Глава 38. Поведенческая археология
1. Поляризация интересов: глобализм и индивид.Годы 1960-е были временем "Штурма и натиска" Новой Археологии как процессуальной археологии. Она шла от успеха к успеху. Всё было светло и весело. Перспективы казались безоблачными – бесконечно обнадеживающими. "Новые перспективы", как гласило название сборника 1968 г.
В 1970-е гг., по крайней мере, один аспект Новой Археологии действительно вышел за ее пределы широко и масштабно – это системный подход. Его стали применять не только "новые археологи". И стали применять, не только рассматривая культуру в системном сочетании с экономикой и экологией, но и в территориальном расширении: всякую археологическую культуру – как часть более широкой культурной общности. Особенно повлияла на западных археологов теория мировой системы американского социолога Иммэньюила Уоллерстайна, (I. Wallerstein, род. 1930) развернутая в его книге 1974 г. "Современная мировая система". Уоллерстайн показал, что все страны мира сейчас тесно связаны и взаимозависимы экономически и политически, а также культурно. Все они связаны в одну большую глобальную систему, в которой лидирует центр, а периферийные области вынуждены следовать за ним. Это было первое громкое признание глобализма.
А поскольку есть силы, для которых это состояние представляется не только нормальным, но и желательным, благотворным, то у Триггера (в его "Истории" 1989 г.) оно определяется как высшее развитие империализма.
Рассматривая деятельность Грэйема Кларка, я уже говорил о глобализации – расширении кругозора археологов, включении стран, остававшихся ранее вне круга внимания, поялении представлений о взаимосвязанности разных регионов. В глобализм эта тенденция переросла имено, когда появилось представление о лидирующем центре и периферийных областях, по необходимости зависимых от центра.
Американский археолог-марксист Филип Кол перенес этот принцип рассмотрения на археологическое прошлое в работе 1978 г. "Баланс торговли в Юго-Западной Азии в третьем тыс. до н. э", в работе 1979 г. "Мировая экономика Западной Азии III тыс. до н. э." и 1987 г. "Древняя экономика, передаваемые технологии и мировая система бронзового века". В 1975 – 85 гг. Карл Ламберг-Карловский подключился к этой теме, прибегнув к понятию Ф. Броделя "большая продолжительность" (longue durée) для процессов, охватывающих большие пространства. Он рассматривал мезоамериканскую цивилизацию как часть более широкой зоны. Р. Э. Блэнтон с соавторами описывали как взаимозависимые процессы развитие в трех регионах Мезоамерики, объединяя их в "макрорегиональную общность". Майкл Роулендз в 1984 г. отстаивал необходимость рассматривать проблемы преистории в рамках общеевропейского единства. Я также опубликовал в Германии (еще в 1976 г.) большую статью "Неолит Европы как целое", в которой предлагал ряд понятий, позволяющих объединять большие пространства и периоды в археологическом анализе – в частности понятие "секвенций" (Klejn 1976).
Казалось бы, это было успехом системного подхода. Но это же вызвало размывание представления о культурах как основных системах в пользу более крупного целого, в рамках которого более самостоятельными стали смотреться действия малых групп и индивидов. С другой стороны, к этому времени структуралисты и "новые археологи", занимаясь стилями керамики и искусства в археологическом материале, культурной изменчивостью, пришли логически к проблеме индивидуального стиля. В 1977 г. под редакцией Джеймса Хилла и Джоэла Ганна вышел сборник "Индивид в преистории: Исследования изменчивости в стиле в преисторических техниках". Используя математическую методику Джеймса Дитца, авторы искали и находили возможности выявлять индивида через стилистические детали археологического материала. На индивида и его роль в создании культур ориентировал археологов эмергентизм - Эрнст Вале в своих работах 50-х – 60-х годов. Это было совершенно не в русле Новой археологии. Мы еще будем далее рассматривать это тенденцию.
2. Кризис Новой Археологии. Да и в целом для Новой Археологии годы 1970-е были временем тревоги, сомнений и перелома. "Новые археологи" были еще молодыми, полными сил и невероятно активными, но что-то шло не так гладко. Уже в 1972 тон деклараций был чуть более скромным. Вместо "Новых перспектив" 1968 года - "Археологическая перспектива" – название Бинфордовского сборника 1972 г. К середине 1970-х стала чувствоваться тревога, некоторое беспокойство. Эпистемологический (гносеологический) оптимизм Бинфорда, уверенность в доступности прошлого познанию по археологическим материалам начала казаться несколько преувеличенной.
