поэтому обвинения, которые выдвинули Афины против Сократа, звучали так: «Сократ виновен в том, что отказывается почитать богов государства». Приговор заканчивался требованием смертной казни в качестве наказания.
Сократ предпочел разум мифу и добровольно выпил чашу с ядом. Пятнадцать столетий спустя мир вновь вернулся к этому спору, только на сей раз государство вынудило богов выпить чашу с ядом, и после смерти тех богов возникли современные демократические государства.
Бедствия современности
В: В качестве хороших новостей мы можем, я полагаю, назвать развитие самой науки.
КУ: Да, внесение различий в Большую Тройку позволило появиться рационально-эмпирической науке, над которой не властвовали жесткие мифические догмы. Эмпирическая наука, что означает рациональность, связанную с эмпирическим наблюдением, впервые начала процветать в многочисленных культурах.
По поводу эмпирической науки могут быть небольшие споры, но по поводу сциентизма... да, сциентизм — это совершенно другой зверь. И здесь мы могли бы также обратиться к плохим новостям, которые заключались в отказе объединить Большую Тройку. Сознание, мораль и наука были действительно освобождены от магических и мифических допущений; каждая из этих областей была наделена своей собственной властью, своей собственной истиной и своим собственным подходом к Космосу, и каждая могла сказать нечто одинаково важное.
Но к концу восемнадцатого столетия быстрое и действительно беспрецедентное развитие науки начало рушить всю эту систему. Прогресс в этой области начал затмевать, а затем полностью отрицать ценности и истины областей «я» и «мы». Большая Тройка начала распадаться и становиться Большой Единицей: эмпирическая наука, и только наука; могла высказывать окончательную истину. Так возник сциентизм, что означает, что наука не только стремилась раскрыть свои собственные истины, но и начала отрицать, что вообще существовали какие-то другие истины!
Начиная с восемнадцатого века, левосторонние внутренние измерения были сведены к их правосторонним эмпирическим коррелятам. Только объективные «это», имеющие простое местоположение, были «подлинно реальны»! Все внутренние измерения, во всех холонах, человеческих и иных, были полностью уничтожены, и призрак в машине начал издавать свой грустный и одинокий стон, тем более жалобный, что у него не было даже сил привлечь внимание.
Когда только объекты с простым местоположением являются подлинно реальными, тогда сам разум полностью становится tabula rasa, совершенно чистым листом, который впоследствии заполняется картинками или представлениями, отражающими эту единственную реальность: объективную и чувственно-воспринимаемую природу. Нет никакого подлинного Духа, нет никакого подлинного разума, есть только эмпирическая природа. Нет сверхсознания, нет самосознания, остались только подсознательные процессы, которые бесконечно и бессмысленно проносятся в системе переплетенных «это». Великая Холархия разрушилась, как карточный домик под порывом ветра, и на ее месте теперь находится только сеть природы с простым местоположением.
Таким образом, добро пожаловать в современность, в мир Нисходящего принципа. Вся истина, которую можно подлинно познать, — это истина моноприроды, объективных и эмпирических процессов, и для этого совершенно не требуется методов Восходящего пути. Нисходящая сеть поверхности, мир троглодитов, пустой до самого основания.
Инструментальная рациональность: мир «это»
В: Кажется, что реальна только материя. Как и почему наука забыла про другие области?
КУ: Все выдающиеся ученые эмпирической науки — Кеплер, Ньютон, Гарвей, Кельвин, Клаузиус, Карно — были захвачены теми массовыми преобразованиями, которые были вызваны индустриализацией. И наука, и производство были связаны с областью «это», так что они опирались друг на друга в порочной спирали, отталкивая все другие заботы на периферию. Другими словами, область «это» имела двух очень мощных защитников — достижения эмпирической науки и власть индустриализации.
Технико-экономическая основа общества (нижний правый сектор) устанавливает конкретные формы, в пределах которых культура развивается и может развиваться. Основа не определяет культурную надстройку в том сильном смысле, который предавали этому утверждению марксисты, но она действительно устанавливает различные пределы и возможности (например, фактически невозможно объявить рабство вне закона при аграрном производстве, и также невозможно доказать равноправие женщин).
Теперь базисом инструментального производства была индустриальная основа. Конечно, такую роль уже выполняли лук и стрелы, затем мотыга, затем плуг, но как насчет парового двигателя? Или двигателя внутреннего сгорания? Двигатель, машина, во многом были простой эволюцией производительных сил и в этом смысле стояли в одном ряду вместе с первым камнем, поднятым для удара, или первой палкой, использовавшейся как копье. В этом смысле в индустриализации не было ничего такого, что было бы радикальным разрывом с прошлым — мужчины и женщины всюду и всегда искали способы обеспечить свои основные потребности при помощи инструментов. Но по мере того как развитие этого сектора становилось все более сложным, растущая власть машины индустриальной основы сделала инструментальное производство принципиально важным вопросом.
