Утром пятого дня тренинга

проснулся рано, раньше семи часов и сел медитировать. До девяти сидел.

День начался как обычно - с медитации на реку. Мне подмывает назвать ее рекой смерти. Холодная и бурная. Если на мгновение расслабиться - унесет и самый максимум, сколько может выдержать твое тело в этой реке при даже сильной мышечной активности - 10 минут. Скручивает намного раньше - в воде всего пять градусов тепла, но еще можно сопротивляться. К 9 минуте тепло начинает покидать тело на радость хищным рыбам. Самое смертоносное - это скорость и сила потока. Трудно сопротивляться. Невозможно, если хоть на двадцать метров отдалиться от берега.

Сидя над обрывом и каждое утро, каждый вечер, смотря на бурлящую стремнину и водовороты под собой (а на месте моей медитации заканчивается остров, и встречаются два потока), я чувствую более острее значимость жизни, дыхания, движения.

Смотрение на реку вызывает у меня внутреннюю тишину и то состояние покоя и философичности, которое бывает только после сильных катарсических переживаний.

Жизнь полная чаша и мне хорошо. Я научился плавать в холодной воде, и это меня очень освежает, стимулирует энергию. Каждое утро настолько светло, настолько прозрачно и превосходно по духовному состоянию, что о таком даже мечтать смертному грешно.

Но оно вот существует, и мне радостно, и я умилен жизнью.

Впервые я дал новую настройку. Смысл ее заключался в том, что из опоры на земле, из ног, растут корни, ноги как корни – это Дхарма – внутренние нравственные законы, которые реализуют наше моральное поведение в жизни среди людей; туловище – это ствол дерева, а ствол дерева – это как раз все те знания, весь этот опыт, который накоплен человеком; руки и голова – это ветки, ветки – это возможность делание добродетели, это возможность самореализации, самоактуализации всего высшего человеческого.

Настройка была настолько красивая, настолько приятная, что когда я делал ее, внутри был покой и это просто лилось, это просто происходило, и моего участия даже в этом не нужно было. Затем, был утренний ритуал приветствия, и люди кланялись другому, как древу знания.

Тема сегодняшнего дня – тантризм. До обеда я преподавал правый тантризм. Разные подготовительные практики и, затем, основная практика тантризма. Во время утреннего ритуала у людей глаза святились.

В обыденной жизни нормальному человеку очень трудно поклониться другому. Люди блуждают в том, что называется «не знание». Никто не представляет, что другой человек является на самом-то деле совершенным древом, совершенным древом знания.

Стоит очень жаркая погода, около сорока градусов. Горячий воздух идет из Чуйской долины. Нам одновременно и жарко, и прохладно, как на Байкале.

Вода в Катуни не разогревается ни на один градус, но мы уже привыкли к ней. Из такой жары окунуться в холод приятно. Когда появляешься на солнце, ощущение внутренней прохлады и свежести сохраняется долго.

До обеда было много практик из правой тантры.

Во время этих практик возникла психотерапевтическая методика, которую в соответствии с тантрической традицией назвал «Калачакра медитацией», медитацией на колесо времени.

Я придумал объект медитации. Это изображение Янтра – голубой круг, круг спокойствия, и в этом голубом круге красная свастика. Именно эта красная свастика – символ огня во многих традициях и символ динамических изменений – является неким колесом, колесом, проворачивая которое, человек рассматривает свои значимые воспоминания из прошлого, психоэмоциональные травмы, промалывает их колесом времени, а затем отпускает. Эта техника разотождествления со своей индивидуальной биографией, стирания своей биографии, тех комплексов, которые идут из далекого, глубокого детства или юности.

Вот как воспринял эту практику Кратов Константин из Новосибирска: «В теории очень интересно. Первая медитация (калачакра медитация) прошла более-менее успешно. События из прошлого после проворота свастики (обязательно с хрустом), оставляли после себя как бы оболочку (мертвую, пустую), которая уплывала по реке куда-то вниз. Правда, из жизни эти события никуда не ушли, но отношение к ним стало другим, более философским».

Моя шиза с бабочками все еще продолжается. На руку села огромная бабочка, я ее целую. До чего она красива, до чего она совершенна. Не знаю, сколько ей лет, или сколько месяцев, или сколько ей дней, то ли она старая, то ли молодая…

Бывает же в природе и такое, что рождаются и умирают в совершенной форме.

