Дмитрий васильевич ухтомский
(1719—1774)
Дмитрий Васильевич Ухтомский родился в 1719 году в селе Семеновском Пошехонского уезда. Он происходил из древнего, но обедневшего княжеского рода. Двенадцатилетним подростком Дмитрия определили в московскую школу «математических и навигацких наук», которую он закончил в 1733 году. После этого его направили для обучения в архитектурную команду архитектора И.Ф. Мичурина. Здесь на практическом строительстве он приобрел необходимые зодчему знания и опыт. После пяти лет обучения Мичурин характеризовал Ухтомского и некоторых других учеников «весьма рачительными, которые уже тщанием своим теоретику обучили и так предуспели, что могут сами какому-либо регулярному зданию композицию делать со всеми художественными доказательствами».
Ухтомский рано проявил себя одаренным архитектором и умелым художником-декоратором. В связи с коронацией Елизаветы Петровны он в 1742 году выполнил в нескольких вариантах проект Триумфальных ворот на Тверской улице, а также декоративное оформление коронационных празднеств – на Ивановской площади в Кремле с «бассейнами и каскадами для фонтанов» и торжественной иллюминацией.
Тогда же, в 1742 году, по аттестатам находившихся в Москве известных архитекторов Коробова, Земцова, Шумахера, Бланка Ухтомскому был пожалован ранг гезеля архитектуры, и он был зачислен в команду переехавшего из Петербурга в Москву Ивана Коробова.
После ухода Коробова с работы и смерти Бланка, служившего в полицмейстерской канцелярии, которая ведала благоустройством, регулированием улиц и текущим строительством города, Ухтомский, как наиболее знающий и достойный московский зодчий, был в 1745 году назначен на эту должность и произведен в архитекторы.
В повседневной строительной работе в команде Мичурина Ухтомский приобрел практические навыки. Под руководством своего учителя он уже в юношеские годы изучил архитектуру Москвы и Подмосковья. Обучение у Коробова значительно расширило кругозор молодого зодчего и ввело его в курс регулярного строительства, осуществляемого в новой столице, пробудило у него интерес к архитектурной науке, к теоретическим трудам классиков мировой архитектуры, повлияло на формирование творческого склада зодчего, дополнило и углубило его практическое мастерство, приобретенное в команде Мичурина.
Приступив к постепенному упорядочению хаотически разросшегося к началу XVIII века города, Ухтомский сосредоточил свое основное внимание на жилой застройке – городских усадьбах, которые тогда преобладали в Москве. Планировка и внешний вид московских усадеб, построенных в значительной части еще в допетровское время, резко отличались от регулярной жилой застройки раннего Петербурга, считавшейся тогда образцом для строительства в Москве и других городах.
Вся система усадебных строений основывалась теперь на симметрии и порядке. По сторонам главного жилого дома располагались небольшие флигеля и службы, полукруглая ограда объединяла центральный дом и вынесенные на передний план боковые строения, образуя подъездной двор. За домом находился сад и дополнительные хозяйственные постройки. Жилой дом с подъездным передним двором и расположенные по его сторонам дополнительные строения придавали парадность и представительность усадебному ансамблю.
Композицию жилых усадеб Москвы Ухтомский использовал в подмосковной усадьбе Трубецких (1750—1753), расположенной на высоком берегу Москвы-реки близ Нескучного. Это был небольшой, искусно разработанный усадебный ансамбль, включающий жилые строения, регулярный парк с различными садовыми устройствами и природный ландшафт – лес, пруд, реку, широкие просторы с виднеющейся вдали Москвой. Простые и ясные объемы жилых строений, их четкое, ордерное построение, несложная отделка фасадов контрастно выделялись на фоне декоративного паркового обрамления.
Крупным произведением Ухтомского был каменный Кузнецкий мост через реку Неглинную (1751—1757), сооруженный вместо деревянного, который затоплялся во время паводков. Уже во время строительства каменного моста зодчий расширил свой первоначальный замысел. Он разработал проект торговых лавок, которые должны были дополнить собой строение моста, составить вместе с ним представительный ансамбль. Предусматривалась также перепланировка близлежащих улиц.
