Мебель для квартир. Совместно с архит. Л. М. Врангель. Проект. 1938

Мебель для театральных помещений. Совместно с архит. Л. М. Врангель. Проект. 1938

Бескаркасный крупнопанельный секционный жилой дом для Москвы. Совместно с архит. Б. Н. Блохи-ным. Инж. А. Н. Шкинев. Проект. 1949. Фрагмент фасада

Бескаркасный крупнопанельный 25-этажный жилой дом-башня для Москвы. Совместно с архит. Б. Н. Блохиным. Инж. А. Н. Шкинев. Проект. 1949. Фрагмент фасада. План

Архитектура дома отличалась предельной ясностью замысла и круп­ным масштабом, соответствующим масштабу одной из главных столич­ных магистралей. Весь объем этого здания разделен горизонтальными тягами на три равные части, и образ его создается четким ритмом пило­нов и арочных проемов, с лоджиями, которые открываются на широкую зеленую магистраль. Дом сделан под очевидным влиянием палаццо Питти во Флоренции, но Буров и здесь, трактуя известную тему, проявил свое новаторское отношение к архитектуре. Перед нами совсем не дом-крепость Брунеллески, а открытое пластичное сооружение, все обращен- 1 ное не в себя, а наружу, к своему окружению.

В доме применена рациональная и удобная внутренняя планировка: коридорная система с небольшими квартирами. Проектируя их, Буров предложил в этом доме нетрадиционный в то время прием решения

Жилой дом на Ленинградском проспекте, 23 в Москве. Со­вместно с А. И. Криппой. Про­ект. 1951. Фасад. План дома. План квартиры. Перспектива

внутреннего пространства и интерьера квартиры, прием, который при относительно небольших абсолютных размерах помещений расширял пространство и обогащал интерьер. Жилые комнаты пространственно объединялись через столовую, выделенную как самостоятельное поме­щение в центре квартиры. Столовая объединялась с жилыми комнатами широкими остекленными дверями. Пространства этих трех помещений «переливаются» одно в другое и создают перспективу, уничтожающую замкнутость пространства небольшой квартиры. Столовая изолирована

Фонари для улиц Москвы. Совместно с В. Турчаниновым. Проект. 1937

от кухни и передней остекленными перегородками, что при входе в квар­тиру открывало перспективу через лоджию на открытое пространство улицы или двора. Так Буровым решалась труднейшая задача создания экономичного и в то же время комфортабельного и красивого жилища. Архитектурный совет единодушно дал положительную оценку архи­тектуре здания и отметил интерес, который представляет собой проект в целом. К сожалению проект не был осуществлен.

* * *

Главным итогом опыта предыдущих лет и изучения задач и проблем восстановления стала книга «В поисках единства» («Об архитектуре»).

Чувства патриотизма заставляют Бурова в военные годы создавать проекты памятников, увековечивающих подвиг и славу советского наро­да, проекты зданий для разрушенных областей. Наиболее интересные и значительные работы в этот период — проекты музея «Храм Славы», мо­нумента «Сталинградская эпопея», проект восстановления и реконструк­ции Ялты. Творчество А. К. Бурова в 40-е—50-е годы насыщено активной научной и проектной работой, теоретическими исследованиями в области физики и архитектуры.

НАУЧНАЯ И ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ А. К. БУРОВА

Теоретические работы в области архитектуры.Опыт проектировщика и строителя, изучение мирового классического зодчества и национальной русской архитектуры, познания в области естественных наук, позволили Бурову создать целостную систему взглядов в области теории архитек­туры.

Теоретические исследования Бурова отличались широтой охвата про­блем, стремлением правильно поставить и сформулировать ряд слож­нейших теоретических вопросов архитектуры, изучить общие закономер­ности искусства.