У человека все по-другому. Мы долго, может слишком долго живем. Если бы мы жили до 30 лет или 25 лет, как в прошлом веке, мы бы сохраняли свою совершенную форму.

Уже когда под сорок, живот появляется, седая борода, зубы уже не те, да и бегаешь не так.

А бабочка летает-летает, когда не может летать, такая же красивая, как родилась, падает и умирает. Ей можно позавидовать, если считать, что важна телесная форма.

В группе десять мужчин и двадцать женщин. Работу после обеда, я думал, будет очень сложно построить, потому что левая тантра построена на взаимодействии мужской и женской энергии. Когда мы сделали несколько упражнений, я понял, что энергия существует одна. Она просто человеческая. И слияние энергии, и трансформация этой энергии в духовную энергию происходит между мужчиной и женщиной, между женщиной и женщиной, между мужчиной и мужчиной. И вправду - энергия абсолютна нейтральна: ни хорошая, ни плохая, ни мужская, ни женская.

Проблема иерогамии, проблема целостности, интеграции мужской и женской энергии является пустой фантазией, она надумана и покоится на глиняных ногах человеческого воображения. В человеке все едино: душа, тело, мысли.

Любая дифференциация является человеческой фантазией. Человек является открытой и нейтральной энергетической системой. Нужно принять, осознать, что мужчины и женщины одинаковы. Все хотят одного и тоже. Все думают одинаково. И, в конце концов, все устремления у людей одинаковы.

Единственное, что разделяет – разные структурированные роли, которые навязывает общество и разное биологическое поведение. А на уровне человеческом, на уровне сознания, на уровне энергии люди все одинаковы.

Дифференциация на мужчин и женщин возникает в ролевом отношении, но не на уровне мышления, сознания, энергии или характера. В душе мы одинаковы и все те же волны над океаном и мужским, и женским - одиночество, любовь, ненависть, страсть, страх смерти и непонимания …

Левая тантра Качанову Н. Натолкнула на следующие размышления:

“Ïðè âñåì æåëàíèè ðàâíîïðàâèÿ, ïîäà÷êè íå íóæíû.

Æåíùèíà ïîäàâëÿåò ñâîé êîìïëåêñ íåïîëíîöåííîñòè ïèùåé, ìóæ÷èíà - ïîäàâëåíèåì æåíùèíû.

Ëþáîé äàð ìîæíî ïðåâðàòèòü â ìèëîñòûíþ.

Îíè ñèäåëè ðÿäîì, æåñòèêóëèðîâàëè, äóìàÿ, ÷òî ãîâîðÿò äðóã ñ äðóãîì. Íà ñàìîì äåëå êàæäûé ðàçãîâàðèâàë ñ ñîáîé.”

К вечеру все стихло. Я сидел над обрывом и у меня было такое впечатление, что я здесь вечность.

Как будто сидел на этом обрыве и сто лет назад, и десять лет назад, были те же самые горы, солнце, обрыв, ели, Катунь.

Уже пятый вечер я наблюдаю за тем, как умирает день в ущелье. Наверное, ничего нет роскошнее и красивей смерти. Угасание дня происходит очень мягко, плавно, безмятежно.

Солнце заходит почти в одно и тоже место и затем уходит все дальше–дальше за хребты. Все становится седым, потом горы начинают наполняться синевой. Синеют, потом темнеют, и наступает мрак. И только Катунь светится каким-то своим внутренним светом, независимым от солнца. Белизна Катуни похожа на кости скелета перед истлеванием...

Я сидел и смотрел на поток. Вдруг я увидел поток кроваво-красным и понял, что это выплеск моего бессознательного. Катунь для меня река смерти. Стоит сделать только четыре шага, даже стоит просто шагнуть и лечь на тело реки и тебя унесет безвозвратно.

Какие бы ты страшные усилия не совершал, чтобы доплыть до берега, желание бессмысленно, потому что это река смерти. Поток на столько силен и Катунь в такой мощи леденящей, что можно оставить любую надежду человеку, который вошел в эту плоть, плоть реки.

Через минуту ноги уже коченеют, руки коченеют, а через пять минут полностью все сводит. И поэтому я понимаю, почему я эту реку увидел в красных тонах. Катунь – это холодная рука смерти, живая и холодная, все время живая и все время холодная.

То ли медитация, то ли голодание, то ли хождение босиком по земле, то ли все вместе довели меня до какой-то безобразной простоты. Сейчас лежу на земле, босой, думаю о том, что несколько дней назад я даже боялся вступить на эту землю без ботинок. А сейчас я лежу на этой земле без всякой подстилки в одной рубашке и не чувствую эту землю как чужую.