Этот ансамбль в силу своих функциональных свойств, в отличие от замкнутой планировки усадеб, имел раскрытую, обращенную к городу композицию. Это был пример своеобразной регулярной застройки города, созданной на основе группы сооружений утилитарного назначения. Однако Ухтомский желал видеть в своем произведении не только «регулярность», но и «великолепие» – качество, отвечавшее его представлениям о роли и значении общественных зданий в архитектуре города. Зодчий разделял передовые градостроительные убеждения петровских и послепетровских зодчих о том, что утилитарные, общественные здания являются центральными сооружениями города в композиционном и идейно-художественном отношении, и утверждал их в своем творчестве.
Но Ухтомский не упрощал понятие «великолепия» по отношению к деловым сооружениям. Строения Кузнецкого моста не воспроизводили неуместных в утилитарных постройках роскоши и богатства дворцовых зданий. «Великолепие» представало здесь в монументальности и масштабах всего ансамбля.
Сдержанными, простыми формами отличалось здание первой в Москве архитектурной школы, проект которого был выполнен в 1760 году. Эта школа была организована Ухтомским на основе его окрепшей и разросшейся команды. В этом небольшом сооружении проявились качества, общие для делового строительства – скупость форм, практицизм, экономичность и вместе с тем представительность, известная величавость, соответствующие престижу публичных общественных строений в ансамбле города.
В связи с приездом Елизаветы Петровны в Москву Ухтомский выполнил проект и построил близ Лефортовского дворца здание Сената в Немецкой слободе (1753—1757).
Ухтомскому предстояло создать крупное сооружение, внушительный облик которого должен был со всей выразительностью и «пристойностью» свидетельствовать о правительственном и общественном назначении сооружения. Старый, почти квадратный в плане двухэтажный дом лейб-медика Лестока был превращен Ухтомским в центральную часть возводимого здания. Торжественность, монументальность придавал зданию купол, который покоился на центральном выступе сооружения. Он возвышался над двухэтажным портиком, увенчанным разорванным фронтом и украшенным по сторонам скульптурными фигурами, аллегорически изображавшими гражданские доблести, и государственным гербом. Под гербом был расположен парадный вход в здание, к которому вели сложно разработанные изогнутые лестницы. Центральному портику отвечали боковые, в которых помещались служебные входы. Портики имели треугольные фронтоны, также украшенные аллегорическими фигурами, и завершались небольшими куполами. Промежуточные части фасада были оформлены пилястрами.
В здании Сената наметились первые существенные особенности архитектуры этого времени. Помимо представительности и общего парадного облика это были П-образный план с подъездным двором, монументальная ордерная композиция центральной части здания с главным портиком, ее купольное покрытие – как архитектурно-художественное и смысловое завершение всего архитектурного целого.
Схемы казенного здания общественного назначения и городских московских и загородных усадеб послужили основой для дальнейшего развития и всесторонней разработки типа этих сооружений в будущем. Образцы их получили законченное воплощение в творчестве учеников Ухтомского – мастеров московского классицизма.
Ухтомский много работал в Московском Кремле. Он делал обмеры старых памятников, производил их реставрацию, перестраивал и строил новые сооружения, занимался благоустройством кремлевской застройки.
Ухтомский принимал участие в строительстве Кремлевского дворца по проекту Б. Растрелли, производил починку соборов, колокольни Ивана Великого, разрабатывал проект недостроенного еще тогда Арсенала.
Новатор, убежденный поборник современной ему архитектуры, Ухтомский смело проектировал рядом с древними памятниками Москвы сооружения, выполненные в формах русского зодчества нового времени.
Показателен в этом отношении его проект перестройки части здания старых приказов для временного размещения Сенатской конторы, строения которой были снесены в связи со строительством нового дворца. Также не были связаны формально с архитектурой древних кремлевских памятников галерея для хранения имущества Оружейной палаты (проект 1755 года, закончена в 1764 году П. Никитиным) и проект переустройства Ивановской площади (1754). Вся композиция и обрамление площади были выдержаны в проекте в духе барочного декора.
В свои произведения Ухтомский никогда не переносил без переработки детали древнерусского зодчества и не применял поверхностной стилизации старины, что можно объяснить его безоговорочным утверждением главенствующей роли новой архитектуры в московском зодчестве середины XVIII века. Отказавшись от буквального повторения приемов и деталей допетровского зодчества, Ухтомский заменил это внешнее воспроизведение форм тонким и проникновенным претворением в своих произведениях жизнеспособных традиций прошлого, переосмыслением испытанных архитектурно-художественных средств старых русских мастеров.
