Процесс социализации индивида и его нарушения

Становление личности человека сопровождается освоением им культуры своей среды. Человек живущий, т.е. действующий и познающий, немыслим без оснащенности элементами «своей» культуры, из которых главными выступают для него ценности и нормы жизни, деятельности и поведения. В совокупности они образуют целостный символический мир, непрерывно воспроизводящийся в бесчисленных «перетеканиях» изнутри вовне, и наоборот: в повседневной жизни мы узнаем суть человека по его реальным действиям. Но как и каким образом человек становится способным свободно ориентироваться в своей среде, пользоваться культурными объектами, выработанными до него, обмениваться результатами физического и умственного труда, устанавливать взаимопонимание с другими людьми, без которого невозможно социальное взаимодействие?

Существует достаточно большое количество теорий социализации, каждая из которых по‑своему пытается решить этот сложный вопрос. Прежде всего предстоит прояснить свойства культуры, обеспечивающие процесс социализации и инкультурации, соотношение мотиваций личности и стандартов культурной системы, характеристики социальной системы.

Культура как ценностно отобранный опыт жизнедеятельности множества людей обычно предстает в виде символико‑знаковой системы. Этот опыт может быть накоплен, осмыслен и выражен на повседневном уровне, затем с помощью процедур науки переосмыслен и типизирован на уровне теории, причем общественные науки (в отличие от естественных) оказываются более тесно связанными со здравым смыслом людей. Культура может передаваться (социальное наследование, традиция), она есть то, чему обучаются (а не проявление генетической природы человека), она является общепринятой в конкретной социальной среде. Следовательно, культура в аспекте социализации личности выступает, с одной стороны, продуктом, а с другой – детерминантой систем межличностного социального взаимодействия.

Говоря о соотношении личности, культуры и социальной системы, необходимо отметить, что между ними не может быть полного соответствия: девиантное, отклоняющееся поведение людей всегда будет будоражить и побуждать культурную и социальную системы к изменениям, хотя последние всегда будут стремиться к устойчивости, причем каждая из них обладает своими механизмами (стандартами) интеграции и стабильности.

Истоки теории социализации намечены в работах Тарда, описавшего процесс интернализации (освоения личностью) ценностей и норм через социальное взаимодействие. Подражание, по Тарду, является принципом, составляющим основу процесса социализации, причем оно опирается как на физиологические потребности и вытекающие из них желания людей, так и на социальные факторы (престиж, повиновение и практическая выгода).

Типовым социальным отношением Тард признавал отношение «учитель – ученик». В современных взглядах на социализацию такой узкий подход уже преодолен. Социализация признана частью процесса становления личности, в ходе которого формируются наиболее общие черты личности, проявляющиеся в социально‑организованной деятельности, регулируемой ролевой структурой общества. Обучение социальным ролям протекает в форме имитации. Общие ценности и нормы осваиваются индивидом в процессе общения со «значимыми другими», в результате чего нормативные стандарты входят в структуру потребностей личности. Так происходит проникновение культуры в мотивационную структуру индивида в рамках социальной системы. Социализатору надо знать, что механизмом познавания и усвоения ценностей и норм является сформулированный З. Фрейдом принцип удовольствия‑страдания, приводимый в действие с помощью вознаграждения и наказания; механизм включает в себя также процессы торможения (вытеснения) и переноса. Имитация и идентификация обучаемого опираются на чувства любви и уважения (к учителю, отцу, матери, семье в целом и т.д.).

Социализация сопровождается воспитанием, т.е. целенаправленным воздействием воспитателя на воспитуемого, ориентированным на формирование у него желаемых черт.

В условиях экономического раскрепощения человека, плюрализма идеологий и свободы совести наиболее приемлемым представляется принцип воспитания, согласно которому человек есть то, что он сделал из себя сам. Этот принцип экзистенциализма проверен эмпирическим путем: исследования Н. Лапина показали, что такого взгляда при оценке своей личности придерживаются предприниматели, составляющие 10–15% от числа респондентов.

