Глава 6. кровь за кровь

Возле школы они оказались еще через пять минут. Это было стандартное П-образное здание из кирпича постройки шестидесятых годов прошлого века. Пластиковые окна только на первом этаже — остальные старее поповой собаки. Видимо, прежний директор хорошо подворовывал.

Впрочем, нынешняя директриса Алевтина тоже Богданову не нравилась. Типичный образец довоенной мелкой чиновницы. Но никуда от таких людей не деться, которая пережила в Убежище катаклизм, даже не попортив прически.

— Затаились, суки, даже не стреляют, — заметил Олег Колесников. — Их всего трое, и патронов у них, кажись, мало. До этого они целыми рожками палили в белый свет. Чё с ними антимонии разводить? Подгоним БТР и раскатаем их. На Кавказе всегда так делалось. Потом бульдозером разровняем под нулевой уровень.

Он не только успел удрать из лазарета, но и зачистить добрую треть города. И вот теперь их силы соединились.

— Ага, делалось со времен генерала Ермолова. Тот и без танков обходился. Но долго еще там Ёр-муллой детей пугали. Нет, Олег, нельзя, — покачал головой Богданов. — И не в здании дело. У них заложница. Жена Антона Караваева. И отступать им некуда. Давай испробуем мой вариант.

«Наверно, задержалась тетрадки проверить, — подумал он. — Лучше бы дома сидела. Или вспомнила, что сумочку свою забыла? Ох уж эти бабы, е-мое».

— Они знали, за кем идут, — вслух сказал он.

Затем достал рацию и связался с Масленниковым. Старший милиционер двигался со своими людьми параллельно им по соседней улице. Интенсивность перестрелки там была чуть меньше.

— Третий, это первый. Беги в больничку! Я думаю, что Машу они тоже могли прихватить.

— Не переживай, Первый. Я мигом! — голос Масленникова на секунду куда-то потерялся, и треск на том конце был не статическими помехами, а автоматными очередями. — Вот только у этих товарищей разрешения спрошу.

Они знали каждый закоулок в своем городе хорошо, поэтому обходились без фонарей. Буря утихла, выплыла полная луна и высыпали яркие, как в астрономических атласах, созвездия.

Однако нет худа без добра. Теперь они точно знали, что у банды была хорошая агентура. Откуда-то эти подонки знали, что поисковик Антон Караваев часто отлучается по служебным делам и не ночует дома, что Настя в такие дни часто задерживается в школе, что…

Богданов не закончил мысль.

— Суки, падлы, гниды! — разразились из окна школы площадной бранью. — Парламентария пришлите! Быстрей, на, а то за себя не ручаемся!

«Парламентера, — машинально поправил Богданов. — Или им депутата Думы надо? Сволота неграмотная».

Уж он-то за себя ручался.

— У вас есть минута, на! — сложив руки рупором, снова заорал тип в окне. — Или мы учителке кишки вырвем.

Владимир хотел было подняться, но его решительно остановил Колесников.

— Ты чего?

— Ты слишком ценный. Все это игра в бирюльки. Они знают, что не жильцы. Им хочется только время потянуть.

— Да я не собираюсь выходить к ним, Олежка, — успокоил его Богданов. — Только встану и помаячу немного. Хочу, чтоб к окнам подошли. Их там кроме него всего двое. Первый в кабинете директора, второй в комнате справа, за партой прячется. Позиции не меняют, думают, не видим. Как только оба высунут свои хари, стреляйте. Надо быстрее прижечь эту язву. Кто знает, сколько их еще в городе прячется, этих вшей тифозных.

— Ну вот, я подошел, — он остановился в школьном дворе рядом с гимнастической стенкой. — Кто хочет со мной поговорить? Выходите! Через окно орать не буду, а мегафона у меня нет.

Перестрелка на соседней улице прекратилась. Вряд ли там взяли тайм-аут, скорее, открытое сопротивление врагов было сломлено. Больше в городе никто не стрелял.

