Профессор Н. Н. Фиолетов и его книга

Развитие фундаментальных наук, давшее нам новое знание о природе вещей, заставило и богословскую мысль предлагать новые, неслыханные прежде положения. Само стремление примирить устоявшуюся церковную традицию с вызовом современного мiра может привести к нежелательным последствиям. Главная опасность такого рода апологетики заключается в том, что защитник православного апостольского Предания сам незаметно для себя может потерять причастность к той священной традиции, которую взялся было защищать. Об этом предупреждал нас св. апостол Павел: Темже убо братие, стойте и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим (2 Сол. 2, 15).

Несмотря на апостольское предостережение, не укорененные в церковном Предании эволюционистские идеи, как якобы «более научные», увлекают некоторых авторов. Если бы подобные попытки могли быть оценены как продолжение святоотеческого духовного наследия, как творческое развитие православного богословия в духе верности Преданию – следовало бы только порадоваться. К сожалению, нам не известно ни одного примера, когда эволюционистское прочтение Библии сохранило бы верность апостольскому православному учению. Новое богословие «христианских эволюционистов» не только не вытекает из прежнего церковного наследия, но резко диссонирует с ним.

Одним из известных трактатов такого рода следует назвать труд профессора Н. Н. Фиолетова «Очерки христианской апологетики» [160]. Эта работа явно по опрометчивости рекомендована к изданию Отделом по религиозному образованию и катехизации Московского Патриархата. Похвальное слово к труду написал прот. Глеб Каледа, оценивший его как цельный курс христианской апологетики. Отец Глеб заметил, что единственным «недостатком этого курса является слабо разработанный справочный аппарат, что вполне понятно, если учитывать условия жизни и творчества автора» [160, с. 17]. Епископ Василий (Родзянко) также отмечал, что рукопись Н. Н. Фиолетова «не цитирует ни Василия Великого, ни Григория Богослова, ни Григория Нисского, ни Евагрия» [21, с. 155].

Без сомнения, подвижническая духовная деятельность в условиях обысков, ссылок и репрессий, которую вел Николай Николаевич Фиолетов в 30-е – 40-е годы, вызывает почтенное отношение к его личности. Читатель должен понимать специфику и трудность написания книги. Но даже если бы отмеченный о. Глебом изъян в «Очерках христианской апологетики» оказался действительно единственным – следовало бы признать, что для богословского трактата отсутствие ссылок на Святых Отцов не является простым упущением, которое легко оправдать тем, что «спецхраны для опального профессора были недоступны» [160, с. 17].

Для такого ответственного богословского труда, как курс апологетики, не только желательно, но необходимо ставить вопрос о соответствии его содержания догматическому православному вероучению. Практически полное отсутствие ссылок на творения Святых Отцов в главе, посвященной теории эволюции (кроме одной-единственной цитаты из творений преподобного Исаака Сирина о сердце милующем в конце главы), заставляет читателя задуматься – а всегда ли отражает точка зрения автора традиционное православное понимание рассматриваемых вопросов? А можно ли найти подтверждение авторским положениям в духовном наследии Отцов Церкви? Не является ли иной утверждаемый тезис несовместимым со святоотеческим Преданием или даже противоречащим ему?

Очевидно, что без положительного ответа на эти вопросы может оказаться серьезной ошибкой рекомендация книги «к изданию и распространению в приходах, воскресных школах и других учебных заведениях Московского Патриархата» [160, с. 2].

2. Псевдо-православное содержание «христианского эволюционизма»

Профессор Н. Фиолетов пишет: «Основы христианской догматики исключают всякую мысль о противоречии между христианским мiровоззрением и самой идеей развития» [160, с. 77].

Здесь автор не уточняет, какое развитие он имеет в виду. Возрастает, то есть можно сказать «эволюционирует» каждый представитель флоры и фауны, не исключая и человека. Развивается численно популяция животных и растений, равно как и различных человеческих социальных групп, что опять-таки можно назвать «эволюцией». Таким образом, если под эволюционированием подразумевать вообще всякое изменение в мiре, то примеров «эволюционирования», не противоречащих «основам христианской догматики» можно привести немало.

