IV. Структурализм и феноменология

IV.1.

А теперь посмотрим, в каких отношениях состоят структура­лизм и феноменология. Это дело не столь срочное, потому что наибо­лее грубые ошибки в этой области как правило допускаются только людьми мало подготовленными и поверхностными. Но даже и подго­товленным теоретикам случается в своих умственных лабораториях допускать ошибки, связанные с тем, что, воодушевившись кажущимся сходством методологий структурализма и феноменологии, они впада­ют в отчаяние, вслед за тем обнаруживая их серьезные различия

Поверхностный наблюдатель может прийти к выводу, что там, где структуралист ищет в объекте систему отношений, структуру, форму, там феноменолог ищет эйдос (в самом начале этого раздела нам уже доводилось говорить об аристотелевском различении эйдоса и усии в связи с проблемами структуры).

Но структуралистский эйдос, продукт последовательного абстра­гирования, представляет собой намеренное обеднение индивидуаль­ного и конкретного ради разработки универсальной модели Напро­тив, феноменологический эйдос нацелен на схватывание переживае­мого, докатегориального, которое выявляется тогда, когда абстракт­ные категории, обедняющие наш опыт конкретного, отходят в сторо­ну. Различие между структурализмом и феноменологией это различие между универсумом абстракций и опытом конкретного.

IV.2.

Обратимся кпроблемам, затронутым Энцо Пачи в его работе "Структурная антропология и феноменология"²⁶ ."Переживаемый

²⁵ См. Г. 4.

²⁶ В "Aut Aut", 88, 1965 Весь номер посвящен Леви-Стросу

опыт для него (Леви-Строса) не исходная точка, но точка, полярная объективности. Феноменология, как известно, исходит из пережива­емого опыта и очевидности .. В этом смысле она исходит из конкрет­ного и как раз на конкретном она основывает абстрактное". Напро­тив, структурализм Леви-Строса старается этого избежать, потому что "если диалектика исторична, она не научна, а если научна, то не исторична" Конечно, и для Леви-Строса актуальна проблема кон­кретного, и в этом плане Пачи считает главным вопрос о субъектив­ном и интерсубъективном обосновании опыта, исходя из настоящего: "Леви-Строс не переходит на феноменологические позиции, потому что это предполагало бы, что между переживаемым опытом и объек­тивной реальностью нет разрыва. Он не замечает, что сам исходит из собственной субъективности, которая уже всегда заранее есть в мире, из субъективности, которая открывает возможность интерсубъектив­ного обоснования наук и которая уже всегда заранее присутствует во всяком генетико-историческом сцеплении событий". Эти вопросы нам вскоре предстоит обсудить в главе 3 нашего исследования, хотя наше несогласие со структурализмом Леви-Строса и сделанные в связи с этим возражения покоятся на предпосылках, отличных от феноменологических Как бы то ни было, вопросов субъективного и интерсубъективного обоснования объективности наук не обойти, хотя бы в виде признания неизбежной относительности их границ. Напротив, Пачи продолжает отыскивать другие точки соприкоснове­ния и расхождения со структуралистской мыслью. Он утверждает, что у докатегориального мира есть своя собственная структура, в кото­рую и помещается всякий субъект. Но мы знаем, что эта структура обосновывает возможность познания объектов, которые необязатель­но ей однородны, в то время как для структуралиста, как мы убедимся позже, гипотеза психофизического параллелизма существеннее любой попытки мыслить трансцендентально. Когда Пачи говорит о докатегориальных структурах, он рассматривает деятельность субъ­екта как задачу наделения событий смыслом, в то время как Леви-Строс сказал бы на это, что субъект открывает значащие структуры, которые ему предшествуют и по крайней мере обеспечивают струк­турную однородность субъекта открываемым им структурам. Леви-Строс, напоминает Пачи, решает проблему, прибегая к понятию бес­сознательного, и, таким образом, обходит вопрос о конституирова­нии объекта" ²⁷. Разумеется Леви-Строс также занят поисками зако­нов конкретного мышления, но он их ищет в формальной логике. Замечание Пачи справедливо именно потому, что Леви-Строс зани-

