От трагических до банальных

Все знают, что судьбы некоторых людей входят в ис­торию. Одни — так как были экстраординарно созида­тельны, другие — необыкновенно разрушительны. Нас не удивляет, что многие люди, которые достигли извест­ности благодаря созиданию, приняли соответствующее решение еще в детстве и следовали ему всю жизнь, не от­ступая ни на шаг. Таких людей мы называем знамениты­ми, удачливыми или харизматическими личностями.

Однако есть множество других людей, которые стали известны миру не своими добрыми делами и не творче­ством, а тем, что преуспели в разрушении себя и (или) других. Безумие, самоубийство, убийство, наркомания или большое несчастье — это тоже сценарии жизни, судь­бы, спланированные заранее, которым люди верно следу­ют от момента принятия решения до смертного часа.

Жизни людей, которые прославились тем или иным путем, невольно притягивают наше внимание и заставля­ют нас забыть, что каждый в своей жизни неотступно следует определенным правилам поведения. Мы не со­знаем этого, потому что привыкли. Кроме того, если бы не банальные сценарии обыденной жизни, мы бы лиши­лись жизненных ориентиров.

В отличие от трагических судеб банальные проходят незамеченными, постепенно утекая, как вода в канализа­цию, а герои банальных сценариев в свой смертный час лишь смутно подозревают, что их возможности были не­ким таинственным образом преданы и разрушены.

Банальность обыденной жизни проходит незамечен­ной, потому что она привычна. Многие люди тратят свою энергию на то, чтобы возвести не удовлетворяющий об­раз жизни в ранг «нормального» или желательного. Мно­гие из нас гордятся тем, что живут «хорошей» жизнью, где «хороший» значит «нормальный», «средний», такой, какой нам рекомендовали люди, которых мы уважаем и которыми восхищаемся и которые сказали нам, что такое правильная жизнь. Брак, успех в бизнесе, стать хорошим отцом, хорошей хозяйкой, деловым человеком, полити­ческим деятелем, «настоящим» мужчиной или «настоя­щей» женщиной. Все эти роли были написаны задолго до нашего рождения, но у нас создается иллюзия выбора. Однажды выбрав жизненный путь, мы вынуждены при­держиваться его, потому что иначе нас сочтут неудачни­ками. То, что шаблоны обыденной жизни им не подходят, люди обнаруживают в лучшем случае только после того, как потратят всю свою жизнь на попытки жить по прави­лам, — слишком поздно, чтобы что-то изменить! А когда мы замечаем, что соблюдение правил не сделало нас сча­стливыми, то по иронии сценария обвиняем себя, а не тех, кто вдолбил нам эти правила в голову.

Люди с банальными сценариями отличаются от людей с трагическими тем, что они не склонны привлекать к себе внимание и считаются «нормальными».

Трагические сценарии взрывоопасны и часто завер­шаются взрывом; люди с трагическими сценариями ре­шают прожить яркую, драматическую жизнь — кого-нибудь убить или впасть в такую глубокую депрессию, чтобы их заметили, они решают, что о них должны забо­титься целые организации (больницы, тюрьмы, дневные стационары психиатрических клиник).

Банальные сценарии похожи на мелодрамы: без нача­ла и без конца, они идут от плохого к еще худшему, в них нет впечатляющих провалов и захватывающих момен­тов. На первый взгляд, они могут выглядеть хорошо; на деле они ужасающе скучны.

Трагические сценарии первыми привлекли к себе внимание специалистов в области душевного здоровья. Работая с человеком, который живет по трагическому сценарию, легко ощущать свое превосходство («Я в по­рядке, Ты не в порядке»), что является любимой позици­ей большинства психотерапевтов. Однако, когда о сцена­риях стало известно немного больше, оказалось, что тра­гические сценарии — это лишь частный случай и крайнее проявление того, от чего страдает каждый из нас: ограни­ченная свобода выбора и заранее предписанное течение жизни.

Почему сценарии одних людей трагичны, а других — банальны? Во-первых, дело в интенсивности и зловред­ности запретов и предписаний, наложенных на ребенка (см. гл. 5): интенсивные и зловредные запреты и предпи­сания ведут к ранним решениям, которые оказываются трагически неадекватными.

