Социальное в природе человека

Существование человека как личности, как изолированного “Я”, невозможно вне отношения к другим людям. Познание человека самим себя как одна из важнейших и отличительных черт человеческой психики может быть осуществлено только через другого человека, через относительное познание. Ухтомский писал: “С того момента, когда однажды откроется человеку, что есть вне его равноценное ему лицо человека, он сам впервые из антропоида начнет преображаться в человека! Все в его жизни и он сам преобразятся!” [8]. Нравственное сознание человека существует только в контексте его поведения. Любое действие человека является прежде всего сознательным, целенаправленным действием, взятым в неразрывном единстве субъективных побуждений и общественно значимых последствий. В человеке эти начала существуют в качественном определении потребностей, в разделении их на “эгоистические” и “альтруистические”, доминирующая роль каждой из которых в иерархии социальных потребностей определяет и ту или иную духовную конституцию личности. Некоторые философы [28] считают что отношения “мы” и “они” глубже и первичнее, чем отношения “Я” и “ты”. “Я” и “Мы” становятся двумя разными началами, двумя разными линиями в истории нравственных исканий, как отражение личности и общества. Нравственное сознание личности — это отражение всего духовного мира человека, взаимоотношений в нем “Я” и “Мы”, степени его устремленности к служению обществу, другим людям. Ум, не одухотворенный нравственным началом, может стать для других людей источником бед. Ухтомский предостерегал о том, чтобы индивидуализм, сыгравший свою положительную роль в деле становления личности как таковой, при определенных социальных условиях не выродился бы в убогий потребительский эгоизм. В человеческой личности должно быть гармоническое единство этих двух начал, представляющих интересы личности и общества. Он писал: “Когда говорят: “Мы” расширяют свое “Я”, включают в свою жизнь того человека, с кем чувствуют себя вместе в том или ином отношении и за которого готовы нести ответственность, как за себя. Когда же перестают говорить “Мы”, это значит, что прежняя общая жизнь прекратилась, и выделившийся из “Мы” человек рассматривается уже как законченное объективное: ибо там, где Мы никогда не закончено, всегда для нас движется, исполнено надежды и будущего, всегда мы готовы взять на себя ответственность за это наше волнующееся субъективное, уповающее на будущее! Когда любят, то более всего стремятся к тому, чтобы быть и жить вместе, т.е. говорить о себе и о любимом: “Мы”. И о Природе в целом, пока мы чувствуем себя ее участниками и родными, мы чувствуем и говорим: “Мы”, т.е. “мы с Природою”. И тогда мы в самом деле ее участники, ответственные за нее! Величайший разрыв, происшедший в человеческом духе, случился тогда, когда однажды человек противуположил себя принципиально “среде”, “объекту”, “природе”. Тут он порвал любовную связь с нею, общую жизнь с нею, любовную ответственность за нее. И он дошел до провозглашения, будто его призвание в “борьбе с природою”. Во имя чего? Если во имя добра в ней, то это хорошо, ибо это — стремление добиться добра в ней, чтобы хотя некогда стать с нею “мы”. Но ужас в том, что говорят о принципиальном противоположении человека и природы, когда заранее признается, что нет у них ничего общего, и тем более общего Добра! Тогда борьба человека становится лишь во имя свое, человеческое, во имя удобства, счастия, комфорта. И тогда для самого человека наступает то роковое, бесконечное оскудение духа, когда он умирает от изсякновения любви посреди своего Вавилона. Воистину “умер от голода посреди пищи и от жажды — посреди реки!” [9].