Научный взгляд сводится к пониманию того, что активная и развитая личность есть результат гармонии генотипа, условий среды, педагогических и аутогенных воздействий человека на свою личность. Основанная на нем педагогика требует высокого искусства от социализатора.

Существуют три уровня социализации (их реальность проверена эмпирически, как свидетельствует И. Кон, в 32 странах): доморальный, конвенциальный и моральный. Доморальный уровень характерен для взаимоотношений детей и родителей, основанных на внешней диаде «страдание – наслаждение», конвенциальный основан на принципе взаимного воздаяния; моральный уровень характеризуется тем, что поступки личности начинают регулироваться совестью (по З. Фрейду, начинают регулироваться суперэго, формирующиеся под воздействием культуры среды). Колберг предлагает различать на этом уровне семь градаций вплоть до формирования личностью своей системы морали. Многие люди в своем развитии не доходят до морального уровня. В связи с этим в ряде российских партийных программ появился термин «нравственный прагматизм», означающий, что необходимо бороться за торжество морального закона в деловых отношениях людей. Общество постепенно скатывается к уровню «ситуационной морали», девиз которой: «Морально то, что полезно в данной ситуации».

В детстве ребенок хочет быть, как все, поэтому большую роль играют подражание, идентификация, авторитеты («значимые другие»).

Подросток уже ощущает свою индивидуальность, в результате чего стремится «быть, как все, но лучше всех». Энергия самоутверждения выливается в формирование смелости, силы, стремления выделиться в группе, не отличаясь в принципе от всех. Подросток весьма нормативен, но в своей среде. В этом возрасте энергия самоутверждения просыпающейся индивидуальности становится социально значимым фактором: движение бойскаутов, пионерское движение, движение «хиппи» говорят сами за себя.

Юность уже характеризуется стремлением «быть не таким, как все». Возникает четкая шкала ценностей, не демонстрируемая словесно. Стремление выделиться во что бы то ни стало часто ведет к нонконформизму, желанию эпатировать, поступать вопреки общественному мнению. Родители в этом возрасте уже не являются авторитетами для своих детей, безусловно диктующими им линию поведения. Юность расширяет свои горизонты видения и понимания жизни и мира зачастую за счет отрицания привычного родительского бытования, формирует свои субкультуру, язык, вкусы, моды. Половое созревание тоже способствует «бунтарству», порождая стремление к снятию запретов в регуляции половых отношений, установленных в данной культуре.

Стадия подлинной взрослости, социальной зрелости характерна тем, что человек утверждает себя через общество, через ролевую структуру и систему ценностей, выверенную культурой. Значимым для него становится стремление продолжить себя через других – близких, группу, общество и даже человечество. Но человек может вообще не вступить в эту стадию. Люди, остановившиеся в своем развитии и не обретшие качеств социально зрелой личности, называются инфантильными. «Инфант», если у него не хватит энергии и желания работать над своей личностью, может остаться таким навсегда: ему никто и никогда не будет доверять серьезные, ответственные роли и дела.

Человеческая культура выделяет три типа педагогического воздействия на воспитуемого, необходимого для его формирования: а) наставление примером – пример дает модель поведения, освященная культурой («Жития святых», «Жизнь замечательных людей» и т.д.); б) наставление знаниями – передача знаний формирует обоснованную манеру поведения и картину мира, позволяющую ориентироваться в нем; в) наставление в трудности, вырабатывающее искусность, мастерство выхода из сложного положения, ситуации (сократовское техне). По мнению американских исследователей, молодой человек, имевший в пору своего взросления наставника, лучше и быстрее достигает своих жизненных целей. Понятно, что незнание неспособно выйти за свои собственные пределы, и что переход от незнания к знанию всегда осуществляется с помощью другого человека. Но недостаточно иметь учителя, наставника. По утверждению Сенеки, чтобы выйти из состояния невежества, нужно обратиться к заботе о самом себе.