Никто не спешил. Богданов сделал вид, что смотрит на часы. Хотя его нетерпение было реальным, не притворным. Он чувствовал, что его держат на прицеле — малоприятное знакомое ощущение — но когда ты сам на адреналине, это не страшно. Да и не попадут они в него с такого расстояния, руки не оттуда растут. В этот момент они там в здании должны были напряженно шушукаться, совещаться.

И вот, наконец, дверь открылась. На крыльцо нетвердой походкой вышел рослый бандит, в котором заместитель, приглядевшись, узнал Ромку Гермогененко. Шофера, которого все давно считали погибшим. Но он был не один. Девушку, которую он втащил за собой, стараясь закрыться ею, Богданов узнал сразу, несмотря на темноту. Таких ухоженных и красивых черных волос в городе ни у кого не было. Антохе повезло, хотя, как подозревал Владимир, пай-девочкой Настенька была только на людях, а при случае могла выпускать острые коготки.

И точно: у бандита были кровоточащие следы от ногтей на щеке, а на руке, которой он держал девушку за горло, был виден глубокий порез от маленького ножа или бритвы.

Да, хорошо она его разукрасила. Из-за необходимости крепко ее держать он был скован, и это плюс. Сама Настя была спокойна, встречая свою судьбу со странным фатализмом. На ее левой щеке Богданов заметил сильный кровоподтек. Вот уж точно, Гематоген. Он пообещал себе, что выродок ответит за это.

Как и все остальные, кого Владимир видел живым или мертвым в рядах предателей, этот не был совсем уже конченным человеком. С сильной гнильцой, но если бы все сложилось иначе, и его можно было перевоспитать. Увы, теперь уже поздно.

В руке ренегата был ПМ, пистолет он приставил к голове учительницы, прицел метался на линии между ее виском и затылком.

— Лучше сдавайтесь сразу, — произнес Богданов. — Можем гарантировать жизнь.

Он не стал врать. Конечно, он мог бы пообещать им соблюдение Женевской конвенции, отдельные комнаты, медпомощь, трехразовое питание, чистое постельное белье и прогулки на свежем воздухе. Но кто в это поверит? А так он не лгал, ведь жизнь им действительно на некоторое время оставят.

— Да пошел ты! — заорал в ответ Роман. — Выпустите нас, и мы уйдем!

— Отпустите девчонку и валите. Хотя, не пойму, чем вам у нас не нравится?

— Кончай комедию! — бывший водитель ему явно не поверил. — Вы нас сразу завалите. Она пойдет с нами.

— Нет, — со стальными нотками в голосе сказал Богданов. — Никто никуда не пойдет.

Внезапно Владимиру стало ясно, откуда растут мировоззренческие корни этого бунта отщепенцев. Косноязычный Роман эту мысль вряд ли выразил бы, но Богданов его понял. «Только хлебнули свободы, а вы опять все строите заново. Тюрьмы, суды, иерархии, бумажки, а человек просто винтик…»

Может, они в Подгорном действительно перекрутили гаечки? Но иначе было нельзя. Иначе было не выжить. Этот страшный и бессмысленный бунт — признак благополучия. Значит, люди уже расслабились, что им захотелось других благ, а не только возможности встретить новый день живыми. Вот только рано расслабились. А если никто не приедет из поездки на Урал? Или приедут с пустыми руками?

«Если бы у нас было из чего печь пряники, обошлись бы без кнута».

— Тогда я завалю ее!- закричал Гематоген, надрывая горло. — Шлепну суку прямо здесь!

Живой щит из нее для этого верзилы был неважный. Ее тело не закрывало и двух третей его корпуса. Богданов успокаивал себя тем, что, когда такие ситуации с преступником-одиночкой случались в работе прежних спецподразделений, провалы были редки.