Мир бесконечен — бесконечен и процесс познания человеком этого мира и самого себя. Уже древние греки в истории заговорили о необходимости развития индивидуалистической культуры. Но, сформулировав идею гармонической развитости человеческой личности, они предусматривали гармонию телесного и духовного, неразрывность красоты и нравственности. Ухтомский отстаивал идею постоянного прогрессивного роста личности. Отстаивая принцип, что “природа наша делаема”, он поставил задачу заложить основы представлений о “новой природе человека”, где главным был тезис: “Человек — мера всех вещей” и призыв к духовному творчеству. Все потребности (по П.В.Симонову [29] делятся на потребности сохранения (где удовлетворение происходит в пределах нормы) и потребности развития (где желаемое удовлетворение превышает пределы нормы). Здесь мы видим две тенденции — приспособительную, направленную на поддержание устойчивого “гомеостаза” организма, и преобразовательную, предусматривающую активный выход организма за пределы своего, природного “Я” и прогнозирование тех изменений в самой среде, которые могут обеспечить человеческий прогресс. Ухтомский справедливо заметил, что “человеком нельзя стать, им можно лишь делаться”. Самоопределение личности — динамический процесс, продолжающийся всю жизнь. “Личность, как и история, — пишет И.С.Кон, — всегда остается незаконченной, незавершенной, она есть проекция, творчество, поиск [26, с. 184]. Таким образом, общение людей есть не просто действие, но именно взаимодействие, предусматривающее не превращение другого человека в “объект”, а сохранение за ним всех качеств “субъекта”. Недаром слово “друг” в переводе с латинского означает “другое-Я”. Именно в процессе межличностного взаимодействия происходит не просто обмен информацией, но усвоение присущих другому человеку установок, что расширяет границы самой воспринимающей личности.