Но теория эволюции биологических видов, о которой преимущественно говорит в своей книге Фиолетов, содержит учение о появлении новых видов от старых, в том числе Человека Разумного от некоего животного предка. При таком уточнении разговор о «христианской догматике» и «идее развития» следует вести более аккуратно и осмотрительно.

Развитие цыпленка в яйце до взрослого петуха к области догматики не относится и потому никак не противоречит церковному учению – в этом случае Фиолетов окажется прав. Развитие же обезьяны в человека Адама противоречит догматическому учению Церкви – и в этом случае Фиолетов не прав.

Н. Фиолетов пишет: «Представляется весьма затруднительным понять и осмыслить идею эволюции без предпосылок религиозных в конечном основании» [160, с. 77]. При этом он утверждает, что «только в библейско-христианском учении о творении мiра и об отношении мiра к Богу открывается смысл и жизненная необходимость идеи развития» [160, с. 77].

Здесь была бы уместна какая-нибудь библейская цитата, подтверждающая мысль автора, но никаких ссылок на Священное Писание не приводится. Нам затруднительно сказать, где в Библии может найтись подтверждение высказыванию профессора. Но нетрудно опровергнуть Словом Божиим это необоснованное утверждение. В книге Бытия говорится, что после сотворения водных и сухопутных живых существ, а также человека, Бог благословлял Свое творение словами: раститеся и множитеся (Быт. 1, 22 и 1, 28). Библия свидетельствует о Божьем благословении тварям не развиваться от вида к виду, но о размножении и распространении созданного по роду – а это вовсе не эволюция в понимании проф. Фиолетова. Никакой «жизненной необходимости идеи развития» Библия не содержит.

Так писал в «Шестодневе» и святитель Василий Великий: «Природа существ, подвигнутая одним повелением, равномерно проходит и рождающуюся и разрушающуюся тварь, сохраняя последовательность родов посредством уподобления, пока не достигнет самого конца; ибо коня делает она преемником коню, льва – льву, орла – орлу, и каждое животное, сохраняемое в следующих одно за другим преемствах, продолжает до окончания вселенной» [19, с. 139].

Фиолетов пишет: «По христианскому учению, мiрсоздан Божественным Разумом, дабы подняться до причастности абсолютному, божественному совершенству. Эта причастность не дается извне, а достигается путем внутреннего, свободного усвоения, свободного восхождения тварик Творцу. Вся жизнь твариполучает смысл именно как путь к восхождению, как путь к абсолютному совершенству» [160, с. 77].

Мысль довольно странная. Есть все основания считать, что такого учения Церковь не знает и никогда не знала. Фиолетов определенно говорит не о человеке, но о «мiре» и «твари». Если под «тварью» и «мiром» в этом контексте понимать животных или растения, то смысл вообще теряется. Какое для них возможно «свободное восхождение»? Какой «путь к абсолютному совершенству»? Вселенная и так создана добра зело (Быт. 1, 31), так что никакого дальнейшего «эволюционирования» в более совершенные формы ни для какой низшей твари Библией не предусмотрено.

Единственное исключение из всего живого творения, способное идти к «божественному совершенству» – это Адам. Но его «эволюционирование» прилично разуметь не в смысле биологическом – в другой вид или подвид – но в смысле духовном. К тому же ни в Священном Писании, ни в творениях Святых Отцов нигде не встречается даже намека на то, что у Адама могли быть предки среди низших животных. Духовная же «эволюция» Адама не затрагивает впрямую другие творения. Но тогда не понятно, каким же образом, согласно Фиолетову, через эволюцию Адама получается «свободное восхождение твари к Творцу»?

