Материальная и духовная культуры об этногенезе
ГЛАВА I
МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
При выяснении этногенеза народов Якутии, пожалуй, самые броские сведения сохранила пища. Эта область материальной культуры в Якутии отличается тем, что она никогда не выкидывала на свалкувсё своё старое. Одновременно она старалась не отставать от новинок, поступавших извне. Отсюда, пища народов Якутии превратилась в своеобразный музей, сохранивший все этапы развития народов края от первобытности до нашего сегодня. При этом превосходно сохранены и термины, и технология. Общая картина якутской пищи - её местное происхождение. Старожилые русские, утратившие свой родной язык, полностью сохранили в данном крае свою кухню по технологии и терминам. И якуты, если бы они были переселенцами извне, кухню своей прежней родины сохранили бы и в Якутии.
В растительной пище якутов, начиная от названий пищевых растений, кончая самой кухней, всё стопроцентно местное угро-самодийское.
Якутские ягоды «отон» (брусника) и «эдьэн» соответствуют ненецкому «оде» (ягода). «Дьордьомо» из усть-алданского говора относится также к словам самодийского происхождения. «Mooнньо5он» (чёрная смородина) по характерному окончанию также из самоди. Сушка заболони с лёгким копчением и составление из них оригинальных пачек для хранения, приготовление и обработка свежих стружек из заболони также полностью соответствуют самодийским способам их приготовления. Берестяные и из лиственничной коры бочки для хранения заболони с термином «холло5ос» - также не достояние одних якутов, а всех самоди. Явно они на самоди или кетоязычии, ибо в них нет ничего тюркского и монгольского. Тюркское «дерево» — «агач» не встретите в Якутии, но и «мас» - у тюрков и монголов.
/* */ В растительную пищу якутов от старожилых русских вклинилось немало хлебных и мучных изделий: «лэппиэскэ» (от русского «лепешка»), «саламаат» (от русского «саломат»), «хааhы» (от русского «каша»), «чиэстэ» (от русского «тесто»), «бэруэк» (от русского «пирог»), «алаадьы» (от русского «оладьи»), «буулка» (от «булка»), «халаачык» (от «калач»), «бухаанка» (от «буханка»), «килиэп» (от «хлеб»), «токуккай» - описательное якутское слово, но по технологии и форме точно копирующее русские сушки для детей. Сам зерновой хлеб на внешний вид будто бы имеет своё тюркское название «бурдук». Однако это слово у преобладающей массы тюркоязычных «нан» или «нон». По территориальной близости именно этот «нон» («нан») должен был добраться до якутов. Однако до якутов добрался только «бурдук», встречающийся только у одних татар - ногайцев. Расселение их издревле у кавказских гор и в Причерноморье. Каким ветром могло занести это слово за тридевять земель к якутам - дело уму непостижимое. Если бы оно шло через массив сибирских татар, то остатки его обнаружились бы у кого-то из них. Подобного факта нет. Остается предположить, что слово занесли русские вместе с понятием «бурда». Или его могли занести сами ногайцы - толмачи (переводчики), находившиеся на русской службе. Понятию «бурдук» в Якутии сопутствовали бы такие же тюркские термины и технология изготовления хлебопродуктов, чего у якутов нет и в помине. Со словом «бурдук» до Якутии добрались бы и тюркские названия хлебных злаков. Их тоже не оказалось в Якутии. Все хлебные злаки в Якутии имеют только термины, используемые русскими.
Якутская ступка «кэлии» от угро-самодийского «кэлэ», «хала», «кала» - «рыба». По технологии и терминам и рыбная пища якутов также стопроцентно оказалась угро-самодийской. Это соответствует и родовому составу, и древним топонимам. Те термины таковы: хачымаас, hулто, лакыыта (накыыта), хоонгкура, сыма, липпэ, барча, буорса (порса), кыыбах, дьуукала, олорбо, хохту, лыыба, тала, талаха, чээлимэ и т. п. Термины, относящиеся к орудиям лова и техники лова: туу, тыы, онгочо, илим, мyнгxa (мунка, ба5адьы), сантыы, куойа, мангкы, кэлии (разновидность куйуура), куйуур, тара5ана, суур, дадараангкы, биэрэс, сип, нырыы, тымтай, тууйас, ыа5ac, чабычах, хатар5ан, тордуйа, эрдии, холбо.
