Опыт некромантического исследования
Природы и человека
(Новейший Некрономикон)
Волна истории донесла до настоящего времени не только сведения о способах ведения хозяйства, о религиозных или о научных традициях наших предков, но и обратную, сугубо иррациональную сторону их убеждений: магию, чародейство, гадания, веру в приметы. С позиций cовременно-объективных представлений о мире всё это видится необъяснимым, а потому суеверным. Однако мы не считаем, что всё можно разделить на субъект и отчуждённый от него объект, но что есть связи, обеспечивающие их взаимное проникновение, единство. Поэтому мы берёмся объяснить одно из подобных «суеверий», а именно — приписывание покойникам чудодейственных свойств.
Ещё со времён античности в народе полагали, что хранение части тела умершего, верёвки повешенного способно принести владельцу удачу, а возведение здания на трупах только что убитых людей позволит ему быть крепким и простоять долго. Впрямь как и христианскому храму, воздвигнутому на мощах святого. Однако здесь возникает парадокс. Одновременно с приписыванием телам умерших способностей влиять на дела и благосостояние живых считали, что всякая жизнь определена индивидуальным духом, который теряет тело в смертный миг как некую сущность. Быть может, дело не в духе, а в природе, в свойствах материи? Проще, конечно, было бы, сославшись на обиходно-научный термин «суеверие», или на христианский — «тайна», даже не затрагивать этот сомнительный вопрос, но мы всё-таки попытаемся и далее развить мысль о телесной природе людей. Итак, природа.
Природа
Природа нам видится как целостный, самообновляющийся организм. В нём каждая клетка, как лик природы, стремится утвердить свою целостность. Но это утверждение одного лика происходит за счёт борьбы со всеми остальными в попытке включить их, так или иначе, в собственную целостность. Так, например, друг друга норовят съесть различные особи, а особи одного рода — подчинить себе своих братьев, сестёр, сделав их частями если не своего организма, то организма возглавляемой этой особью стаи или, например, социальной группы, общества, государства, как это принято у людей. Живые организмы, слившись с другим, хранят уже не свою целостность, но целостность поглотившего организма или абстрактного рода, отныне ставшего для них богом. Чтобы всё-таки сохранить именно свою целостность, одинокий лик должен противостоять микробу, зверю, обществу как внешней среде. Однако раздробленная на множество ликов среда не терпит никакой — и даже божественной — индивидуальности. Поэтому, когда, наконец, сопротивление лика напору всей внешней среды ослабевает до минимума, в ней происходит разрядка. Ликом проще завладевает иное, вытолкнув из него малую толику оставшейся целостности, которая есть его дух. Так он становится функциональной частью других организмов или одного абстрактного — стаи, общества, механического Голема. Иначе говоря, умирает.
Конечно, в данной работе мы не станем рассматривать достаточно известные современным психологам вопросы об индивидуальной бездуховности при метадуховности стаи, или, скажем, об освобождении человека от духа в процессе его социализации, а обратимся только к смерти физической. Она — термин, фиксирующий в человеческом языке отсутствие духа. Отсутствие это обращает целостность умерших в ничто, активизирует иное, как возможность расширения на их месте других, способных отстоять свою жизнеспособность форм. Проточная вода, например, приходит на место крови у утопленников Костромы и Купалы, рыба — на место их тел, водоросли — кос, очей — лилии, платья с рубахою — вода с пеною. Так в бесконечно, но вездесущно циркулирующую природу лишением собственной основы, духа, включается человечность. Найти контакт с нею означает найти общий язык с природой, норовящей в лице своих форм уничтожить индивидуальную целостность каждого. Так что за волшебное слово, заклинание могли использовать наши предки (особенно славяне), чтобы пробудить заснувшую вечным сном человечность и усмирить агрессию природных стихий? Нам думается, что пробуждение, вызов скрывающейся во внешней среде частиц человечности — некромантия — был первой и, видимо, жизнеобеспечивающей религией людей.