²⁷ В том же номере "Aut Aut" см. работу Эмилио Ренци "О бессознательном у Леви-Строса"

мается конкретным мышлением и, стало быть, "естественным". И напротив, в той мере, в какой структуралистские гипотезы предназна­чены описывать феномены культуры (и такова задача нашего собст­венного исследования), вопрос теряет свою остроту; но в той мере, в какой Леви-Строс стремится к созиданию онтологии культуры (ретрансформация культуры в природу составит тему последующих глав), критика Пачи попадает в самую точку. Ссылка Пачи на трансценден­тальный схематизм Канта вплоть до его переложения на язык неопо­зитивизма и операционизма наряду с обращением к транцендентальному обоснованию любой познавательной модели наводит на целый ряд вопросов, без решения которых никакая структурная эпистемоло­гия невозможна и игнорирование которых, как мы увидим, превраща­ет структурализм в онтологию, или мистику Бытия.

V. Структурализм и критика

V.l.

Все, кто более или менее разбираются в проблемах современ­ной эстетики, разделяют точку зрения, которая суммарно выражена во фразе Жана Старобиньски: "Система не есть сумма составляющих ее частей, ощущение целого присутствует в каждом ее конститутив­ном элементе, — такова первая и главная установка структурализ­ма"²⁸. Утверждение верное, если взять его в том смысле, в котором мы говорили о структуре во введении к нашему исследованию. Но в таком случае, эта "первая и главная установка структурализма" достаточно стара и существовала задолго до лингвистического структурализма. То, что выявил лингвистический структурализм, как мы в этом убеди­лись со всей очевидностью, это вовсе не то, что структура представля­ет собой систему спаянных и взаимозависимых частей, но что указан­ная структура может быть представлена в терминах оппозиций и различий независимо от того, какие именно элементы заполняют валентности, образовавшиеся в системе оппозиций и различий. В итоге, структуралистская методология оказывается более пригод­ной к тому, чтобы связывать разные объекты, приводя их к констант­ным моделям, чем анализировать структурированные целостности. Таким образом, когда Чезаре Сегре утверждает, что "главное требо­вание, которому, кажется, удовлетворяет структурализм (и в этом он конкурирует со стилистикой), это быть такой критикой текста, кото­рая не связана сиюминутными оценками и отвечает на ряд весьма нехитрых вопросов, например: как произведение функционирует и, особенно, где же в нем скрыта поэзия"(Авалле)²⁹ ; мы снова оказыва-

²⁸ SeC,pag. XIX.

²⁹ SeC, pag. LXXIV.

емся лицом к лицу с требованием органичного прочтения индивиду­альных структур художественного произведения, но мы, по-видимо­му, еще далеки от метода, который (отвлекаясь в данном случае от проблемы поэтичности) выделял бы в данном произведении то, что оно имеет общего с другими произведениями. Но ведь тогда многое в исследованиях Проппа, скажем, не устроило бы структуралистскую методологию, поскольку Пропп ничего не говорит о ценности кон­кретной, отдельно взятой сказки, зато говорит, и очень много, о дви­жении сюжета, который эту ценность созидает, и о функциональных оппозициях, с которыми это развитие связано ³⁰.

Когда Джулио Карло Арган ³¹, описывая предположительный "структуралистский" разбор критиком картины Паоло Учелло, го­ворит: "Я замечаю, что знаки расположены согласно общей схеме, которая сообщает каждому из них, а также их совокупности, опре­деленное пространственное значение. Передо мной, стало быть, некая структура перспективистского изображения", он выявляет в разбираемом произведении "его особенную форму", акцентируя ее отличия от по видимости сходных решений в картинах других художников и пытаясь определить "угол расхождения". Это оче­видное различие между методологией Проппа и тем, что делает, например, Арган; поможет ли оно нам оценить вклад структурализ­ма в художественную критику?