Сыграла свою роль и критика Новой Археологии со стороны археологов традиционного толка. Особенно неотразимы были удары по наивной убежденности "новых археологов", что они в археологических материалах и их изменчивости имеют дело непосредственно с культурными системами прошлого и динамикой их развития. А ведь перед исследователями были только мертвые и неподвижные археологические источники, сугубо современные, и от них до динамики культурных систем прошлого пролегал долгий путь исследования со многими ловушками и подвохами. "Новые археологи" и сами начинали это понимать. Их на это наталкивали трудности и разногласия интерпретации.
Но это означало, что оптимистический энтузиазм изучения культурного процесса был преждевременным. Прежде, чем изучать по археологическим источникам культурный процесс ПРОШЛОГО, нужно было не только описать и классифицировать археологические источники, но и установить характер и закономерности отражения в них культурных систем прошлого, то есть выяснить, как происходило само формирование археологических ИСТОЧНИКОВ. А это означало полную переориентировку теоретического мышления "новых археологов", всей стратегии исследований – от изучения культурного процесса к изучению формирования археологических источников.
Само археологическое исследование буквально на глазах превращалось в гораздо более сложное предприятие. На месте простой схемы 'от описания – к трактовке' вырастала многостепенная археологическая процедура, ведущая от восприятия археологических источников через их сложное препарирование и интерпретацию (соотнесение с закономерностями трансформации былой действительности в археологическом материале) к историческому осмыслению. То есть в повестку дня встала выработка многостепенной процедуры археологического исследования.
3. Стивен Дэниелс и признаки отхода от процессуализма у Дэвида Кларка. В сборнике под редакцией Кларка "Модели в археологии" (1972) была напечатана статья археолога из Западной Африки (из Нигерии) Стивена Дж. Х. Дэниелса (перед тем он работал в Северной Родезии). Чтобы соответствовать названию сборника статья называлась "Модель происхождения (обусловленности) археологической информации". Автор задался целью рассмотреть, как неполна археологическая информация, как она теряет многие детали на пути от прошлого к нам. Идея не нова. Еще за восемь с лишним десятилетий до него ее высказал Монтелиус:
"Лишь небольшая часть того, что некогда существовало [1], погребена в земле [2]; только часть погребенного [3] избежала разрушительной руки времени; из этой части не всё вышло на свет снова [4]; и мы слишком хорошо знаем, как мало из того, что вышло на свет, пригодилось нашей науке [5]. Почти все находки прошлых веков разрушены" (Montelius 1988: 5. – Цифры в скобках мои. – Л. К.).
Я расставил здесь в скобках нумерацию этапов разрушения, чтобы было легче сопоставить с тем, что есть у Дэниелса. Дэниелс тоже представил путь археологической информации с самого ее начала в источниках – как она течет через фильтры, где действуют блокирующие, препятствующие факторы, которые производят тормозящие и разрушительные эффекты. Информация теряет одну часть за другой и то, что раньше было ясно и верно, обедняется и теряется. Нужно установить эти этапы и в каждом определить воздействующие и препятствующие факторы, чтобы познать их активность. Последовательные состояния информации соответствуют состояниям культурного материала как источника. Таких состояний Дэниелс выделил уже не 5, а 7 (рис. 1):
1) потенциальная популяция артефактов, предлагаемая культурной матрицей, то есть те артефакты, тех типов, которые в данной культуре вообще производились и существовали (у Монтелиуса это этап 1);
2) действительно отложившаяся в памятнике популяция – это, конечно, не все бытовавшие артефакты (у Монтелиуса этап 2);
3) сохранившаяся фракция этого количества (этап 3 у Монтелиуса);
4) часть, попавшая в раскопанный объем;
5) обнаруженные при раскопках артефакты - даже если раскопки неплохие, не всё ведь обнаружено (у Монтелиуса этап 4);
6) учтенные данные (учет зависит от качества регистрации);
7) опубликованные данные.