Если под «мiром» и «тварью» у Фиолетова понимать самого человека, то придется, подивившись странности такого словоупотребления, признать, что автор выражает вполне православную традиционную точку зрения, чуждую всякого эволюционизма. К сожалению, так понять Фиолетова невозможно, поскольку он пишет однозначно о биологической эволюции животных вплоть до человека. «Какие биологические выводы Дарвина ... могут встать в противоречие с истинами христианского вероучения? Сама идея эволюции, развития видов, ... не может рассматриваться как противоречащая христианскому учению о творении мiра» [160, с. 87].

Таким образом, проф. Фиолетов пытается выдать за православное свое собственное мнение об эволюционном восхождении твари к человеку и через духовное совершенствование последнего – к причастности твари «абсолютному божественному совершенству». Но согласовать такое воззрение с традиционным православным вероучением не представляется возможным. Идея развития животных видов до человека церковному Преданию чужда и неизвестна. Такая точка зрения не позволила бы даже назвать Бога Творцом всего видимого и невидимого, поскольку всякое создание оказалось бы не творением рук Божиих, но итогом некоторого длительного эволюционного процесса. Святитель Иоанн Златоуст, говоря о шестом дне творения, отмечал наличие в предшествующие дни творения не эволюционной картины развития мiра, но последовательного ряда божественных творческих актов: «Вся тварь в течение пяти дней созидаема была одним словом и повелением» [52, с. 60].

Про саму идею эволюционного развития мiра Фиолетов высказывается так: «Древний языческий мiр не знал этой идеи, чужда она была, как остается чуждой и сейчас, религиозно-философским мiровоззрениям Востока (индуизму и буддизму). Нехристианский Восток знает лишь круговорот вещей, циклически повторяющееся движение (“идея вечного возвращения”). Древняя Греция и античный мiр вообще, исходящий из языческих пантеистических представлений, мыслил себе мiр как замкнутое ограниченное целое, которому некуда развиваться» [160, с. 76–77].

С такой точкой зрения также трудно согласиться.

Теория реинкарнации, или «идея вечного возвращения», распространившаяся на Востоке, ставит каждой душе вполне «эволюционистскую» цель: как минимум добиться в следующем воплощении лучшей участи, то есть «сэволюционировать» вверх, а не деградировать вниз; и как максимум – достичь высшего предела в развитии, то есть перестать воплощаться и проходить новые круги жизни, «освободившись» от них через достижение нирваны.

Что касается греческой и прочей языческой мифологии, то в ней под именами и родословиями богов и героев выражено вполне эволюционистское мiровоззрение: становление вселенной от хаоса к космосу. Более старшие боги символизируют первичные стихии, более молодые – детализируют картину развития мiра до конкретных географических привязок, где в ручьях и рощах поселяются нимфы и дриады.

Выходит, что проф. Фиолетов ошибается дважды. Во-первых, когда отрицает наличие идеи эволюции в языческом мiровоззрении, и во-вторых, когда приписывает «библейско-христианскому учению» «жизненную необходимость идеи развития» [160, с. 77].

Православный» утопизм

Весьма сомнительной представляется концепция, изложенная Н. Фиолетовым в главе «Теория эволюции и религиозное мiровоззрение». Догматическое расхождение с церковным Преданием оказывается здесь принципиальным.

«Вся жизнь земного шара, вся жизнь человека, с христианской точки зрения, – утверждает Фиолетов – есть постоянное движение, развитие, конечной целью которого является “преображение мiра”, создание “нового неба и новой земли”, где будет “Бог всяческая во всех”» [160, с. 77].

Эта мысль более чем странная. Из того, что все на Земле, вместе с самой планетой находится в движении и развитии, вовсе не вытекает ни справедливость теории эволюции в ее астрономическом, геологическом и биологическом аспектах, ни тем более того, что якобы наш мiр естественным образом приближается к своему обожению, «преображению», благодатному состоянию. Такого ожидания Православная Церковь не знает. В книге Апокалипсис сказано не об эволюции мiра и человечества к лучшему состоянию, но о новом акте Божьего творения. И рече Седяй на престоле: се, нова вся творю (Апок. 21, 5). Так же точно совсем иное «неэволюционистское» содержание отводится в Священном Писании упомянутым проф. Фиолетовым «новому небу и новой земле». Видех небо ново и землю нову, первое бо небо и земля первая преидоста, и моря несть ктому. И аз Иоанн видех град святый Иерусалим Нов, сходящ от Бога с небесе, приготован яко невесту украшену мужу своему (Апок. 21, 1–2). Ясно, что в Откровении речь идет о Божьем творческом акте, а не о естественных силах Земли и ее обитателей.

