Монетаризм и неоконсерватизм. «Третья волна».
Неоконсервативный курсв идеологии проявился в воинствующем антикоммунизме (рейгановская риторика об “империи зла” - СССР), критике “государства благосостояния” за присвоение им слишком большого числа функций, упоре на традиционные ценности западного индивидуализма - свобода выбора, частная инициатива, “закон и порядок”. В экономике - в повороте от кейнсианских методов регулирования к методам, рекомендованным противниками кейнсианства - монетаристами и теоретиками экономики предложения.
Монетаристы настаивали на возврате к представлению о способности рыночной конкуренции к саморегулированию, на макроэкономической стабильности самой по себе. Государственная фискальная и кредитно-денежная политика, по их мнению, нарушает эту стабильность, создает негибкость и циклические колебания. Решающий фактор, определяющий уровень производства, занятости и цен, по мнению монетаристов - денежное предложение. Для поддержания макроэкономической стабильности годовые темпы прироста денежной массы не должны превышать 3-4%; кейнсианский инфляционный метод “подкачки” экономического роста монетаристы назвали “финансовым алкоголизмом”.
Сторонники экономики предложения утверждали, что кейнсианская фискальная политика расширения спроса создала “налоговый клин” между величиной издержек производства и ценой товаров (рано или поздно большая часть налогов перекладывается предпринимателями на потребителей в форме повышения цен) и “налоговые антистимулы” для предпринимательской инициативы. Программа, основанная на идеях монетаризма и экономики предложения, и практически воплощенная в “рейганомике” и “тэтчеризме”, включала следующие основные черты:
1. Сокращение государственных расходов на социальные программы.
2. Значительное сокращение масштабов государственного регулирования частного предпринимательства. В Англии, где сразу после войны и в 1960-70е гг. лейбористские правительства осуществило широкомасштабную национализацию (Банк Англии, угольная, газовая и нефтяная промышленность, электроэнергетика, черная металлургия, транспорт, крупнейшая автомобильная корпорация страны “Бритиш мотор”, судостроение, авиаракетное производство и т.д.), правительство Тэтчер развернуло обратный процесс приватизации, осуществляемой в форме акционирования предприятий. Распыление акций приватизированных предприятий среди широких слоев населения подавалось как решающий этап к “народному капитализму”. Одновременно шло наступление на права профсоюзов, были объявлены незаконными все виды забастовок солидарности. Увеличение в результате приватизации численности акционеров с 2 до 9 млн. чел. (за 1980-87), привело к тому, что их число превысило число членов профсоюзов.
3. Финансовое оздоровление за счет удержания темпа роста массы денег на неифляционном уровне.
4. Резкое сокращение ставок подоходного налога и налога на прибыль корпораций для стимулирования частнопредпринимательской инициативы. В США в 1986 налоговая система была реформирована таким образом, что предельная ставка налога на состоятельных налогоплательщиков упала с 50% до 28%.
Правительства Рейгана и Тэтчер добились успехов в борьбе с инфляцией и оживлении экономического роста. Это обеспечило неоконсерваторам широкую общественную поддержку. Антиинфляционные меры отвечали заинтересованности средних классов - располагающих собственностью в виде мелких предприятий, ценных бумаг, накоплений в банках - в стабильности покупательной силы денег как формы богатства. Также был поддержан средними классами и антикоммунизм: по благополучию этих слоёв больно ударил “нефтяной шок” (взлет цен на бензин), вызванный действиями ОПЕК под одобрение Советского Союза.
Инспирированное неоконсервативными правительствами оживление рыночных сил способствовало структурному скачку в экономике США и Англии. Он стал ответом капитализма на структурные кризисы 1970-х гг. Структурная перестройка охватила как макро-, так и микроуровни, обеспечив простор для развития отраслей, выдвинутых на первые роли новым этапом современной научно-технической революции, обнаружив новые возможности мелкого бизнеса и вызвав переворот в организационных принципах технологического процесса и внутрифирменного управления.
Новый этап современной НТР. Прорыв в «четвертичный сектор».В 1970-е гг. выдвинулись на первые роли микроэлектроника, телекоммуникации, биотехнология, производство новых материалов, робототехника, лазерные технологии, оптоволоконная и космическая связь. Особое значение имеет процесс информатизации, ассоциируемый главными образом с компьютером и телекоммуникациями.
