Мать так значило бы не видеть присущей таким совещаниям внутренней динамики, их в некотором роде парламентского склада.
Выражение «парламентская дипломатия» может показаться натянутым. Тем не менее оно передает то особое звучание, которое крупные конференции придают вопросам, решаемым на многосторонней основе.
Это звучание обусловлено прежде всего собственной динамикой заседаний. Даже если участники о многом договорились заблаговременно, обнаруживаются разные мнения, стороны пробуют силы, представляется возможность блеснуть ораторским красноречием и искусством вести закулисные беседы. За столом заседаний делаются заявления, каждый участник выступает по очереди, свободный и непринужденный обмен мнениями уже невозможен, умение подчинить собрание своей воле заменяет умение найти подход к конкретному собеседнику, не более, чем подход, ибо в нащупывании в кулуарах возможностей добиться продвижения вперед за столом переговоров недостатка нет, в частности, со стороны международных чиновников. В силу своего положения они должны воспринимать провал переговоров как свой личный провал. Каждая встреча должна что-то дать, начатые переговоры должны завершиться, то есть увенчаться результатом. Такое понимание оправданности особенно очевидно в институтах, являющихся в первую очередь местом проведения переговоров. Когда появлялись признаки того, что Уругвайский раунд начинает буксовать, секретариат ГАТТ увеличивал число личных встреч и предложений, чтобы способствовать успеху переговоров. В некоторых случаях он даже собирал неформальные совещания главных участников переговоров, дабы подвести предварительные итоги и найти точки соприкосновения.
Другой отличительной особенностью таких конференций является образование групп по сходству или общности интересов. Например, на многосторонних переговорах по торговле была создана так называемая группа Керне а, объединившая крупных экспортеров сельскохозяйственной продукции и сторонников свободного товарообмена, объединенных враждебным отношением к единой сельскохозяйственной политике ЕС. Точно так же заставила говорить о себе образовавшаяся в 1963 году группа 77 развивающихся стран. По мере ее разрастания ее влияние уменьшалось, поскольку входящих в нее ныне 130 членов уже не сближает прежняя общность интересов. Заслуживает также упоминания группа из пятнадцати развивающихся стран (получившая, естественно, название «группа Пятнадцати»), созданная в 1988 году, дабы содействовать кон-
сультациям и сотрудничеству между Севером и Югом и с намерением стать партнером Большой Семерки. Наконец, организация работы ЮНКТАД базируется на том, что страны-участницы разбиваются на группы соответственно уровню развития и экономическому укладу. Полностью приравнивать их к парламентских группам нельзя, но имеются некоторые черты сходства.
В завершающей фазе конференций проводится голосование подготовленных документов, а также выборы руководителей. В организациях экономической направленности не принято ставить резолюции на голосование, так что за кулисами договариваются закончить дело выработкой общей позиции консенсусом, но для этого приходится считать голоса, и, если мнения резко разделились, такой подсчет достоин сравнения с процедурой, к которой прибегают сановитые выборщики в сенат. А когда дело подходит к выборам, организуются настоящие предвыборные кампании, в ходе которых кандидаты оглашают свою программу, подогревают боевой дух своих сторонников и стараются переубедить сомневающихся. Продление в 1994 году полномочий Жан-Клода Пея в должности генерального секретаря ОЭСР, поддержанного большинством стран-членов, но отвергнутого США, выставившими несколько кандидатов от Канады, вызвало жаркие споры, длившиеся несколько месяцев. Силы сторонников и противников оказались настолько равны, что пришлось объявить боевую ничью, поделив срок полномочий поровну между двумя соперниками. Столь же напряженная предвыборная борьба велась за должность директора ВТО, когда сошлись кандидаты от американского континента, поддерживаемые Соединенными Штатами, и представитель Италии Ренато Руджеро, от Европейского союза. В итоге итальянец взял верх, но сражение было ожесточенным. Хотя избрание преемника Жака Делора на посту председателя Комиссии Европейских Сообществ облеклось в несколько иную форму, поскольку оно предполагало консенсус, тем не менее произошел инцидент из-за того, что кандидатуру премьер-министра Бельгии Жан-Люка Деена, в поддержку которой высказались почти все страны, пришлось отклонить из-за вето представителя Великобритании, и искать другого кандидата, которого поддержали бы все без исключения. В результате избрали главу правительства Люксембурга Жака Сантера. Выборы руководителей большинства других международных институтов (МВФ, ЕБРР, региональные банки развития, и т.д.) тоже становятся поводом для охоты за голосами, даже если соперничество там не столь явно, не столь прилюдно и завершается закулисными сделками. Подобная атмосфера парламентской и предвыборной
борьбы наблюдается отнюдь не только в работе экономических организаций, она знакома, например, и Организации Объединенных Наций. Достаточно вспомнить, в каких условиях США (опять они!) выступили в 1996 году против продления полномочий Бутроса Гали на посту генерального секретаря ООН и настояли на избрании Кофи Аннана. Но наибольшую активность международные организации обнаруживают в области экономики. Именно в экономике ведется наиболее эффективная работа, и результаты ее здесь более всего заметны для каждого, чем и объясняется то обстоятельство, что борьба на выборах в этих организациях рождает особенно громкий отзвук и мало чем напоминает парламентскую практику в ее традиционном понимании.