Но совершенно не так понимает это Фиолетов. Для него Царство Небесное представляет собой естественный итог земной эволюции человека и вместе с ним всей твари. «В том грядущем “преображении” твари, “новом небе и новой земле”, которое является конечной целью христианства, находит себе место не только человек, но и “всякая тварь”» [160, с. 91].

Пытаясь подтвердить свою эволюционистскую концепцию, Фиолетов приводит стихи апостола Павла из Послания к Римлянам: Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих... И сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне (Рим. 8, 19, 21–22).

Однако святоотеческое толкование этих стихов также не подтверждает, но опровергает возможность эволюционного достижения Царства Небесного. Воспользуемся толкованием этих стихов святителя Феофана Затворника. Он приводит мнение Экуменияо том, что вся тварь ожидает будущей славы человека «потому что, быв создана нетленною, по причине грехов человеческих сделалась тленною, ибо и мы из нетленных сделались тленными. Итак, тварь желает, чтобы люди опять вступили в свое нетление, дабы и она могла получить свое нетление» [151, с. 504]. «Вступление в свое нетление» никак не есть дело эволюционирования, но дар по Божьей милости.

Подобно и мнение блаженного Феодорита: «Все это ожидает нашего явления в совершенстве и славе» [151, с. 504], и когда человек «через воскресение примет бессмертие, тогда и созданное для него получит также в удел нетление. Посему сказует апостол, что видимая тварь ожидает сего переворота, потому что она соделалась изменяемой не волею, но из любви к определению Создавшего. Видя же попечение о нас, надеется сего переворота» [151, с. 507]. И для человека, и для прочей твари освобождение от рабства тлению будет «переворотом», а не итогом постепенного эволюционирования.

Сам святитель Феофан Затворникпишет: «Тогда нынешнее состояние тварей изменится и будет применено к светлому состоянию восстановленного и обновленного человеческого естества. Тварь и ждет этого откровения во славе чад Божиих, обновленных и восстановленных потому, что с этим соединено ее собственное восстановление и обновление» [151, с. 504]. Итак, тварь не «эволюционирует», но «ждет» обновления и восстановления чад Божиих.

Невозможно согласиться с таким утверждением Фиолетова: «Церковное христианство насквозь исторично – вся миссия Церкви есть историческая подготовка Царства Божия» [160, с. 77]. Не отрицая историчности существования Церкви, следует заметить, что из нее нельзя делать эволюционистский вывод, будто Царство Божие разовьется из исторической Церкви. О земном царстве праведников мечтали не Святые Отцы и православные богословы, но еретики хилиасты. Царство Божие будет установлено Христом в Его Второе Пришествие, когда не все люди, но только праведники услышат: Приидите благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царство от сложения мiра (Мф. 25, 34).

Можно ли считать православным суждение Фиолетова: «Царство Божие есть завершение мiрового процесса» [160, с. 84]? Автор определенно пишет именно о процессе: «Мiр развивающийся тем самым еще не обладает абсолютным совершенством, а лишь идет к нему» [160, с. 84]. Церковное мнение ровно противоположное. Завершение мiрового процесса есть царство антихриста. Мiр идет отнюдь не к «абсолютному совершенству». Царство Божие никак не может вытекать из естественных и социальных предпосылок.