Два последних этапа Дэниелса примерно соответствуют последнему этапу Монтелиуса, но не вполне его покрывают.
Соответственно семи последовательным состояниям источника и его информации Дэниелс наметил 6 этапов преобразования информации между ними, шесть фильтров. Одни из этих фильтров (локализация раскопок, процедуры анализа и сортировки и т. п.) - регулируемые археологом, другие (природные факторы, воздействующие на сохранность и т. п.) – вне его воздействия.
Статья была очень свежей, ясной и, возможно, она произвела впечатление на издателя тома Дэвида Кларка. Уже в 1973 г. он опубликовал в "Антиквити" в высшей степени интересную статью под озорным названием "Археология: утрата невинности". Он намекал на библейскую историю Адама и Евы и дал понять, что традиционная археология тоже должна утратить свою изначальную наивность и познать сложный мир археологического материала и того, что скрывается за ним. Дэвид Кларк выступал здесь в роли этакого искушающего змия. Намек может, однако, получить неожиданный для автора поворот и обозначить наивность самой новой археологии.
Кларк выделил "в любой археологической интерпретации" четыре уровня:
1) деятельность гоминид, а также социальные и природные процессы, некогда происходившие (это примерно то, что Дэниелс называл культурной матрицей);
2) выборка результатов этих процессов и следы их, отложившиеся в какое-то время (это соответствует отложившейся популяции у Дэниелса);
3) та часть этой выборки, которая сохранилась до открытия (сохранившаяся фракция у Дэниелса);
4) та часть сохранившейся выборки, которая была открыта раскопками и сборами (из трех последних состояний источника на схеме Дэниелса тут у Кларка представлено только среднее).
Таким образом, последние этапы пробега информации не столь разработаны у Кларка, как у Дэниелса. Но теорий о деятельности фильтров между ними у Кларка не три, как ожидается, а больше. Три теории Кларка между его четырьмя уровнями это:
а) предепозиционная и депозиционная теория занимается закономерностями производства артефактов культурной матрицей и закономерностями их отложения в культурном слое или могилах – проще говоря, она имеет дело с тем, что происходит с элементами материальной культуры до их отложения и во время отложения;
б) постдепозиционная теория занимается закономерностями изменения артефактов в памятниках после отложения – она изучает процессы, которые действуют на остатки прошлого в земле;
в) теория обнаружения занимается правилами разведок и раскопок, обеспечивающими адекватность открытия, и устанавливает, какие нарушения этих правил к каким примерно искажениям информации могут вести – она создает базу для оценки раскопок и собирания памятников.
К этому списку у Кларка добавлено еще две теории в конце списка:
г) теория анализа того, что обнаружено и стало данными науки, соединяет данные с помощью моделей, припасенных археологией, - она имеет дело со способами извлечения информации из добытых памятников;
в) теория интерпретации, которая от этих анализируемых данных заключает к ненаблюдаемым прямо древним структурам и процессам; она позволяет археологу понимать данные, полученные из археологические источников – извлекать из этих данных выводы о процессах и событиях в прошлых обществах и их среде (Clarke 1973: 15 - 17).
Таким образом, Кларк попытался построить заново общую теорию археологии и вместо того, чтобы направлять ее полностью на культурный процесс, начал шаг за шагом прослеживать ход информации от источника (от археологического материала) к конечному пользователю информации – к исследователю.
Дальнейшего развития, однако, это направление исследований у Дэвида Кларка не получило. Другие темы набрали слишком большую инерцию, и по ним публикации выходили еще три года, а к их исходу Кларк неожиданно умер.
4. Бинфорд: "два контекста исследований" и "соединяющий аргумент". В творчестве Бинфорда первый, еще очень слабый, росток будущего отхода от процессуализма пробился уже в 1968 г. (а перепечатана была эта статья в том же 1972 г. в сборнике "Археологическая перспектива"). В споре с Уилли и Сэблоффом Бинфорд различал два контекста исследований: а) "объяснение археологических источников" – "разумеется, современных явлений", и б) объяснение прошлого" – "функционирования и эволюционной динамики прошлых культурных систем" (Binford 1972: 118). Поскольку объяснение по Гемпелю и Бинфорду подразумевает непременно подведение под универсальный закон, стало быть, в статье имеются в виду две серии законов – объясняющие источники и объясняющие функционирование и динамику культуры. Что значит: объяснить функционирование и эволюцию культуры? Это значит: объяснить ее облик и трансформации. А что значит: объяснить источники? Это значит: объяснить их формирование. Тогда можно заключить, что в изложении Бинфорда имплицитно подразумеваются два ряда законов:
а) законы, воздействовавшие на живое общество прошлого и формировавшие культуру, особенно материальную культуру (они, надо полагать, и сейчас действуют); и
б) законы, соответственно которым происходили и обычно происходят отложение и последующая трансформация остатков материальной культуры, их превращение в археологический материал.