Ухтомский строил и культовые сооружения: церковь на Лазаревском кладбище (1748—1750), колокольню церкви Параскевы Пятницы (1740-е годы) и др. Лучшее среди них – прославленная колокольня Успенского собора в Троице-Сергиевой лавре (1741—1770).
При посещении лавры Елизаветой Петровной в 1753 году, Ухтомский поднес ей для утверждения проект перестройки колокольни, возводимой первоначально по чертежам И. Шумахера. Императрица одобрила замысел зодчего, который представил колокольню в виде высотного триумфального строения, отвечавшего идеям и вкусам времени.
Ухтомскому удалось без существенных изменений уже построенной части превратить заурядное, маловыразительное сооружение в высокохудожественное произведение, вошедшее в русскую архитектуру 18-го столетия как один из совершенных ее памятников. Архитектор видел несоответствие возводимого строения тому значению, которое оно должно было иметь в ансамбле монастыря. Приземистая, тяжеловесная колокольня, запроектированная Шумахером, была чуть выше собора и поэтому не могла стать в ансамбле лавры необходимой высотной доминантой, не способствовала объемно-пространственному обогащению ансамбля Ухтомский направил свое внимание, прежде всего, на устранение этого недостатка. Он максимально развил ввысь ствол колокольни, предельно используя запасы прочности, заложенные в ней Мичуриным при ее основании.
Ухтомскому пришлось выбирать одно из двух решений надстроить один четверик и завершить колокольню монументальным куполом или повысить ее на два яруса, но отказаться от купольного завершения, заменив его легким декоративным покрытием. Ухтомский избрал второй вариант, в котором, насколько позволяли условия фундамента, была выявлена высотность башенной части сооружения. Ухтомский создал высотную четырехъярусную башню на мощном постаменте, легко вздымающуюся над ансамблем лавры.
При сравнении произведения Ухтомского со столпообразной колокольней Ивана Великого, с колокольней Новодевичьего монастыря или, наконец, с Меншиковой башней обращает на себя внимание почти полное отсутствие в надстроенной части глухой стены, ощущаемой в столпах древнерусского зодчества. Такой прием вызван в первую очередь необходимостью облегчить нагрузку верхних ярусов башни, сохранить в них лишь нужную конструктивную опору. Наряду с этим отказ от глухих простенков привел к созданию эффекта, на который, очевидно, и рассчитывал Ухтомский.
Величавая колокольня, как это было присуще лучшим произведениям Ухтомского, тесно связана с окружающей средой. Она составила гармоничное целое вместе с разнообразным комплексом строений лавры, обогатила монастырский ансамбль. Ухтомский создал глубоко национальное произведение, связанное с традициями древнерусского зодчества, но отвечающее эстетическим идеалам своего времени.
Творческие достижения, воплощенные в колокольне Троице-Сергиевой лавры, зодчий закрепил в проекте Воскресенской башни. Она близка лаврской колокольне по замыслу, формам и художественному образу.
В 1753 году Ухтомскому было поручено построить каменные Красные ворота вместо сгоревших незадолго до того деревянных ворот, возведенных Земцовым к коронации Елизаветы Петровны. Они стояли на пересечении бывшей Мясницкой и Садовой улиц. В своем проекте Ухтомский сохранил основные членения и состав декора предшествующих деревянных строений, живописность их облика. Но формы новых ворот при переложении их в камень приобрели монументальность и иной архитектурный смысл.
Произведением, которое ярко выразило тесную связь Ухтомского с современностью и вместе с тем его устремления к будущему, был проект Госпитального дома и Дома Инвалидов – одна из последних крупных работ зодчего. Трудно было бы найти среди архитекторов тех лет мастера, более подходящего, чем Ухтомский, для выполнения этого значительного по своим задачам проекта. Ансамбль должен был состоять из ряда корпусов различного назначения, храма, парка и пр. Опыт в строительстве деловых зданий, многолетняя работа по переустройству города позволили Ухтомскому создать детальное продуманное и мастерски выполненное сооружение практического назначения, каким явился проект Госпитального дома и Дома Инвалидов.
Идея создания казенного учреждения для раненых и инвалидов, для сирот погибших воинов возникла в годы Семилетней войны с Пруссией. Первоначально предполагалось строить Дом Инвалидов в Казани, но затем было решено создать его в Москве. Он мыслился в духе прославленного Дома Инвалидов в Париже.
