Идеальное животное (The Dream Animal)

Теперь станет очевидно, что несмотря на драматические заявления в прессе, громогласно завершившие эпоху дарвинизма и недостающих звеньев, наш маленький эльф-гомункул ничего подобного не подтвердил. Даже если он и оказался на главной прямой, восходящей к человеку, - а это все еще чрезвычайно сомнительно, - он в настоящее время ничего не может нам рассказать о человеческом мозге. Он мал, он никоим образом не человек, а если и станет таковым, это случится через несколько миллионов лет. Никакие газетные заголовки не могут превратить маленькое создание из Тосканы в человеческое существо, не обращаясь к эволюционным изменениям. Те авторы, что крепко схватились за «маленького человека», дабы опровергнуть общие положения Дарвина, в лучшем случае называли его «недостающим звеном».

Необходимо, однако, изучить некоторые недавние обстоятельства этого вопроса, на которые я раньше уже обращал внимание: загадка, которая окружает развитие человеческого мозга. Один из самых проницательных философов заметил как-то, что правда о человеке – внутри него самого. Возможно так и есть, но сложность в том, чтобы достать эту тайну, если она действительно внутри, и правильно ее понять при этом.

Время от времени среди миллионов людей находится один шестилетний ребенок или подросток, которые умирают от старости. Причина этой любопытной болезни, известной как прогерия или раннее старение, совершенно неизвестна. Есть записи о полном облысении, сморщенной и обвисшей коже, наравне со старческими изменениями в сердце и кровеносных сосудах. Медицина зафиксировала в этих редких случаях невероятный рост скорости старения, но механизм, отвечающий за это, пока не открыт, хотя причина может находиться где-то среди желез внутренней секреции.

Эта напасть, какой бы редкой она ни была, обнаруживает загадочные часы в человеческом теле, которые могут спешить или отставать, удлинять жизнь или укорачивать ее и, как более заметные части нашей анатомии, они подверглись эволюционной селекции. Эти часы, однако, обладают еще более удивительным свойством: они могут повлиять на рост отдельных органов. Таким образом могли появиться некоторые особые животные черты животных, например, огромные рога ирландского лося или клыки-кинжалы саблезубого тигра.

У человека тоже есть своя специализация, более абстрактного и общего типа - его мозг. Если этот мозг, в два раза больший, чем мозг значительно более крупного животного гориллы, появляется в детстве, его рост должен происходить с большей скоростью, чем у ближайших родственников человека, - больших обезьян. Он должен вытягиваться, как гриб, за одну ночь, и этот ускоренный рост должен происходить в первые месяцы после рождения. Если бы это происходило у зародышей, человек уже давно бы исчез с лица земли – он в буквальном смысле не смог бы родиться. Даже в нынешней ситуации голова младенца создает относительные трудности при родах. Однако, когда мы рождаемся, размер нашего мозга (около 330 кубических сантиметров) лишь немногим больше, чем у детеныша гориллы. Вот почему человеческие и антропоидные младенцы выглядят так похоже в раннем детстве.

Несколько позже человеческий детеныш развивается удивительным образом. В первый год жизни его мозг утраивается в размере. Именно этот скачок, непохожий ни на что другое в зверином царстве, дает человеку его уникальные, человеческие качества. Если скачка не происходит, как в тех редких случаях, когда мозг не растет, в результате проявляется микроцефалия, булавочноголовость, а ребенок – идиот. Где-то среди секретов человеческого тела запрятан тот, что отвечает за время, отведенное на рост человеческого мозга. Если мы сравним наши мозги с мозгами приматов (признавая разницу в строении), мы не сможем еще понять, в какой момент времени или при каких эволюционных условиях настоящий предшественник человека начал выказывать это странное постнатальное увеличение мозга. Оно вывело его далеко за пределы доступного для его выживших сородичей. Как заявил уже ранее цитированный нами авторитетный ученый, доктор Тилли Эдингер из Гарварда, «мозг гомо сапиенс развился не из тех мозгов, с которыми его сравнивают в сравнительной анатомии; он развился среди гоминидов, на поздней стадии эволюции этой семьи, остальные члены которой вымерли».