В противоположность привычкам степных народов, якутская кухня в способах приготовления рыбной пищи впрок полностью игнорировала соль. В 30-х годах XX века и чуть раньше пошли применять соль при варке ухи якуты, перешедшие на заимствование русского и городского быта и жизни. Однако и они при жарении рыбы на рожне также не признавали соль, применяяеётолько при жарении по-русски на сковороде.Неповторимой особенностью рыбной пищи якутов, которая не может иметь место в теплых степях, является заквашивание рыбы. Этот метод - истинное порождение вечной мерзлоты и бытует в Якутии тысячелетия. А.П.Окладников в местности Кууллаты-Урэх близ Якутска выкопал сымовую яму неолитических людей, полную костями рыб. Возраст ямы 3 тысячи лет. Это были самые древние обнаруженные «сымасыты» Якутии, а вилюйчане - самые позднейшие сохранители этого метода хранения рыбы впрок. У вилюйских и кобяйских сымасытов нами зафиксированы около двух десятков разновидностей сыма.
/* */ Другую неюжную особенность рыбной пищи и заготовки её впрок составляют якутские замороженные блюда и холодовой способ хранения части рыб. Таковы блюда: тала, талаха, согуда и другие, известные сегодня под названием «строганина». Они сегодня изготовляются из одних стружек замороженной рыбы. А в прошлом встречались блюда и из накрошенных кусков замороженного филе.
Подледный лов рыбы в реках и озерах предкам якутов не привезти было из теплых степей. Также, выработанная тысячелетиями, сложнейшая система методов и приёмов лова рыбы является сугубо северной. Кстати, древние методы захоронения якутян почти точно копировали технику и методы запасания рыбы впрок. Таковы «арангасы», копирующие «холбо» воздушного и надземного типов. Использование плиточных камней и пещер в скалах при захоронении также повторяют приёмы хранения рыб.
В мясной пище якутов 60% терминов состоит из угро-самодийских слов и 40% из слов тунгусо-манчжурского происхождения. Казалось бы, судьбы якутов и ненцев не скрещивались. Однако, если взять в руки словари этих двух народов, то обилие одинаковых слов и выражений поражает внимательно сопоставляющего. Якутский «итир» (брюшной жир) очень похож на ненецкий «дир» и русский «жир»; якутский «туруйа» (журавль) похож на ненецкое «xopьe» и на русские «хор» и «хоровод» (танец, напоминающий журавлиный хоровод); якутские «амтан» («вкус»), «амсай» (вкусить) и ненецкое «нгямза» (мясо) - одинакового происхождения; якутские выражения «най барбыт» (обленился) и «кэнгул айбардыыр» (вольничает) и ненецкое выражение «найбарц» (пировать обильной мясной едой) удивительно похожи.
Здесь приведены примеры лишь из области мяса и мясной пищи. Между тем якутский «эт» похож на кетский «кэт». Оба слова означают «мясо». Кетское слово «арынгит» (масло, жир мясной) соответствуют якутскому «арыы» - «масло». А то слово по-монгольски «тоhин» и по-тюркски «май». Впрочем, такая же путаница со словом «айах». Это слово у якутов означает «рот», а у тюрков - «нога». Заменить «рот» «ногой» в переводе слова «айах» мог только очень плохо владеющий тюркским языком.
Как мясную, так и рыбную пищу якутов, сильно разнообразили обилие сушёностей, толчёностей и вялёностей и наличие множества блюд из внутренностей.
Из всего комплекса пищи якутов по терминам стоит чужеродным телом их сагаязычная молочная кухня. В ней уже нет ни угро-самодийских, ни тунгусо-манчжурских терминов. Хотя у якутов и имеется сам метод изготовления кумыса, но технология его отлична от южной степной. Например, все кумысоделы южных степей от остатков кумысоделия изготовляют сыр и творог. Подобного использования остатков кумысного производства у якутов нет и в помине. Более того, якуты даже представления не имели о сыре, когда тюрки и монголы изготовляют его во многих вариантах издревле. Вдобавок, сельских якутов, живущих безвыездно, даже претит вкус сыра. С другой стороны, из перекисшего кумыса все тюрки и монголы делают молочную водку «арак», «архи» и «тарасун». Из них до якутов дошёл лишь один термин «архи» опять в искажённом произношении и превратился в «арыгы». Термин этот якуты употребляют для привозных винно-водочных без разбора. А что «арыгы» можно приготовить самим из кумыса и перекисшего молока, у якутов нет и представления. Отсюда, термин «арыгы», скорее всего, привезли русские и их толмачи-переводчики. Иначе до якутов дошла бы и технология изготовления самой молочной водки. И в другой части молочной кухни якутов также встречаются несоответствия с южными. Например, у хакасов «корчик» - волосяная мутовка, а у якутов «куэрчэх» - сбитень из сливок»; хакасский «хаймах» и якутский «хайах» - лишь полупохожи по терминам и разны по технологии. Якутское слово «чохоон» искаженно повторяют древнее самоназвание карелов «чухон». Термин привезен русскими и приклеен к одному из древнейших молочных продуктов якутов. Тюрко-монгольские термины молочной кухни, скорее всего были привезены сагаязычием.