Гермогененко был длинноруким и мосластым алкоголиком, баловался «дурью», по молодости перенес черепно-мозговую травму — прилетело в пьяной драке. Из армии комиссовали через месяц, получил условный срок за избиение сослуживца. У такого не может быть хорошей реакции. Уж во всяком случае, она хуже, чем у низкорослого сухопарого мужика по фамилии Иванов, рефлексы которого были проверены в боевых условиях, когда этот Гематоген еще на партах рисовал орган. Снайпер с СВД точно будет иметь фору в несколько миллисекунд. Сегодня он отправил на тот свет уже с десяток налетчиков, методично, словно забивая гвозди. Зарубки не делал, считал глупостью. В мирное время он работал плотником, делая в том числе гробы.

— Застрелю падлу! — уже не так уверенно повторил бандит хриплым голосом. Его палец дрожал около спускового крючка.

Анастасия по-прежнему стояла, то ли оглушенная ударом, то ли твердо уверенная, что ее спасут.

Отвлекая Гематогена неожиданным поворотом разговора, Богданов жалел, что не может следить за сокращениями мышцы указательного пальца на татуированной руке. Для этого было слишком темно.

— А мне-то что? — произнес, глядя предателю прямо в глаза, главный сурвайвер.

Он подал стрелку на соседней крыше условленный знак «внимание».

— Как это что? — опешил бандит. — Ты не понял, я ей мозг щас вынесу.

— Да выноси. Мне самому уже сегодня кто только не выносил.

Его слова обескуражили налетчика, и палец заметно отодвинулся от спускового крючка. Не теряя ни секунды, Богданов чуть наклонил голову, подав этим сигнал «огонь!».

В тишине винтовочный выстрел с другой стороны улицы прозвучал шумно.

Его услышали все, кроме самого Гематогена — отдел головного мозга, который отвечал за восприятие аудиосигналов, разнесло в клочья до того, как тот успел обработать пакет данных от слуховых нервов внутреннего уха. Входное отверстие появилось точно в середине лба, выходного не было. Не было и фонтана крови с осколками кости, только фарш внутри продырявленной черепной коробки. Когда маслина входит в тело, она слегка обжигает края раны.

«А ведь еще недавно он мы делили с ними свой хлеб. И откуда только такая мразь берется?», — подумал Владимир, глядя, как бандит осел на землю, увлекая Настю за собой. Но еще до того, как они вместе упали, загремели выстрелы, и оба его подельника, сидевшие в здании и думавшие, что спрятались за предметами мебели, получили по заслугам.

Через пять секунд к Насте уже кинулись, чтобы достать из-под тяжелого трупа, но раньше, чем первый из ополченцев достиг того места, где они упали, она освободилась сама.

— Можешь не благодарить, — сказал ей Владимир, подавая ей плащ. — Твой Антон тоже сегодня хорошо поработал.

Всего десять минут назад Караваев отрапортовал по рации. ТЭЦ была спасена. Бандиты не успели нанести системам жизнеобеспечения большой ущерб, только порезали провода и продырявили несколько труб. Все это устранялось за сутки.

На лице девушки промелькнуло странное выражение. Свет фонаря падал ей в лицо, и она, наверно, сначала была уверена, что перед ней ее благоверный. Но такое бывает только в кино.

Когда Анастасию в сопровождении одного из раненых бойцов отправили по безопасному коридору к другим эвакуированным, Масленников присвистнул.

— Ну ты прям Вильгельм Телль. А если бы он выстрелил?

— Не выстрелил бы. Этот недоносок, — Владимир кивнул на труп Гематогена — был не псих, а трусливая тряпка. Такие обычно пальчик прищемить боятся. От страха в ступор впадают. А обижают только женщин или тех, кто вдвое меньше. Если бы я еще немного надавал, он бы мог отпустить ее и так. Но у нас мало времени. И так много потеряли.

У меня в папке психологический портрет на каждого жителя города. Вот если бы ее держал на мушке этот сокол горный, Асланбек Гасанов, я бы еще подумал. Очень уж любил рисоваться, это называется демонстративный тип личности. Как у Адольфа Алоизовича. Такой от стрессовой ситуации может с катушек слететь и буром попрет. А этот… — Богданов сплюнул.

— Надеюсь, у меня в карточке, как у Штирлица, написано, что я беспощаден к врагам? — пробасил Колесников.