Вопрос о некромантии многогранен и сложен. Но этим он лишь стимулирует нашу попытку более глубоко исследовать затронутую проблему. Ведь лики среды, которые противостоят индивидууму, не вечны, хотя составляющие их неделимые элементы всегда были и остаются одними и теми же. Здесь мы приходим к философии Демокрита. Она не была абстрактной теорией, ибо Демокрит мог видеть свои неделимые элементы за счёт человеческого сопричастия к ним. Так в чём сопричастие? В элементах может пробуждаться, а потому лишь спит неким разрозненным началом реликтовая субъективность людей, или человечность. Значит, именно с её сном причудливо играют движущие силы нашей планеты: земля, вода, воздух и огонь. Причём игра последних рождает сновидения первой. Так энергичность, движение стихий, заменив собою дух, создаёт сказочные образы духов: похожих на людей гномов, русалок, саламандр и эльфов. Девушка, например, согласно китайскому преданию, находит камень, очень напоминающий ей фигуру человека. «Не дух ли ты? — спрашивает она. — Если ты избавишь меня от затянувшейся болезни, я буду почитать тебя». Во сне ей является дух в человеческом облике (судя по всему — гном) и исцеляет её. Подобные этому гному, образы, вместе со своими носителями-частицами, должны пребывать везде, будь то трава, аэрозоли, пища, квартира или, в конце концов, беременная женщина. Поэтому кто знает, развились ли мы от воздушного, восстали ли новым ликом от водного сновидения, а может, из такого же камня? Ясно другое: в настоящий момент каждый проявляет в своей возможной целостности один или несколько образов сна — темперамент свой. Им пользовался на практике Демокрит, в нём заключена причастность человека к одушевлённой его словом природе.
Мы полагаем и постараемся показать это дальше, что пробуждением в себе соответствующего природной стихии темперамента каждый из нас может активизировать в окружающей его среде её реликтовую субъективность. Чтобы реализовать это пробуждение, как видно, например, в случае с китайской девушкой, темперамент всего лишь должен быть стимулирован целенаправленной фантазией на тему среды. Благодаря фантазии, в сознание человека приходят образы, одушевлённо персонифицирующие природу. Они возбуждают темперамент таким образом, что включают его в резонанс с конкретными стихиями, позволяя создавать ему с таковыми локальную целостность, пренатальную гармонию, в которой общение с природой произойдёт непосредственно — на более высоком уровне, чем уровень обыденных слов. Алистер Кроули иронизировал по этому поводу в своём романе «Лунное дитя», указывая на гримуар некромантов, из которого «ни воспроизвести, ни пересказать набор адских проклятий невозможно». На самом деле он в этих строчках лишь наглядно показал, что слова, обращаемые к духам, имеют только опосредованное значение. В словах получает развитие фантазия, словами индивидуум настраивается на общение со средой. Слова могут выражать его желание, которое, как намерение самой природы, доведёт до принятия локальной среды его темперамент. Итак, фантазия — родная сестра сновидений человечности, мертвецким сном обитающей во внешней среде.
Иначе нам было бы совсем непонятно, как, например, древние славяне могли на протяжении столетий вызывать в т. н. «неделю всех святых» летние дожди? Однако выявленное выше значение фантазии людей для общения со стихиями природы вполне доступно объясняет этот процесс. В случае славян, например, их темперамент стимулировался театрализованным ритуалом, который позволял им вступить в контакт с духом воды. Они непредвзято фантазировали образ Костромы, делали её из соломы. Полученную таким образом Кострому одевали, почитали и кормили. И, наконец, всячески ублажив её, они имитировали траурную процессию, в которой хоронили её в землю или предавали воде, т. е. вызванный фантазией образ они возвращали среде. Однако не образ и тем более не реальная утопленница, а пробуждённый подобными действиями темперамент, безгласный диалог с природой играл решающую роль в их манипуляциях со стихией воды, после которых, считалось, следовало ждать обильных летних дождей. Похоже, кстати, почитался 24 июня Купала. Этот день славяне отмечали как «именины водяного».
Однако пробуждение покойников, выступая как средство манипулирования внешней средой, должно бы быть злом в теологическом понимании. И верно, ибо, с одной стороны, некромантия ограничивает извечно существовавшую свободу и агрессию стихий по отношению к любой, т. е. духовной или бездуховной человечности, а, с другой стороны, она обязывает данные стихии принять желание, прагматичный разум людей в качестве того, чем он действительно является, в качестве racio самой природы. Так мы приходим к интересному выводу, что, благодаря некромантическому воздействию людей на среду, рождается возможность её направленного развития, энтелехии, а значит, природе, оказывается, может быть не нужен «Сам Бог»! Ясно, некромантия, с позиций монотеизма, считающего — будто только «Творец» вправе направлять пути мира, является неимоверным кощунством. Но через кощунство, пускай даже на миг, высвобождается мающаяся в игре стихий человечность. В благодарность она раскрывает извлекшему её чернокнижнику тайны стихий.