В теоретических работах А. К. Бурова, как и в его архитектурных про­изведениях, отражались личность автора — патриота, гуманиста, худож­ника. Главным в архитектуре и искусстве для него был комплекс проблем, связанных с человеком, с его потребностями, интересами, с его достоин­ством.

Подход Бурова «Не архитектура для архитектора, а архитектура для человека» придавал идеям и теоретическим взглядам Бурова огромную ценность. Размышляя о направлении развития архитектуры, Буров позже писал: «Архитектура должна стать тем, чем она была в Греции, тем, что наследовали наши предки,— единством, пластическим синтезом, реаль­ным воплощением и разрешением в себе, на благо человеку, самых со­временных представлений и знаний: синтезом, включающим в себя при­роду, скульптуру и живопись. Через это должно быть раскрыто ее идей­ное содержание, воплощенное в образе сооружения. Это и будет Архи­тектурой» [40, с. 136].

Буров никогда не создавал теории ради нее самой. Все его теорети­ческие исследования являются началом, отражением и продолжением его архитектурной практики. Буров говорил, что нам нужны настоящие теоретики, специальная теоретическая и критическая литература по проб­лемам архитектуры, однако он считал, что нужна только такая теория архитектуры, которая прошла через опыт практики. Уже в зрелые свои годы он скажет: «Теоретики должны быть учеными и делать теорию в контакте с экспериментаторами, то есть практиками, иначе теория дви­гаться вперед не будет. Это будет абстрактная спекуляция, а если не бу­дет развиваться теория, не будет развиваться и архитектура. Таким путем мы двигаться не можем». (Из стенограммы выступления А. К. Бурова, 1947 г.).

Анализ деятельности Бурова показывает, что он не оставлял теорети­ческие исследования на протяжении всей жизни, что глубокий аналитиче­ский подход и был его методом работы над архитектурными проектами.

Буров рано начал заниматься научной работой. Его дневники, запис­ные книжки, доклады и выступления, статьи, насыщенные размышлениями об искусстве, свидетельствуют о настойчивых поисках решения теорети­ческих проблем архитектуры. В архиве Бурова сохранилось много черно­вых набросков, содержащих изложение его теоретических взглядов. Часть этих мыслей нашла свое отражение в выступлениях и статьях, а часть работ так и не увидела света.

Круг задач, их масштабность постепенно растут. От первых работ по вопросам связи материала и формы Буров переходит к более глубоким теоретическим обобщениям и формулирует свои взгляды на задачи, це­ли и средства архитектуры и искусства. Его взгляды менялись со време­нем, развивались, но главным в них оставалось стремление к гармониче­скому единству технических, социальных и эстетических сторон архитек­туры, к правдивости и искренности в искусстве.

Еще в 1926 г. А. К. Буров начал научное исследование «Влияние мате­риала на конструкцию и форму». «Предметом избранной мной работы является: доказательство (на примерах исторических архитектурных со­оружений) и выводы для теоретического обоснования современной архи­тектуры, которые из доказанного могут быть сделаны, что в основном формы являются следствием примененных материалов и, главным обра­зом, степени качественного использования их технологических и пласти­ческих свойств. Причем значение климатических условий, назначение со­оружения, специальные условия в каждом частном случае доказатель­ства и в общем учитываются» [47].

Основные положения его первого научного труда можно свести к следующим: анализ архитектурной формы сводится к анализу раскры­тия возможностей того или иного материала; форма сооружения опре­деляется степенью использования свойств материала; эволюция архитек­турной формы есть эволюция технологии производства материалов и строительной техники. Отсюда вывод — форма может быть совершенна только с точки зрения совершенства использования материала.

Буров так характеризует круг вопросов, занимающих его в это время: проблема пропорций (эта проблема интересовала его все последующие годы); тема стены; связь между формой сооружения и материалом. Та­ков был первый этап его теоретических исследований. Однако уже здесь видно, что Буров умел не замыкаться на одной какой-либо стороне архи­тектуры, даже во времена «узких» группировок, влияния которых он, естественно, не мог избежать.