— Нет. Написано, что иногда проявляешь недопустимую гуманность и очень любишь детей. Пошли, время не ждет.

* * *

Телефонная связь в городе была восстановлена быстрее всего, и он был первым, кто ей воспользовался. Просто не хотелось верить, хотелось списать услышанное на помехи и искажения от пресловутых ионосферных бурь.

— Как она? — спросил он, и мысленно умолял собеседника на том конце провода ответить побыстрее. — Жива?

— Я же тебе уже сказал. Да, но…

А в этом «но» всегда кроется подвох.

— В себя не приходит, — Масленников, находившийся в поликлинике, должно быть сочувственно отвел взгляд. — Они ее хорошо отделали. Со мной есть один парень, он учился на медбрата. Говорит, перелом черепа. Все, что могли мы сделали, перевязали, за нашим нейрохирургом уже послали, сейчас везем. Я даже не знаю, что тебе сказать… Вован, не отчаивайся. Ты же знаешь, какой он специалист. Не падай духом. Гниды, чтоб их всех…

Лицо Богданова окаменело. Он положил трубку.

В себя не приходит… Это было очень похоже приговор. Даже раньше, в огромных медицинских центрах, людей, впавших в кому после тяжелых травм головы, зачастую не спасали. Они и их близкие получали только бесполезную отсрочку.

А они в Подгорном были в каменном веке. И, каким бы их доктор ни был светилом, у них, наверно, не имелось и половины необходимого оборудования. И не было условий, чтоб его подключить, даже если бы оно было.

Кто-то стал бы плакать, кто-то рычать от злости, а Владимир просто сел и подпер голову руками.

— Долго же я добирался…

Рация, которую он носил, настойчиво что-то хотела сказать ему. Механически он поднес устройство к уху.

— Прости, командир. Я упустил их, — голос Антона звучал извиняющейся, и это его разозлило. Тот, наверно, еще не знал, поэтому не понимал, что с ним случилась беда пострашнее.

— Кого, черт возьми? Кого ты упустил?!

— Тварей этих. Вылезли неожиданно у самой стены и рванули. Двоих только сняли мы. Человек тридцать, похоже, непростые. Кажись, тачки у них там были запрятаны. Не догнал.

Он слушал, но не слышал — слова не доходили до мозга, уходя куда-то мимо.

Потом Владимир как не старался, не мог вспомнить, как он добрался до поликлиники.

* * *

В три часа ночи, когда шум улегся, они решились высунуться. Один за другим четыре десятка человек, заляпанных грязью, в крысином кале, клочках паутины, опавших листья и другом соре вылезли из-под земли в восточной части Подгорного. Теплотрасса, проложенная от котельной, была узкой и с трудом вместила их всех. Им приходилось сидеть друг у друга на головах, рядом с еще горячими трубами.

— Хорошо хоть не канализация, — ворчал Дед. Без своей шляпы и изрядно запачканный он потерял всю харизму и выглядел обычным спившимся пенсионером.

Большой отряд ополченцев, закрепившийся около котельной, заметил их, но слишком поздно, чтоб остановить.

Они разделились. Всех, кого Бурый считал расходным материалом, он оставил прикрывать отход, послав отходить в заведомо проигрышные стороны. Там их и прижали, но это дало возможность ядру шайки, сорока двум головорезам со стажем, вырваться к границе негостеприимного города.

* * *

Они находились в эпицентре работ по восстановлению мирной жизни, когда через им радировали с села Карпысак. Крохотная деревня у шоссе подверглась нападению «неустановленных лиц». По описанию — это были остатки той же банды.

Жители многим были обязаны Подгорному, и они сделали все, чтобы остановить их, но машины прорвались через их кордон, оставив на дороге два сгоревших автомобиля и восемь трупов защитников.

Богданов злился и на них тоже, рвал и метал, хотя понимал, что не надо было требовать от селян невозможного.

— Как относитесь к идее использовать вертолеты? — резко спросил он, вылезая из «Тигра». Раньше его всегда забавляло, что машина получила такое же название, как фашистский танк, но сейчас им всем было не до улыбок.