Д. Фрейзер рассматривал вот какой случай из античности: колдунья оживила умершего, и он, поведав о будущей катастрофе римского мира, попросил у неё окончательной смерти. «Ведьма удовлетворила его желание, сложила заботливо костёр, на который покойник взошёл без посторонней помощи, и преспокойно превратился в пепел». Античный пример показывает, что за предсказание будущего пробуждённый ведьмой лик желает освобождения от жутких снов, которые навеяны средой земной. Однако парадокс этого освобождения сказывается в том, что оно происходит в слиянии усопшего со стихией огня. Чем стихия эта отличается от других? Вот на каком вопросе следует остановиться подробно.
Огонь
Природный огонь на земле — явление космического порядка. Когда он молниеносно нисходит с небес, он представляет собой свет. Слегка же коснувшись нашей планеты, он — жар, так как посланника звёзд от его источника отделяет воздух земли. И нисходя, и возвращаясь назад, он борется с ним. Поэтому верно заметил Гегель: «Огонь — пожиратель воздуха». Отметим, впрочем, что и Земля как планета — на равных с другими звёздами. Она, извергая огонь своих недр, общается посредством его лучей с Космосом. Однако если есть подобное общение, Космос и его частица — Земля — должны быть живыми организмами, жилищем неведомых нам духов или богов, а явленный нам от них свет — частицей их деятельности! По крайней мере, нам думается, что совсем не без лишних оснований божественные свойства огню приписывали в своих заклинаниях шумерские маги:
«О бог огня, могучий средь сынов Ану (Наксир)[66], ужаснейший средь братий Твоих, восстань!
Восстань, сын пламенного обруча Ану (Наксир)!
Восстань, отпрыск златого оружия Мардука!»
С аналогичного обращения к стихии огня, подкреплённого жертвоприношением ей, начиналась практически любая магическая операция у шумеров. Огонь, преобразуя их намеренный дар от Земли в космическое излучение, свет, способен донести его к тем, кто общается с нами, к миру забытых сегодня богов. Он есть посланник небесный, а потому, используя это свойство его, природный разум биосферы — человек — вступает в диалог с другими интеллектами во вселенной.
Конечно, диалога не может быть у человека или Земли и Космоса, если они не объединены общим разумным или информационным началом, т. е. духом. Огонь — проводник духа. Отсюда попытка манипулировать с ним легендарного Прометея, чтобы получить обыденное, лишённое сакральных аспектов пламя, обернулась лишь наказанием богами героя. Но он успел всё же раскрыть таинственный ранее способ добычи огня. К. Г. Юнг справедливо заметил по поводу этого способа, что примитивное получение пламени трением суть моделирование человеком полового акта, иначе говоря, акта, который привлекает для воплощения дух от небес. Таким образом, Космос становится обманут человеком, использующим нисхождение духа для других, личных и мелких нужд.
Однако обман так или иначе должен раскрыться, по принципу диалога, взаимной гармонии Космоса. Боги, как бы в отместку, также начинают обманывать и наказывать человека. Поэтому считается, что, в отличие, скажем, от безблагодатного электричества, магически добытый огонь должен быть освящён колдуном. В свете добытого «незаконно» огня должна быть принесена жертва богам. Так пламя очищается, ему вновь возвращается его сакральный диалогический смысл, согласно которому Земля в лице человека обменивается с Космосом плодами своими. Именно в таком аспекте священный огонь способен перенести к небесам всё. Тогда удивительно ли, что кремация освобождает таящуюся среди останков покойников человечность от влияния земных стихий? Огонь лишает её страданий! Отсюда следует парадокс, выраженный, например, в христианской культуре. Так, её средневековые представители хоронили своих покойников, частично обрекая их субъективность страдать, однако чуждых себе колдунов и ведьм сжигали, освобождая их души. С помощью огня последние переходили в стадию космического существования духа, сливаясь на с ним.
Итак, жертвенный огонь в некромантическом ритуале представляет собой один из стимулов, чтобы явилась магу жаждущая освобождения от земных стихий человечность. Она стремится вернуться любым способом к целостности, но целостность, аналогично диалогу или гармонии, принадлежит богам. Огонь — их проводник. Вот почему на его свет, подобно быстрокрылым ночным бабочкам, слетаются пробуждённые колдовским темпераментом души. Однако от каких богов они могут сразу получить через огонь целостность? — вот вопрос, который мы рассмотрим в дальнейшем.