Другими словами, мы можем взвесить, измерить и препарировать мозги сколь угодно многих обезьян. Мы можем многое узнать в результате, но не раскроем секрет человеческих часов. Он зародился в бактериальной плазме людей, и мы – единственные живые представители семьи. Когда мы размышляем, однако, о старом биологическом законе, что в определенной степени история развития индивидуума воспроизводит эволюционную историю группы, к которой он принадлежит, мы невольно задаемся вопросом, не представляет ли этот выдающийся рост мозга во младенчестве что-то отдаленно напоминающее геологическое прошлое человека – внезапный, потрясающий рост, достигнутый в относительно короткий период, с точки зрения геологии. Мы уже затронули эту тему в обсуждении спора Уоллеса и Дарвина. Посмотрим, что новые доказательства делают с фактами, изложенными в той главе.

Обсуждая значимость пилтдаунской подделки и ее влияние на спор Дарвина и Уоллеса, я привел консервативную геологическую оценку времени, необходимого для цепочки сменяющихся событий, которое мы обычно называем ледниковым периодом. Я указал на то, что почти все, что нам известно о человеческой эволюции, приходится на этот период. Хотя миллион лет может показаться большим промежутком времени в сравнении с несколькими тысячами лет фиксированной истории, в геологическом отношении, в эволюционном отношении это минутный щелчок на астрономических часах.

Среди иных форм жизни произошло несколько заметных трансформаций. В сущности ледниковый период был временем великого вымирания, особенно ближе к концу. Некоторые из огромных животных, чьи межконтинентальные миграции проложили первые дороги, по которым путешествовал человек, исчезли с лица земли. Мамонты, слоны умеренного климата, сбросили последние бивни рядом с уменьшающимися полотнами льда. Бизоны с длинными рогами, чьими стадами кормился человек несколько столетий безграмотных скитаний, остались в прошлом. Обезьяна, чьи останки со времен первого оледенения сложно отличить от случайных камней, к концу четвертого замерзания стала художником и странником, покорителем пяти континентов и хозяином всего.

Ничего подобного этому раньше не случалось; наконец завершилось доминирование животных над землей. К лучшему или худшему, рост или исчезновение лесов, расширение или уменьшение пустынь теперь все больше будет зависеть от прихоти хитрого и ненасытного создания, что таинственным образом выскочило в зеленые сумерки из лаборатории природы какой-то миллион лет назад.

Миллион лет – короткий промежуток, когда речь идет о прогрессе эволюции. Мы предполагаем, конечно, что до того, как стать человеком, это существо ходило на задних ногах, но есть все основания считать, что растущая кора головного мозга, который будет впоследствии считать звезды и ледниковые периоды, была темной и скудной в черепной коробке и могла быть не больше, чем у других обезьян. Однако миллион лет в истории жизни отдельно взятого активного вида вроде человека – долгое время, и могучие селективные силы должны были трудиться в то время, как ледяные полосы покрывали собой большие участки зон умеренного климата. Но предположим, только на минуту предположим, что этот период продвижения льда длился не миллион лет, предположим, что наши геологические оценки ошибочны. Предположим, что период, который, как мы считали, длился миллион лет, на самом продолжался треть этого времени.

В этом случае, что нам думать об истории человека? До каких неловких и уменьшенных обстоятельств уменьшится человеческая драма, которая, кроме развития человека, включает в себя его продвижение в Новый Свет? Такой эпизод, совершенно ясно, потребовал бы полного переосмысления нашего понимания человеческой эволюции. В 1956 году доктор Сезаре Эмильяни из Университета Чикаго ввел потрясающий фактор в исследование времени ледникового периода. Он добился этого, применяя новый способ датировки, разработанный в области атомной физики.