/* */ Молочную терминологию, надо полагать, заменил своими поздни сага - язык. Это аналогично тому, как сегодняшние обрусевшие якуты из якутского языка взяли себе только названия таких явлений, которых нет в русском языке. О том, что до сагаязычия Якутия имела какие-то свои скотоводческие термины, свидетельствуют загадочные слова: Дьэhегей, Илгэ, Тунах, Сэлэгэй, Мингэ, Баhах, Сири-Иhит, термины для мастей лошадей и коров, салама, чэчир и т. п.
Жилища и поселения якутов также стопроцентно северны. Возьмите главный символ якутов - сэргэ. Какая может быть речь о коновязи из столба в безлесной степи. Якутская ураса из бересты - также вещь не из голой степи. Само слово «ypaha» фонетически созвучно со словом «алаhа». Следовательно, и «алаhа» на Енисее и Алтае-Саянах - остаток от их древнего угро-самоди. Якутское стойбище на Булуне и Жиганах и сегодня сохранило название «сурт» (куhунгнгу сурт сайынгнгы сурт и т. п.). А «сурт» - угорское «йурт». «Хайа дьуортугунуй?» - вопрошал в своих староякутских находках Суоорун Омоллоон. Это означает: «Из какого йурта или сурта?», т.е. стойбища. Якутское «ыал» также соответствует угорским «эль» (мани эль), «аил», «аул». А вот «киhилээх» или «кишлак», «кишняв», «кийив» (киев) у якутов отсутствуют. А они могли бы иметь место, ибо «ки» - «человек» по угро - самоди не чужд якутам. О древнем традиционно якутском жилище под селькупским термином «мо» в виде Холомо, Халтаама отмечено уже выше. У тюрков «дом», «жилище» - «уй». Вместо него у якутов «дьиэ» от эвенкийско - эвенского «дьуу». Термины «ампаар» и «балаган», кажется, занесены русскими. Тот же балаган русские называют и «юрта» от угорского «йурт». Одновременно те же угорские термины и без'русского посредничества, как общесибирско - северные, по языковой эстафете могли добраться до Якутии вместе с конструктивными модами на типы жилищ. Во всяком случае, те деревянные конструкции и термины не имеют ничего общего ни со степью, ни с тюрками.
Одежда любого времени подвержена изменениям и поправкам соответственно модам. А моды зависят не столько от физических переселений, а сколько от обмена и всевозможных контактов. Поэтому одежда - не совсем благодарный материал для выяснения проблем этногенеза. Из одежды в области этногенеза могут быть полезны одни наиболее устойчивые её элементы. Какова была одежда якутян до воздействия русской культуры неизвестно. Наиболее старые образцы из музеев и раскопок имеют бусы русского производства. Дорусская одежда всех якутян была противохолодовой. Это главное отличие одежды якутов от южного степного. В той противохолодовой одежде до русских почти не было деления на этнические. Они были лишь региональны и приспособлены к типам занятий и к климатическим особенностям. Так, без разбора этносов вся тундровая меховая одежда была «глухой», т.е. противоветровой. Таковы кухлянки, парки, сукуи и спальные мешки. Оленеводческая одежда тайги и таёжных гор была приспособлена к профессии оленевода и охотника, имеющего дело с резкими движениями. Те типы одежды обтекали тело и не стесняли движение. Дудика, копто, мэкчэ - одежда типа кафтанов и курток. Шапки в тех регионах были капорообразны и снабжены противоветровой опушкой.