В античной философии использовался термин «стультус» («глупец»), обозначающий человека, не умеющего управлять собой в процессе личностного развития. «Стультус» – тот, кто разбросан, кто позволяет себя увлечь, кто ничем не занимается, кто пускает свою жизнь на самотек и не направляет свою волю ни к какой цели. Это тот, кто без конца меняет свою жизнь, открыт любым влияниям извне, воспринимает чужие представления некритически, при этом происходит смешение объективного содержания представлений с ощущениями, со всякого рода субъективными элементами психической жизни.

Античные философы как наставники молодежи сформулировали эти предостережения, чтобы более четко обозначить контуры отрицательного в развитии личности, стремясь побудить юность к эффективной самоориентации. Новое время к этим советам добавило лишь понимание того, что подлинной целью человека разумного является искусство управлять собой для самореализации и что это искусство не сводится к примитивному индивидуализму (эгоизму), поскольку в заботе о себе необходимо присутствие другого, его вмешательство.

При социализации личности часто происходит освоение не только родной культуры, но и продуктов «инкультурации». Этот термин обозначает процесс «врастания» личности в другую культуру и необходим для того, чтобы понять структуру и природу так называемой маргинальной личности, т.е. личности, сформировавшейся на стыке двух и более различных культур, одна из которых может являться родной. Ребенок может формироваться в обстановке взаимодействия культур, в которой отчетливо выделяются «донорская» и «реципиентная» культуры («инкультурация»). В зависимости от исторических и общественных условий такой контакт может протекать в виде «акцептации» (взаимоприспособления путем взаимопроникновения) и «реакции» (отвержения средой элементов донорской культуры).

Формирующаяся в таких условиях личность, естественно, вбирает в себя элементы различных культур; этот процесс особенно ускоряется посредством массовых коммуникаций, межкультурных контактов межличностного и межгруппового характера. Факты зачастую свидетельствуют о том, что люди, выросшие на стыке культур, отличаются более рациональным видением мира, могут оценивать отсталое и передовое в своей и чужой культурах. Исследования показывают, что многие выдающиеся деятели науки, искусства, военного дела либо были детьми представителей различных культур (наций), либо формировались в среде, пропитанной духом межкультурного сосуществования.

В условиях конфликтности культур маргинальная личность – это индивид, который, усвоив многие ценности двух конфликтующих социокультурных систем или более, испытывает дискомфорт и ведет себя вызывающе.

Р. Мертон определяет девиантное (отклоняющееся) поведениекак нормальную реакцию нормальных людей на ненормальные условия. Это верное определение, ибо в число людей с девиантным поведением входят и революционеры в любой сфере жизнедеятельности общества, и преступники. Без отклонения от утвердившейся нормы нет творчества в социальной жизни. Все зависит от того, какова норма, каков закон, чьи интересы он обслуживает.

В центре внимания теорий насилия находится феномен агрессивности человека. Отметим по крайней мере четыре направления исследований и объяснений человеческой агрессивности:

• этологические теории насилия (социал‑дарвинизм) объясняют агрессивность тем, что человек – общественное животное, а общество – носитель и воспроизводитель инстинктов животного мира. Безбрежное расширение свободы индивида без необходимого уровня развития его культуры повышает агрессивность одних и беззащитность других. Такое положение получило наименование «беспредел» – абсолютное беззаконие в отношениях людей и в действиях властей;

• фрейдизм, неофрейдизм и экзистенциализм утверждают, что агрессивность человека является результатом фрустрации отчужденной личности. Агрессивность вызывается социальными причинами (фрейдизм выводит ее из эдипова комплекса). Следовательно, основное внимание в борьбе с преступностью должно быть обращено на устройство общества;

• интеракционизм видит причину агрессивности людей в «конфликте интересов», несовместимости целей;

• представители когнитивизма считают, что агрессивность человека есть результат «когнитивного диссонанса», т. е. несоответствия в познавательной сфере субъекта. Неадекватное восприятие мира, конфликтующее сознание как источник агрессии, отсутствие взаимопонимания связаны со строением мозга.