[1]

Необходимо сразу объяснить, что этот метод не техника углерода-14, о которой так много писали в последнее десятилетие. Этот метод имеет применения, которые могут отправить нас на тридцать или сорок тысяч лет назад. Эта новая техника, разработанная в лаборатории Университета Чикаго, включает кислород-18. Изучая количество этого изотопа в раковинах морских созданий, обнаружили, что содержание кислорода-18 в оболочке, например, устрицы может показать, какой была температура воды в момент зарождения этой оболочки. Дело в том, что кислород-18 вступает в разные химические реакции при разных температурах. Например, когда температура воды растет, содержание кислорода-18 в ракушке уменьшается.

Используя пласты представителей нетронутых окаменелостей, добытых с океанского дна, доктор Эмильяни смог подвергнуть эти меловые отложения, полные маленьких ракушек, осторожному анализу с кислородом-18. Он обнаружил, анализируя химическую сущность морского «долгого снегопада» (то есть векового дождя из микроскопических ракушек, падающих мягко на морское дно), что заметные изменения в температуре воды могут быть выявлены для разных периодов в прошлом. Изучая слой за слоем меловой тины, поднятой последовательно из глубин, он обнаружил, что периоды максимального выхода льда на континенты совпало с периодами значительного похолодания, большего, чем сегодня.

Это показало содержание кислорода-18 в маленьких ракушках с океанского дна.

Изучая атлантические и карибские остовы, Эмильяни пришел к выводу, что самый ранний период большого похолодания, скорее всего, совпавший с первым оледенением Европы, случился не ранее, чем триста тысяч лет назад. Кислород-18, конечно, обозначает периоды относительного тепла или холода, а не годы. Триумф датировки был достигнут при помощи хорошо известного метода углерода-14 для верхних слоев отложений в пределах сорока тысяч лет, поскольку углерод-14 можно также обнаружить в меловой тине.

Установив, что начало последнего таяния ледников произошло около двадцати тысяч лет назад, благодаря единообразной и нетронутой природе морских отложений стало возможным спроецировать датировку на более поздние периоды, комбинируя графики похолоданий и предполагаемую скорость формирования отложений, которую вычислили из углеродной датировки более недавних уровней. Исследование открывает значительную регулярность в приходе и уходе ледяных полотен в интервалах от пятидесяти до шестидесяти тысяч лет.

Доктор Эмильяни и его коллеги представили хронологию ледникового периода, весьма отличную от традиционной, но широко и доброжелательно принятую. Новая схема отводит около шестисот тысяч лет на весь ледниковый период. На самом деле, перемены куда более впечатляют, чем одна эта цифра. Прежние цифры указывают на то, что первое оледенение, или оледенение Гюнца, находится в начале ледникового периода и отстоит на миллион лет от нас. Новая хронология располагает этот слой ледников всего лишь за триста тысяч лет до нас и отводит еще, может быть, триста тысяч (которые сложнее подсчитать и определить) на доледниковые события. Последние включают старейшие следы австралопитека, человека-обезьяны, и первые неясные следы грубой гальки и орудий из кости, которые, возможно, делали по крайней мере некоторые из этих южноафриканских антропоидов.

Как мы уже говорили, большая часть собранных нами человеческих останков приходится на вторую половину плейстоцена, даже по старой хронологии. В новой датировке большей части материала оказывается менее, чем двести тысяч лет. Человек, по словам самого доктора Эмильяни, «очевидно, сумел совершить быстрый скачок в развитии». Это почти преуменьшение. Новая хронология предполагает небывалый, еще более потрясающий скачок в развитии, чем я ранее считал.

К сожалению, не все в этой истории пока ясно. Наши останки слишком разбросаны по свету и малочисленны. Если череп Фонтешеваде из третьего межледникового периода во Франции представляет человека, в сущности, такого как мы по уровню развития мозга, мы можем говорить о том, что наш род начал существование семьдесят тысяч лет назад. Однако, полное распространение по территории на тот момент нам неизвестно. Если проблемный череп Свонскомба, обнаруженный в Англии, у которого нет лица, но чья черепная коробка соответствует современной, окажется со временем частью современного вида, то «современный человек» существует сто двадцать тысяч лет.