Чувствую, как по ноге ползают муравьи, и я знаю, что не буду их отгонять - они мне знакомы. Это как друзья, которые заходят в твою квартиру. Постепенно земля становится домом, и все, что растет на земле, становится ближе, роднее.

И, вправду, я дошел до какой-то неуемной простоты. Почему я пишу эти слова? Привычка, может быть, а может быть, это желание все время казаться значимым, если не для других, да и в основном не для других, а для себя самого. Мое умное Эго говорит о том, что, собственно, ничего нового не придумаешь. Прямо сейчас болтает шесть миллиардов человек в едином смысловом пространстве. Сказать новое словосочетание практически невозможно. И поэтому у меня к моему творчеству двойственное отношение.

Мне, с одной стороны, смешно, смешно потому, что глупость какая-то, какая-то фиктивная деятельность. Очень похоже, как маленький ребенок хочет показаться большим и всерьез надувает щеки!

С другой стороны, грустно, потому что желание ребенка быть большим, казаться большим, все время остается. Желание этого ребенка удовлетворить невозможно. От этого моя грусть вдвойне глубже. Чем больше он становиться, тем больше его приходиться кормить.

Когда он был маленький, его можно было кормить одной свежей идеей в месяц. Сейчас он хочет иметь каждую неделю какую-то свежую идею. А ведь придет время, когда он с утра до вечера будет требовать: «Давай, давай, давай!»

А что давать-то?

Если еще кто-то читает эту книгу, Вы можете с пренебрежением, я бы сказал с самым честным пренебрежением, отодвинуть эту книгу. Почему? Потому что ничего нового Вы здесь не встретите, в крайнем случае, того, чего Вы не можете встретить в жизни или чего в Вас нет.

У меня сегодня цивилизованное окончание вечера. Я сижу, одет по вечернему, пачка сигарет рядом. Дикость какая-то, дикость по отношению к этому месту. Я поставил на своем обрыве высоко над Катунью свечку. Горит свечка, плещется огонек на ветру, плещется Катунь внизу, плещется ветер в моих волосах. Все плещется, и что-то мне очень весело! Свечка потухла, не перенесла интенсивности ветра. Также человек иногда не переносит интенсивности жизни. Он или сходит с ума, или идет в петлю.

Все живое, все пульсирующее имеет эту особенность, иногда не выносит интенсивности. С другой стороны, да здравствует интенсивность! Не было бы интенсивности, не было бы смеха, не было бы радости, не было бы печали и не было бы слез, а все это разнообразие эмоций и составляет соки жизни. Да здравствует интенсивность.

К этому потоку слов готовился весь вечер. Искупался в Катуни, помедитировал, попил чая, оделся. Даже вычистил палатку. Все хотелось.

Любой мужчина ждет творчества, как молодая девственница свою первую любовь. Отличие заключается только в том, что, в конце концов, молодая дева не встречает свою любовь и сохнет, или встречает и приходит в новое качество.

Творческая душа все время невинна, все время девственна, все время ждет, все время жаждет творческого действа, творческого потока и все время ненасытна.

День шестой,

день буддийских путешествий. Утром была чакра-медитация. Новым в этой медитации было только обращение к своему буддийскому мастеру после его визуализации.

До двух часов читал лекцию по буддизму.

Когда я прочитал самоотчет по буддийскому дню Кратова Константина, понял, что не зря живу и не зря читаю лекции.

Вот его самоотчет: «Болезнь, старость, смерть. Если рассматривать смерть в более широком смысле, то мы и все вокруг нас состоит из циклов рождение-смерть-рождение. Смерть – переход в другую фазу, форму, состояние. Страдание – чувство утраты чего, которое (чувство) возникает из-за привязанности. В конечном счете, мы привязаны к жизни. Убрать страдания – уйти из жизни. В новую жизнь. Но… какой она будет? Какое наказание будет за уход из жизни? Опять страдания. Вопросы, на которые нет ответа…

Страдание – функция сознания. Почему люди (аскеты в особенности) идут на страдания? Из-за следующей жизни? Но при рождении мы не помним ничего из прошлых воплощений. Нельзя постелить себе соломки на будущую жизнь. Тем более что все Великие Посвященные – великие страдальцы (как в моральном плане, так и в физическом). За свой народ? История показывает, что это миф.