Нужно знать второй ряд законов (б) для того, чтобы производить надежную реконструкцию прошлого, а первый ряд (а) - для того, чтобы понимать реконструируемые явления (это тоже, конечно, сказывается на реконструкции).
В своем "Введении в теоретическую археологию" (Клейн 2004: 238) я так и изложил это изменение взглядов Бинфорда. Теперь заметил, что я напрасно осовременил его тогдашние взгляды.
Между тем, законы второго ряда (б) не занимали заметного места в концепции Бинфорда – его Новая Археология изучала культурные системы непосредственно по археологическим остаткам. В той же статье содержится достаточно четкая формулировка этой идеи: "Для археолога объяснение начинается, когда наблюдения, сделанные по археологическим источникам, связываются посредством законов культурного и поведенческого функционирования с прошлыми условиями и событиями" (Binford 1972: 117). То есть, у Бинфорда источник связывают с прошлыми культурами не особые законы формирования источников, а непосредственно законы функционирования культур! Он игнорировал тот факт, что остатки отражают прошлые культурные явления неадекватно. Он даже резко отвергал это в полемике с Чжаном Гуанчжи. Значит, у Бинфорда в той статье есть представление о двух контекстах исследования, но различения двух рядов законов еще нет.
Еще и в 1972 г. (когда эта статья 1968 г. была перепечатана в его томе безо всяких комментариев) он оставался на своей ранней позиции, согласно которой всё дело было только в том, чтобы хорошо установить отношения между наличными материальными остатками и прошлой динамикой. Очень прямые корреляции.
Однако есть одно новшество. В 1972 г. (статья в сборнике Кларка, перепечатана в собственном сборнике статей Бинфорда) он добавил к этому представлению еще одно. Критикуя традиционалистские взгляды, он излагал их так: традиционалист имеет представление о древней культуре и знает, что эту культуру мы не можем "прямо ощущать или наблюдать". Мы наблюдаем только археологический материал. Но традиционалистам известно, что у нас есть "соединяющая аргументация". Это, говорит он словами Джеймса Дица, представление о том, что "конфигурации, которые археолог наблюдает в своих материалах, являются отражением конфигураций древней культуры, которая эти материалы породила". Бинфорд трижды в коротком контексте повторяет слова "bridging argument" – 'соединяющая аргументация', 'соединяющий аргумент', буквально 'мостящая аргументация', 'мостообразущий аргумент' (Binford 1972: 249). Правда, это о концепции традиционалистов, его противников. Но как раз эту часть их концепции он не критикует и явно принимает. Критикует он простоту представляемых традиционалистами конфигураций и способы их установления.
Для сближения с позициями Дэниелса и Кларка не хватает только понимания, что bridging argument означает не короткий мостик в один пролет через обычную речку, а неимоверно длинную переправу через Стикс – реку смерти.
5. Экспериментальная археология и этноархеология. Между тем, еще полемические выступления гиперскептиков (особенно Хокса, с его "лестницами непознаваемости" в 1954 – 1956 гг., и его секретаря Мэри Смит в 1955 г.) вызвали стремление археологов найти более прочную опору в своих реконструкциях прошлого. Поскольку сомнению подвергались именно надежность археологических источников и возможности их адекватного понимания, одни археологи обратились к математическим методам описания и классификации, к статистике и комбинаторике, другие – к поискам законов отражения истории в материальной культуре.
Общий интерес к этим темам был выражен в появлении множества методических работ на границе между археологией и этнографией, а также технических опытов. И там и тут построены особые отрасли, это экспериментальная археология (Coles 1973, 1979; Ingersol et al. 1977) и этноархеология.