Даже если окажется, что люди того периода обладают немного более массивным лицом, чем у современного человека, современный по сути мозг в столь ранний период вкупе с датировками Эмильяни говорит о том, что переход человека от уровня развития мозга южноафриканских человеко-обезьян произошел невероятно быстро. Либо так случилось, либо пока еще не находятся какие-то иные останки на линии развития человека. Эта теория, если мы все еще рассматриваем возможность медленной эволюции человека, предполагает, что настоящее происхождение нашего вида затеряно в доледниковом периоде, а другие человеческие останки представляют окольные пути и тупики развития, живые ископаемые, уже устаревшие в плейстоцене.

Некоторые сторонники этой точки зрения утверждали, что датировки углерода-14, близкие к отметке в сорок тысяч лет, были найдены в Америке. Это, как утверждают, говорит о замечательно широком и раннем распространении человека, если он так молод, как теперь считается. Недавно, однако, некоторые из ранних датировок углерода-14 с Юго-Востока были поставлены под сомнение. Профессор Фредерик Зюнер из Лондонского университета в 1957 году сделал доклад о том, что образцы углерода, подвергнутые воздействию щелочи, дают даты позднее, чем должны были бы. Какая-то часть углерода-14, необходимая для точной датировки, очевидно удаляется при такой обработке, тем самым повышая возраст образца. В результате некоторые из ранних американских экземпляров с Юго-Востока должны быть пересмотрены в сторону более ранней датировки. Нет сомнений, что человек достиг Америки в конце ледникового периода, но ранние даты необходимо серьезно перепроверить.

Интересно, что череп Кейлора мз Австралии, который раньше относили к третьему межледниковому периоду и считали человеком нашего вида, теперь, на основе углеродного метода, относят определенно к пост-ледниковому периоду. То есть на этом отдаленном континенте нет достоверных доказательств действительно древнего появления человека. Далее, если мы обратимся к Старому Свету и попробуем найти людей, вроде нас самих, в период первого оледенения, мы должны будем спросить себя, почему мы не видим никакой или почти никакой культуры. Если человек, приближенный к нам, немногим старше, чем мы думаем, вполне допустимо, что мы еще долго не найдем физических его останков и следов жизнедеятельности. Кажется маловероятным, однако, что вид с большим мозгом, широко распространившись, оставил бы столь мало следов активности. Тогда получается, что в короткий период от пятисот до ста тысяч лет назад человек приобрел все черты современного мозга. Надо сказать, что детали этого процесса неясны, но все доказательства в нашем распоряжении указывают на то, что он был быстрым.

Такая скорость свидетельствует о наличии иных типов селекции и эволюции, нежели указанные в литературе девятнадцатого века с упором на «борьбу» групп, для которой, в свою очередь, нужно большое количество особей. Мы должны признать здесь, что отвергнуть старые доводы дарвинистов не значит отвергнуть принцип естественного отбора. Возможно, мы имеем дело всего лишь с ситуацией, где и Дарвин, и Уоллес ошиблись по-своему в том, какие силы повлияли на отбор среди людей. Большинство викторианских биологов были сосредоточены на более явных аспектах борьбы за выживание. Они видели ее в безжалостном, захватническом индустриализме вокруг себя: они видели природу «с кровавыми зубами и когтями».

Антропологам еще только предстоит тщательно изучить наивные народы или узнать, что люди из других культур очень похожи на нас в своем ментальном устройстве. Их часто разглядывали как умственно низших, живых ископаемых, придавленных к стене, сдающихся в борьбе с доминирующими белыми. Уоллес, как мы уже видели, не разделял до конца этих викторианских предрассудков. Поскольку сам он знал финансовую нужду, он почти один из великих биологов того времени искал другой ответ к загадке развития человека.