Можно было бы еще сказать и «бюрократическая дипломатия», не вкладывая в это словосочетание какого бы то ни было уничижительного смысла просто потому, что вся ее деятельность как бы тяготеет к единственной цели — произвести на свет божий бумажный текст. Конечно, традиционная дипломатия всегда занималась составлением всевозможных документов, соглашений, конвенций, договоров и протоколов, а искусное редактирование депеш и телеграмм составляло один из предметов ее гордости, но то было небольшое число важных документов, несопоставимое с лавиной текстов в несметном числе экземпляров, непрерывно извергающейся из залов заседаний и секретариатов международных организаций.
С другой стороны, иногда складывается впечатление, что документ служит для этой дипломатии лишь сырьем. Идет работа с проектами и встречными проектами, предлагаются поправки, пускаются в ход юридические тонкости, строится аргументация с опорой на текст (снова текст!). В то время, как дипломатия лет минувших занималась какой-то конкретной страной, многосторонняя дипломатия наших дней более напоминает некую организацию с кабинетами, соперничеством отделов, организационными неурядицами, словом, явление бюрократическое. За ней, разумеется, присматривают национальные представительства, отражающие политические интересы и устремления стран-членов, но им приходится считаться с уставами и процедурами, где главенствует юрисдикция. Международная организация не просто сумма образующих ее государств, она живет собственной жизнью.
Дипломатия многолюдных собраний, кажется, окончательно вытеснила прежнюю дипломатию доверительных бесед в узком кругу. Собирающие в обстановке полной гласности большое число участников, производящие на свет множество бумаг, дискуссии экономической дипломатии даже если они не заин-
тересованы в рекламе, не могут происходить в тишине, тем более, что, когда предметом обсуждения становятся насущные экономические вопросы, общественность требует, чтобы ее держали в курсе, СМИ держат ушки на макушке — и начинается публичное обсуждение. Так, очередные этапы переговоров в рамках ГАТТ все более занимали общественное сознание, даже если нюансы дебатов сознавались неясно. В частности, предварительное соглашение о сельском хозяйстве, заключенное в Блер Хаус под занавес Уругвайского этапа переговоров, вызвало во Франции яростные споры, возражения и, в конце концов, требование пересмотра под давлением общественного мнения. Переговоры не замыкаются более в стенах зала заседаний, за ними следят все, газетчики задают вопросы их участникам, а руководители политических ведомств охотно делают заявления перед телевизионными камерами. Эти изменения — не просто результат изменения методов многосторонней дипломатии, они неотделимы от потребности в информации современного мира, они лишь отражение растущего влияния международных экономических отношений на повседневную жизнь граждан. Да и самый мир изменился: прежде дипломатия была уделом великих держав, единственных, имевших значение, малые страны держались за ними или приобретали какое-то второстепенное значение. Инстанции, численный состав которых был сознательно сокращен, например, Большая семерка и Рабочая группа 3 ОЭСР, составляют исключение. В других организациях, то есть почти во всех, участники многочисленны, что могло бы повредить эффективности работы, если бы главные вопросы не обсуждались в узком круге заинтересованных сторон. Крупные торговые переговоры также многосторонни в том смысле, что все страны в них участвуют, но механизм спроса и предложения сводит круг участников дискуссии к главным торгующим державам. В других организациях стороны, хотя и одинаково суверенные, не равны в отношении числа голосов. Так обстоит дело в МВФ и Европейском союзе. Как заведено в ОЭСР, присоединение главных государств неизбежно влияет на решение остальных. Таким образом, великие державы по прежнему располагают средствами, чтобы настоять на своем мнении, но кроме них за столом переговоров и другие страны.
Есть еще одна область, в которой многосторонность не оставила камня на камне от традиционных дипломатических канонов суверенности и независимости государств — введение ограничительных правил и санкций.
Многосторонность порождает общие ограничительные условия, или даже санкции. Удивляться здесь нечему, такова ее при-
рода. Однако их число, сфера применения и степень строгости подвержены значительным колебаниям.
Во все времена дипломатия создавала нормы международного права, только прежде они были порождением двусторонних соглашений и налагали обязательства лишь на две договаривающиеся стороны. Ныне наибольшее распространение приобретают многосторонние правила, обязывающие большое число стран одновременно, и в этом заключается новизна ситуации.
Другое новшество связано с процедурой принятия обязательных норм. Многие решения принимаются либо большинством голосов, либо консенсусом. Произошло отступление от традиционных дипломатических порядков, когда, с одной стороны, ни одно государство не может прибегнуть к юридическому принуждению в отношении какого-либо другого государства, а, с другой, международное соглашение требует гласного, а не молчаливого, одобрения, которому предшествовало в соответствии с принятыми нормами непосредственное участие в переговорах (а не присоединение задним числом). Тем не менее, обязательства, принимаемые на себя государствами в международной торговле, значительны: они не могут прибегать к односторонним мерам, не предусмотренным соглашениями, использовать карательные меры или прямые санкции, или, наконец, уклоняться от соблюдения своих обязательств, ссылаясь на необязательность какого-либо другого государства.