Культура развивает свои возможности в пределах технико-экономической основы. И в рамках индустриального базиса развивался производительный, технический и инструментальный менталитет, мировоззрение, которое почти с необходимостью делало «это» доминирующей областью.
Сегодня многие критики склонны связывать большинство проблем с индустриализацией. Она считается причиной механистического мировоззрения; она ответственна за разрушение органической культуры; за создание аналитического и фрагментарного мира; за разрушение единства общества; за экологические катастрофы; за крах религиозного сознания.
Я не думаю, что это действительно основные проблемы. Я считаю, что все они полностью производны. Центральной проблемой является то давление, которое эта производственная основа оказывает на сознание, чтобы оно уделяло внимание области «это». То есть власть индустриализации вкупе с достижениями эмпирической науки призывает людей выбирать тот мир, в котором реальны только «это». Все остальное является следствием этого выбора. Все другие проблемы происходят от этой проблемы.
Область объективного разрасталась, как раковая опухоль, патологическая иерархия вторглась в области «я» и «мы», колонизировала их и начала доминировать над ними. Моральные решения культуры были быстро поставлены в зависимость от технических решений науки. Наука решала все. Все проблемы в областях «я» и «мы» были сведены к техническим проблемам в области «это». Наука не только начала решать все проблемы, она начала решать то, что было основной проблемой, — она начала определять, что было реально, а что не было.
В: Значит, проблема состояла не в том, что новая наука была ориентирована на анализ и разделение, а не на синтез и объединение?
КУ: Абсолютно нет. Проблема состояла в том, что и атомистическая наука, и целостная наука были «измами» из объективного мира. Обе внесли свой вклад в разрушение. Атомистические «это», целостные «это» — один и тот же кошмар.
В: Но от представителей «новой парадигмы» мы постоянно слышим о том, что мы живем в раздробленном мире, потому что «старая ньютоновская» наука была механистической, аналитической и атомистической, и эти аналитические понятия заполонили общество и вызвали его разделение. И все, что теперь требуется от общества, — это принять новые холистические науки, начиная от квантовой физики до теории систем, и это избавит нас от разделения. А вы говорите, что и атомистическая, и холистическая наука — один и тот же кошмар.
КУ: Да, правильно. Когда наука объявила, что ее собственная миссия является единственной реальной, то она также объявила, что область «это» является единственной реальной областью. Эмпирический мир монологической природы был единственной реальностью. Люди были неотделимой частью этой сети природы, и, таким образом, люди также могли быть познаны эмпирическим, объективным способом. Вы хотите увидеть мысли и сознание? Не говорите со мной, просто вскройте черепную коробку и посмотрите на мозг. Это и есть монологический взгляд.
Идея заключалась в том, что мозг является частью природы, а так как только природа реальна, сознание может быть обнаружено путем эмпирического исследования мозга — это ужасное сведение сознания к монологической поверхности.
В: Но мозг действительно часть природы!
КУ: Да, мозг — это часть природы, но сознание — не часть природы. Разум, или сознание, является внутренним измерением, которому во внешнем мире соответствует объективный мозг. Разум — это «я», мозг есть «это». Разум может быть изучен только при помощи самоанализа, общения и интерпретации. Вы можете смотреть на мозг, но с разумом вы должны говорить, а это требует не только наблюдения, но и интерпретации.
Все внутренние измерения были полностью опустошены. Внутренняя глубина растений, китов, волков и шимпанзе испаряется под опаляющим пламенем монологического взгляда. В итоге вам остается только эмпирическая природа, монологическая природа, лишенная своих природных качеств, пустая раковина разрушенного Космоса: все «я» и все «мы» сведено к взаимосвязанным «это», к сети простого местоположения.
Конечно же, сознание не обладает простым местоположением. Оно существует на своих собственных уровнях глубины, которые познаются изнутри, которые доступны при помощи интерпретации и которые постигаются во взаимном понимании, основанном на искренности. И так как ни один из этих феноменов не обладает простым местоположением, то если вы попытаетесь понять внутреннего зверя, просто нанося на карту его эмпирические и объективные следы, то вы упустите саму сущность этого животного. А затем вы просто упорядочиваете свои онтологические холархии на основе физических величин — порядок размера приходит на смену порядку значения. Теперь единственные «уровни», которые вам доступны, формируются с учетом главным образом размера: атом — это часть большей молекулы, молекула — часть большей клетки, клетка — часть большего организма, организм — часть большей биосферы. Такова ваша целостная системная карта.
И здесь вы совершаете ошибку, которую Уайтхед называл ошибкой простого местоположения. А именно, если нечто не может быть найдено в физическом пространстве, тогда это не «подлинно реально». Вы можете определить местоположение Геи, значит, она существует. Вы можете определить местонахождение клеток, значит, они существуют. Вы можете определить местоположение мозга, значит, он существует. Вы можете указать местонахождение биосферы, значит, она существует.