V.2.

Вместе с тем, известные работы Якобсона, исследования рус­ских формалистов и советских последователей формальной школы, а также всех школ, заявляющих о своей приверженности структурным методам ³², являют собой достаточно убедительные примеры одновре­менного решения двух противоположных задач: выявления оператив­ных моделей, с одной стороны, а с другой — всего неповторимого,

³⁰ Мария Корти (в SeC, pag. XXXI) замечает, что Пропп "далек от лингвистического представления о структуре, в его структурной типологии оппозиции не играют той фундаментальной роли, которой они наделены в лингвистической структуре"; если бы мы взялись рассматривать пропповские функции как вид оппозиций, то, несомненно, оказалось бы, что Пропп находится за пределами собственно структурализма, но метод Проппа был переосмыслен в подлинно структуралистском ключе в комментариях Леви-Строса, переведшего простую последовательность функций в более масштабную комбинаторную матрицу. (См. С. Lévi-Strauss, Структура и форма in V. J. Propp, Morfologia della fiaba, Torino, 1966, под ред. Дж. Л. Браво), См. также работу Клода Бремона в Le message narratif, in "Communications", n 4, и также A. J. Greimas, Sématique structurale, Paris, 1966.

³¹ SeC,pag.LVII.

³² Cp. раздела Д. (Границы семиологии).

особенного, описания той самой операции замещения валентностей, которая превращает отдельное художественное произведение в глав­ный и последний предмет анализа.

Тогда можно было бы сказать, что поиски инвариантных форм в разных контекстах и разных форм в одних и тех же контекстах это два взаимосвязанных момента, но это утверждение еще нисколько не про­ясняет вопроса о том, можно ли говорить о структуре в том и в другом случае и в каком смысле. Если это терминологическая двусмыслен­ность, ее надо выявить, если это полисемия в пределах разумного, то ее надо иметь в виду, если же это тип структуры, который следует рассматривать как диалектическое отрицание какой-то другой струк­туры с целью их последующего опосредования, то такой случай тоже должен быть подробно оговорен ³².

V.3.

Все указанные противоречия структуралистской критики, по­казавшиеся нам наиболее характерными, хорошо проанализированы Марией Корти ³³, подчеркнувшей то, что стало центральной темой нашего исследования: есть два понимания структуры, как структури­рованного объекта и как обобщающей модели. Во втором смысле идея структуры предполагает описание языка как системы, а приме­нительно к отдельному произведению заставляет критика сосредото­чиваться на отклонениях, которые вырисовываются при сравнении с нормой; при этом остается открытым вопрос о том, чем мы, собст­венно, занимаемся, лингвистикой или критикой. В первом случае структуралистский инструментарий помогает определить то, что Джанфранко Контини назвал "целостностью" произведения, объеди­ненного авторским замыслом, единым видением со своей особенной игрой светотени, видением целостного и завершенного. И тогда, про­должает Корти, получается, что, "занимаясь сугубо формальными значимостями применительно к индивидуальному художественному

³² Иначе прав Леви-Строс, утверждающий (SeC), что "фундаментальный недостаток литературной критики структуралистского толка связан с тем, что она часто сводится к игре отражений, при этом невозможно отличить сам предмет от его символического отблеска в сознании субъекта Исследуемое произведение и мысль исследователя так переплетаются, что не поймешь, что отчего и откуда" С этим можно было бы согласиться, если бы не следующие соображения 1) как мы убедимся в ходе изложения, опасность, которую усматривает Леви-Строс в действиях критики, та же самая, которая возникает всякий раз, когда речь заходит о какой-то структуре с той оговоркой, что это никакая не опасность, но фундаментальная характеристика любой речи о структурах, утверждающей их наличие, 2) неясно, чем, собственно говоря, занимался сам Леви-Строс, когда вместе с Якобсоном выявлял структуры "Кошек" Бодлера

³³ SeC, pagg. XXVII—XXXI

языку или литературному языку определенного периода или сопо­ставляя различные феномены литературного языка, исследование, хотя и не становится собственно лингвистическим, тем не менее опи­рается на сходное представление о структуре как о некоем присущем объекту систематическом единстве".