Прежние ЭВМ, создававшиеся с 1946 г. на послевоенном “дыхании”, были внушительными агрегатами, громоздкость которых вполне соответствовала жесткому иерархическому характеру систем управления как у главного заказчика – военного ведомства, так и у главного производителя - крупнейшей фирмы счетной техники ИБМ (International Bisiness Machines). Но в 1971 г. в Кремниевой долине Калифорнии был создан компьютер на чипе– микропроцессор. В 1976 г. два Стива – Джобс и Возняк - у себя в гараже сотворили устройство-микрокомпьютер для видеогр и основали собственное предприятие «Эппл» (apple – «яблоко») для коммерческого выпуска изделий такого рода. Вскоре рыжий прыщавый Билл Гейтс, бросив Гарвардский университет, со своим школьным приятелем Полом Алленом создал в Сиэттле (близ границы с Канадой) компанию «Майкрософт» (Microsoft), сокращенно от Microcomputer Software - “программное обеспечение для микрокомпьютеров». “Ящики”, программы для которых придумывали в «Майкрософт», былирассчитаны на комнатное пользование и на высвобождение из-под власти централизующих технологий.
В годы после второго «нефтяного шока» (1979-1981) в США достигли максимума энергопотребление, выплавка стали и выпуск металлообрабатывающего оборудования и такой бытовой аппаратуры, как черно-белые телевизоры, холодильники, кондиционеры. А через год-два начался бум новых бытовых предметов длительного пользования - персональных компьютеров и дискет, видеомагнитофонов и видеокассет.
Внедрение персональных компьютеров стало настоящим прорывом к видоизменению организационных моделей: простор для мелкого наукоемкого венчурного капитала (venturе – буквально «рискованное начинание»); переход от жестких иерархий к гибким сетям.
Такой головокружительный взлет не мог произойти в «старых», дымогарных и металлотоннажных крупнопромышленных отраслях, но продемонстрировал впечатляющие шансы от новых структурных сдвигов: к синтезу материального производства и сферы услуг и к выделению четвертичного сектораэкономики–индустрииобработки данных. Новая группа отраслей, дополняя производство ЭВМ и программное обеспечение созданием разнообразных средств передачи и размножения информации (от электронной почты до светокопировального оборудования), выводила на качественно новый уровень систему массовых коммуникаций. Подключая к раскидывающимся информационным сетям телефоны, телевизоры, видеомагнитофоны, космические спутники связи и т.д., информационная индустрия вылилась в глобальные потоки. Но она сулила и большие возможности для делового рассредоточения, выкраивания новых фирменных ниш посреди нагромождений Большого Бизнеса.
Создание разнообразных венчурных предприятий- генераторов и испытателей нововведений – стало частью общего изменения на более гибкие. Новые принципы были задействованы на преодоление прежней расточительности и экологической ущербности и воплотили подход «Тоньше, изящнее, экономнее» вместо прежнего «Крупнее, размашистее, мощнее»; энерго- и ресурсосбережение, использование недефицитных материалов-заменителей. Волоконно-оптический кабель - вместо медного; композиты и керамика - вместо стали, алюминия и традиционных пластмасс; монокристаллические сплавы со сверхбыстрой кристаллизацией жидкой фазы металла - вместо легированных сталей с хромом и кобальтом. Ядовитым химикатам в сельском хозяйстве были противопоставлены плоды биотехнологии.
Микроэлектроника сделала возможной новую организацию производственных потоков: программируя поставки комплектующих деталей, менять модели на конвейере, не останавливая его; изготовлять на одном и том же комплексе оборудования множество разнообразных мелких серий специализированных продуктов. Мелкосерийное производство ориентировано на индивидуализацию потребительского спроса, замену принципа отдачи от масштаба экономией на разнообразии. Вместе с тем изменилась структура издержек: в ней резко увеличилась доля времени, затраченного на разработки и конструирование, программное обеспечение, маркетинг и послепродажное обслуживание. А это означает дальнейший исход занятости в третичный сервисный и четвертичный информационный сектора; рост численности не только «белых», но и «золотых воротничков» - занятых в наукоемких услугах. Доля занятых в промышленности США сократилась с 1975 до 1990 г. с 25% до 18%.