Экспериментальная археология – это попытки экспериментальным путем создать объекты, подобные археологическим памятникам и таким образом понять, как они возникали. Эксперименты в археологии иногда применялись и до Новой Археологии, но очень спорадически. Два обстоятельства стимулировали их умножение и объединение в особую субдисциплину: 1) восприятие археологии как науки, как точной науки, стоящей близко к естественным наукам; и 2) сомнения и беспокойство относительно способности археологических источников информировать о прошлом. А это как раз и были споры Новой Археологии с ее противниками.
Эксперименты издавна проводились в археологии, из наиболее известных можно назвать появившуюся в 1957 г. книгу Сергея Аристарховича Семенова "Первобытная техника", в 1964 переведенную на английский, и знаменитые путешествия Тура Хейердала в 1947 – 1970 гг. Эксперименты проводились над строительством зданий древними техниками, выплавкой металлов, изготовлением керамики. Возводили также сооружения и следили за тем, как они разрушаются и превращаются в археологические памятники. Но в 1973 вышла в Лондоне обобщающая книга Дж. М. Коулза (J. M. Coles) "Археология экспериментом" (в 1979 г. новое издание под названием "Экспериментальная археология"). В 1977 г. появился американский сборник под редакцией Д. У. Ингерсола и др. "Экспериментальная археология". Стали созываться международные конференции по этой тематике. Одним словом, экспериментальная археология превратилась в особую отрасль.
Этноархеология – это исследование этнографической действительности для вычленения ближайших подобий археологическим материалам. Вычленение и наблюдение за материальной культурой, функционирующей в живой культурной системе первобытного типа, должно помочь в установлении законов, позволяющих выявить и реконструировать прошлое по археологическим источникам. Этноархеология состоит из двух ветвей – срочной археологии (urgent archaeology) и живой археологии (living archaeology).
Срочная археология раскапывает свежие памятники и поэтому легко доступные для проверки, т. е. утраченные поселения сразу после того, как они были покинуты их недавними обитателями, когда эти обитатели еще живы и могут быть опрошены.
Живая археология или археология акций есть, по сути, ориентированная на археологические интересы этнография. Эта отрасль археологии возникла еще до того, как у "новых археологов" появился этот интерес. Работа Клайндинст и Уотсон (Mary R. Kleindienst and Patty J. Watson) 1956 года "Археология акций: археологический инвентарный список живой общины" появилась еще до Новой Археологии, а первая статья Ричарда Гулда (Richard Gould) "Живая археология: нгататджяра западной Австралии" появилась в 1968 г.
Ричард Гулд (рис. 2), антрополог и археолог, учившийся в Калифорнийском университете, жил много месяцев с аборигенами Австралии и Калифорнийскими индейцами толоуа. Он изучал, как они делали орудия, и даже делал попытки именно там раскапывать местонахождения и спрашивать о них индейцев. Он надеялся найти дома и начал раскапывать части деревни, где было много мусора. Он не нашел ничего. Когда он спрашивал, почему, индейцы смеялись: "Вам же не нравилось бы жить в собственном мусоре, вот так и они".
В 1970-х работы его пошли потоком: 1971 – "Археолог как этнограф", 1977 – "Этноархеология или откуда приходят модели?", 1978 – "Исследования в этноархеологии", а в 1989 в Кембридже вышла обобщающая книга "Живая археология".
70-е годы были вообще очень богаты работами по этноархеологической тематике. Можно еще назвать книгу Дж. Йеллена (C. Yellen) "Археологические подходы к современности: модели для реконструкции прошлого" (1977 г.) и сборники под редакцией Доннана и Клюлау (Chr. B. Donnan and C. W. Clewlow Jr.) "Этноархеология" (1974 г.) и под ред. Крамера (C. Kramer) "Этноархеология: выводы из этнографии для археологии" (1979 г.).
Джон Йеллен, обучавшийся археологии в Гарварде, работал два года в Ботсване, Южная Африка, где он наблюдал бушменов !канг. Он зачерчивал планы их домов, прослеживал, какой деятельностью в них занимались и что от нее осталось. Оказывается: только кости от мяса да камни для раскалывания орехов. Всё остальное было унесено с собой. Вдобавок то, что осталось, было перемешано и перепутано современными детишками, игравшимися на этом месте.