Огромный интерес представляют в наши дни сформулированные Ухтомским законы общения, лежащие в основе психофизиологического и нравственного поведения человека. Это закон Двойника и закон Заслуженного собеседника. Ухтомский считал, что восприятие мира чрезвычайно разнообразно и изменчиво не только применительно к разным людям, но и у одного и того же человека в разные моменты его жизни — все зависит от содержания владеющих человеком в данный момент доминант — главенствующих “векторов” нашего поведения и мышления. Каждый человек воспринимает объективную реальность сквозь призму своих собственных доминант, в которых запечатлены не только насущные потребности данного момента, но и весь прошлый опыт взаимоотношений человека с миром, эмоционально-ценностная оценка всего пережитого им. Все это приводит к избирательной целенаправленности нашего восприятия, формированию внутреннего, сугубо индивидуального, субъективного мира человека. Как говорил Ухтомский, то, что мы воспринимаем, поистине заслужено нами. Несмотря на то, что индивидуализация человека есть величайшее приобретение природы, лежащее в основе творческого преобразования мира, — это своего рода “палка о двух концах”. Если индивидуализация человека приводит к эгоцентризму, к потере связи с миром, к потере ощущения “Мы”, разрушению живительных связей с другими человеческими лицами — неминуемо приходит консерватизм и регрессия самой личности. Когда человек оценивает окружающий мир с точки зрения своих собственных доминант-интересов и своих мыслей об этом мире, когда упорно считает свои закостенелые, устоявшиеся оценки и понимания единственно истинными, то закрывается возможность подлинного познания бытия, а вместе с тем заканчивается активное, творческое, созидающее развитие личности. Рушится сама суть человеческих взаимоотношений, ибо общество основано на общении, и столь необходимый для нормальной жизни общества диалог между людьми заменяется замкнутым, безвыходным, неплодотворным монологом, при котором человек, приписывая свой индивидуальный опыт мировосприятия другому и нисколько не считаясь с его собственным содержанием, тем самым начинает видеть в другом не своеобразную и автономную личность (Собеседника), а свою собственную копию — своего Двойника, который удобен для него своей непротиворечивостью. Ухтомский рассматривая подобный тип духовной организации, видел его основу в том, что все морально-психологические реакции человека замыкаются в первую очередь на себя, на удовлетворение собственных потребностей и интересов, собственных доминант, через призму которых и воспринимается весь окружающий мир. Ухтомский писал: “Вот трагедия человека: куда и к кому ни приведет его судьба, всюду приносит он с собою себя, на все смотрит через себя и не в силах увидеть того, что выше его!” [9]. У таких людей “оскудевает, прежде всего, способность выйти из себя к подлинному содержанию окружающего бытия, все время заявляет себя свое “я”, — около него концентрируется и обобщается опыт жизни” [10]. Ухтомский писал: “Понимание” действительности надо еще заслужить. Нет ничего вреднее той иллюзии понимания друг друга, которою мы живем в обыденной жизни Вот это и есть великая проблема Двойника в своих интимных истоках, когда собеседник заперт за семью печатями, и нет выхода к лицу человеческому, как оно есть с его потребностями и исканиями” [11]. При таком миросозерцании человек оказывается одинок и замкнут в рамки безысходного и потому бесплодного общения со своим “двойником”. “Когда человек становится в отношении природы слепым и глухим, замкнутым на себя эксплуататором, это значит, что таковым же он является и в отношении Собеседника! Он уже никого более не может видеть, кроме себя, и обречен на сожительство с одним лишь своим Двойником”, — писал Ухтомский [12]. Жизнь такого человека превращается в пустое топтание на месте, бесплодное круговращение в пределах ограниченного мещанского мирка. Если подобный тип оценки и анализа других людей становится устойчивым и привычным, то и весь окружающий человека мир наполняется “двойниками”, а сам человек оказывается одиноким и замкнутым в рамки безысходного и потому бесплодного общения со своим “двойником”. Эту тенденцию психофизиологии можно назвать эгоистической. Вторая тенденция — альтруистическая — состоит в изменении своих личных, эгоистически-замкнутых доминантных установок во имя другого человека, а в конечном счете и на благо самого себя. Ухтомский подчеркивал, что человек — существо общественное, и потому потребительское отношение к человеку, когда другой человек выступает в роли объекта, используемого для достижения каких-то своих, сугубо личных целей, должно смениться ценностно-познавательным отношением к нему, как к равному себе, но автономному “субъекту”. А.А.Ухтомский выше всего ценил в человеке “раскрытость души к реальности”, позволяющую человеку быть “многоочистым” в этом мире, видеть и понимать людей такими, какими они есть, бесконечно ценя всю неповторимость и уникальность каждой человеческой личности. “Это сосредоточенное собеседование, — писал Ухтомский, со встречным лицом и лицами, когда они читаются до глубины и потому получают ответы на свои дела, которые для них самих еще не поняты, а только носятся в досознательном и готовятся открыться Настоящее собеседование есть дело трудного достигания, когда самоутверждение перестает стоять заслонкою между людьми” [13]. Надо научить людей общаться, научить слушать другого, даже в ущерб своей точке зрения. Нам всем надо учиться ценить в другом человеке его самобытность и неповторимость — надо дать ему право быть другим. Это тенденция гораздо более высокого порядка, направленная не на покой и самоудовлетворение, а на активный труд созидания и преодоления самого себя ради всегда обновляющейся и обновляющей человека встречи с другим. Для того, чтобы вырваться за пределы своих личных эгоистических, замкнутых доминант, необходимо прорвать свои границы и добиться выхода в открытое море — к “ты”, к живому “собеседнику”, надо научиться видеть в каждом человеке “живое лицо”, неповторимую более в истории личность, нужно заменить привычную ориентацию исключительно на себя, обеспечивающую самоудовлетворение, самоуспокоенность, свой личный душевный комфорт, ориентацией на “лицо другого”. Это требует не только выхода из своих собственных, замкнутых на себя доминант, но и создания новой, открытой доминанты — “доминанты на лицо другого”, которую Ухтомский называл главной доминантой человечества, основой новой природы человека, открывающей ему бесконечные пути и горизонты для творческого развития мира. И этот процесс может проходить необычайно трудно, с большим упорством, и поэтому требует огромного труда, порой в течение всей жизни. В “доминанте на лицо другого” Ухтомский справедливо видел высший принцип (одновременно психологический и нравственный) человеческого общения.

Пожалуй, одна из самых жгучих проблем нашего времени — преодолеть разобщенность, обрести дар слышать, понимать друг друга. Ухтомский писал: “Культивировать” можно все Культура защитных рефлексов и самоутверждения направлена по существу своему на эгоцентризм, на противопоставление себя миру и людям, на отбрасывание “раздражителей”, на самооправдание самого себя во что бы то ни стало и, во всяком случае, эта настроенность не может быть прогрессивной, расширяющей человека, обогащающей его узнаваниями. В своем конце она антиобщественна, индивидуалистична и ведет к сужению человека, к распаду общества Рефлексы доверчивого сближения со средою, экспансии, культивирование реакций сближения с раздражителем, вящего соприкосновения с ним ради его более близкого распознавания и узнавания, — вот существенно другое направление деятельности, противуположное эгоцентризму и самодовольному самообихаживанию, обещающее одновременно и постоянный уход от себя, постоянное простирание вперед, постоянное узнавание нового вокруг и выше себя, а также — собеседника, друга и общества” [14].