Человечество должно развиваться. Но эволюционный уровень отдельной личности и социума разный. Социум всегда отстает в развитии от личности. Великие Посвященные (те, кто создавали религии, а также знали Истину) не могут «подтянуть», поднять эволюционных уровень всех, а только тех, кто готов. Но нет смысла развивать 5 чел (условно), а 100 бросить. В следующей жизни эти 5 опустятся до уровня остальных. С целью развития остальных и создаются религии, которые имеют 2 стороны (вообще, число 2 – основное, это закон развития, 2 стороны медали): эзотерическое (для 5 человек) и экзотерическое (для остальных). Эзотерика почти всех религий одинакова. А экзотерика создается под конкретный народ, время, место, и служит для подготовки остального социума для ззотерики, т.е. Истины.

Но при своей жизни основатели религий очень сильно отличаются по уровню своего развития даже от своих учеников, не говоря уже об остальном социуме. Их просто не понимают, отсюда и гонения, и прочие страдания.

Что касается наших страданий, то к чувству утраты можно прибавить еще и чувство хотения, желания обладать чем-то большим, чем имеешь сейчас (как сказал сегодня утром Володя К. – чувство перерождения). Все время есть сила, которая толкает нас вперед (субъективно), а окружающая среда ей (силе, и нам тоже) сопротивляется (закон инерции). Среда всегда инертна, поскольку ее эволюционный уровень ниже отдельной личности. Вообще, отдельной личности все время нужно быть в гуне «раджас», а то еще и элементами «тамас». (Кстати: «тамас» - мат эго, «раджас» - социальное, «саттва» - духовное эго, это к вопросу о единстве мира). Так вот, эта сила, чувство перерождения и создает страдания. Это, так сказать, ограничение сверху. Ограничитель снизу – чувство собственности. Таким образом, мы имеем некий «коридор», в котором страдание играет роль двигателя эволюции, роста, развития. Это заложено в природу всего живого. Жизнь – это страдание. А как же счастье? Это что – награда, зарплата за страдание?

С другой стороны – уйти от страданий – значит: перестать развиваться? Или это уже другая форма сознания? Ведь страдание – это не наказание, посланное свыше, это закон развития. Причем закон глобальный, одинаков для всех. Стоит ли уходить от страданий, получалось ли это у кого-то, кроме Будды? Или же здесь как всегда: не важен результат, а только сам процесс? (т.н. «благородный восьмеричный путь»?). По моему, это все экзотерика, а где же Истина, реальное значение буддизма?

Готов ли я к этому? Говорят, что когда человек готов что-то понять, у него появляется Учитель. Это тоже почти закон. Но Учитель не учит, он не может показать Истину, он может только показать Путь, по которому Ученик может познать Истину, путь познания. Как в известном сериале: «Истина где-то рядом». На самом деле, Истина вокруг, и внутри нас. Она везде. Мир – един. Я в этом много раз убеждался. Но чтобы пройти по Пути познания, нужны усилия, страдания. Страдания – найти Путь, страдание – идти по нему, страдания – идти по нему не слишком быстро, страдание – узнать, наконец, кусочек Истины, страдание – желание узнать еще, вслед за этим – новые страдания, снова поиски и поиски. Это даже не любопытство – это эволюция, форма жизни.

Смысл страданий в том, что за все нужно платить. Изначально мы все имеем примерно одинаковые ресурсы в разных областях. Но чтобы к чему-то пробиться, нужно, сконцентрировать энергию на этом направлении, например, чтобы успешно медитировать, нужны ресурсы всего Эго, а это значит, что его (Эго) необходимо ограничить, хотя бы на время. Страдание налицо. Практики аскетов – ограничение во всем, кроме пути духовного развития – и в этом направлении концентрируется максимум энергии человеческих ресурсов, ведь закон сохранения энергии работает здесь.

Но если страдание – форма, путь познания Истины, то и цель Человечества – познание Истины? Зачем? Смысл? Понимают ли Великие Посвященные смысл жизни вообще, в глобальном масштабе? Зачем Бог создал все? Вопросы, вопросы… Все страдание, и нет пути его прекращения…

Если исходить из теории единства мира, то страдание есть всегда. Просто на разных планах бытия оно разное, и поэтому последние благородные истины буддизма (есть нестрадание, и есть путь…) относятся только для конкретного плата бытия. Пройдя восьмеричный путь, можно уйти от страдания – к другому страданию, к другой форме страдания, которую на этом (текущем) плана развития и представить нельзя. Соответственно, у нее и масштабы другие. Страдания представляют собой как бы концентрические круги, подобно кругам на воде от брошенного камня, где центральные круги - малые страдания, внешне – другие. Направление из центра наружу – это и есть восьмеричный путь.