Из этого археологи могут многому научиться.
Скорее противникам Новой Археологии эти отрасли много обязаны своим существованием, археологам и антропологам из круга скептиков. Они не только спровоцировали оптимистов археологического познания на обращение к этнографии, но и сами обратились к этнографическим аргументам, чтобы поддержать свой скептицизм. Такой была статья 1967 г. Карла Хейдера (Carl G. Heider) об Австралии. В этой статье автор доказывал, что археолог будущего ни в коем случае не сможет реконструировать по нынешнему набору каменных орудий аборигенов, что реально делали люди племени.
Однако Новая Археология воздействовала благоприятно на эту деятельность, ибо эта археология требовала более строгой логики заключений. В этих отраслях науки по их собственному определению задач создавалась теория археологии, к которой призывала Новая Археология.
6. Бинфорд: этноархеология нунамиутов. Бинфорд обращал всё большее внимание на эту проблему и начал обсуждать ее всё более основательно. Когда он в 1965 – 71 гг. вел дебаты с Франсуа Бордом о палеолите (являются ли разные фации мустье различными территориальными группами населения или функциональными позами), он в конце спора начал подыскивать этнографические аргументы, хотя еще не так давно в споре с Чжаном Гуанчжи он отрицал значение этнографических аналогий. Он видел, как выглядело распределение находок на палеолитических стоянках мустьерских охотников. Он хотел узнать, как это выглядит у сегодняшних охотничьих племен и о чем говорят разные типы распределения. Это, конечно, было отходом от процесуальной археологии, но отходом только на практике, не в теории.
Бинфорд – человек действия. Уже на рубеже 1970-х, следуя примеру некоторых своих коллег и учеников (Клайндинст и Уотсон, Ричарда Гулда), он начал этнографические полевые исследования среди эскимосов нунамиутов, охотников за северным оленем карибу, и среди индейцев навахо. Он наблюдал за их поведением, желая понять, как на деле возникают археологические комплексы при кочевом или бродячем образе жизни. Бинфорд сопровождал нунамиут во всех их передвижениях; регистрировал, чем они занимаются на каждом месте, и описывал, что именно они на каждом месте оставляют после каждого вида своей деятельности.
После середины 70-х результаты этих экспедиций и соображений стали появляться в публикациях Бинфорда и его учеников. О нунамиутах - статья Бинфорда в соавторстве с Часко "Демографическая история нунамиутов: стимулирующие факты" (1976), о навахо - статья Бинфорда и Бертрам "Частоты в остеологии и процессы изнашивания" в сборнике Бинфорда и группы его учеников "Для построения теории" (1977). В 1978 г. вышла книга Люиса Бинфорда "Этноархеология нунамиутов: исследование примера процессов археологического формирования" (1978) (имеется в виду формирование археологических источников).
В книге описывался забой скота (овец и оленей), какие при этом получаются отходы и где они оказываются, где хранится мясо и где отлагаются отбросы от хранения, как мясо потребляется и каковы следы этого процесса. Затем прослеживаются все эти действия и следы по сезонам – отдельно для весны, лета, осени и зимы. Бинфорд всё еще стремился доказать свою правоту относительно "структурных поз" в споре с Бордом.
Эта серия публикаций продолжалась и в 80-е годы. Бинфорд выпустил еще книги "Кости: древние люди и современные мифы" (в 1981) и "Фаунистические остатки из Класиз Ривер Маус " (в 1984).
Бинфорд описывал технику нунамиутов как чрезвычайно скудную. Они починяли всё, что позволяло починку, использовали каждое орудие до последней возможности, транспортировали всё, что могли, к следующему месту. Так что то, что оставляется на месте (выброшено или потеряно) ни в коем случае не отражает того, какие операции производились на этом месте! Никаких целых орудий, никакого цельного набора, жалкие обломки и пищевые отходы.
Прямой аналогии мустьерским комплексам эти остатки не представляли. Там как раз на каждой стоянке обнаруживался полный набор самых разнообразных орудий, а также обильные следы их производства на месте. Бинфорд увидел в этом важную смену психологии от неандертальцев мустьерской культуры к Homo sapiens sapiens – начиная с верхнего палеолита. Неандертальцы еще не освоили перспективного мышления, не готовились к тому, что их ожидало на следующей стоянке. Все орудия они бросали сразу же по использовании, а на следующей стоянке изготавливали их заново. Кроманьонцы же, обладая перспективным мышлением современного человека, все изготовленные орудия несли с собой на новое место, и оставляли мало следов для археолога. Нунамиуты, конечно, принадлежат к современным людям.