В проекте Дома Инвалидов, выполненного Ухтомским (1758—1759), от парижского прообраза сохранился лишь общий замысел композиции и соотношения ее основных частей. В центре возвышался величественный собор, а по сторонам размещались лечебные и жилые корпуса, скомпонованные в крупные симметричные блоки. В остальном архитектурные формы, художественный образ и идеи, вложенные в проект зодчим, были независимы от исходного образца.
Для возведения комплекса сооружений было намечено место на берегу Москвы-реки, в районе Симонова и Даниловского монастырей. В проекте ансамбля Дома Инвалидов, в котором слились все, казалось бы, противоречивые тенденции творчества Ухтомского, приобрели подлинное единство «регулярность» и «великолепие» – характерные свойства русской архитектуры середины 18-го столетия. В исторической перспективе проект Госпитального дома и Дома Инвалидов можно рассматривать как недостающее звено в общей цепи сооружений и ансамблей общественного назначения XVIII – начала XIX века. Этот проект Ухтомского явился предшественником общественных ансамблей будущего, осуществленных учениками зодчего – прежде всего Казаковым, а затем мастерами Петербурга и Москвы.
Ухтомский скончался 15 октября 1774 года.
УИЛЬЯМ ЧЕЙМБЕРС
(1723—1796)
Уильям Чеймберс родился 27 октября 1723 года в Гетеборге в семье шотландского купца, которая затем перебралась в Англию. Получив коммерческое образование, Чеймберс поступил на службу шведско-индийской компании. В двадцатилетнем возрасте он уехал с поручением отца в Индию и Китай, где его привлекло своеобразие индийских и китайских построек. Он постоянно делал их зарисовки. Его внимание также привлекли китайские сады и прикладное искусство азиатской страны. Вскоре он решил посвятить себя архитектуре.
Чеймберс отправился в Париж, где стал учеником Клериссо. Затем он уехал в Италию. Здесь он рисовал античные здания и постройки Ренессанса.
В 1755 году Чеймберс возвратился в Англию и, получив благодаря покровительству лорда Бьюта, доступ в поместье принца Уэльского в Кью, занялся планировкой этих знаменитых садов.
Чеймберс обратил на себя внимание всего мира. Не примкнув к движению английских архитекторов-эллинистов, исходивших в своем творчестве из архитектурных памятников Древней Греции, он широко пользовался палладианскими формами, освежая их по временам обращением к римской античности.
Крупнейшей постройкой Чеймберса был Сомерсет-Хауз (1776) в Лондоне, бывший королевский дворец, переоборудованный для правительственных присутственных мест – огромное здание, или, вернее, огромный комплекс зданий в 182 метра по фасаду. Будучи любимцем Георга III, Чеймберс истратил массу денег на эту постройку, своей торжественной массивностью близкую к вкусам предыдущего периода. Ему, однако, не удалось получить кредитов на возведение двух корпусов, которые он хотел присоединить со стороны Темзы по бокам центрального. Рустованный цоколь с огромными арками ворот, коринфские пилястры и колонны, украшающие верхние этажи, лоджии и т д., несмотря на все старания архитектора, не в состоянии должным образом расчленить облицованный портлэндским камнем фасад здания, оставляя общее впечатление инертности, с одной стороны, и грандиозности – с другой. Обилие и дробность тяжелых деталей давят на зрителя.
Гораздо живее и элегантнее небольшие постройки Чеймберса – парковые жилые павильоны – «казино». Снаружи это маленькие храмы, внутри в них три-четыре комнаты, а в полуподвале кухня и другие служебные помещения. Наиболее известно его казино в Марине близ Дублина (1761), затем павильоны в парках замков Уилтон-хаус, Тэнфилдхолл в Йоркшире и т д.
Чеймберс и его современники-архитекторы считали, что они живут в одну из благоприятнейших для их искусства эпох. Огромно было число возводившихся зданий, и здания эти возводились в основном с преобладанием эстетических целей. Интересы жизненного уклада их хозяев не могли при этом, однако, не сказываться на стилевых установках. Нельзя было не желать, например, большего удобства, большей рациональности в расположении комнат, в их освещении, большего уюта и т д.
Патетическое прославление римской архитектуры в сборниках Пиранези, разумеется, не могло не найти живейших откликов во вкусах английских зодчих и поклонников Италии – аристократических «дилетанти».
Уильям Чеймберс занимался и парковой архитектурой. Он внес экзотические мотивы (в частности, китайские) в английские парки.