— А нужно ли? — взялся увещевать его Масленников. — Стремно на каких-то обезьян топливо и патроны тратить… Да и не забывай про риск просто поднимать машину в воздух. У нас материальная база и кадры все-таки не как у авиаполка. Один пилот нормальный… трезвый… и один техник, и запчастей почти никаких.

В его словах была доля истины. Вертолеты и в довоенное время падали. А их Ми-8 почти не покидал аэродром. Для разведки было гораздо дешевле и безопаснее использовать легкомоторные самолеты, которых было аж восемь. А если дерябнется — кукурузник не так жалко, как вертолет, с которого они разве что пылинки не сдували.

— Да ты что мне втираешь! Нельзя их отпускать! — истерично заорал Богданов, что ему было совсем не свойственно.

И добавил уже спокойнее:

— Во-первых, надо опробовать геликоптеры и экипаж в боевых условиях. А во-вторых, отстрел этих засранцев послужит уроком для всех остальных.

— А как же то, о чем говорил Сергей Борисович?

— Ты про орбитальные спутники? Да нет их. Храбрый майор, при всем уважении, боится тут собственной тени.

Он поднял рацию и что-то быстро обсудил с начальником аэродрома, по совместительству старшим пилотом.

— Вертушки готовы, — с удовлетворением объявил Богданов после окончания разговора.

Словно в подтверждение до них донесся стрекот винтов. Вертолетная площадка находилась в двух километрах к югу, в противоположном конце города.

— Долго-то как, блин. Сказано же было держать их в постоянной готовности. Впрочем, мы их все равно догоним. Я лечу сам. С ней мне все равно находиться не разрешают, даже под окном.

— Никуда ты не летишь, — неожиданно встал со своего места Колесников. Ему недавно сменили повязку, но он никак не хотел слышать про постельный режим. — Ты в таком состоянии можешь дров наломать.

— А кто? Ты ранен, мент здесь нужен, — Владимир указал на Масленникова.

Блуждающий взгляд Богданова остановился на Караваеве. Тот сидел рядом со своей супругой чуть поодаль, на скамейке у дверей Горсовета и что-то ей нашептывал, позволив себе пять минут отдыха. Должно быть, видеть, как они воркуют, было для него как острый нож в сердце, когда его супруга лежит в палате, неподвижная как труп, под трубками и капельницами.

— Тоша! Ты у меня в долгу, не забывай. Достань этих уродов и привези мне их бошки.

Мобилизацию никто еще не отменял, и город еще не вернулся к мирной жизни. Вряд ли хоть кто-то спал в эти часы. Взрослые растаскивали сгоревшие дома, хоронили убитых, чинили поврежденные коммуникации, дети тоже едва ли спали после такой кошмарной ночи.

Поисковик поднялся со своего места и внимательно посмотрел на Богданова. В нем боролись противоречивые чувства. С одной стороны, ему было жаль товарища, который, к тому же спас его любимую. С другой, он был несказанно счастлив, что это не его сейчас утешают. А с третьей, ему очень хотелось побыть с женой, которая за этот вечер и ночь пережила не меньше, чем они. На лице же Анастасии читался один вопрос: «Неужели ты меня опять покинешь?».

— Все ясно, господа, — Караваев склонил голову, — Я их проворонил, значит, мне и разгребать? А больше никого нет кроме нас четверых, одни чурки с глазами.

В его голосе сквозил сарказм. Терпение этого анархичного от природы человека было исчерпано.

— Есть, — покачал головой Богданов, — Но я хочу, чтоб ты проконтролировал.

Он уперся лбом, и не собирался отступать.

— Лети с ними, Антон, — неожиданно для всех прозвучал голос Насти, взявшей мужа за руку. — Убейте их там всех, ради меня.

Они с Машей никогда не были подругами. Просто она явно хорошо понимала, почему Владимир хочет крови.

— Что будем делать с иудами? — осторожно спросил Масленников, когда угрюмый Караваев удалился. Настя провожала его до вертолетной площадки.