С 1983 г. с бумом бытовой микроэлектроники в США начался мощный экономический подъем. Он показал, что пережитые «травмы» заставили капитализм не уйти с исторической арены, а перегруппировать силы, согнать «лишний вес» чрезмерных отложений крупной промышленности и развивать иные отраслевые «мышцы» для достижений в новом - постиндустриальном - секторе.
«Третья волна».Американский социолог О.Тоффлер охарактеризовал в 1980 структурные сдвиги в экономике ведущих стран как “третью волну” глобальных перемен. “Первой волной” была неолитическая революция, “второй волной” - промышленный переворот. “Третья волна” связана с кризисом традиционных отраслей заходящие отрасли “второй волны” - черной металлургии, угольной, текстильной, Этого не поняли в 70-е гг. администрация демократической партии в США и британское лейбористское правительство, пытавшиеся поддержать посредством правительственных субсидий, от которых отказались неоконсерваторы.
В экономике Японии политику новых структурных сдвигов направляло Министерство внешней торговли и промышленности. В 1985 оно инициировало создание Конференции нового бизнеса и Центра венчурных предприятий. На Всемирной выставке 1985 в построенном к 1980 “городе мозгов” Цукуба посетители увидели сверхбыстрые японские ЭВМ пятого поколения с нечувствительными к температуре миниатюрными деталями робота-художника, за две минуты рисовавшего тушью эскизный портрет любого посетителя и прочие чудеса новейшей технологии. Японский робот в 1990 победил на первой всемирной Олимпиаде роботов.
Извлекшая (под американским военным «колпаком») выгоды из демилитаризации и удивившая мир «экономическим чудом» Япония в 1970-е бросила широковещательный вызов экономической гегемонии США. Отвоевав в пору структурного кризиса значительный кусок автомобильного рынка США своими бензиносберегающими малолитражками, Япония в 1977 г. вышла на 1-е место в производстве автомобилей. Через 10 лет суммарная оценка акций, котирующихся на фондовом рынке Токио, превзошла показатели бирж Нью-Йорка. К рубежу 1980/90-х гг. Япония опередила сходивший с колеи СССР по объему ВНП. В 1991 г. в списке 1000 крупнейших компаний мира число японских (345) почти сравнялось с количеством американских (353), а 7 из 10 крупнейших банков мира на тот момент были японскими. Японские эксперты ранее западных провозгласили эру «информационного общества» и предрекали превращение Японии в «информационную империю», ее победу над США в области высоких технологий.
Но оказалось, что в за банковскими и биржевыми рекордами 1986-1990 гг. скрывался «мыльный пузырь» краткосрочных кредитов и спекулятивных акций на землю и недвижимость (в 1990 г. на 100 долларов в центре Токио нельзя было купить участок, равный по размерам самой 100-долларовой купюре). За 1990-е гг. темпы роста японского ВНП упали до 1% среднегодовых (против 4% в 1980-е), отстав от Западной Европы (около 2%) и существенно – от США (3% против 2,5% в 1980-е); с 1-й строчки в мировой табели конкурентоспобности в 1991 г. Япония откатилась к 1998 г. на 18-ю. Неудачей закончилась программа внедрения «ЭВМ пятого поколения», не оправдала ожиданий грандиозная программа «технополисов». Налицо было отставание Японии от США в развитии сотовой электронной почты и связи, оснащении офисов персональными компьютерами, домов – кабельным телевидением.
Япония сохраняет ореол экономического могущества и продолжает впечатлять миниатюрными техническими новшествами. Но популярные в 1980-е гг. разговоры о преимуществах японского менеджмента над западным забыты. А рассуждения об «образце динамизма при сохранении национальной самобытности» уступили место выводам о неготовности второй индустриальной державы мира к экономической глобализации, о негибкости ее рынка труда, непрозрачности фондовых и финансовых рынков, ненормальности «панибратских» отношений между фирмами и государством и т.д. Наконец, всерьез ставился вопрос о придании английскому языку статуса второго государственного языка в Японии - для более тесного приобщения к «мировым ценностям» и просто потому, что иероглифы мало подходят для информационных сетей.