Таким образом, Бинфорд всё-таки извлек из путешествий к нунамиутам некоторые точки опоры для понимания своих мустьерцев. Это тоже было некоторым отходом от принципов процессуальной археологии. Но решительный шаг в этом направлении сделал не он.
7. Поведенческая археология Майкла Шиффера. В 70-е годы Майкл Шиффер (рис. 3) из Аризонского университета, ученик Бинфорда, концептуально поднял эту проблему до ранга наиболее важной, передвинул ее в центр археологической теории. Его поведенческая археология предназначена изучать всякое поведение людей – как они живут, действуют, создают культуру и, самое важное, как они, соответственно снашиванию и выбрасыванию элементов культуры из жизненной циркуляции, направляют их в отходы или в состояние упокоения. Это значит – как они накапливают культурный слой, создают могилы и погребения, и т. д. Шиффер вводит именно законы второго ряда в ядро теории археологии.
По моему мнению, эти изменения указывают поворотный пункт в истории Новой Археологии. Может быть, будет более точно сказать, ее конец, потому что с этого времени в США лидировала не Новая Археология (как она реализовалась), не процессуальная археология (как она именовала себя). Ядро концепции сдвинулось с культурного процесса на поведение людей и артефактов, приводящее к формированию археологического источника. Это определило формы, в которых культурный процесс был связан с социальными и природными изменениями, будучи фиксирован в остатках и следах, чтобы предстать перед археологом.
Майкл Брайан Шиффер (Michael Brian Schiffer, род. 1947) на 12 лет младше Бинфорда, учился у него и его ученика Джеймса Хилла в Чикаго, затем как раз когда Бинфорд перевелся в университет штата Нью-Мексико, Шиффер оказался рядом – в штате Аризона. Из числа горных штатов Юго-Запада США, с одной из наиболее сохранившихся индейских общин, Аризона славилась университетом, в котором особенно интенсивно развивались исследования по культуре индейцев, в частности и археологические. Молодой Шиффер принял участие в большой экспедиции под руководством "обращенного" в Новую Археологию старика Пола Мартина.
Вероятно, на Шиффера как-то повлияло изменение настроений в окружении Бинфорда, разделение исследований на "два контекста", интерес к этноархеологическим проблемам. Так или иначе, он первым сформулировал концепцию, переводящую законы второго ряда в центр теории археологии – одновременно с "утратой невинности" Дэвида Кларка. И наиболее четко.
В 1972 г. в местном журнале "Кива" он опубликовал статью "Культурные законы и реконструкция прошлых образов жизни", где высказался о законах особого рода – законах формирования источника, об их значении для реконструкции прошлого. В том же году в главном археологическом журнале США "Америкен Антиквити" появилась его статья "Археологический контекст и системный контекст". Идею Бинфорда о "двух контекстах" он первым обратил в средство отхода от процессуальной археологии. Он рассуждал так: когда артефакты еще функционировали (производились, использовались, сохранялись), они включались в систему поведения людей. Тогда они существовали в системном контексте. Они составляли часть системы поведения. После того, как они были выброшены или навечно упокоены в отложении (в культурном слое или в могиле), они оказались в археологическом контексте. На пути из первого контекста во второй они прошли через серию трансформаций. Это и есть формирование археологического источника.
Процессы этих трансформаций Шиффер называет процессами С – А (система – археология). Большей частью это процессы депозиции. Когда археолог раскапывает местонахождение, это процессы А – С. Еще во время эксплуатации памятники могут получить вторую жизнь, новую функцию - это процессы С – С. Наконец, во время депозиции они могут быть разрушены (при распахивании, строительной деятельности и т. п.) – это процессы А – А.
В этой статье Шиффер рисует путь материалов из жизненного контекста (который он называет системным) в археологический контекст: обзаведение заготовкой – изготовление – употребление – выбрасывание – упокоение в отбросах. Одна схема для материалов длительного пользования (рис. 4), другая - для материалов разового употребления (рис. 5).