Может, мы все проходим его (Путь)? Или идем по нему, только маленькими шажками, из одной жизни в другую, только не замечаем этого? Кто знает…

В данном случае, т.е. сейчас (14:04 29/06/2000) мои страдания заключаются в том, что мне хочется есть, у меня затекло плечо, а мое духовное эго говорит мне, что было бы неплохо помедитировать. Ему хорошо, а мне страдать…

К вопросу о карме, как к закону причин и следствий. Может быть, страдание – это наказание за что-то, что мы делаем неправильно, или же не хотим делать. Будут ли страдания, если мы будем попадать в «резонанс» кармы? Как узнать карму? Ведь это же и есть Истина. Чтобы узнать Истину, необходимы страдания. Замкнутый круг. Истина безгранична – страдания вечны.

Однако вышесказанное не означает, что можно все бросить и нечего не делать, так как к обычным («рабочим») страданиям прибавятся еще и наказания кармы за бездействия. По этому поводу хороша теория кармы-йоги, которая говорит: не важен результат, а важен процесс труда, при этом результаты труда – символы (знаки) правильности приложенных усилий.

Возвращаясь немного назад, по примеру Володи К., который дополнил ритуал приветствия буддизма, я, со своей стороны, хотел бы дополнить благородные истины следующей:

«Страдание имеет свои последствия».

Это такой христианский подход к буддизму. (Страдайте, и воздастся Вам по страданиям Вашим).

Хотя, это то же самое, что и последние 2 Истины, смысл которых: наградой за страдания будет избавление от них.

Можно ли избавится от страданий путем (и ценой) других страданий? Ведь что предлагает благородный восьмеричный путь: заменить одни формы страданий другими – пониманием и прохождением Пути. На самом деле – Путь – это только перестройка сознания идущего по нему. Со стороны он как страдал, так и страдает (если еще не больше). Так что же такое буддизм. Напрашивается вывод – это путь духовного развития. Следовательно, Истины и Путь – это экзотерика, а истина лежит где-то глубже, вернее, она зашифрована, а где ключи? У Посвященных. С обычной точки зрения заниматься буддизмом для того, чтобы избавиться от страданий – все равно, что биться головой об стену всю жизнь. Очень быстро надоест. Нужно знать истинную природу буддийских практик, т.е. их значение, и после этого… Но готовы ли люди для этого? Готов ли я? Ведь знания, кроме возможностей, несут еще и ответственность. А чтобы нести ответственность, нужны силы. Может, для накоплений сил нужно (?) сначала следовать экзотерической части религий, и после этого, подготовив сознание, и т.д., короче, опять страдания…

Что касается причин страданий, то они взаимосвязаны. Чтобы иметь большее, надо отказаться от чего, что имеешь сейчас, и наоборот. Наша жизнь напоминает бег белки в колесе.

Что касается коана Будды – избежать болезни, старости, смерти – то он его решил. И когда он ее (решение) нашел, он встал из-под дерева Бодхи. А решение следующее - поскольку тело бренное, и с точки зрения индуской культуры живет меньше мгновения, нет смысла решать вопросы болезни, старости, смерти физического тела. Путь, предложенный Буддой, касается Души. (Избавление души от болезни, подобия старости и смерти). Учение Будды – Истины, Путь, проповеди – касается только Души, но никак не физического существования. Видение страданий физического тела (болезнь, старость, смерть) были лишь толчком для развития Будды. После ряда посвящений в эзотерических школах того периода Будда перенастроил свои взгляды с физ. тела на душу. И ключом к пониманию буддизма служит Душа. Скорее всего, ключи к пониманию Будда передал своим ученикам устно. Для того чтобы понять буддизм простым людям (т.е. не ученикам эзотерических школ), нужно быть готовым для этого.

Действительно, если поставить понятие Души в центр буддийского учения, то все становится ясным. Страдания души можно прекратить, и есть Путь для этого. Скорее всего, это и есть эзотерическая сторона буддизма. С этой стороны и Новый Завет перестает быть детской сказкой и вырастает, вдруг, до мощных учений о душе, о мире и т.д.».