Мысли увели его в мистическом направлении, однако некоторые из установленных им фактов ценны. Он писал в то время, когда еще не были доступны те естественные объяснения, которые предложили бы сегодня. Впечатляет, что Уоллес заметил, хотя и не осознал то, что мы сегодня зовем педоморфными чертами человека – почти безволосое тело, беспомощное детство, удивительно развитый мозг, который, как верно предположил Уоллес, связан каким-то образом с уникальностью человека. Его заключение о том, что лингвистические способности первобытных народов никоим образом не уступают способностям «высших» рас – всеми принятое сегодня – было в его время смелым заявлением, весьма противоречащим тому, во что верили тогдашние ученые.

Хотя мы еще многого не понимаем. Вероятно, что силы отбора, замешанные в гуманизации человека заключались в социокультурном мире. Другими словами, как только человек «переступил» в новый невидимый мир, он продвигался дальше с тем же усердием, что и первые рыбы, что передвигались по морю, шевеля плавниками. Я сказал, что новый мир был «невидимым». У меня есть для того причины. Он находился не столько вокруг, сколько в голове человека, в его способе видеть то, что находилось вокруг, видеть социальный мир, который он начал создавать в своих маленьких человеческих командах.

Он превращался в то, чего мир еще не видел – животное мечты, живущее частично в секретной вселенной, которую само создало и делящее эту секретную вселенную из своей головы с другими, похожими, головами. Началась коммуникация символами. Человек вырвался из вечного настоящего животного мира в знание о будущем и прошлом. Невидимые боги, силы, стоящие за миром феноменального вида, начали преследовать его в мечтах.

Природа, можно сказать, через силу его мозга, как бы суеверны не были его наивные представления о ветре и воде, начала проникать в собственные глубины. Природа начала вырываться из собственных оков через этот странный, мечтающий, наблюдательный мозг. Это была странная многоголовая вселенная, невидимая и нематериальная, разве что ее мысли тлели в глазах охотников, столпившихся у костров или были изображены картинками на стенах пещер, запечатлены в мифах и ритуалах. Рай вечного настоящего, доступный животным, был разрушен. Через человеческий разум время и тьма, добро и зло, войдут и захватят мир.

Викторианские биологи, уверенные в сущности животной борьбы за существование, в некотором роде ошиблись в человеческом обществе и социальной селекции, ведущей к увеличению мозга, что явилось бы результатом непрекращающейся борьбы не топором и копьем, но войны льющихся теней, вечно скрытых в голове человека. Это была война за общение символами, потому что в новом общественном мире коммуникация значила жизнь. Мир инстинкта уходил в прошлое. Появившееся существо не было целым, не было полностью человеком, пока в детстве мечты сообщества, социального созвездия, которое само назначило себе орбиту, не были установлены на ждущую, жаждущую подкорку его мозга.

Как появился этот мозг? Как быстро он появился? Исследуя камни и побитые черепа, ученые нашли мало ответов. Есть много живых членов семьи приматов – семьи, что включает человека, - которые живут в группах, но не становятся людьми. Их мозги похожи на наши, но они не такие, как наши. Они содержат только умные, дикие мысли, которые напоминают нам о той двери, которая начала открываться для нас однажды, когда земля оказалась отброшена на наклоненную, залитую солнцем орбиту на дорогах Галактики.

Если кто-то попытается разобраться в сложностях этой истории, он не удивится, что человек один на планете. Удивительно и потрясающе то, что человек вообще появился. Четыре вещи должны были случиться, и если бы они не случились одновременно, или хотя бы друг за другом, кости человека так и лежали бы, утраченные и забытые в песках прошлого:

1. Мозг человека должен был утроиться в размере.

2. Это должно было произойти не в утробе, но после рождения и очень быстро.

3. Детство должно было быть продлено, чтобы мозг, лишенный ценных инстинктивных реакций, мог получить, сохранить и научиться использовать то, что получает от других.

4. Семейные узы должны были пережить поиски пары и стать постоянными, если это странное новое создание хотело вступить во взрослую жизнь.