В 1973 г. к этим статьям добавилась статья "Культурные формирующие процессы археологического источника: применение на Джойнт Сайт, юго-восточная Аризона" (статья не напечатана, хранится в архиве микрофильмов Аризонского университета). В 1975 г. дальнейшее продвижение указала статья "Археология как поведенческая (бихевиорная) наука" в журнале "Америкен Антрополоджист" и там же совместная статья с Джеферсоном Ридом и Уильямом Раджем "Бихевиорная археология: четыре стратегии". А в 1976 году вышла книга Шиффера "Поведенческая археология" ("Behavioral archaeology"), сразу ставшая широко известной. В ней он продолжил и развил свои положения о двух контекстах археологического исследования и движении материалов из одного контекста в другой (рис. 6) и воздвиг из всего этого целостное здание археологии, отличающееся от процессуальной археологии Бинфорда.
Шиффер считает главной задачей археологической реконструкции найти устойчивые соответствия между, с одной стороны, явлениями прошлого (элементами прошлой культуры, а также видами событий истории, одним словом, между поведением древних людей) и, с другой стороны, их отражениями в материальной культуре, а еще точнее – в археологических источниках. Эти соответствия он называет, по примеру Джеймса Хилла (в работе 1970 г. "Броукен К пуэбло"), "коррелятами". Если корреляты устойчивы, то противоположные концы каждого коррелята связаны некими закономерностями. Это и есть законы формирования археологического источника – наши законы второго ряда. Облик и функционирование этих законов определяются преобразованием информации на пути от прошлого к современности, от системного контекста к археологическому, ее постепенным разрушением и рядом утрат.
В исключительных случаях, когда стихийная катастрофа настигала населенный пункт, он мог сохраниться почти полностью – как Помпеи, накрытые при извержении Везувия в один день 79 г. н. э. слоем пепла, который был сцементирован ливнем. Не раз археологи острили, что несчастье для людей оказывается благом для археологов. В этих исключительных случаях археологу остается только описать и обобщить раскопанные материалы. Помпеи – это то состояние, в котором памятник должен был бы представать перед археологом. Но он - как правило - не предстает таким.
Шиффер приходит к заключению, что "археологические остатки – это испорченное отражение культурной системы прошлого". Иначе говоря, "структура археологических остатков – это испорченное отражение структуры материальных объектов в культурной системе прошлого" (Schiffer 1976: 12, 42). Оно испорчено, потому что во время депозиции различные факторы воздействуют на него. Эти факторы Шиффер называет трансформами (или преобразователями), потому что они трансформируют, обусловливают превращения. Они делятся на две группы: а) культурные факторы, как то: отбор при выбросе, намеренное упокоение, вторичные раскопки и т. п. – они называются трансформами К (в английском C-transforms – от "culture" 'культура'), и 2) естественные, природные факторы, как разложение, ржавение, сгнивание, распад, рассеяние – эти называются у Шиффера трансформами П (в английском N-transfotrms – от "nature" 'природа'). Учитывая археологические трансформы обоего рода, исследователь приходит к коррелятам, а с их помощью получает вывод о реконструкции (рис. 7).
Почему Шиффер назвал свою книгу "Поведенческая археология" ("Behavioral archaeology")? Мы знаем бихевиорную психологию (behavioral psychology) и в разных смежных науках бихевиористское течение. Это направление было подготовлено исследованиями Эдварда Торндайка на животных, а провозглашено Дж. Уотсоном перед Первой мировой войной и разрабатывалось в межвоенное время. Оно следует принципу: не пытаться понять сознание людей или уловить их мышление, это обманчиво и безнадежно; достоверному изучению доступно только их поведение, которое можно увидеть, услышать и ощутить. Шиффер не имел в виду прямо провести бихевиористский принцип, но что-то от бихевиористского настроения всё же в его позиции есть. Он рассматривает артефакты как имеющие определенные позиции в системе поведения людей прошлого. Он хочет познать эти позиции и с ними древнюю систему поведения (артефактов и людей). Подобно Бинфорду (и бихевиористам), он не претендует на познание других сторон культурной жизни. Не в этом отличие "бихевиорной археологии" от учения Бинфорда.