Исследователи выделяют два вида агрессии: эмоциональное насилие и антисоциальное насилие, т.е. насилие против свобод, интересов, здоровья и жизни кого‑либо. Агрессивность человека, точнее, преступность как следствие ослабления саморегуляции поведения по‑своему пытается объяснить генетика человека. В 1980–1990 гг. в СССР велись интенсивные разработки этой проблемы. Было выявлено, что отклонения в генотипе (когда число хромосом превышает норму) ведут к преступному поведению, если процесс воспитания пустить на самотек. Но последующие события в политической и экономической жизни страны указали на то, что основу противоправного поведения составляют социальные условия: именно их изменения вызвали скачок преступности в 1992– 1994 гг.

Социальные условия, преломляясь во внутреннем мире человека, вызывают неврозы и фрустрации. К. Хорни называет четыре основных невроза нашего времени:

• невроз привязанности (поиск любви и одобрения любой ценой);

• невроз власти (погоня за властью и престижем);

• невроз покорности (самоидентификация с харизмой лидера, религиозное поклонение, мазохистские отклонения);

• невроз бегства от общества.

По утверждению К. Хорни, все эти неврозы усугубляют самоотчуждение личности в обществе, выход же из положения он видит лишь в психотерапии. Кстати, все восточные религии основаны на борьбе личности с собой ради ухода от страданий – оказывается, достаточно изменить точку зрения, внутреннюю позицию, чтобы перестать страдать от неустройства общества. Разумеется, такой путь самый легкий, поскольку это позиция социального дезертира.

По мнению Р. Мертона, современная американская культура близка к полярному типу, когда акцентирование цели‑успеха не сопровождается эквивалентным акцентированием институциональных (законных, легитимных, культурно‑признанных) средств. Культ успеха символизирован богатством, а богатство – деньгами. Денежный успех укоренен в американской культуре («ты стоишь ровно столько, сколько у тебя денег!»). Институциональные средства заменяются инструментальными, эффективными в данной ситуации (т.е. мораль ситуативна – на этом обобщении настаивал еще американский философ Д. Дьюи, представитель прагматизма).

В американской культуре неудача считается лишь временным явлением. Подобный подход преследует цель: не уменьшать притязаний за счет самоидентификации с равными себе, а самоотождествлять себя с «верхними» («каждый может стать экономическим королем!»). А это означает, что индивид в своих неудачах обвиняет лишь себя, а не политический строй. Самокритика ведет к еще большей активизации субъекта, но в условиях, когда происходит сильное акцентирование богатства как основного символа успеха без соответствующего акцентирования законных способов его достижения, в обществе получает большое развитие преступность. Рост преступности за последние годы в США достиг таких размеров, что срочно была принята государственная программа по борьбе с преступностью, в которой видное место занимают программы профессиональной ориентации с целью предложить подросткам здоровую альтернативу преступным способам наживы.

Наиболее характерно отклоняющееся поведение для низших слоев. К ним культура предъявляет несовместимые требования: с одной стороны, их ориентируют на богатство, с другой стороны, они в значительной степени лишены возможности достичь его законным путем.

Р. Мертон называет пять форм приспособления личности к социальным условиям: конформность, инновация, ритуализм, ретризм (полная потеря жизненных целей), мятеж (внешний и внутренний бунт, направленный на изменение существующих целей, стандартов и норм, т.е. на установление новой законности и культуры – революционные движения, политические движения радикального характера, феминистские движения и т.д.).

Если культура определяет цели людей, то общественный организм контролирует пути и средства достижения людьми этих целей. Существует формальный и неформальный виды контроля. Первый связан с государством, которое имеет полицию (милицию), суды и тюрьмы. Эти организации призваны укреплять конформизм и регулировать соблюдение правил. Задержанный полицией человек становится после осуждения заключенным – частью новой для него социальной системы, в которой формируются собственные статусы и роли.

Оба вида контроля могут быть реализованы посредством различных механизмов: прямой контроль, осуществляемый извне посредством наказаний; внутренний контроль, основанный на интернализованных нормах и ценностях конкретной культуры (субкультуры); косвенный контроль, связанный с идентификацией с родителями, друзьями и т.д.; контроль, основанный на широкой доступности различных способов достижения целей, удовлетворения потребностей (динамичность социальных структур, демократизм общества, стремление в культуре к социальному равенству).