Некромантические боги
Всё сказанное приводит нас к положению, что Земля, как, впрочем, и любая планета, представляет собой космическое существо. А значит, она не только принимает на себя лучи от ближних небесных тел (например, Луны, Венеры, Солнца), но обладает собственным излучением магмы. В её глубине, таким образом, скрыты источники излучения, или известные раньше боги: Эрешкигаль (Йидра), Азатот, Тифон, Аид, Седунь, Вий, Кощей и др. Огонь, вспыхнувший на поверхности нашей планеты, может содержать, выражать в себе их излучающие пульсации. Поэтому огонь позволяет людям общаться не только с небесными, но и с земными богами. Недаром знаменитая волшебница Цирцея советовала Одиссею, наряду с кровавым жертвоприношением, развести костёр и бросить в него драгоценностей. Без драгоценностей, как частиц, придающих огню дух недр Земли, который черпают, чтобы обрести искомую целостность умершие, тени их будут бессильны, и, даже приблизившись к жертве, не смогут отвечать на все расспросы царя. Вот почему волшебница продолжает давать подробные наставления:
«Шкуры содравши, сожгли и молитвы свои вознесли бы
Мощному богу Аиду и Персефоне ужасной».
Одиссей успешно справляется с этой наукой, вызывает и разговаривает с нужной ему тенью умершего, с человечностью, заключённой в природе. Аналогично, судя по всему, вызывала пророка Самуила для Саула и библейская волшебница. Она, подобно Одиссею, видела тень усопшего, говорила с нею, но находящийся рядом венценосный Саул мог лишь догадываться о присутствии пробуждённой души пророка в окружающем их неясном пространстве.
Саул, в отличие от Одиссея, так и не смог войти в прямой контакт с таящейся в среде человечностью. Он был человек замкнутый, строгий, в то время как для контакта со средой требуется развитая фантазия, непосредственный, живой темперамент. Об этом, кстати, говорят и парапсихологи. Так, например, они отмечают, что наиболее способными для их экспериментов «оказывались студентки, обладающие живым темпераментом, с открытыми эмоциональными реакциями, выражающимися в быстром возникновении достаточно сильных эмоциональных состояний. Интересно, — далее говорят они, — что если испытуемая однажды обнаруживает биоинформационный контакт с растением, в дальнейшем он устанавливается легко и надёжно». Подобный контакт можно установить не только с растением, но и с животным, с камнем или водой, т. е. с любой формой среды, скрывающей в себе человечность. Славяне, к примеру, почитали берёзу и через неё передавали среде свои надежды или пожелания. Однако таким почитанием они не узнавали прошлого и будущего от покойников, не беседовали с ними о делах насущных, ибо для подобного разговора, как мы отметили ранее, требуется ещё и кровавая жертва, и огонь, выражающий в себе энергию забытых ныне богов Земли.
Другой путь общения живых и умерших представлен в шумерском эпосе, у Данте и у Д. Андреева. Но если последние авторы нам представляют лишь художественное представление нисхождения так, как оно могло бы быть, то шумерский эпос, наоборот, являет религиозное видение проблемы, а потому он видится нам более полезным для некромантической практики описанием. Я имею в виду не только повествование о неудачном нисхождении в подземный мир богини Инаны (Шуб-Ниггурат, персонального божества планеты Венера), но и закончившееся летально путешествие туда Энкиду. Его господин (наполовину человек, а наполовину демон) Гильгамеш объяснил ему о том, как можно спуститься в мир мёртвых и, в первую очередь, предупредил об опасности, что его могут принять за знак Гирры (Ктугхи) — огня. Энкиду пренебрёг всеми рекомендациями Гильгамеша. Вокруг него собрались души, боги подземные, которые, по огненному знаку, выдающему его целостность, дух, да и по другим признакам (ошибкам героя), узнали, что в мир реликтовых излучений явился живой. Не кто-то один из них задержал его, все набросились на Энкиду. Так говорит эпос:
«Когда Энкиду из мира подземного хотел подняться,
Намтар (Даолот) не схватил его, Азаг (Азатот) не схватил его,
Земля схватила его».
Выходит, дух живого существа существенно отличен от душ умерших и от духа или богов нашей планеты. Представленный фрагмент из шумерского эпоса лишь подтверждает мысль о том, что энергичный дух приходит для своего воплощения от небес, из Космоса. Земля же чуждой себе духовности, выраженной в человеческой целостности или в лице, например, навязчиво любвеобильной богини Инаны (Шуб-Ниггурат), готовит встречу со своим альтернативным огнём — адом.