Если бы Царство Божие на земле могло быть достигнуто естественным образом посредством эволюционирования человеческого социума, то не нужно было бы ни Боговоплощение, ни Крещение Спасителя в Иордане, ни добровольное распятие и смерть Богочеловека на голгофском Кресте, ни сошествие Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы. Исповедуя «естественное» развитие Церкви как социальной структуры до божественного совершенства, Фиолетов вольно или невольно впадает в увлеченность идеями утопизма.

Сам полемизируя с утопическими идеями «научного коммунизма», тяжкие плоды которого претерпел в своей жизни, Фиолетов, не замечая того, под видом «христианской апологетики» предлагает вполне утопическое учение, причем совершенно чуждое христианству.

Глядя на ошибку Фиолетова, можно заметить, что неправославным окажется любое учение, ставящее утопическую цель – достижение естественными средствами состояния идеального совершенства. Не может быть «христианского социализма», «христианского коммунизма», «христианского фашизма». Не может быть и «христианского эволюционизма», провозглашающего своей целью достижение Царства Небесного. Принципиальным отличием евангельского учения о будущих судьбах мiра от всевозможных утопических учений является вера в реальность непосредственного Божьего действия в конце веков. Церковь учит о Страшном Суде, о Втором Пришествии Христовом – в противоположность теории эволюции, исповедующей веру в постепенное развитие к достижению совершенного идеала. Православные христиане веруют в «Господа Иисуса Христа ... паки грядущего со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца». Глобальное же развитие мiровых социальных процессов приводит «естественным» эволюционным путем к царству антихриста. Впрочем, этого беззаконника Господь Иисус убиет духом уст Своих и упразднит явлением пришествия Своего (2 Сол. 2, 8).

Слово о смерти

Профессор Н. Фиолетов пишет довольно много о грехе и зле, царящих в нашем мiре. Удивительно, что он в этой связи ни разу не упомянул наличия смерти, присущей человеку и всему живому. А ведь именно смерть является движущим фактором эволюции – одно поколение умирает, на смену ему приходит другое. Тема победы над смертью составляет главное содержание христианского вероучения, и эта тема Фиолетовым тщательно умалчивается и обходится стороной.

Если к эволюционистским мыслям Фиолетова добавить рассуждения о наличии смерти, то многие умозаключения окажутся очевидно несостоятельными. Приведем характерный пример. «Следствием греха и зла является и наличность в мiре, в данном его состоянии, элемента дисгармонии и противоречия. Эти проявления зла изживаются и побеждаются окончательно лишь в завершении процесса развития, лишь когда достигается абсолютная гармония бытия» [160, с. 84–85].

Главным следствием первородного греха стало не появление в мире «элемента дисгармонии и противоречия», но нечто более существенное – грех в мiр вниде, и грехом смерть (Рим. 5, 12). Хочется спросить автора: неужели смерть тоже победится в завершении эволюционного процесса развития вместе с «элементами дисгармонии и противоречий»?

В контексте темы о грехе христианину уместнее говорить не о мелких нестроениях и недомоганиях, но о смертной природе человека. Совершенно не понятно, что имеет в виду Фиолетов, когда пишет о «процессе развития», приводящем к «абсолютной гармонии бытия». Речь ведь идет о преодолении греховной природы человека и победе над смертью. Никакая эволюция, никакое развитие, никакой прогресс не приведут мiр к такому состоянию, когда последний враг испразднится – смерть (1 Кор. 15, 26). Это дело Божие, дело Самого Христа, Победителя смерти.

Провозглашенная Фиолетовым «абсолютная гармония бытия» не может быть достигнута, согласно церковному учению, естественными человеческими средствами. Если процесс эволюции способен победить зло, то зачем тогда нужна Голгофская Жертва Христа? Господь есть наш единственный Спаситель «от греха, проклятия и смерти» [159, с. 47]. Вера в эволюцию и прогресс застилает память о единственном спасении через крестные страдания Иисуса Христа и, фактически, подменяет собой веру в воплощенного Бога.

По сути, в книге Фиолетова здесь кончается апология христианства и начинается апология гуманизма.