Путь человека, вернувшегося из мест заключения (делинквента), состоит из изоляции (ограничение контактов с другими), наказания (суд, общественное порицание, бойкот, остракизм и т.д.), реабилитации (подготовка девианта к возвращению в общество в прямом и косвенном значениях). В связи с этим возникает необходимость в формировании служб социальной работы не только с социально уязвимыми слоями общества, но и с возвращающимися из заключения людьми. «Тюремная культура» искажает ценностно‑нормативный комплекс, принятый в общей культуре. Обычно требуется специальное вмешательство с целью возвращения личности в родной символический ценностно‑нормативный мир, иначе такой человек становится рецидивистом и уходит от общества и его культуры навсегда.

Источником возникновения и проявления агрессивности людей являются и средства массовой коммуникации: кино‑, видео– и телефильмы. Сцены насилия в них, показ которых участился в связи с изменением политического климата в обществе, не могут не тревожить общественность. Дети проводят у телевизоров до пяти‑шести часов в сутки. Возникает опасность массового подражания подростков насильникам – героям этих фильмов, а следовательно, роста детской преступности и повышения духа агрессивности в социокультурном наследовании. Ясно, что общественное мнение выступает против частых показов сцен насилия на экране.

Несомненный интерес представляет исследование, проведенное одновременно в Австралии, Финляндии, Израиле, Польше и США в 1983–1986 гг. Его авторы пришли к двум любопытным выводам. Во‑первых, частота просмотра подростками фильмов со сценами насилия позволяет сделать статистически значимое предсказание о серьезности правонарушений, которые будут совершены ими в возрасте до 30 лет. Во‑вторых, кумулятивный эффект экранного насилия может способствовать выработке у подростков специфических установок и норм поведения, научить их насильственному разрешению конфликтов. Ситуацию не меняет тот факт, что ближе к 30 годам люди реже смотрят телевизор или ходят в кино. По мнению С. Кэмбпэлл, экранные образы могут достаточно долго сохраняться в памяти человека, не подвергаясь критическому контролю. Вполне возможно, что в реальной конфликтной ситуации, сходной с одной из увиденных на экране, человек поведет себя согласно «заученному сценарию».

Эти выводы касаются России в большей степени, нежели упомянутых стран. В условиях внутренней нестабильности, ломки ценностно‑нормативных координат поведения миллионов – экранное насилие, думается, усиливает свою провоцирующую роль.

Вряд ли найдется общество, в котором все его члены ведут себя в соответствии с общими нормативными требованиями. Когда человек нарушает нормы, правила поведения, законы, то его поведение в зависимости от характера нарушения называется девиантным (отклоняющимся) или (на следующей стадии развития) деликвентным (криминальным, уголовным и т.п.). Такие отклонения отличаются большим разнообразием: от пропусков школьных занятий (девиантное поведение), до кражи, разбоя, убийства (деликвентное поведение). Реакция окружающих людей на отклоняющееся поведение показывает, насколько оно серьезно. Если нарушителя берут под стражу или направляют к психиатру, значит, он допустил тяжелое нарушение. Некоторые действия рассматриваются как правонарушения только в определенных обществах, другие – во всех без исключения; к примеру, ни в одном обществе не прощают убийство своих членов или экспроприацию собственности других людей против их воли. Употребление алкоголя – серьезное нарушение во многих исламских странах, а отказ выпить спиртное в определенных обстоятельствах в России или Франции считается нарушением принятой нормы поведения.

Серьезность правонарушения зависит не только от значимости нарушенной нормы, но и от частоты такого нарушения. Если студент выйдет из аудитории задом наперед, то это вызовет лишь улыбку. Но если он будет делать это каждый день, то потребуется вмешательство психиатра. Человеку, не имевшему ранее приводов в милицию, могут простить даже серьезное нарушение закона, в то время как человеку, у которого уже была судимость, грозит строгое наказание за небольшой проступок.