Заморская торговля Англии во второй половине века приобрела гораздо больший размах, чем в первой. Роль ее в экономике страны становилась все значительнее. Связи с заокеанскими странами увеличивались, рос и интерес к ним. Неудивительно, что и интерес к их искусству вспыхивал то в одной, то в другой отрасли английской художественной жизни.
Вывезенный Чеймберсом из Китая вкус к причудливому нашел себе подготовленную почву. Английское прикладное искусство (например, керамика) восприняло дальневосточные мотивы. Теперь речь шла о применении их к садовому строительству.
Первым применением нового «китайского стиля» в садовом искусстве была работа Чеймберса в парке замка Рокстон в Оксфордшире, а в 1758—1759 годах им были разбиты прославленные сады в Кью в окрестностях Лондона (ныне – Ботанический сад).
То вовсе не было простым воспроизведением китайского стиля садов. Вместе с подражанием Китаю здесь встречались мотивы, напоминающие о самых разнообразных эпохах и странах. В Кью, наряду со знаменитой, высотою в пятьдесят метров, китайской пагодой и «обиталищем Конфуция», уживались храмы Солнца, Беллоны, Пана, Эола, мечеть, руины готической церкви и пр. Одна картина сменялась другою, разнообразие их должно было вызывать смену настроений у путника, смена настроений – смену размышлений.
Как реакция на прежний английский парк появились новые веяния: стремление к занимательности, к экзотичности парковых павильонов и парковых насаждений. Принципы «разнообразия» теперь торжествовали над принципами «простоты» и «естественности». Вкус к экзотике, к раритетам, привозимым из дальних стран английскими мореплавателями, интерес (как к курьезу) к произведениям искусства далеких стран, к акклиматизации растений этих стран не могли не содействовать дальнейшему развитию страсти к заморской растительности в парках. Эту страсть энергично обслуживало «Лондонское общество садоводов», рассылавшее по всему свету своих агентов.
Новый вид английского паркового искусства имел огромное влияние на всю Европу. На континенте чеймберсовский стиль получил название «англо-китайского». Его называют также стилем «парков с сюрпризами». В Англии он вошел звеном в ту стилистическую полосу, которая прошла в середине XVIII века через все прикладное искусство и архитектуру – полосу смеси рококо и китайщины. Разумеется, парк оставался излюбленной областью, где насаждались и «готические» реминисценции: руины готических часовен и т д.
Описание Кью издано Чеймберсом уже в 1763 году. Но только в 1772 году, когда вкус к «китайщине» уже начал ослабевать, появился трактат Чеймберса о восточном садоводстве.
Идеи Чеймберса встречали живейший отпор со стороны защитников «естественности» и «безыскусственности». Идеи Руссо о природе находили себе в то время особенно благоприятную почву в Англии.
Чеймберс дожил почти до восьмидесяти трех лет и умер 17 февраля 1796 года в Лондоне.
РОБЕРТ АДАМ
(1728—1792)
Основоположниками, главными вождями неоклассического направления в английской архитектуре были братья Адамы, сыновья известного архитектора Уильяма Адама. Наиболее талантливым из них был Роберт.
Архитектурная деятельность Роберта Адама была исключительно широкой. Вместе с братьями Джеймсом, Джоном и Уильямом, своими постоянными сотрудниками, он застраивал целые улицы, площади, кварталы Лондона.
Роберт Адам родился 3 июля 1728 года в Керколди. Его отец Уильям был не только архитектором, но и строителем. Он возглавлял, в частности, все военное строительство в Северной Британии. Роберт получил образование в Эдинбургском университете, который окончил в 1743 году.
С 1745 года он уже работал ассистентом у отца. Когда Уильям Адам умер в 1748 году, то его дело возглавил старший сын Джон, а Роберт стал его партнером. Они сделали несколько работ по оформлению интерьеров, сочетая народные шотландские мотивы со стилем рококо – дом графа Гопетауна и дом лорда Дамфри в Эйшире.
В 1754 году Роберт отправляется в континентальную Европу, сначала в Брюссель, а затем в Париж. До 1755 года он путешествует по югу Франции, затем перебирается в Италию. С января этого года он живет во Флоренции, где серьезно занимается повышением своего профессионального уровня. Его другом становится французский архитектор Шарль-Луи Клериссо. Благодаря Клериссо, Адам значительно расширяет свои познания в истории и теории архитектуры.