Установка капкана
/* */ Поскольку в Якутии до русских не было специализированного скотоводства, а было лишь оленескотоводство, особой скотоводческой одежды не было. Оно пошло вырабатываться лишь в послерусское время и под воздействием русской одежды. Из одежды якутян особое место занимает таеёчасть, которая ниже пупа. В отличие от степного она не состояла из цельных штанов и обуви с высоким голенищем. Вместо штанов якутяне пользовались трусообразным «сыалыйа» и ноговицами «сутуруо». «Сыалыйа» в верхней и нижней части украшалась тесемчатой бахромой. У девушек на выданье бахрома снабжалась указателем девственности — металлическими подвесками и подобием колокольчиков. Бахромой или мохнатой опушкой снабжалось и «сутуруо». Шаманы свои «сутуруо» и «сыалыйа» снабжали звонкими металлическими подвесками. Обувь летняя имела короткое голенище и называлась «олооччу». В охотничьем варианте «олооччу» заменяла «эмчии-рэ» - не сшитая пластинчатая обмотка. Удивительно якутские сыалыйа, сутуруо, олооччу, эмчиирэ точно повторяются у американских индейцев. Их танцоры, подобно якутским шаманам, в такт движению позванивают металлическими подвесками. Их мокассины - почти точная копия эмчиирэ. Якутские этэрбэс также повторяются у индейцев. Описанная одежда якутов присуща всем угро-самоди Севера. Как видите, и в одежде якутов нет ни капельки степного и имеющего марку тюркского или хуннского. Сегодняшним создателям якутской национальной одежды можно бы посоветовать заниматься больше созданием самостоятельных национальных атрибутов одежды, чем ысыаховыми комплексами одежды. Из-за ношения последних лишь на праздниках и торжествах спрос на них будет незначительным. А если будут изготовлены национальные атрибуты, пришиваемые и подвешиваемые к обыкновенной одежде, будут иметь такой же широкий спрос как иностранные нашивки и рисунки, пришиваемые и приклеиваемые к одежде.
Орудия труда и снаряжения якутян также не признавали ни этносов, ни оазисов языков. Они всюду были одинаковы в своих отраслях занятий. Исстари якутян искусственно делили на этносы и народы одни ученые и администраторы. Позже, примирившись с подобным делением, за «национальное» стали выдавать и сами якутяне, имеющиеся некоторые различия материальной культуры, связанные со специализацией отраслей занятия. Не вдаваясь в те отраслевые различия, надо отметить полное отсутствие у якутян ни капельки военного в их охотничьих снаряжениях.
Пальма «батыйа», одинаковая во всей Якутии, не годилась для войны. Этот большой охотничий нож на длинном древке не был ни пикой, ни саблей. Его бугорообразное лезвие при фехтовании было опасно самому владельцу оружия, так как при парировании ударов оружие противника соскальзывало бы только в сторону рук владельца пальмы. А там отсутствие боевой крестовины не защитило бы руку. Этим громоздким оружием охотники опасались пользоваться даже при схватках со зверями-хищниками. Прямое назначение пальмы - обрубка ветвей с седла при прокладке тропы в чащобе. Ею было удобно также очищать от сучьев жердяные остовы чумов. Охотничья пика не имела боевых упора и крестовины. Она не годилась ни для пешего, ни для конного боя.
/* */ Якутские сабли батас и болот - не совсем умелые копии казачьих сабель. Не умелые в том отношении, что в них не позаимствованы боевые качества русских меча и сабли. Во-первых, ни болот, ни батас не снабжены ни эфесом, ни крестовиной для защиты руки. Во-вторых, в форме их лезвия сохранён тот бугорок лезвия пальмы. Подобное лезвие делало батас и болот вовсе непригодными для фехтования.
Встречавшиеся мне образцы якутских шлёма и пластинчатого панциря не годились в боевых целях, ибо они были пришиты не в виде рыбьей чешуи. Отсюда, промежутки между ними не защищали тело ни от стрел, ни от уколов пикой или от сабельных ударов. Пришивка пластин кожаными бичёвками вовсе обесценивала панцирь и шлём.
Злые военные знания, как всякая дурь, очень прилипчивы и не забываются при сменах поколений. Отсюда, если предки якутов имели военное прошлое степных завоевателей, то куда делись те военные знания у якутов при изготовлении ими пальмы, болот, батас, шлёма и панциря. И это невсё…
В богатырствованиях олонховских героев также полностью отсутствуют военные знания. Как ни тщательно следил за описаниями схваток олонховских богатырей, я не обнаружил ни элементов фехтования, ни других следов военных знаний. Это - обыкновенная драка в кулачную с поножовщиной. Пришедшие на помощь в олонхо стоят в сторонке наблюдателями, дожидаясь своей очереди для замены уставшего. Разве поступал бы так древний вояка-степняк, пришедший на помощь своему сородичу? Тут отсутствие Военных обычаев и знаний сливаются воедино с невоенностью подобия оружий якутов. Отсюда, олонховские дуэли явно являются творческой самодеятельной переработкой волшебных «схваток» шамана с дьяволами под социальные дуэли пришлого языка с иным социальным строем.
ГЛАВА II