Позднее интерес к этим темам объединяется и превращается в неуто­мимый «поиск единства» — архитектурной гармонии, который и привел к выработке Буровым постоянно совершенствующейся системы взглядов на задачи и роль архитектуры, так ярко излагавшейся и защищаемой им в последующие годы. Но пока это лишь первые попытки ответить на по­ставленные теоретические вопросы прямыми практическими действия­ми— проектами и тем самым проверить свои мысли, а затем теоретиче­ски обобщить накопленный опыт. В дальнейшем Буров часто прибегал к такой четкой и энергичной форме исследования: от первой гипотезы к экспериментам, от экспериментов — к обобщающей теории. Это — ме­тод его научных работ.

Особенностью А. К. Бурова как архитектора-теоретика является его редкое литературное и полемическое дарование, позволявшее ему ярко и убедительно излагать и отстаивать свои взгляды. Благодаря многочис­ленным выступлениям, публикациям статей, книг, дневников, теоретиче­ские взгляды его приобрели широкую известность. Многие из высказы­ваний не потеряли актуальности и остроты, и в настоящее время они мо­гут представлять интерес для современного поколения архитекторов.

Теоретические исследования, касающиеся общих вопросов функцио­нальных и композиционных задач архитектуры, эстетической выразитель­ности, традиций и новаторства, нашли отражение в работах разных лет. Этим вопросам посвящены статьи: «Правда материала» (1934), «Вторая производная золотого сечения» (1935), «Классика и барокко» (1935), «Архитектура и строительная индустрия» (1937), «Проблемы фасада жилого дома» (1938), «Архитектура и современность (1957).

Наиболее четко свои развивающиеся, но вполне зрелые теоретиче­ские взгляды Буров изложил в замечательной книге «Об архитектуре». Книга как бы обобщила весь накопленный Буровым опыт, все понятое им в период освоения классики и индустриального строительства; его мысли о путях и судьбах, задачах и существе архитектуры. Книга отличается огромным гражданским пафосом, точностью формулировок и вместе с тем лиризмом и эмоциональностью.

Круг вопросов, рассматриваемых Буровым, весьма широк. В теорети­ческом плане его интересовали основополагающие вопросы, касающиеся целей и сущности архитектуры, гармонии и единства художественного об­раза и тектонического существа сооружения, синтеза технических и пла­стических средств. Он стремился определить и рассмотреть такие слож­ные понятия архитектурной теории, как стиль, образ, форма; проанали­зировать средства архитектурной композиции — масштаб, пропорции, ритм, цвет.

Общие теоретические вопросы рассматриваются им не абстрактно, но применительно к проблемам современной архитектуры, как, например, проблемам индустриализации строительства, взаимовлияния материала и формы, технического прогресса, взаимосвязи техники и искусства. Нуж­но сказать, что А. К. Буров придавал большое значение вопросу диалек­тического единства техники и искусства, считая связующим звеном этих двух сторон творческой деятельности человека — тектонику, которую он понимал, как «пластически разработанную, художественно осмысленную конструкцию» [40, с. 33].

Анализ в его теоретических работах построен таким образом, что взаимосвязанные группы вопросов рассматриваются от общих проблем к частным; теоретические положения иллюстрируются примерами, начи­ная от античных памятников до современной практики; развитие архитек­туры рассматривается от древнего мира до общества будущего.

Общим, основополагающим вопросом, имеющим важное значение как для теории, так и для архитектурной практики, Буров считал вопрос определения сущности архитектуры,ее роли в жизни общества и лично­сти. Буров рассматривает архитектуру как явление, включающее в себя множество частей, находящихся в многообразных взаимосвязях, которые образуют определенное единство, гармонию. Основными факторами,

влияющими на формирование и развитие архитектуры как целостной си­стемы, Буров считает социальные потребности, затем экономические воз­можности, уровень научно-технических знаний, эстетические взгляды, на­конец,— и не в последнюю очередь — природные условия.