В феврале 1755 года Адам едет в Рим. В древнем городе он увлеченно исследует античные постройки. Эта работа продолжается позднее в Далмации, куда Роберт выехал в мае 1757 года. Здесь он провел изучение руин дворца Диоклетиана в Сплите, материалы о котором были опубликованы в 1764 году. Прежде чем вернуться на родину, Адам побывал с экспедициями в Греции и Египте. На английскую землю он ступил в январе 1758 года.
Одной из первых построек Адама в Англии была стена ограды и ворота Адмиралтейства в Лондоне (1760). А начал он опять с интерьеров. В них ярче всего проявились особенности стиля Роберта Адама. В новопалладианском стиле он оформляет Хетчлэнд в Суррее (1758—1761) и Шардело в Бакингемшире (1759—1761). В 1761 году следует большое число заказов: Хэрвуд (Йоркшир), Крум-Курт (Ворчестершир), Кедлстон-Холл (Дербишир), Бувуд (Вилтшир), Остерлей-Парк (Мидлсекс).
К числу наиболее известных адамовских интерьеров относятся – аванзал в Сайон-хаусе в Мидлсексе (1761—1762) и большая библиотека в Кенвуде (1768) – лондонские дворцы-особняки.
Внутренняя планировка зданий, построенных Адамом, отличается большей рациональностью и удобством. Комнаты расположены либо параллельными сообщающимися анфиладами, либо выходят в примыкающий к анфиладе коридор. Залы отличаются друг от друга не только размерами, но и формой. Наряду с прямоугольными часто встречаются овальные и круглые помещения. Вместо тяжеловесной лепнины палладианских интерьеров применяются легкие лепные стуковые, часто золоченые рельефы, которые эффектно выделяются на стенах, окрашенных в различные цвета в зависимости от назначения комнаты, или изящными виньетками украшают потолки. Вообще орнаменту Адам уделяет особо большое внимание. Широкое распространение получают также маленькие картинки-медальоны и рельефы на мифологические сюжеты, органично включенные в декоративное оформление.
Интерьеры Адама создают богатое и разнообразное впечатление. Вместе с тем Адам стремится достичь полной законченности и гармонии во всем ансамбле декорировки. Лепнина потолка и стен, росписи, рисунок ковров и мебели, даже посуды, – все подчиняется единому замыслу.
Другой характерный образец творчества Адама – замок Кедлстон-холл (1765—1770), построенный и отделанный им внутри по составленному другими архитекторами палладианскому плану – с полукруглыми крыльями, примыкающими к центральному зданию. Но расположенные по главной оси самые большие парадные помещения замка принадлежат, несомненно, Адаму. Замысел большого холла, где за несущими лепной потолок коринфскими колоннами из искусственного мрамора стоят в нишах стен античные статуи, и перекрытого куполом салона, стены которого расчленены нишами и табернаклями, навеян, вероятно, античными памятниками, с которыми Адам ознакомился во время поездки в Далмацию.
В еще большей степени отвечали новым изысканным вкусам приемы отделки других, меньших по размерам помещений – лепнина потолков и стен, украшения каминов. Изящный фасад клуба Будль в Лондоне (1765) дает представление о том, как Адам решал внешний облик здания.
Современники нашли в нем мастера, сумевшего воплотить их представления о комфорте и целесообразности, явившихся столь специфической чертой английской архитектуры. Рационализм, облеченный в формы греческой античности, определял сущность творческого метода Адама. Внешности таких зданий должна была быть свойственна благородная простота памятников, созданных демократической Грецией. Для боковых фасадов дворцов, а также для лицевых фасадов буржуазных домов характерны большие широкие окна с веерообразными тимпанами наличников, встречающихся постоянно и над дверями. Любимая схема плана для резиденций магнатов у Адама напоминала форму букв «Н» и «В». В центре помещался круглый или овальный зал, из которого открывались двери в две параллельные анфилады комнат; к ним иногда примыкал для удобства коридор; в него комнаты эти имели на всякий случай выход.