Во-вторых, важно, насколько ребенок энергичен и смел. Эти свойства являются врожденными, так как не­которые дети ведут себя активнее других еще до рожде­ния. Один ребенок, столкнувшись с запретом «Не дви­гайся», может полностью перестать двигаться, но оста­вить за собой право смеяться и петь. Другой на его месте подумает: «Хочу и буду!» — и тогда родителям придется усилить запрет, если они хотят, чтобы он выполнялся. Чем активнее сопротивление, тем сильнее становится за­прет, который должен положить ему конец. Одни роди­тели, дойдя до определенного уровня, остановятся. Дру­гие будут бить ребенка или даже убьют его, если он не будет слушаться. Чем младше ребенок, тем легче с ним справиться. Таким образом, склонность ребенка к послу­шанию в сочетании с силой давления окружающей сре­ды в результате приводит к отказу со стороны ребенка от определенной доли его потенциала. Кто-то теряет 10%, кто-то — 50 %, а кто-то и все 90 %. Отныне им предстоит жить девяностопроцентной, пятидесятипроцентной или десятипроцентной жизнью. Давление исходит не только от родителей и учителей, но и от социально-экономиче­ских условий жизни. В гетто на ребенка давят не только отец и мать, требуя отказа от автономии, но и все факто­ры, которые давят на мать и отца.

Эрик Берн не считал, что плохие жизненные условия имеют отношение к работе психотерапевта. На его взгляд, этот фактор был из области политики, и он не хотел ме­шать политику с психиатрией. Он возражал против об­суждения такого рода данных в дискуссиях, посвящен­ных проблемам психотерапии. Он называл такие обсуж­дения «Подумайте, какой ужас!». Тем не менее я с ним не согласен. Люди живут в социальной среде, которая явля­ется подавляющей, и когда психотерапевт не рассмат­ривает социальные условия, он опускает важный детер­минант поведения. Психотерапевт, который закрывает глаза на дискриминацию по полу, по возрасту или по ра­совому признаку, не сможет хорошо сделать свою рабо­ту, если только он не работает с представителями «нера­ботающих (то есть высших) классов», которых эти про­блемы не касаются.

Угнетение ощущают представители всех социально-экономических классов общества, но оно очевиднее в жиз­ни низших классов: им приходится нести более тяжелый груз, который чаще приводит к формированию трагиче­ских, а не банальных сценариев.

Энергичные дети часто выбирают то, что Эрик Берн назвал антисценарием (Эриксон называет это явление негативной идентичностью), который, на первый взгляд, кажется полным отрицанием родительских требований, но на деле является их полным принятием — только в перевернутом виде. Желание противоречить родителю — такое же проявление зависимости, как и стремление под­ражать ему во всем. И в первом, и во втором случае дей­ствия ребенка зависят от родительских указаний, все рав­но, со знаком плюс или со знаком минус. Энергия ребенка также проявляется в трагической развязке сценария, с помощью которой он сообщает: «Я не сдамся! Я уйду, громко хлопнув дверью!»

Решение относительно банального сценария прини­мается так же, как и относительно трагического, — то есть вслепую. После того как жребий брошен, человек следует банальному сценарию с такой же рабской покорностью, как и трагическому. Трагические и банальные сценарии качественно схожи и различаются только количествен­но — очевидностью трагизма развязки. Трагические сце­нарии более явны. Люди с трагическими сценариями вы­бирают в качестве личных героев драматические харак­теры — Робин Гуда, Золушку, Иисуса Христа. Человек с банальным сценарием даже не задумывается о возмож­ности подражать герою. Он остается просто Джоном Доу.

Одним словом, трагические и банальные сценарии мало чем отличаются друг от друга. Я не хотел бы делать упор на трагические сценарии, потому что мы все стоим на этом пути. Просто одни люди в чем-то ведут себя ра­дикальнее других. Мне кажется, что психотерапевты ста­ли бы лучше работать, если бы научились обнаруживать не только трагические, но и банальные сценарии и если бы поняли, что проблема сценариев касается и их самих.