Для человека каждый день должен стать открытием чего-то нового в окружающем мире и в самом себе. “Каждый новый человек, — писал Ухтомский, — новое открытие. Новое содержание открывающейся истины. Новый кусок живой истины. Чем более он тебе противоречит, тем лучше. Ибо это значит, что он зовет тебя из твоей ограниченной и уравновешенной, устоявшейся абстракции, к новому, еще не оцененному” [15].

Важной чертой поведения личности является нравственная воспитанность — способность человека к сопереживанию, к “моральному резонансу”, к сочувствию. В воспитании человека должно обязательно присутствовать воспитание в нем определенной “культуры чувств”. “Не о “борьбе за существование”, а о борьбе за существование в Красоте, вот о чем надо говорить, как об общем принципе бытия! Не о жизни как таковой, а о жизни в Красоте! Звать надо не к морали, а к красоте. Говорить не о морали, а о Красоте. Тут более любви и конкретности”, — писал Ухтомский [16]. Но вместе с тем он подчеркивал, что гуманизм и человеколюбие не должны и не могут быть абстрактными — добро должно быть активно. “Все христианство живет противопоставлением тому, что фактически сложилось, того, что требуется сердцем. Можно сказать, что требованием радикального преображения мира живет каждая христианская душа в противовес тем, кто согласен подчиниться стихиям мира! Значит заблуждение не в том, что поставлено требование изменить мир, а в том, что аргументом такого изменения поставлено самоутверждение вместо любви, и двойник поставлен на место собеседника! — писал Ухтомский [17]. Любовь, по Ухтомскому, является главным оружием в борьбе за нравственное совершенство человека: “Вот секрет: когда человек подходит к вещам и другим людям с любовью, он приобретает силы посмотреть на них выше себя и независимо от своих недостатков. Когда же он смотрит на них более или менее из вне, чуждо и угрюмо, то уже наверное толкует и понимает их в меру своей глупости” [18].

Выработанный Ухтомским в противовес двойнику закон Заслуженного собеседника, как один из основных законов нравственного поведения человека, в качестве главного момента предусматривает идеализацию другого лица. “Не жалейте о днях и часах идеализации жизни, которые Вы пережили, — писал Ухтомский. — Вы были счастливы тою гармониею, которою была для Вас действительность, благодаря именно Вашей идеализации. Помните, что именно идеализация приближала Вас к подлинной действительности!” [19]. И далее: “Представление мое о моем собеседнике, это гипотетический проект человеческого лица, составленный мною по интерполированным данным опыта и ради практической потребности войти в соприкосновение с данным лицом, жить с ним, делать с ним общее дело Собеседник твой таков для тебя, каким ты его заслужил! Тем, что не заканчиваешь его образа и не произносишь над ним окончательного суда, открываешь себе возможность его идеализировать, любить, проектировать и осуществлять вместе с ним новую лучшую жизнь! Строить и расширять жизнь и общее дело можно лишь с тем, кого любишь; любить можно лишь того, кого идеализируешь; а идеализируешь лишь того, относительного кого ты допускаешь возможность лучшего и большего, чем он кажется сейчас; т.е. прогрессивная, ширящаяся, взаимно спасающая жизнь возможна лишь с тем собеседником, которого ты интерполируешь и проектируешь лучшими чертами, которые ты можешь почерпнуть в своих собственных нравственных ресурсах!” [20].

Секрет истинного общения Ухтомский видел в том, что “собеседник всегда нов, всегдашний источник научений, никогда не уходит из области опыта в область решенных абстракций” [21]; “Общение с собеседником и есть процесс живой переинтеграции личного образа, взаимной оценки и понимания друг друга, которое непрестанно подвижно и непрестанно растет. Законченный интеграл, или “решенный интеграл” лица достигается лишь там, где лицо умирает фактически — материальною смертью, или утратою нашего интереса к нему” [22].