В современном обществе наиболее существенные нормы поведения, затрагивающие интересы других людей, вписаны в законы, и их нарушение рассматривается как преступление. Социологи обычно занимаются той категорией правонарушителей, которые преступают закон, так как они представляют собой угрозу для общества. Чем больше квартирных краж, тем больше люди боятся за свое имущество; чем больше убийств, тем больше мы опасаемся за нашу жизнь.

Но самое главное – понять причины роста преступлений, найти теории, объясняющие эти процессы.

Самые первые теории носили биологический характер: некоторые люди плохи от рождения, имеют врожденные личностные изъяны, которые стимулируют их антиобщественное поведение, не дают возможность сдерживать низменные потребности.

Однако большинство социологов и психологов не поддерживают идею о том, что тенденция к отклоняющемуся поведению, совершению преступлений заложена в генетике. Ни один человек не рождается с инстинктами взломщика или убийцы. Скорее, может играть некоторую роль генетика нервной системы – вспыльчивость, импульсивность и т.п. Однако есть половые и возрастные различия в структуре преступного поведения.

В последнее время биологические объяснения девиантного поведения фокусируются на аномалиях половых хромосом. Известно, что женщина обладает двумя хромосомами типа X, а мужчина – хромосомами типов Х и У. Но у отдельных людей имеются дополнительные хромосомы этих типов. У мужчин, имеющих дополнительную хромосому типа У, наблюдается тяжелая психопатичность и для них характерна повышенная девиантность, все они отличаются относительно низким интеллектуальным уровнем.

У. Гоув разработал теорию половых и возрастных факторов. По его наблюдению, большинство нарушений, связанных с серьезным риском или требующих физических сил, совершается молодыми людьми до 30 лет.

Возраст арестованных за убийства, изнасилования, разбойные нападения чаще всего составляет 18–24 года, на втором месте – возрастная группа 13–17 лет, и лишь на третьем месте – возрастная группа 25–30 лет. В возрасте после 30 лет количество арестованных (как мужчин, так и женщин) за такие преступления резко снижается. Правонарушения, которые требуют физической силы, которые связаны с большим риском, совершают в основном мужчины; женщины составляют значительный процент арестованных за подлоги, мошенничества, хищения, растраты, магазинное воровство.

Исследователи также обнаружили, что атлетическое телосложение благоприятствует совершению вооруженных нападений, грабежей. Вот почему, вероятно, снижается количество преступлений после 30 лет (пик физических возможностей мужчины приходится на возраст 28–30 лет).

В 60‑е гг. проводились исследования людей, демонстрирующих чрезвычайно агрессивное поведение. Было обнаружено, что человек, систематически проявляющий агрессию, имеет очень слабое чувство самооценки. Малейшая критика или замечание, особенно в присутствии посторонних, вызывают у него возмущение – из‑за боязни потерять престиж. Для них характерен поразительно низкий уровень здравого смысла. Другой причиной повышенной агрессивности может быть слишком большой самоконтроль. Очень пассивные люди с мягким характером, которые долго сдерживают свой гнев, особенно когда их провоцируют, могут, в конце концов, «взорваться».

Однако чаще всего правонарушения являются импульсивными актами. Биологические теории мало помогают, когда речь идет о преступлениях, предполагающих сознательный выбор.

Важное место в объяснении причин девиантного поведения занимает теория аномии (разрегулированности). Э. Дюркгейм, исследуя причины самоубийств, считал главной причиной явление, названное им аномией. Он подчеркивал, что социальные правила играют основную роль в регулирования жизни людей. Нормы управляют их поведением, люди знают, что можно ожидать от других и чего ждут от них. Во время кризисов, войн, радикальных социальных изменений жизненный опыт мало помогает. Люди находятся в состоянии запутанности и дезорганизованности. Социальные нормы разрушаются, люди теряют ориентиры – все это способствует девиантному поведению. Хотя теория Э. Дюркгейма и подвергалась критике, его основная мысль о том, что социальная дезорганизация является причиной девиантного поведения, считается общепризнанной.