Итак, в этом отрывке еще нет ответа на поставленный нами вопрос, но есть все необходимое для того, чтобы на него ответить.

V.4.

Есть примеры использования структурных методов, вовсе не с целью выявления уникальных особенностей отдельного произведе­ния искусства, но с целью выявления константных моделей. Таковы исследования Проппа, работы по изобразительному искусству Э. Панофского, исследования продукции массовой культуры. Эти исследо­вания носят семиологический или социологический характер и не имеют ничего общего с литературной критикой, хотя и могут предо­ставлять в ее распоряжение кое-какой ценный материал.

V.5.

Но также существует и лингвистическая критика произведе­ний искусства. Именно ее имеет в виду Луиджи Розиелло ³⁵, предлагая свое оперативное и функциональное определение поэтического сооб­щения Оперативное в той мере, в какой оно опирается на принципы современной эпистемологии (разделяемые также и нами), и функцио­нальное в той мере, в какой "поэтическое сообщение идентифициру­ется с определенными функциями, выявляемыми с помощью оппози­ций внутри языковой системы". Оппозиция, о которой говорит Рози­елло, это оппозиция коммуникативной (референтивной) и поэтической (эстетической) функции сообщения. Изучение языка это изучение сис­темы норм, закрепленных узусом и обеспечивающих автоматический Характер речевой коммуникации. Изучение поэтической речи это изу­чение "альтернативных вариантов поэтической речи, в которых осу­ществляются возможности, скрытые в языковой структуре", в конеч­ном счете, оно призвано не столько очерчивать неповторимый облик произведения, сколько выявлять скрытые в языке возможности ком­муникации Лингвистика поглощает стилистику, что не мешает струк­турному методу оставаться самим собой. Но, прибегая к наиболее распространенным структуралистским приемам, Розиелло пользует­ся ими не для того, чтобы открывать уникальность и неповторимость произведений. Изучение поэтической речи становится ответвлением лин­гвистики и соответственно социологии и культурной антропологии.

³⁵ SeC pagg. XLVII. См. также Struttura uso e funzioni della lingua, Firenze, 1965 (гл. образом первые три главы)

V.6.

Существует, однако, и третья возможность В этом случае также изучаются отношения нормы и авторских нарушений, но норма предполагает системность: это может быть литературный язык како­го-то времени (Корти), язык какого-то автора (см понятие "кон­текст", которое Д'Арко Сильвио Авалле относит не только к отдель­ному произведению, но и к целому ряду произведений какого-либо автора) ³⁶, в любом случае, это всегда система, с которой соотносят отдельное произведение, выявляя совпадения и отличия.

V.7.