Ставя вопрос — «Что такое архитектура?», Буров отвечает: «Это не стиль ренессанс или барокко, или какой-нибудь другой,— это не дом, и даже не города. Все это только части огромного явления, в которых она воплощается. Архитектура — среда, в которой человечество существует, \ которая противостоит природе и связывает человека с природой, среда, которую человечество создает, чтобы жить... Архитектура — и среда, и искусство» [40, с. 145].

Это абсолютно современное понимание проблемы. Здесь Буров ока­зался на два-три десятилетия впереди своего времени.

Определяя архитектуру как искусственно созданную среду, в которой протекает жизнедеятельность человека, Буров утверждал, что эта среда в каждую эпоху создается по-своему, сообразно тем общественным по­требностям и техническим возможностям, которые возникают в данную эпоху.

Буров писал, что специфика архитектуры состоит в том, что она — ис­кусство созидательное: «...архитектура — такое искусство, которое соз­даетгармонический порядок, организующий материальный мир на благо человека (таким искусством архитектура и была в классические перио­ды)» [40, с. 20]. Надо признать этот тезис важнейшим из всех определе­ний, дававшихся искусству архитектуры. Определение это, конечно, дей­ственно и сейчас, и, вероятно, останется и далее.

Архитектура, благодаря своему идейно-художественному воздей­ствию, является одним из средств, формирующих сознание человека. Вместе с тем Буров отмечает, что архитектура всегда воплощает миро­понимание своего времени, эстетические и философские представления, отражает потребности общества, прошлое и настоящее народа. «Все че­ловеческие знания и открытия пересекаются, материализуются и вопло­щаются в архитектуре. Машины стареют, хлеб съедается, платье изнаши­вается, люди умирают,— остаются города и книги, написанные в этих го­родах и хранимые в зданиях библиотек» [40, с. 145]. Каждое положение Бурова точно, справедливо, афористично и, как всегда, остро и вырази­тельно.

Буров пишет, что во времена античности архитектура включала в себя все знания, которыми владело человечество, а архитектор был строите­лем, художником, философом и занимал ведущее место в науке и искус­стве. Анализируя процесс дифференциации наук, включавшихся ранее в архитектуру и объединявшихся ею, Буров приходит к выводу, что имен­но в связи с этим разделением «впервые было нарушено тектоническое единство между материалом, конструкцией и формой, и тогда же случи­лось то, что искусство архитектуры не смогло найти средств для выраже­ния нового содержания» [40, с. 15].

Буров утверждал, что специфическая цель архитектуры — гармонич­ная организация материального мира — может быть достигнута только целостностью, органическим единством всех отдельных элементов, фор­мирующих архитектуру. В своей книге он пишет: «Мир, который создает

архитектура, должен быть гармоничным. Гармония есть равновесие между всеми элементами. Если не все элементы искусства и науки будут в нем учтены, он не будет гармоничным, он не будет прекрасным» [41, с. 467].

Определяя особенность архитектуры как искусства, Буров анализи­рует признаки, отличающие архитектурное сооружение от инженерной конструкции, от произведения скульптуры. Буров писал, что инженерная конструкция отличается от архитектурного сооружения тем, что в пер­вом случае задача эмоционального воздействия какими-либо художест­венными средствами не ставится и не решается.

В архитектурном же сооружении при решении функциональных и кон­структивных задач преследуется цель эмоционального воздействия того или иного произведения пластическими средствами, формой и идейно-художественным образом. Произведением же скульптуры является толь­ко чисто пластическая форма, не строящая организм, а только изобра­жающая его.

Особенным свойством архитектуры является также, говорил Буров, то, что «архитектура это искусство не только пространственное, но и про­странственно-временное. Можно сказать, что не существует мгновенных архитектурных восприятий — они всегда суммарны и разворачиваются во времени»¹.