— У меня есть одна идея, — понизившийся голос Богданова не предвещал ничего хорошего. — Понадобится два трактора и один трос. Можно шесть тракторов и три троса.

— Нефиг технику гонять. Мы же не звери, не надо всякой швали уподобляться. Сергей Борисыч нас не похвалит. Давай просто повесим их.

— Добрый ты… — Владимир тяжело вздохнул. — Ну так уж и быть, повесим. Только без мыла. Мыло надо экономить, брат. И осторожненько, чтоб позвонки не повредить.

* * *

Раннее утро маленькая эскадрилья встретила в небе. Резали воздух лопасти вертолетов, собранных еще в Советском Союза, краешек солнца освещал горизонт. На фюзеляжах символика спасательного центра соседствовала с кое-как намалеванной эмблемой Подгорного.

А где-то внизу по тонкой ленте дороги скользили черные точки: большие и поменьше. Несколько грузовиков и десяток джипов. Все, что осталось от некогда грозной банды.

Бурый думал о поражении. Хорошо же их макнули… Да был ли вообще шанс, блин? Их было всего триста человек, а против них укрепленный пятитысячный город, настоящая крепость.

Еще он жалел о том, что в ночном бою выжил Волосатый. Тот вернулся один, все его люди сгинули в атаке на мэрию. Теперь этот гад явно попытался у него лидерство над тем огрызком банды, который у него остался. Ведь это он, Бурый, планировал налет. Это его «молниеносный рейд и уход с хабаром» оказался пшиком.

С другой стороны, подумал он, банда сбросила балласт, который и так ей только мешал бы в голодное время. По крайней мере, теперь в лагере еды хватит на всех. Добраться бы еще до него.

Атака с воздуха началась внезапно. На равнине они увидели бы их издалека, но здесь в предгорьях вертолеты настигли их так неожиданно, что они не усели только ударить по тормозам, когда первый из них показался из-за ближайшего холма.

Раций у банды теперь не было, поэтому каждый водитель поступал, как считал нужным. Кто-то прибавил газу, кто-то попытался свернуть в сторону, двое ударили по тормозам.

Бурый был среди последних, поэтому самым первым выскочил из своего джипа, где он ехал в гордом одиночестве. По другую сторону дороги остановился один из грузовиков, братва посыпалась из кузова, главарь заметил Волосатого и махнул ему рукой.

— Пошли за мной! Но не кучкуйтесь! И головы ниже.

Бурый поймал себя на мысли, что не знает, зачем помогает заклятому другу и этим безмозглым шлангам. Может, не хотел превратиться в одинокого бродягу.

Пригибаясь к самой ботве, они побежали в сторону густой запущенной рощи, несмотря на лежащий кое-где снег еще сохранившей пожухлую листву.

Первый заход смел с дороги всех, кто пытался уехать от приближающейся с воздуха смерти. Стрелки в обоих Ми-8 патронов не жалели, поливая огнем все и вся. Возможно, они делали так от неопытности, в первый раз в своей жизни нажимая на гашетку вертолетного пулемета. Но, сколько бы боеприпасов они не истратили, у них получилось. Машины буквально распиливало пополам и сносило с шоссе, как кегли.

Свернувшие в сторону УАЗ и «Pathfinder» один из них тоже накрыл, те не успели доехать до рощи полсотни метров. В импортном джипе как раз ехали Дед с Леркой. Он был изрешечен пулями, и, хотя не горел, но Бурый мог себе представить мешанину внутри. Пахан стиснул зубы.

«Продразверстка пришла, отворяйте ворота», — вспомнил он, как еще час назад пьяная в дымину Лерка кричала, пока они грабили соседнюю деревню, отнимая те крохи, которые там оставались. Нескольких человек она там зарезала, отвела душу. Бурый даже не наказал ее за пьянство и беспредел. Он сам хотел как можно скорее нажраться.

До этого они не трогали поселения, относящиеся к сфере влияния Подгорного, чтоб не вспугнуть главную дичь раньше времени, но это соображение больше не ограничивало их. Почти все деревенские мужики, как оказалось, были мобилизованы на помощь городу, поэтому так легко удалось победить.