Галя из Караганды пишет следующее: «…Накануне вечером, когда я смотрела на умирающий огонь, меня охватила какая-то глубокая печаль. Тело было неподвижным, тяжелым и скованным, как когда-то во время тяжелой болезни. Гнетущая тишина, сквозь которую пытался прорваться слабый и печальный треск угольков. Они ползают, переливаются, вспыхивают и гаснут - это и печально и одновременно почему-то никчемно. Время остановилось. Никчемным стало все. В этом ощущении я вышла из медитации и пошла спать. Засыпала с ощущением никчемности всей своей предыдущей жизни… Утро было свежим. Ночные ощущения растворились или превратились в легкость и невесомость. Было весело делать упражнения Ци-гун, и в той же веселости прошла медитация “ОМ-МАНИ-ПАДМА-ХУМ”… Когда Володя читал лекцию о Будде, о четырех благородных истинах и благородном восьмеричном пути, я старалась внимательно слушать, писала и настраивала себя на размышления о страданиях, пыталась вернуть себя во вчерашние ощущения присоединения к Коану Будды.

Но все напрасно. Солнце периодически вырывалось из облаков и выплескивало на меня свою жизнерадостность. Хотелось летать и прыгать…

… Я нарушила все. Не хотелось молчать, не хотелось заставлять себя размышлять о страданиях. И я не стала себя “насиловать”. В теле была легкость, в мозгах – тоже…

… Мы с Тамарой поднимались в горы по крутым откосам, восхищаясь их величием и …жизнерадостностью. Ущелье, куда мы поднялись, было похоже на арену огромного цирка. Мы пытались запечатлеть эту красоту на фотопленку, и эта красота – стройная, величественная и сияющая переполняла нас. Мы кричали, и эхо восторженно раскатывалось по вершинам, мы пели мантры, и горы торжественно - радостно нам подпевали.

… Так прошло часа три, и в этом сияющем торжестве мы спустились к Катуни.

Перед нами раскинулся песчаный берег неописуемой красоты. Холодная вода обожгла раскаленное тело, и появилось намерение к осмыслению дня. Но этому намерению суждено было осуществиться только глубоким вечером. … Резкий контраст в ощущениях и в сознании. Все, что происходило дальше, как будто бы было не со мной или не с нами. Я как будто наблюдала со стороны за собой и Томой; она мыслила трезво, в отличие от меня – безумной. И я очень благодарна ей за присутствие рядом и за поддержку в те ужасные часы страха, отчаяния и безрассудства.

… Тамара медитировала. Подул ветер, и у меня внезапно появилась мысль развести костер. Место не оставляло сомнений. Как потом выяснилось, оно оказалось на границе двух пространств. …Я шагнула в лес за дровами и больно наступила босой ногой на шишку. С этой болью в теле появилось ощущение далекого страха далекого детства, не моего, но очень похоже на то, как когда-то в детстве читаешь страшную книжку про войну… Я увидела забор из длинного бревна на рогатинах. Мелькнула мысль “как в гестапо”, внутри все задрожало, в висках – пульсировало. С каждым шагом дрожь и пульсация усиливались.

Можно было развернуться и пойти назад – эта мысль слабо пробивалась сквозь пульс. Но меня … вело. Метров через тридцать я остановилась как вкопанная перед кругом, выложенным из камней (радиусом примерно два метра). Внутри круга из таких же булыжников выложена фашистская свастика. Некоторое время я тупо туда смотрела, затем окрикнула Тамару – и … шагнула в круг. Издалека прорвался голос Тамары: “Это не твое. Не ходи в чужое пространство”. Я вышла из круга и оглянулась. Железные перекладины, на которые натягивался тент, и висящий гонг отпечатались в зрачках как виселица. И я пошла туда. Страх нарастал, … а перед глазами был хорошо оборудованный и еще “теплый” лагерь странных “туристов”, выполнявших “страшные” ритуалы. Стол, лавки, кострище еще слегка дымило, дрова, умывальник, под тентом куст с привязанными веревочками – их 11. У дерева 11 посохов, самый толстый из них – с привязанным деревянным подсвечником и искореженным нагаром от свечи…

…Огромный каменный валун и 11 пустых бутылок водки. И далее – такое же деревянное бревно на рогатинах, отгораживающее это “обжитое” пространство.

Я, как в замедленных съемках, в оцепенении ходила, и все трогала руками.

Подержалась за каждый посох, и от каждого шла разная вибрация по телу.