В теоретических работах Бурова подробно рассматриваются такие важные средства архитектурной композиции, как масштаб и пропорции. Буров определяет масштаб как термин социальный и говорит, что архи­тектор устанавливает не масштаб здания, которое имеет только разме­ры, а «масштаб человека», т. е. то взаимоотношение между человеком и сооружением, которое отражает социальные условия, философские и эстетические взгляды архитектора и современного ему общества.

Приводя образные примеры Парфенона, воплотившего в себе древ­негреческую философию «богоравного человека», Храма Солнца в Баальбеке, подавлявшего зрителей гигантскими размерами и несшего в себе идею «человека-раба», и готических сооружений средневековья, выражавших масштаб «порабощенного смирения», Буров заключает: «Не существует абстрактного архитектурного понятия «масштаб» вообще. Масштаб является средством, определяющим и указывающим место человека» [40, с. 123].

В жилом доме, как и в любом другом сооружении, может содержать­ся три масштаба, которые подводят зрителя к восприятию сооружения. Один масштаб связывает сооружение с окружающим пространством (природа, улица). Он больше самого сооружения. Второй масштаб отно­сится к самому объему сооружения (членения, моделировка тектониче­ских деталей). Этот масштаб равен объему сооружения и соответствует его размерам. Третий масштаб соразмерен человеку (дверь, ступени). Этот масштаб меньше самого сооружения.

«Все эти три масштаба, переплетаясь, дают жизнь и размер сооруже­нию и определяют „место" человека» [40, с. 127]. Эти положения о мас-

¹ Из неопубликованной рукописи.

штабе недостаточно разрабатывались в последующих теоретических ра­ботах, хотя в них заложена большая философская идея.

В своей архитектурной практике А. Буров широко пользовался и ма­стерски владел приемами пропорционирования. Интересовался он этим вопросом и в теоретическом аспекте. Он писал, что при изучении памят­ников и в практических работах по пропорционированию сооружения архитекторы чаще всего пользовались отношениями золотого сечения, дающего отношение большого отрезка к меньшему, как 618:382. При вторичном делении отрезка, называемом Жолтовским функцией золо­того сечения, получается отношение 528:472. В своей ранней статье «Вторая производная золотого сечения», опубликованной в 1935 г. [4], Буров предлагает применить третье деление отрезка в золотом сечении, которое дает отношение 507 : 493. «Это членение, оставаясь в гармони­ческом ряде золотого сечения, позволяет расшифровать и получить при проектировании очень мягкую, убывающую или возрастающую пропор­цию» [41, с. 478]. Эту пропорцию он использовал в проекте гара­жа, а позднее при работе над карнизом фасада Дома архитектора в Москве.

Говоря о пропорционировании архитектурных сооружений, в годы, когда в пропорциях видели «панацею» от всех бед в архитектуре, Буров подчеркивает, что «пропорции — это далеко не все то, что нужно, пропор­ции— это очень небольшая часть от всей задачи архитектуры» [41, с. 477].

Развивая мысль И. В. Жолтовского о системе пропорций, Буров гово­рит, что «соотношение элементов между собой и их моделировка ме­няются в зависимости от их величины и среды... Изучение памятников архитектуры показывает, что чем крупнее сооружение, тем мельче мо­делированы его детали, причем тонкость моделировки возрастает снизу вверх от цоколя к карнизу. Наоборот, чем меньше сооружение, тем де­таль его грубее и менее моделирована» [41, с. 476].

Такое же философское, социальное определение дает А. К. Буров и такому понятию, как стиль. Касаясь вопроса, как и чем определяется стиль и динамика его развития, Буров писал: «Стиль в каждую эпоху, подчиняясь основной социальной идее, определялся взаимосвязью и вза­имозависимостью следующих основных факторов, формирующих архи­тектурное произведение: 1—назначение; 2 — материал; 3 — средства строительного производства; 4 — конструкция; 5 — художественное со­держание; 6 — форма. Эти категории, конечно, видоизменялись соответ­ственно изменению социально-экономических условий» [40, с. 99].