Нарастание социальной дезорганизации не обязательно связано с экономическим кризисом, инфляцией. Оно может наблюдаться и при высоком уровне миграции, что приводит к разрушению социальных связей. Обратите внимание: уровень преступности всегда выше там, где существует высокая миграция населения. Теория аномии была развита в работах других социологов. Были, в частности, сформулированы идеи о «социальных обручах», т. е. уровне социальной (оседлость) и моральной (степень религиозности) интеграции, теория структурной напряженности, социального инвестирования и др.

Теория структурной напряженности объясняет многие правонарушения разочарованием личности. Снижение жизненного уровня, расовая дискриминация и многие другие явления могут привести к девиантному поведению. Если человек не занимает прочного положения в обществе или не может достичь поставленных целей законными способами, то рано или поздно у него возникают разочарование, напряженность, он начинает ощущать свою неполноценность и может использовать девиантные, незаконные, методы для достижения своих целей.

Однако с позиций этой теории трудно объяснить, почему совершают преступления люди из обеспеченных средних и даже высших слоев общества.

Идея социального инвестирования проста и в известной мере связана с теорией напряженности. Чем больше человек затратил усилий, чтобы добиться определенного положения в обществе (образование, квалификация, место работы и многое другое), тем больше он рискует утратить в случае нарушения законов. Безработный мало потеряет, если попадется на ограблении магазина. Известны некоторые категории опустившихся людей, которые специально стараются попасть в тюрьму накануне зимы (тепло, питание). Если преуспевающий человек решается на преступление, то он крадет, как правило, огромные суммы, которые, как ему кажется, оправдывают риск.

Теория привязанностей, дифференцированного общения. Все мы имеем тенденцию проявлять симпатию, испытывать привязанность к кому‑то. В этом случае мы стремимся к тому, чтобы у этих людей сформировалось хорошее мнение о нас. Такая конформность помогает сохранить признательность и уважение к нам, защищает нашу репутацию.

Теория стигмации, или наклеивания ярлыков, – это способность влиятельных групп общества ставить клеймо девиантов некоторым социальным или национальным группам: представителям определенных национальностей, бездомным и т. д. Если на человеке ставят клеймо девианта, то он начинает себя вести соответствующим образом.

Сторонники этой теории различают первичное (поведение личности, которое позволяет навесить на человека ярлык преступника) и вторичное девиантное поведение (поведение, являющееся реакцией на ярлык). Будучи заклейменными как преступники, люди часто сознательно подтверждают это. Ярлык девианта (преступник, алкоголик, проститутка) всегда ограничивает официальные возможности человека – устроиться на работу, установить межличностные отношения.

Теория ярлыка позволяет понять, что нормы поведения не являются абсолютом, а созданы людьми, причем в определенных условиях и с определенной целью.

Теорию интеграции предложил Э. Дюркгейм, сравнивший условия традиционной сельской общины и крупных городов. Если люди много передвигаются, то ослабляются социальные связи, развивается множество состязающихся религий, которые взаимно ослабляют друг друга, и т. п.

Проблема использования этой теории заключается в поиске надежных индикаторов такой интеграции: оседлость населения, религиозность, благотворительная деятельность. Для каждого общества существуют свои индикаторы. В СССР членство в комсомоле и партии были индикаторами социальной интеграции в советское общество. Сейчас изменения в общественной организации заставляют социологов снова искать индикаторы, с помощью которых следует прогнозировать преступность. Пока к их числу можно отнести степень подвижности, оседлости. Уровень религиозности как показатель моральной интеграции в российское общество использовать вряд ли стоит – в стране слишком долго декларировался атеизм.

В связи с теорией интеграции надо иметь понятие об импульсивных и намеренных преступлениях. Воровство, разбойные нападения, угон автомобилей – это конечно, намеренные, заранее планируемые преступления. Убийства – чаще всего импульсивные преступления; трое из четверых убитых, как правило, родственники преступника. Большинство импульсивных преступлений выпадает из теории интеграции, не коррелируется с показателями интеграции.