И вот, наконец, еще один, последний вариант. Критик погру­жается в глубины произведения, упорядочивая его изнутри, задавая произведению искусства вопросы, адресуя их не случайному набору чувственных раздражителей, но органическому целому, порождаю­щему цепочку ответов. Вправе ли мы все еще говорить о структуре как модели? Жорж Пуле, критик, которого многие охотно сочли бы струк­туралистом, замечает, что "целью критики является интимное пости­жение критикуемой реальности. Подобное постижение возможно лишь в той мере, в какой критическая мысль становится критикуе­мой, про-чувствовав, пρο-думав, во-образив последнюю изнутри. Нет ничего менее объективного, чем это движение духа. В противополож­ность тому, что обычно думают, критика должна избегать каких бы то ни было объектов (автор, рассматриваемый как другой, или его произведение, рассматриваемое как вещь); то, что должно быть улов­лено, это субъективность, деятельность духа, которой не понять со стороны, не испытав в себе самом действия этой субъективности" ³⁷. Комментируя этот отрывок, Жерар Женетт³⁸ спешит напомнить, что все это нечто прямо противоположное тому, что называют структура­листской критикой, и, напротив, очень похоже на то, что Поль Рикер распространяет во Франции под именем герменевтики. Вполне оче­видно, что с точки зрения структурализма структуры не "пережива­ются", как раз наоборот, как мы подчеркивали, сопоставляя структу­ралистский и феноменологический методы, структура тем лучше функционирует, чем успешнее замораживает объект, превращая его в некую окаменелость. С другой стороны, как не согласиться с тем, что произведение искусства располагает к герменевтической интерпрета­ции гораздо более, нежели к структурному анализу? Женетт, увлечен­ный обеими открывающимися возможностями, выдвигает предполо-

³⁶ См.выступление в SеС как пример этого метода, "Gli orecchini 'di Montale, Milano, 1965

³⁷ In "Les lettres Nouvelles", 24 giugno 1959

³⁸ Figures, Paris, 1966, pag 158 (и вся глава "Структурализм и литературная критика")

жение, впрочем, уже сделанное Рикёром ³⁹, об их дополнительности, герменевтическому прочтению подлежат великие произведения, близ­кие нашему мироощущению, многоплановые и неоднозначные; структурный же метод оказывается более эффективным при анализе типовых произведений (массовая культура) или когда мы сталкиваем­ся с далекими и чуждыми нам культурными контекстами, непостижи­мыми изнутри и потому редуцируемыми к неким константным, характеризующим их структурам.

V.8.

Но на самом деле, можно выделить еще и пятый способ про­чтения, различимый и у Женетта, и у других упоминаемых в этом параграфе авторов Корректна ли структуралистская процедура вы­деления общей модели, которая в качестве кода способна порождать различные сообщения? Предположим, корректна. Но выше, в главе об эстетическом сообщении ⁴⁰, уже было определено понятие эстети­ческого идиолекта. В основе всех уровней сообщения лежит единая структурная кривая, однотипная модель. Если у произведения есть собственный код, то он должен проявляться как на фонематическом, так и на идеологическом уровнях, как на уровне персонажей, так и на уровне синтаксических структур и т д. "Если в течение долгого вре­мени литература считалась сообщением без кода, то почему вдруг не возникнуть потребности взглянуть на нее как на код без сообщения", и это, по Женетту, недостаток лингвистической критики, о которой мы говорили в п. 2 А теперь надо снова в коде найти сообщение, — говорит Женетт. Или же, скажем мы, надо попытаться разобраться с процедурой выявления в сообщении, рассматриваемом в свете всех используемых в нем кодов, его собственного индивидуального кода. Если даже произведение представляло бы собой простую последова­тельность звуков или означающих без означаемого (как в "конкрет­ной" поэзии), то выявление характерного кода этого произведения, значимого только в данном случае, не было бы с точки зрения струк­турализма бессмыслицей, мы имели бы дело с кодом "стихотворение X" (структурной моделью "стихотворения X"), позволяющим строить гомологичные высказывания относительно всех объектов, охватываемых классом "стихотворение X", а то, что этот класс состоит из одного члена, логически иррелевантно. Однако эта аномалия очень Даже интересует ту критику и эстетику, которые занимаются как раз одночленными классами, каковы суть произведения искусства.

³⁹ Structure et herméneutique, in "Esprit", novembre 1963

⁴⁰ A 3 II

V.9.