Научная деятельность.С начала сороковых годов А. К. Бурова все больше интересует проблема создания новых материалов и конструкций как для строительства, так и для других технических нужд. Он писал: «Разнообразие индустриальных строительных методов и материалов — от сборного железобетона до несущих панелей из анизотропных струк­тур и дюралюминия — позволит создать разнообразные по архитектуре здания» [40, с. 83].

Столкнувшись при проектировании и строительстве крупноблочных зданий со сложными проблемами сборного домостроения, Буров понял необходимость радикального решения проблемы индустриализации жи­лищного строительства. Железобетонные элементы и конструкции, кото-

рые применялись в то время в сборном строительстве, при всех своих положительных качествах обладали чрезмерно большим весом и объемом.

Решение важнейшей народнохозяйственной задачи, стоящей перед наукой и техникой в области строительства, Буров видел прежде всего в уменьшении массы здания и увеличении прочности сооружений, при со­хранении теплотехнических качеств стены. Поэтому пути решения этой проблемы были намечены им в направлении поисков и создания новых эффективных строительных материалов — одновременно прочных, лег­ких и дешевых. И в этой деятельности блестяще проявилась одна из сто­рон таланта Бурова — его дар ученого-изобретателя, дар научного пред­видения.

Хотя эта область творчества лишь частично связана с деятельностью Бурова как зодчего, она заняла большое место в его научных исследова­ниях последних лет.

Работа началась еще в предвоенные годы с идеи замены стальной арматуры железобетонных конструкций другим материалом, не усту­пающим по прочности стали.

Буров предложил и разработал новую бетонную конструкцию, арми­рованную стеклянными жгутами и тросами. Экспериментальные работы и испытания конструкций проводились под его руководством в 1941 г. в лабораториях Академии архитектуры СССР при участии инженеров Ю. Б. Карманова и А. К. Мкртумяна.

Предварительные испытания армированного стеклянным волокном бетона показали исключительные качества нового материала, особенно ценные для зданий, требующих применения напряженных армированных конструкций и не допускающих раскрытия трещин (нефтехранилища, элеваторы, силосные башни и др.). Экономичность нового вида арматуры из стеклянных волокон обеспечивалась дешевизной стекла, а физические свойства придавали конструкциям легкость, прочность, упругость и анти-коррозийность.

Под руководством Бурова в Академии архитектуры СССР разрабаты­валась новая методика расчета стеклобетонных конструкций, а также ис­следовалась возможность их применения в массовом строительстве. На­чалась война, и работа возобновилась лишь в 1942 г. уже в Академии наук СССР.

Первые годы войны (1941—1942) были заняты напряженной рабо­той Бурова в области технической физики. С начала 1942 г. Буров в соз­данной им лаборатории Института кристаллографии Академии наук СССР работает вместе с Г. Д. Андреевской и М. В. Классен-Неклюдовой над созданием новых строительных материалов. Буров поставил своей зада­чей создать легкие, сверхпрочные и дешевые конструкционные материа­лы, которые должны были быть устойчивыми к коррозии, поддаваться механической обработке и позволять придавать изделиям различную форму, создавать легкие и прочные строительные конструкции.

Проблема создания материалов с заданными техническими свойства­ми потребовала огромной теоретической работы, проведения бесчислен­ных экспериментов, создания специального оборудования и разработки принципиально новых технологических процессов.

Шестиквартирный жилой дом из СВАМа. При участии С. А. Васина и Д. А. Метаньева. Проект. 1956. Фасад. План

В эти годы Буров писал: «Сопротивление материалов — основа архи­тектуры— потрясающая картина борьбы человечества на пути постиже­ния свойств материалов и управления этими свойствами» [47, с. 39].