Давая такую оценку «Очеркам христианской апологетики», мы ни в коем случае не отрицаем важности личного духовного подвига каждого христианина, о чем писал Н.Н. Фиолетов. Мы не отрицаем и похвального стремления к совершенству всякой верующей души, в согласии с евангельским призывом: Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5, 48). Не отрицаем и отраженного в житиях святых Божиих угодников благодатного преображения мiра вблизи праведников.

Но святые за свой подвиг удостаивались небесных венцов не «по праву» или по достижении определенного «уровня духовного развития». Угодники Христовы преображали мiр не столько своими силой и умом, сколько благодатью Божией, действовавшей в них и принесшей великий плод через смиренный труд послушников Господа. Так и апостол Павел, сравнивая себя с другими учениками Христовыми, писал: Паче всех их потрудихся, не аз же, но благодать Божия яже со мною (1 Кор. 15, 10).

Под духовное благодатное воздействие святых мужей подпадали и люди и бессловесная тварь. Но подобные примеры преображающего воздействия на мiр благодати Христовой, хотя и немалочисленны, но однако, не позволяют считать, что святость так разовьется и распространится на Земле, что постепенно приведет всех нас в Царство Небесное.

Святые Отцы смогли победить в себе многие страсти, но победить смертную человеческую природу смог один лишь Господь Иисус Христос, иже есть начаток, перворожден из мертвых (Кол. 1, 18). Никакая эволюция не способна изменить природу и совершить то, что способен сделать один лишь Бог.

Царство Христово будет не естественным следствием роста духовности, культуры и прогресса человечества, победившего грех и смерть – но Божиим установлением.

Приведем еще один пример рассуждений проф. Фиолетова, которые рассыпаются в прах, если, рассматривая их, вспомнить о смерти, царящей в нашем мiре.

Как ни странно, «Очерки христианской апологетики» содержат в себе вполне выстроенную апологетику дарвинизма: «Если рассматривать дарвиновское учение о происхождении видов только в плоскости естественнонаучной, ... нельзя найти таких положений, которые можно было бы логически правильно противопоставить истинам христианского вероучения» [160, с. 82]. Фиолетов риторически вопрошает: «В самом деле, какие биологические выводы Дарвина ... могут стать в противоречие с истинами христианского вероучения?» [160, с. 83]. Фиолетов приводит мнение самого Дарвина о его теории происхождения видов и соглашается с тем, что «теория эта, по его утверждению, совместима с христианским учением о творении так же, как всякая другая (! – свящ. К. Б.) биологическая теория происхождения видов» [160, с. 82].

Весьма странно и курьезно встречать такую ревностную апологетику дарвинизма в книге, посвященной защите Православия от нападок воинствующих атеистов. Автор готов принять и воцерковить без разбора всякуюбиологическую теорию происхождения видов. Послушать только, как христианин Фиолетов говорит о «целесообразности» естественного отбора: «В самом естественном отборе, даже и при том преувеличении его роли, которое мы находим в дарвинизме (заметим единственную критику дарвинизма – «преувеличение» роли естественного отбора! – свящ. К. Б.), несомненно обнаруживаются элементы конечной целесообразности» (160, с. 85). Развивая эту мысль, Фиолетов пишет, что «естественный отбор влечет за собой развитие и совершенствование видов, согласование с окружающей средой и порядком жизни природы», называет его «прогрессивным фактором» [160, с. 85].

Однако, все рассуждения в защиту даривинизма о великом значении естественного отбора раскалываются, как орех под ударом библейского слова: Бог смерти не сотвори, ни веселится о погибели живых. Созда бо во еже быти всем и спасительны бытия мiра (Прем. 1, 13–14). Бог не причастен смерти и Он не нуждался в ее использовании при творении многообразия видов живых существ. До грехопадения праотца нашего Адама смерти не было в природе, а значит не было и «естественного отбора». Так, по крайней мере учит Библия. Так же учат все Святые Отцы.

Размышления о смерти делают для православного христианина неприемлемым учение Дарвина, равно как и фиолетовскую попытку апологии дарвинизма.