Третье новшество должно сделать ненужным личное сведение счетов с обидчиком и состоит во введении комплекса санкций, применяемых против нарушителей правил. В этом отношении ВТО удалось создать тщательно продуманный механизм, функционирование которого весьма напоминает юридически обязательный. Точно так же, как правила устанавливаются не ВТО, а ее членами, так и в части санкций нарушителей карает не организация, а пострадавшие страны, имеющие, согласно юрисдикции ВТО, право принимать ответные меры, строгость которых определяется этой же юрисдикцией соразмерно причиненному ущербу. Исходной инстанцией при урегулировании конфликтов является так называемая «тройка» (panel), группа из трех независимых экспертов, выражающих свое мнение, дающих сторонам рекомендации и определяющих предусмотренные карательные меры в случае неподчинения. Во времена ГАТТ доклады троек поступали с опозданием, стороны могли не согласиться с их выводами, не было возможности опротестовать принятое ими решение, и, наконец, для применения карательных мер был необходим консенсус. Признанная виновной сторона могла отказаться подчиниться, а поскольку в
то же время возможность защититься от торговой агрессии (демпинговые продажи, субсидии, дискриминационные меры, затруднение доступа на рынок, всякого рода ограничения) соответствующими ответными мерами в виде компенсационных пошлин или установления минимальных цен была строго ограничена сводом правил, установленных в ходе переговоров в рамках ГАТТ, у многих создавалось впечатление, будто торговая политика не располагает действенными средствами, а экономическая дипломатия изо всех сил старается подорвать то немногое, что еще осталось. Однако, несмотря на эти слабые стороны и недоверие, порожденное ими в общественном мнении, система продолжала функционировать, коль скоро за 47 лет ее существования было создано 195 групп по урегулированию конфликтов, а для четырех пятых спорных вопросов, внесенных на их рассмотрение, было найдено решение. Эти механизмы были укреплены и усовершенствованы благодаря заключению в 1994 году соглашений в Марракеше. Отныне длительность процедуры ограничивалась сроками, что ускоряло рассмотрение дел, конфликтные тройки создавались автоматически, но, главное, правило консенсуса для осуществления принятых решений было изменено на диаметрально противоположное: решения получали обязательную силу, за исключением случаев единодушного их отклонения. Был создан юридический кассационный орган из семи судей, а ответственность за соблюдение процедуры была возложена на новообразованную инстанцию, Орган урегулирования споров (ОУС). Слишком мало времени прошло с момента создания этой системы, чтобы можно было судить об ее эффективности, однако можно заметить, что потребность в ней ощущалась, коль скоро за два первых года после ее вступления в строй (1995—1996 годы) было создано 68 троек. О ее эффективности можно будет судить по быстрому реагированию на односторонние действия, предпринятые странами, не устоявшими перед соблазном самим наказать без проволочек своих обидчиков, как, например, США на основе 301-й статьи своего Закона о торговле. Но скорые расправы с неприятелями в торговле могут в ближайшее время создать ситуации, которые уже невозможно будет поправить, ситуации в высшей степени пагубные. Таким образом, нужно сделать так, чтобы назначенные судьями сроки лишали нападающую сторону свободы маневра.
ВТО являет собою, таким образом, образец организации независимых государств, устанавливающей собственные правила и располагающей действенными средствами принуждения к их соблюдению. У Европейского союза тоже есть успехи (Палата Правосудия может приговаривать государства, а Совет мини-
стров может обязать нарушителей Пакта стабильности к внесению залога и уплате штрафа), но они достигнуты в настолько разных условиях применительно к странам, движущимся по пути конвергенции и интеграции, что к этому примеру нельзя подходить с обычными мерками. Международные финансовые институты могут наказывать за невыполнение обязательств, но только в рамках договорных положений о займах. Политические органы Объединенных Наций могут налагать экономические и даже военные санкции, но у них другая юридическая основа (предварительное расследование, следствие, предоставление технического опыта, заслушивание сторон), чем у процедур ВТО. В ее лице экономическая дипломатия получила инструмент несравненных достоинств.
Таким образом, экономическая дипломатия сотворила для себя новый мир, состоящий из конференций и организаций, а посему обрела, сколько можно судить, определенную независимость, выходящую за границы, очерченные ее специализацией. Хотя она и не чужда иных сторон межгосударственных отношений, в частности, политической дипломатии в чистом виде, которая, при всех оговорках, определяет главные ориентации, но нельзя не считаться с ритмом ее работы, центрами сосредоточения ее деятельности и ее проблемами. А коль скоро на встречах в верхах и в этих организациях встречаются только сотрудники министерств иностранных дел, потому что эту проблематику обсуждают в основном дипломаты, создается впечатление, что экономическая дипломатия должна выйти из этого традиционного круга.
Эта проблема заслуживает особого рассмотрения, чему и посвящена следующая глава.
Глава VIII