Но в действительности произведение искусства предствляет собой систему систем ⁴¹, и выстроенная модель как раз и сводит вместе разные планы произведения, соотнося системы форм с системами значений. При этом сам материал, сама субстанция означающих на­чинает формировать систему различий, приводимую к той же модели Так складывается единый код, который управляет как формой и суб­станцией плана выражения, так и формой и субстанцией плана содер­жания. Назовем ли мы эту модель "навязчивой идеей" (но не в смысле критики, которая занимается структурным моделированием исклю­чительно на уровне тем)⁴² или мы ее назовем на манер Шпитцера "этимон", всякий раз мы все равно имеем дело со структурным мето­дом, потому что (при этом то, что все это направлено на понимание отдельного конкретного произведения, никак не влияет на чистоту метода) речь идет о константах, об их воспроизведении на всех уров­нях, взаимодействии и взаимовлиянии в процессе нескончаемого de-calages. И становится ясно, что чем больше произведение стандарти­зовано и стилизовано, тем более модель неизменна и узнаваема на всех уровнях ⁴³; и чем более произведение подчинено авторской субъек­тивности или требованиям рынка, тем более оно отвечает набору готовых клише ⁴⁴; и напротив, чем больше новизны в произведении, тем более модель, которая только в итоге обретает свои очертания, растворена во множестве вариаций, воспроизводясь всякий раз с еле заметными отклонениями, за которыми все еще различимо правило, лежащий в основании код

V.10.

Вэтом смысле критика вполне может быть структуралист­ской и при этом не ограничиваться изучением произведения исключи-

⁴¹ Ср. тезисы формалистов, а также Уэллека, цит., см. также Cesare Segre in SeC, pagg. LXXVII—LXXVIII

⁴² О различии между тематической и структуралистской критикой см пятый ответ P.Барта "Letteratura e significazione", cit. O том, как пересекаются эти два направления в "новой критике", см дискуссию в Les chemins actuels de la critique, Paris, 1967 В качестве примера тематической критики укажем на Charles Mauron, Dalle metafore ossessive al mito personale, Milano 1966, Jean-Pierre Richard, L univers imaginaire de Mallarme, Paris, 1961, не говоря уже о Georges Poulet, Etudes sur le temps humain,Paris, 1950, или Les métamorphoses du cercle, Paris, 1961 и Jean Starobmski, J -J Rousseau — La transparence et l obstacle. Paris, 1957, однако нам не кажется, что Старобиньски можно безоговорочно зачислить в сторонники тематической критики (см след прим ) С другой стороны, границы между тематической, стилистической, психоаналитической или формальной критикой часто трудноопределимы

⁴³ См образцовое исследование Старобиньски La doppietta di Voltaire, in "Strumenti critici", 1, 1966

⁴⁴ Отсюда польза подобных исследований массовой литературы (см нашу работу "La struttura del cattivo gusto", in Apocalittici e integrati, cit.)

тельно в синхронном плане, потому что выявление идиолекта (напри­мер, того особенного способа трактовать перспективу, о котором говорил Арган) перерастает в исследование изменений этого идиолек­та (здесь-то и рождается история форм и стилей) или в исследование того, как этот идиолект складывается (так структурный подход спо­собствует возвращению к изучению генезиса произведения), в пере­чень способов реализации идиолекта, который может складываться в общем контексте произведений какого-то одного автора (Авалле), в контексте литературного языка какого-то периода (Корти), в кон­тексте школы, которой данное произведение положило начало, — и тогда это изучение "стиля", в контексте феноменологии "жанров"⁴⁵.

V.11.

Необходимо, однако, сделать ту же оговорку, что и Женетт в своих рассуждениях о взаимодополнительности структурализма и герменевтики этот метод не годится для произведений повышенной сложности ⁴⁶. Конечно, есть множество примеров, которые доказыва­ют если не обратное, то по крайней мере возможность его применения. Во всяком случае, мы говорили не о фактической, но о принципиаль­ной возможности структуралистской критики. Речь шла о том, чтобы разобраться, чем является, чем может быть и чем, по-видимому, долж­на быть структуралистская критика