Так же без проблем они прорвали кордон, выставленный в горах возле крохотной деревушки. И вот теперь неизвестно откуда вынырнувшие винтокрылые машины поставили в истории банды Бурого жирную точку, а заодно и в жизни Алексея Валерьяновича Путного по кличке «Дед», «коронованного» воровской сходкой в Кемеровском СИЗО в 1988 году.

Тянуло гарью и бензином. Горели подожженные легковушки, пылал, как хороший факел, прихваченный ими бензовоз. Внутри одного перевернувшегося УАЗа бился и истошно вопил кто-то живой, но никак не мог открыть заклинившую дверцу, а пламя уже приближалось к бензобаку.

Второй заход был нужен только чтоб добить разбегающихся. Но те к этому времени уже успели разделиться, поэтому машинам пришлось спуститься, чтоб высадить десант, который уже начал охоту.

Над черным прямоугольником картофельного поля, перерезанного надвое ниткой дороги, стояла адская какофония. Дикий вой и злобный мат перекрывались грохотом выстрелов и взрывов, стрекотом винтов.

На высоте примерно ста метров барражировал бывший транспортник, а нынче, на безрыбье, грозное оружие. Вертолет заходил на второй круг, и его крупнокалиберный пулемет рвал людей в клочья. Тяжелые пули с огромной кинетической энергией отрывали конечности и выпростали сизые внутренности из животов. Те уголовники, кто сидел в автомобилях к моменту авиа-налета, были мертвы все до единого.

Но и среди успевших убежать повезло не всем. После того, как урки бросились врассыпную, подальше от дорожного полотна, они не перестали быть удобными мишенями для стрелков, которые превращали их в груды татуированного мяса.

Не раз и не два вожак разбойничьей ватаги попытался криками остановить своих людей. В этом аду его никто не слышал. Людей остановил не он, а химические процессы в их собственных организмах. Первый испуг уже прошел, и у тех, кто в детстве чаще бил сам, чем получал на орехи, гормон паники адреналин сменился гормоном ярости норадреналином. Настроение уцелевших бандитов переменилось, когда бегущие поняли, что те, кто ложатся, больше уже не встают. Просто вжаться в голую землю не уберегало от пуль, ведь травы уже не было, а снег еще не выпал.

К тому же бегущих начали теснить высадившиеся на другой стороне дороги десантники.

Тех, кто засиживался за кочкой или бугром и пытался вести ответный огонь, снимали снайперы, несколько раз ухал станковый гранатомет, со свистом проносились и взрывались, находя свою цель за простыми укрытиями, гранаты.

Загнанные в угол, уголовники, не сговариваясь, решили стоять насмерть. Они тоже оказались не лыком шиты. хоть и не знали, что такое дисциплина. По примеру Бурого семеро залегли в бетонированной канаве для ливневого стока, и, как из-за бруствера, начали прицельно стрелять по приближающемуся вертолету, не обращая внимание на высадившегося врага. Остальные засели, кто где смог, стреляя по приближающейся пехоте.

И кому-то из них улыбнулась удача. Винтокрылую машину тряхнуло, она начала крениться на левый борт и рыскать, по небу ней потянулся длинный хвост дыма.

Спустя минуту, чудом избежав новых попаданий, пилоту удалось выровнять аппарат и изменить курс, но теперь он мог мечтать лишь о том, как дотянуть до ровной площадки подальше от вражеского огня. О продолжении боя и речи не было.

Пользуясь тем, что наземные силы горожан тоже сбавили темп наступления, жалкие охвостья разбитой банды быстро отходили к лесу. Их было всего семеро. Среди мерзлой картофельной ботвы остались тела тринадцати человек. Еще двадцать два трупа догорали в остовах джипов на дороге. Остальные остались в этом проклятом Подгорном. Несмотря на запоздалое везение, банда Бурого перестала существовать. Чудом оставшиеся в живых семеро спешно отходили на юг, в сторону Алтая.