Ухтомский подчеркивал, что в процессе воспитания человеческой личности большую роль играет та обстановка, в которой проходит формирование индивидуальных качеств человека, он отмечал существенное влияние вещей, быта, обстановки на склад поведения человека: “Поведение создает быт. Быт подкрепляет поведение. Это выражение доминантного цикла” [23]. Поэтому, по словам Ухтомского: “если хочешь образовать в себе определенное поведение, определенный строй восприятия, определенный склад опыта, свяжи себя определенным бытом” [24], т.е. для того, чтобы “направить в определенное русло поведение и саму интимную жизнь людей, надо овладеть физиологическими доминантами в себе самих и в окружающих” [30, с. 195–196].

Ухтомский не раз останавливался на вопросе об уровнях и степенях “свободы” в поведении человека. Учитывая глубокую детерминацию человеческого поведения общественно-историческим бытием, “свобода выбора” становится для человека “познанной необходимостью”. В каждом “образе-цели” незримо присутствуют как должное, так и желаемое, на основе которых человек и планирует свою деятельность. Должное при этом остается движущим мотивом и направляющим стержнем всего процесса самовоспитания и в момент выработки установки, и в момент реализации программы. В человеке всегда присутствует конфликт долга-обязанности и желания, которые Ухтомский сопоставлял со взаимодействием длинных и дальнозорких рефлексов на расстоянии и ближайших контактных рефлексов на мелочи текущих, ближайших впечатлений в нашем поведении. Разрешение противоречия “хочу” и “должен” является движущей пружиной нравственного роста личности и в поведенческом плане, и в плане личного самосовершенствования. Ухтомский говорил о том, что человек должен в своем поведении владеть навыками нравственно-психологического самоконтроля. Способность к самокритике является критерием нравственной зрелости личности. Ухтомский писал: “Очень циничное миропонимание и очень циничное понимание общественных отношений в пределах того, что успел усвоить, т.е. в пределах коротких рефлексов и легко обозримых зависимостей Итак, надо еще знать себя, свой состав и степень ценности для бытия — прежде чем поставлена, в качестве нормы, аксиома: делать “вещи в себе” “вещами для меня”! С самокритики надо начинать! Иначе получится бедствие в том смысле, что в том, что усвоено, свинство обеспечено, идем далее” [24]. Самоотчет человека в его личных делах и его личной роли посреди вещей и собеседников, по Ухтомскому, предусматривает “систематический пересмотр своего текущего содержания и текущих связей с окружающими обстоятельствами. Пересмотр и пропуск через пристальную и беспощадную критику с разных сторон всего своего прошлого и настоящего с переоценкой всякой детали, — вот несравненное условие для подлинного узнавания, а затем и познания самого себя. Вне этого оружия действительной самокритики мы имеем весьма мало обещающую позицию всего нового и нового самооправдания, все нового и нового самоутверждения, которым обрастает человек все далее, все более и более застилая им свои глаза от подлинного понимания того, что есть. Когда древние говорили: “познай самого себя”, они имели в виду не отвлеченный метод, не теоретическую задачу, а самую конкретную и ежечасную внутреннюю работу пересмотра каждым самого себя для проникновения в подлинную рецепцию к тому, в чем твое ответственное влияние на жизнь и на людей в самом непосредственном твоем окружении. Настоящее познание это то, которое способно практически рецепировать ответственное содержание и внутренний смысл каждого данного переживаемого момента, чтобы не опустить сделать требующееся им! А для этого оно должно быть в самом деле “многоочистым”, чтобы видеть и прошлое и текущее и предстоящее с оценкой своего участия в нем” [25].

Литература

1. С.-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (в дальнейшем Архив РАН), ф. 749, оп. 1, № 110.

2. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 58, л. 11–14.

3. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 42, § 264.

4. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 148, § 193.

5. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 90, § 58.

6. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 42, § 209.

7. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 145, § 4.

8. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 145, § 46.

9. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 42, § 11.

10. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 42, § 5–а.

11. Архив РАН, ф. 749, оп. 1, № 42, § 101.