В тот гипнотический момент я могла описать их всех – 11. …Иногда прорывался

Голос Тамары: “Ничего отсюда не выноси”. Я как будто погрузилась в глубокий сон. Все замерло. Замер страх, но ощущалось его присутствие. Я медленно пошла к реке. Крутой спуск к ней аккуратно и устрашающе выложен камнями в виде треугольника. Нагары от свечей по бокам и кровь на камнях у воды.

Место какого-то “жертвенного” ритуала. Я, не соображая, прыгнула вниз на камни и “проснулась” в страхе. …Меня вытолкнуло назад. В мыслях – слово “вознеслась”. Это не было галлюцинацией. Я точно помню, и физически ощущала этот прыжок – вниз, ногами об камни и назад, – но спиной и вверх метра на 2. …Но это – реальность. “Вознеслась” и побежала из этого места.

… Тамара глянула на меня и что-то спросила. Я только сказала, что мне ужасно страшно и нужен обряд очищения огнем. И еще я залезла в воду. Солнца не было, и я дрожала не то от холода, не то от страха. Быстро разложили костер и зажгли его. Дым валил в сторону “гестаповского” пространства, и с ним уходила дрожь. Мысли прояснялись. Я вспомнила о страданиях и Будде, но с удивлением отметила, что вслух бормочу Иисусову молитву. Не успела этого осознать, и не успел догореть костер, как возле него внезапно ударила молния.

И раздался грохот неописуемой громкости, от раскатов трещали перепонки.

Мир рушился и очень громко. Меня обуял ужас совсем другого качества. Я помню, что обнимала какое-то дерево и кричала. Рядом то же “творила” Тамара.

А вокруг нас по кругу столбами били молнии, и все грохотало… Потом полилось, потом посыпался град большими горошинами, а мы стояли единственные и одинокие во всей громыхающей Вселенной и громко молились всем Вселенским богам…

… Внезапно молитва, которая неистово “неслась” откуда-то изнутри скованного ужасом тела, превратилась в пение, громко звучащее далеко вверх, под купол огромного храма, а грозовые раскаты сверху так же неистово звучали колокольным боем…

…Град снова сменился на ливень, и быстрей меня “отрезвевшая” Тамара сказала, что надо идти. Мы долго шли вдоль берега, под ливнем, в грохоте и молниях, страх притупился или сменился на какое-то упорство и волю, но я продолжала громко молиться, Тамара – тоже. Иногда она пела мантры. И я отмечала ее красивый голос. Сознание, хоть и в измененном состоянии, вело нас к лагерю…

…Теперь я могу все записать в мокрую тетрадь. Ночью выполнила медитацию Випассаны. Так закончился буддийский день.

Пишу при фонаре в мокрой палатке и удивляюсь себе, как ребенку. Потом опять будет смешно. Но это будет потом, в социуме, где я – смешливая и задумчивая, колючая и мягкая, взбалмошная и терпеливая, работящая и ленивая … - мать троих непослушных, любимых дочерей и надоевшая жена трезво рассуждающего скептика, жестковатого в своей правоте, но который давно махнул рукой, не лишая меня свободы быть самой собой хотя бы в этих путешествиях – без масок и ролей, где ощущаешь всем существом вкус жизни и проникаешь в мудрость…»

Áóääèéñêèé äåíü ó Íàòàëüè Êà÷àíîâîé áûë ñëåäóþùåãî ñîäåðæàíèÿ: “ êàêîé-òî ìîìåíò ÿ îñîçíàëà ñåáÿ êðè÷àùåé: « Íå õî÷ó áûòü ïðîñâåòëåííîé! Õî÷ó áûòü ñûòîé!» Îñîçíàëà è ïîíÿëà, ÷òî äî áóääèçìà ÿ åùå íå äîðîñëà.

Âñòðå÷àëà ãðîçó ñ ïîäíÿòûìè ââåðõ ðóêàìè è ïðèòàíöîâûâàÿ, ïðîâîæàëà - ñèäÿ íà ÷åòâåðåíüêàõ, âæàâøèñü â çåìëþ, ñòó÷à çóáàìè îò õîëîäà è âîÿ îò àðõàè÷åñêîãî óæàñà ïåðåä ðàçáóøåâàâøåéñÿ ñòèõèåé. À èäÿ ê ïàëàòêå, ñìåÿëàñü äî ñëåç, óäèâëÿÿñü è ðàäóÿñü ìóäðîñòè æèçíè: êàê òîëüêî Ýãî ðàçäóâàåòñÿ îò ñâîåé çíà÷èòåëüíîñòè, òóò æå íàõîäèòñÿ ÷òî-òî, ÷òî ïîêàçûâàåò òåáå òâîè èñòèííûå ðàçìåðû è ìåñòî.”