Буров обладал редкой памятью и способностью соединять, по его образному выражению, «далеко лежащие вещи». На стыке различных областей знаний рождались новые идеи и решения. Задаче создания ма­териалов с заданными техническими свойствами в наибольшей степени отвечали синтетические материалы и в первую очередь — армированные пластики. Замена бетона давала значительный выигрыш в прочности и ве­се. Процесс детального исследования физико-химических и прочностных свойств комплекса стеклянная нить — полимерное связующее (смола) начался уже во время войны. Андрея Константиновича Бурова увлекла возможность использования потенциальной прочности, присущей тонкой стеклянной нити с поверхностью, еще не разрушенной микротрещинами. Сохранить эту прочность и использовать ее полностью можно, «закон­сервировав» нить — покрыв ее слоем смолы сразу после вытягивания из фильерной печи. «Идея применить для изготовления технических мате­риалов стеклянные волокна, определенным образом ориентированные в I связующей среде (смоле), принадлежит А. К. Бурову»,— пишет Г. Д. Ан­дреевская в статье «В поисках новых синтетических материалов»¹.

Новый вид материалов, разработанный Буровым, получил название «стекловолокнистые анизотропные материалы» (СВАМ). Создание этого класса сверхпрочных технических материалов, разработка оригинальной промышленной технологии его производства явились итогом длительной работы Бурова в области технической физики. Об этом говорят его мно­гочисленные авторские свидетельства и патенты на способы производ­ства материалов из термопластических масс, научные статьи, брошюры и книги о синтетических стекловолокнистых материалах.

За комплекс работ по СВАМу, явившихся большим вкладом в реше­ние проблемы создания высокопрочных стеклопластиков, в 1953 г. архи- !

¹

тектору А. К. Бурову была присуждена ученая степень доктора техниче­ских наук.

В 1956 г. А. К. Буровым (совместно с архитекторами С. А. Васиным и Д. А. Метаньевым) была разработана серия типовых проектов экспери­ментальных жилых домов из СВАМа. По расчетным данным кубический метр такого здания весит в 20 с лишним раз меньше кубического метра здания из традиционных материалов. В проектах Бурова дома из СВАМа светлые, легкие, опирающиеся на сваи-столбы. Этими легчайшими дома­ми будущего А. К. Буров продолжал поиск новой современной архитек­туры из новых, разработанных им же материалов.

Созданные в возглавляемой Андреем Константиновичем Буровым ла­боратории Академии наук СССР стекловолокнистые анизотропные мате­риалы по праву занимают видное место среди многих других синтетиче­ских материалов. СВАМ легок, водостоек, а по своим удельным прочно­стным характеристикам превосходит сталь и дюралюминий. Применение СВАМа в строительстве может открыть широкие возможности для сни­жения веса сооружений и повышения прочности конструкций.

* • *

В 50-е годы научная работа составляла основное содержание деятель­ности А. К. Бурова. В начале 1950 г. в лаборатории, руководимой Андреем Константиновичем, в которой уже велись широкие эксперименты и внед­рение СВАМа в промышленность, были поставлены первые опыты по ис­следованию воздействия мощных ультразвуковых волн на злокачествен­ные опухоли животных, а позднее и человека.

Буров предполагал, что использование более мощного ультразвука чем тот, который применялся исследователями ранее, может привести к качественно новым эффектам воздействия на опухоль. Первые же опыты показали перспективность выбранного направления. Эта важная и слож­ная работа постепенно расширялась., К ней подключались специалисты из различных научных институтов и медицинских учреждений. Большое уча­стие в работе принял коллектив онкологов, возглавляемый академиком Н. Н. Блохиным.