Трудности еще и в отсутствии надежной статистики преступности. Опросы пострадавших от различных правонарушений дают картину куда более мрачную, чем официальные данные. Сложнее в тех случаях, когда людей спрашивают о совершении ими правонарушений. Зарубежные исследования свидетельствуют о том, что 99% опрошенных хотя бы раз в жизни совершали правонарушения.

В нашей стране идеологический вакуум, возникший в результате разрушения традиционной системы ценностей, заполняется у части населения идеями экстремизма, вседозволенности, что ведет к увеличению числа преступлений.

Опросы показывают, что половина населения не надеется на то, что правоохранительные органы смогут обеспечить им защиту от преступных посягательств. Основное влияние на рост преступности оказывают общая нестабильность и разбалансированность экономики, прогрессирующий рост цен, падение жизненного уровня, снижение степени социальной защиты населения. Зарубежные социологи отмечают, что рост безработицы на 10% влечет за собой рост преступности на 3–6%.

По данным С. Олькова, максимальный уровень самоубийств был зарегистрирован в Шри‑Ланке – 47 на 100 тыс. человек в 1991 г. В России в 1994 г. уровень случаев суицида составил 42 случая на 100 тыс. населения. Причем все это происходит на фоне интенсивной депопуляции населения. Условный коэффициент депопуляции – отношение числа умерших к числу родившихся – составил 1,63, а предельное критическое значение в мире на 1990 г. было равно 1. На фоне резкого сокращения средней продолжительности жизни (для мужчин – 58 лет, для женщин – 71 год) нарастает удельный вес лиц в возрасте старше 65 лет. Этот коэффициент составляет в России 11% (предельное критическое значение в мире – 7%).

Оценивая состояние здоровья населения, следует учитывать, что за годы реформ потребление основных продуктов питания сократилось почти вдвое. Зато потребление алкоголя в России составляет 14–18 л абсолютного алкоголя на человека в год (критическое значение в мировой практике – 8 л). В настоящее время на учете состоят 2,2 млн алкоголиков и 70 тыс. наркоманов. По мнению С. Олькова, чтобы получить точную информацию, нужно официальные данные увеличить соответственно в 3–3,5 раза и в 10 раз. В этом случае число алкоголиков и наркоманов приближается к 10 млн человек.

Происходит в полном смысле слова взрыв социально обусловленных заболеваний: туберкулезных, венерических, особенно среди детей и подростков. За годы реформ заболеваемость сифилисом возросла в 15 раз, а среди подростков – в 20,6 раза, число смертей от употребления наркотиков – в 12 раз, а среди детей и подростков – в 42 раза.

Любое общество в целях самосохранения устанавливает определенные нормы, правила поведения и соответствующий контроль за их исполнением.

Возможны три основные формы контроля:

• изоляция – отлучение от общества закоренелых преступников, вплоть до смертной казни;

• обособление – ограничение контактов, неполная изоляция, например колония, психиатрическая больница;

• реабилитация – подготовка к возвращению к нормальной жизни; реабилитация алкоголиков, наркоманов, несовершеннолетних правонарушителей.

Контроль может быть формальным и неформальным.

Система формального контроля – организации, созданные для защиты порядка. У нас их называют правоохранительными. Они имеют разную степень жесткости: налоговая инспекция и налоговая полиция, милиция и ОМОН, суды, тюрьмы, исправительно‑трудовые колонии. Любое общество создает нормы, правила, законы. Например, библейские заповеди, правила дорожного движения, уголовное законодательство и т.п.

Неформальный контроль – это неофициальное социальное давление окружающих, прессы. Возможно наказание через критику, остракизм; угроза физической расправы.

Любое общество не может нормально функционировать без разработанной системы норм и правил, предписывающих выполнение каждым человеком требований и обязанностей, необходимых для общества. Люди практически в любом обществе контролируются в основном с помощью социализации таким образом, что они выполняют большую часть своих социальных ролей бессознательно, естественно, в силу привычек, обычаев, традиций и предпочтений.