Павел Тарасенко вкусил те состояния, на которые, собственно, и направлены были все упражнения на этом тренинге: «День был мной ожидаем, были определенные надежды и даже некие предвкушения. В структуре тренинга этот день считается пиковым, внутри ощущалась некая торжественность, в памяти были свежи прошлогодние воспоминания о довольно сильных переживаниях аналогичного дня.

Кроме того, вчерашний опыт медитации из "Правой тантры", так досадно невольно прерванной одной из семинаристок, позволял надеяться на получение довольно сильного и значимого опыта.

И опыт был получен!

Я решил этот день полностью провести на острове в одиночестве.

Выбрал новое место, "угнездился" и сосредоточил свое внимание на отражении деревьев с противоположного берега в зеркале глади воды.

Практически сразу появилась сонливость, хотя до этого чувствовал в значительной степени бодро и энергично. " Перегорел!" - пронеслась мысль, и чувство легкой досады охватило мое существо. Но вдруг в сознании стали появляться одна за другой картины, связанные с темой одиночества и "изгоя".

Это несколько удивило меня, так как до этого момента я считал, что эта тема уже "проработана", но воспоминания цеплялись одно за другое, принося с собой знакомые и уже далекие чувства и ощущения. Сознание то отождествлялось с переживаниями, то созерцало их, и я решил "отдаться" потоку и ждать естественного завершения.

Через некоторое время все прошло.

Далее я довольно значительное время пробовал разные способы медитации, но каких-то значимых переживаний достичь не удалось.

Потом шел дождь, и я смотрел на разведенный мной огонь, пока тот не погас.

Вокруг острова били молнии, и раскаты грома перекрывали друг друга, а внутри все было спокойно и молчаливо.

Как-то незаметно в сознании появились мысли о "житейской" мудрости, которые сопровождались чувством личной не заинтересованности и безразличия.

Мудрые мысли, слова, решения, поступки - все это было, есть и наверняка будет, но не доставляет прежнего удовольствия, радости и возбуждения.

Есть другая сторона, другое измерение - безличное!

Мудрость сама по себе!

Шел дождь, "жирные" молнии падали и падали в горы, гроза восхищала, и было грустно, как будто я с кем-то прощался».

Небо было яркое после лекции. Я предпринял свое первое буддийское путешествие в горы.

Сижу у подножия горы на берегу Катуни.

Природа, которая меня окружает, очень напоминает мне детство. Восхождение мне тоже напоминает мою биографию.

Помню очень яркое мое первое воспоминание, это было где-то, наверное, в шестидесятом году, когда всю нашу семью вывозили из старого дома (он был совсем маленький).

Вывозили из старого дома для того, чтобы его разрушить и построить новый.

Я помню это яркое солнце. Я лежал на телеге, и она казалось огромной. Мне было где-то два с половиной года. Телега была настолько велика, что по ней можно было прогуливаться. В ней умещалась вся семья.

С этого впечатления и началось мое путешествие по жизни.

С этого воспоминания и началось мое странное, но очень яркое, сильное по интенсивности переживаний путешествие в гору.

Гора очень высокая, я никогда так высоко не восходил. Времени было мало - восемь часов. Я предполагал, что за восемь часов успею и туда и обратно.

В конце концов, никто меня не вынуждает ходить до конца. И у меня есть выбор. Все умные мысли выветрились, пока я шел в гору. Я могу сказать честно, что в некоторых местах кто-то внутри меня кричал: «Козлов, ты чего, дурак, что ли, куда полез?»

Не могу сказать, что у меня есть боязнь высоты, но, когда камни падают недалеко и твой взгляд идет за этим камнем, ты понимаешь, собственно, что твое тело так же, как этот камень, будет катиться, если ты немножко ошибешься и не туда вступишь.

Становится несколько не по себе. Страшно. Умереть страшно, хотя смерть, конечно, красивая: восходил, упал, умер. Быстрая смерть, но все равно страшно.

В буддизме существует три причины страдания: Это желание удовольствия, желание существования и желание перерождения. И я, наверное, еще долго буду страдать. Мое желание существования велико.