Буровым и руководимым им коллективом разрабатывались мощные ультразвуковые излучатели («пушки»). В процессе этой работы А. К. Бу­ровым было найдено множество блестящих решений. С повышением мощности ультразвука все ярче проявлялся положительный терапевтиче­ский эффект. Потребовалось создание целого комплекса специального оборудования для исследования физических свойств ультразвуковых волн невиданной для того времени мощности. В этих исследованиях, получив­ших позднее название нелинейной акустики, А. К. Буров был одним из первых.

Из лабораторных журналов этого времени, пришедших на смену за­писным книжкам Бурова-архитектора, видно, какое внимание он уделял работам по физике и технике ультразвука, биофизике и онкологии. Они содержат рисунки и чертежи все более совершенных ультразвуковых из­лучателей, способных развивать большую мощность, анализ результатов опытов, планы дальнейших экспериментов. Результаты были обнадежи-

вающими, и разобраться в них было непросто. Помогали растущее пони­мание механизма воздействия ультразвука, удивительная свежесть виде­ния, умение схватить главное во внешне противоречивых эксперимен­тальных результатах. Появились первые научные публикации.

Внезапная смерть Бурова замедлила дальнейшее развитие этих работ. Тем не менее в ряде медицинских и биологических организаций у нас и за рубежом работы в этом направлении продолжаются.

Серьезность и важность результатов, полученных лабораторией при Институте кристаллографии АН СССР, как в области стекловолокнистых материалов, так и в новой области терапии злокачественных опухолей привели к тому, что в 1951 г. в Академии наук СССР была образована са­мостоятельная Лаборатория анизотропных структур (ЛАС), возглавляе­мая Буровым. Для лаборатории было выделено помещение церкви в Ко­лобовском переулке, переоборудованное по проекту Бурова (он и тут остался подлинным зодчим). По этому поводу Андрей Константинович говорил: «У нас снаружи XVII век, а внутри — XXI». Действительно ин­терьеры новой лаборатории поражали продуманностью и изысканной скромностью оформления, сочетающейся с чрезвычайным удобством проведения научных исследований. В лаборатории были организованы все научные и технические службы, необходимые для проведения слож­ной и разносторонней работы. В этой лаборатории вокруг Бурова спло­тился небольшой (около 70 сотрудников) работоспособный коллектив физиков, химиков и биологов, среди них были и крупные ученые и талант­ливая молодежь.

Сотрудники и ученики А. К. Бурова, работавшие с ним в лаборатории над созданием СВАМа и в области акустической терапии рака, продол­жают исследования, начатые ими под руководством А. К. Бурова, и в на­стоящее время.

Педагогическая деятельность.Наряду с архитектурно-проектной прак­тикой и теоретическими исследованиями Андрей Константинович Буров постоянно вел педагогическую работу, которая базировалась на отлично разработанной, цельной и постоянно совершенствовавшейся методике преподавания. Яркая творческая индивидуальность личности Андрея Кон­стантиновича, широкая эрудиция, аналитическое мышление, принципиаль­ность, тонкий вкус, дружеское отношение к ученикам, профессиональная система преподавания привлекали к нему молодежь. «.. .Преподавание, как и вообще творческая деятельность Андрея Бурова, отличалось про­никновенным пониманием архитектуры, новаторством и уж конечно хо­рошим вкусом. Это привлекало к нему студентов и отражалось в их ра­ботах» [43, с. 216].

Еще совсем молодым человеком, в 1922—1923 гг. он преподавал ос­новы архитектурного проектирования на Политехнических курсах Цекуль-строя; в 1925—1927 гг. был ассистентом во ВХУТЕМАСе, в 1930—1933 гг. получил доцентуру на кафедре архитектурного проектирования промыш­ленного строительства ВИСУ (Высшего инженерно-строительного учили­ща), а в 1933—1934 гг. и в 1936—1947 гг. работал в качестве ведущего преподавателя на кафедре архитектурного проектирования Института аспирантуры Академии архитектуры СССР и профессора кафедры Мо­сковского архитектурного института.