Роберт Адам, хотя и подчеркивал, что точно следовал греческим образцам, в то же время находил возможным вносить изменения в пропорции колонн и пр. Он считал себя, например, изобретателем особого «британского ордера» – колонн с капителями в виде львов и единорогов. В зависимости от того, каково было назначение здания, очень менялся и характер архитектурного оформления. Когда дело шло о постройке замков, например, Латтон-хаус в Беркшире для премьер-министра лорда Бьюта (1767) или городских дворцов знати, то Адам не отказывался от массивности и величественности. Это выражалось, между прочим, в применении коринфских колонн, куполов, круглых зал с венцом колонн внутри и т д. В дворцовом строительстве Адам не порывал столь резко с палладианством, как при постройке городских буржуазных особняков, загородных вилл, небольших усадеб джентри. В очень простых и строгих классицистических формах выдержан новый университет в Эдинбурге (1789—1791).
Еще раз надо отметить, что большинство работ братья делали совместно. Одной из специальностей братьев Адамов являлось объединение рядов домов по сторонам улиц и площадей единообразными фасадами. Таковы постройки в Лондоне на Портленд-плейс (1770), а также улица, выстроенная на поднятом ими же берегу Темзы, так называемая Терраса Адельфи (что значит по-гречески «терраса братьев», то есть братьев Адамов, 1768 год) на Фитцрой-сквере.
Для их произведений характерны простота и смелость в соотношении архитектурных частей и некоторая мелочность в декорировании внутренности зданий.
Адамы были не только архитекторами, но и орнаментистами, по рисункам которых работали слесари, чеканщики, мебельщики и главное – штукатуры (преимущественно приезжие итальянцы). Своды, плафоны, стены покрывались рельефными растительными орнаментами и гротесками – белыми на голубом, бледно-оливковом, зеленом, сиреневом, розовом фонах. Стиль Адамов здесь единен со стилем произведений фабрики Веджвуда. Иногда, впрочем, тут, как и в отдельных архитектурных мотивах Адамов, наблюдается непосредственное влияние на них помпеянского искусства. Камины делались из разноцветных мраморов. Резьба по дереву, столь обычная прежде в отделке зданий, совсем исчезает. Особенно известен внутренним убранством в этом новом стиле упомянутый замок Кедлстон.
Из других работ в усадьбах знати Роберта Адама важнейшие: Уитхем в Сомерсетшире (проект 1776 года), Комптон в Уорикшире (проект работ в 1776 году) и одна из последних работ – Госсфорд-хаус в графстве Ист-Лотиан, в Шотландии.
Наряду с работами в замках земельных магнатов, братья Адамы и их школа брали подряды и на более или менее богатую отделку лондонских буржуазных особняков и даже квартир и других помещений, сдававшихся состоятельным частным лицам и различным учреждениям.
В Лондоне по чертежам Роберта Адама построены Лансдаун-хаус (начатый в 1766 году); дом Уоткин-Уинн (1772) на Сент-Джеймс-сквере; дом лорда Дерби на Гровнор-сквере (1773); дом «Клуба Уайта» (1776) на Сент-Джеймс-сквере; Друри-Лейнский театр (1776). Назовем еще старое здание Государственного архива (1771) и церковь в Мистли в графстве Эссекс (1776).
Около 1770 года Роберт Адам выстроил мост через реку Эвон, а в 1777 и 1782 годах набросал планы дальнейшего расширения города. Осуществление этого проекта производилось уже другими архитекторами.
После публикации в 1773 году образцов архитектурных работ Роберта и его братьев их влияние быстро распространяется и в Англии и за ее пределами. Традиции их искусства долго сохраняли свое значение в английской архитектуре. Уже сильно эллинизированный стиль братьев Адам нашел свое продолжение в так называемом греческом возрождении, начало которого относится к концу XVIII века, – направлении недостаточно творчески оригинальном и в большой степени эклектичном. Своего полного развития это направление достигло в английской архитектуре первых десятилетий следующего, XIX века.
Роберт Адам скончался 3 марта 1792 года в Лондоне.
ЮРИЙ МАТВЕЕВИЧ ФЕЛЬТЕН
(1730—1801)
Деятельность Фельтена пришлась на годы, когда барокко уступало место классицизму, ставшему вскоре главным направлением искусства. Наследие зодчего сфокусировало признаки архитектуры переходного времени.
Георг Фридрих Фельтен, или, соответственно русскому варианту, Юрий Матвеевич Фельтен, родился в 1730 году. Отец его Матиас Фельтен 12 мая 1725 года был назначен экономом при только что созданной Санкт-Петербургской академии наук. В 1738 году дочь Фельтена Екатерина вышла замуж за профессора физики и математики Г.В. Крафта.