Каждая из этих вещей требует большого количества биологических приспособлений, но все это – смена темпа роста, удлинение возраста, увеличенный ток крови к голове, все это произошло быстро. Это головокружительный спектакль, который нам не с чем сравнить. Это событие сложно, у него много аспектов, и то, что привело к нему, спрятано под плесенью забытых веков.

Где-то в ледниковых туманах, что закрывают прошлое, Природа нашла способ ускорить размножение клеток мозга и сделала, уничтожив все, что не было для этого нужно. Мы потеряли волосяной покров, наши челюсти и зубы уменьшились, наша половая жизнь отодвинулась по времени, наше детство стало едва ли не самым беспомощным из всех животных, потому что все должно было дожидаться развития этого быстрорастущего гриба, что появился в наших головах.

В человеке, более, чем в других существах, мозг – важная специализация. Гэвин де Бир, директор британского музея естественной истории предположил, что, если детство было продлено, то должно быть соответствующее количество остаточных эмбрионических тканей, который бы отвечали за эту перемену. [2]

Так можно было бы увеличить темп роста мозга. Антропоидная обезьяна из-за более короткого жизненного цикла и медленного роста мозга не использует то количество нейробластов, эмбрионических, мигрирующих нервных клеток, что возможны в более длительном и удивительным образом ускоренном развитии человеческого ребенка. Часы в нашем теле, другими словами, поставили ограничение на скорость, с которой мозг обезьяны растет – ограничение, которое, как мы видели, победили предшественники человека. Это упрощение сложного вопроса, (но оно указывает на решение проблемы Уоллеса), заданного много лет назад, о том, почему человеку доступна столь насыщенная умственная жизнь, многие из артистических аспектов которой имели бы мало ценности для утилитарных задач селекции, которая выбирала наиболее подходящие для выживания качества.

Когда были реализованы все эти предпосылки для роста мозга, они отправили человека в новый мир, где старые законы не имели над ним власти. С каждым прорывом в языке, в символическом мышлении, мозг все больше ветвился. Примечательно, что извилины, отвечающие за жизненные процессы, самые древние и первыми взрослеют. Недавно приобретенные и наименее специализированные участки мозга, «молчаливые» пространства, взрослеют последними. Некоторые неврологи предполагают не без оснований, что там есть предпосылки, которые раскроет только будущее.

Даже сейчас мозг человека со всем его индивидуальным богатством, которое уже не потеряется, становится всего лишь одним из многих в обширном социальном мозге, возможно, бессмертном, в чьей памяти – мудрость величайших мыслителей мира. Ученый Халдейн, размышляя о будущем, допускал, что мы еще больше продлим детство и отложим зрелость, если мозг продолжит совершенствоваться.

Маловероятно, что в настоящих удобных условиях человеческое развитие снова ускорится, как тогда, когда человек боролся с вымиранием. История Рая куда символичнее, чем казалось человеку. Действительно, человек, гуляя беспамятным по квадратам солнца и тени рано утром, присел и провел сомневающейся рукой по тяжелому лбу. Время и тьма, знание добра и зла стали его спутниками с тех пор. Судьба была вызвана к жизни ударом часов в теле в тот короткий промежуток между началом первого обледенения и началом второго. В этот момент новый мир ужаса и одиночества появился, чтобы зародиться в душе человека.

Впервые за четыре миллиарда лет живое существо задумалось о себе и услышало со странным, необъяснимым одиночеством шепот ветров в ночном камыше. Возможно, уже тогда, в траве у холодных вод, оно знало,что перед ним лежала долгая дорога. Возможно, некое предчувствие еще беспокоит сердца тех, кто выходит из переполненной комнаты и смотрит в пустыню космоса, пока там видно сияние какой-нибудь звезды меж милями пустоты.

Примечания:

1. "Note on Absolute Chronology of Human Evolution," Science 123 (1956). с. 924-26.

2. Embryos and Ancestors, rev. ed. (New York, Oxford, 1951), с. 93.