Итак, земной дух — одна из альтернатив духу космическому, целостности или светоносной взаимосвязи планет солнечной системы. Последняя сформировалась как одно из случайных сочетаний первоначального движения элементов Хаоса. Так, в результате сгущения его энергетических частиц образовались силовые и обладающие неким излучением ядра — задатки космической целостности — эго, дух звёзд. Своим эго планеты создают момент светоносной необходимости во вселенной, а потому противостоят образовавшему их иному, т. е. силе спонтанного, хаотичного и случайного. Они вытесняют её на периферию мироздания, прячут в глубокие недра планет, оформляют внешне как подчинённую себе целостность. Вот почему богам подземным и духам земным чужд небесный и особенно солнечный, насилующий свет. Все эти боги требуют специальной жертвы как уничтожения магом противной им космической целостности. Поэтому перейдём к рассмотрению ритуальной некромантической жертвы.
Анатомия жертвы
Всё мироздание возникло из Хаоса и прагматичного эгоцентризма богов. Боги отражают энергию, преломляют через себя, а потому они творят мир по своему подобию, но Хаос первичен. Таким образом, любые предметы, живые существа, человек несут в себе двойственную природу: скрытого и явного, безóбразности и эго, свободной материи и ограничивающей, её целостности или духа. Он происходит от планет и звёзд, от включающего в себя Землю божественного, единого организма, целостности всей вселенной. Духом своим вселенная подавила энергию нашей планеты, придала ей ограниченность, форму. Скрытые же в глубине Земли боги противятся ей. Они, как и оставшиеся на периферии энергии Хаоса, стремятся разрушить вселенную, которая ограничена одной и той же целостностью, бесконечностью повторения одних и тех же, уже закостеневших навеки форм. Некромантическая жертва представляет помощь Древним вернуть себе и Земле, и самостоятельность от заковавшего её в свой дух Космоса. Так, жертва представляет устранение с поверхности Земли оформившей её целостности.
Некромантические боги являют свой дух лишь при полном устранении человеком с ритуального места, а лучше всего с поверхности Земли вообще, космической целостности. Это означает, что в качестве ритуальной жертвы подземным богам должно быть принесено всё существующее: микроорганизмы, растения, животные и пр. Конечно, можно принести в жертву животное, но, наряду с ним, одноклеточный организм было бы затруднительно. Отсюда следует, что жертва должна состоять из существа, содержащего в своей целостности всё перечисленное, а потому наиболее полно отражающее и космическое совершенство. Я говорю о человеке. Не весь он должен быть принесён в жертву богам, но только то, что в нём объединяет растение и микроб, животное и частицу камня. Это — квинтэссенция жизни — кровь. «Кровь, — как замечал Парацельс, — содержит эфир, огненный дух, имеющий своё средоточие в сердце, где он более насыщен и откуда излучается. Подобно этому мир имеет свой огненный дух, пронизывающий небесную сферу, а средоточие его именуется солнцем». Огненный дух как некая глобальная целостность пронизывает, согласно Парацельсу, всё мироздание, творя своё подобие в человеке. Поэтому остановка его сердца или хотя бы пролитие его крови во время некромантического ритуала будет локальным снятием глобального конфликта Старших и Древних в пользу последних.
Пролившаяся, лишённая сердечной опеки, кровь означает извлечение скрытой во всех существах первичной целостности энергетических ядер, освобождение той первоматерии, которая была угнетена космическим духом, а также явленной от него формой. Кровь человеческая активизирует в некромантическом ритуале скрытую, невидимую и таинственную бесформенность жизни Древних.
«Иль разве не был создан человек из крови Кингу,
что воеводою был у орд Древних?
И духом не охвачен ли Его
мятеж против Старших учинить?
И кровь человеков — отмщения кровь,
и кровь человеков — отмщения дух,
и сила человеков есть Древних сила, —
таков завет».
Не здесь ли, кстати, заложена тяга людей к хтоническому, тёмному началу, к самоубийству, разрушению мира? По крайней мере, можно отметить, что такие «тамасические» энергии пробуждаются у многих ночами, в одиночестве, когда они оказываются лишены социального контроля, оценивающего их взгляда со стороны, т. е. любого формообразующего влияния извне.
Но как бесформенность, всего лишь квантовая целостность древнейших энергий способна предавать существующей в игре стихий человечности форму, воспроизводить образ умерших, возвращать им дар речи? Ответ прост, ведь сущность земной природы состоит не столько в её внешней космической форме, сколько в её внутренней архаической энергетике. Поэтому объединяющийся с природой и сопричастный ей темперамент людей позволяет их прагматичному и жизнеобеспечивающему намерению влиять на состояние древних энергий, придавая им направленность развития, как некий прототип целостности — Кингу. Используя сей прототип, концентрирующий первичные импульсы Хаоса, умершие могут обретать на время облик и разговаривать с человеком. Так, пролитая кровь освобождает, а некромант организует явление в огне древнейших энергий.