Дела шли хорошо, пока жив был глава семейства, но 18 апреля 1736 года Матиас Фельтен умер. У вдовы остались дети-подростки – дочь и двое сыновей. Крафт взял на себя заботу о семействе близких родственников. В 1744 году Крафт вернулся в родной Тюбинген и позвал на родину оставленное в Петербурге семейство.
Фельтен к тому времени закончил старший класс гимназии, открытой при Академии наук. После гимназического курса он был достаточно подготовлен, чтобы продолжать занятия в Тюбингенском университете, где в течение нескольких лет изучал у Крафта математические и физические науки.
Все виденное в Германии стало хорошей школой, заложило прочную основу в его архитектурном мышлении и, несомненно, повлияло на все дальнейшее творчество зодчего. Германия удержала молодого Фельтена ненадолго. Осенью 1749 года он снова в Петербурге. В ноябре этого года Фельтен обратился с прошением, как тогда было положено, на имя императрицы Елизаветы Петровны о поступлению в Академию.
В декабре 1749 года желание Юрия осуществилось. Незаурядные способности и хорошая предшествующая подготовка быстро подвинули его в занятиях при Академии. В ноябре 1751 года, одолев необходимый курс наук, Фельтен подал челобитную об определении его в службу академическую с жалованьем. Обучавшие его художники дали сдержанные, но вполне положительные аттестации.
С марта 1752 года Фельтен был зачислен на службу в Академию архитекторским гезелем с жалованьем сто пятьдесят рублей в год. В ноябре 1754 года Фельтен попросил разрешения в академической канцелярии ходить «к обер-архитектору г-ну графу Растрелли для упражнения в практической архитектуре, когда при Академии никакого дела не будет». А в сентябре 1755 года Фельтен стал выполнять задания в состоявшей при Канцелярии от строений команде Растрелли, еще не имея там штатного места.
Обер-архитектор императорского двора скоро оценил способности молодого гезеля. Растрелли просил зачислить Фельтена заархитектором, дабы тот мог проявить на деле «природную склонность к архитектуре цивилис». Указом Правительствующего сената от 20 декабря 1755 года Фельтен был приведен к присяге и зачислен на службу.
Несомненно, главное значение для Фельтена имела работа в мастерской Растрелли. Когда в начале августе 1764 года Растрелли с семьей покинул Петербург, ближайшему его помощнику Фельтену пришлось завершать начатое его наставником, а вскоре приступить и к самостоятельному проектированию.
1760–1770-е годы стали периодом становления и расцвета таланта зодчего. Получив звание архитектора, он продолжал работать в Зимнем дворце и по дворцовому ведомству. Теперь, после отъезда Растрелли, главными архитекторами стали Валлен-Деламот и Фельтен. В архивных документах их имена постоянно встречаются рядом. Первый выполняет проекты отделки комнат на половине императрицы; второй готовит девять комнат для наследника, будущего Павла I в южной части дворца.
Имя Фельтена связано также с созданием замечательного сооружения, ставшего началом современного музея Государственный Эрмитаж.
Для размещения все увеличивающихся художественных коллекций решено было строить с восточной стороны жилого дворца специальное здание, возводившееся по проекту Деламота, а отчасти и в соответствии с проектом самого Фельтена (1764—1768).
Именно Фельтен осуществлял строительство здания. Он же в 1763—1766 годах разработал конструктивное основание Висячего сада и возвел жилой южный павильон (так называемый Малый дворец), а позднее, в 1769—1775 годах, им же были построены боковые галереи, предназначавшиеся для размещения картин.
По проекту Фельтена в 1775—1785 годах было построено «здание в линию с Эрмитажем» (Большой, или Старый, Эрмитаж). План из собрания Отделения рисунка Государственного Эрмитажа поясняет своеобразное название сооружения, встречающееся в архивных документах: при строительстве нового здания были использованы стены прежних построек, существовавших на этом участке, а возведенный фасад был как бы приложен, вытянут по одной оси с северным павильоном Эрмитажа. По проекту Фельтена был создан так называемый Овальный зал, который примыкал к этому павильону с восточной стороны.
В 1760—1770-х годах, после отъезда Растрелли, Фельтен был главным архитектором Канцелярии от строений. У Екатерины II по мере упрочения ее на престоле рождались грандиозные честолюбивые замыслы обновления столицы и загородных резиденций, преобразования всей страны. Она вникала во все строительные планы. Исполнителем ее намерений эти годы был Фельтен. На пере