Глава 48: О том, что часто живущие в нищете и оказывавшие милость в меру своих сил, когда стали получать доход, заболели сребролюбием и перестали даже давать прежнюю милостыню

Из Отечника

Пресвитер Скита авва Даниил рассказывал: «Сорок лет назад, когда я был молод, то пошел в Фиваиду и спустился в имение, чтобы продать свое рукоделие. А в имении был человек по имени Евлогий, по ремеслу каменотес, занимавшийся этим делом смолоду. Из заработанных денег он часть раздавал бедным и соблюдал пост до вечера.

В тот вечер он пришел в имение и по своему обыкновению взял меня вместе с братьями и устроил на ночлег. Вернувшись к себе, я оценил добродетель этого мужа и начал поститься целыми неделями, прося Бога подать ему больше средств, чтобы он мог больше помогать другим. Три недели у меня во рту не было ни росинки, и я свалился с ног, едва живой, от такой аскезы. Кто-то в священническом облачении подошел ко мне и спросил:

- Что с тобой, Даниил?

- Владыко, - отвечаю, - я дал слово Христу не вкушать хлеба, пока Он не услышит мои молитвы о каменотесе Евлогии и не подаст ему благословение, чтобы он благотворил многим другим.

- Это не будет правильно, - сказал небесный гость.

- Но Господи, - воскликнул я, - даруй ему, чтобы через него все прославили имя Твое святое.

- А вот это уже точнее. Если хочешь, чтобы Я даровал это ему и просишь за его душу, чтобы она спаслась множеством милостыней, Я дарую ему то, что ты просишь.

- Из моих рук взыскуй его душу, - попросил я.

Тут я увидел себя в храме Воскресения в Иерусалиме, на Святом Гробе сидит Отрок, а справа от Него - Евлогий. Отрок посылает за мной кого-то из предстоящих Ему и обращается ко мне:

- Ты друг Евлогия?

- Да, Владыко, - воскликнули все.

- Ты отвечаешь за своего друга, - спросил Отрок.

- Да, Владыко, только дай ему то, в чем он нуждается, - говорю я и вижу, что за пазухой у Евлогия много денег, и чем больше их берут, тем больше их за пазухой становится.

Проснувшись, я понял, что был услышан, и прославил Бога.

Между тем Евлогий вышел на работу, ударил по скале - послышался глухой звук. Он ударил еще раз и увидел небольшое углубление. Еще раз ударил - и обнаружил пещеру, и в ней полным-полно денег. Евлогий изумился и подумал: «Если я их возьму, правитель об этом услышит, придет и отберет их у меня да еще и накажет. Лучше я пойду в другую страну, где никто меня не знает». Он продал мулов, на которых возил камни, и ночью перенес деньги к реке. И бросив свое доброе дело, которое он творил каждый день, погрузил деньги в лодку и отправился в Византий. Там тогда правил император Иустин Старший. Евлогий отдал много денег императору и его вельможам и стал епархом священных преторий. Он купил большой дом, который и сейчас называется «домом Египтянина».

Через два года во сне я опять увидел, как Отрок сидит в храме Святого Воскресения. «Но где же Евлогий?» Только я это подумал, как увидел эфиопа, который тащил Евлогия далеко от Отрока. Я проснулся и воскликнул: «Горе мне грешнику! Погубил я свою душу». Я взял суму и пошел в имение продавать свое рукоделие. Я ожидал увидеть Евлогия, наступил вечер, но никто ко мне не подошел, чтобы дать мне ночлег в доме. Мимо проходила старушка, и я спросил ее:

- Смилуйся, матушка, дай мне три сухарика, я сегодня совсем не ел.

Она пошла и принесла немного вареной еды и предложила поесть. Сама села рядом и начала говорить полезные речи:

- Господин авва, разве ты не знаешь, что ты молод и тебе не полезно ходить в имение? Разве ты не знаешь, что монашеская схима требует безмолвия? - и тому подобные слова.

- Что ты мне говоришь, ведь я пришел продать свое рукоделие?

- Даже если ты пришел продать рукоделие, не задерживайся тут допоздна. Если хочешь быть монахом, возвращайся сейчас же в Скит.

- Ты права, - сказал я. - Но подожди еще немного, скажи, где тот человек, который жил в этом имении - он боялся Бога и давал приют странникам?

- Увы! - отвечала она. - Что тут говорить, господин авва? В наших краях был каменотес, и он много делал добра чужестранцам. И Бог, видя его доброту, даровал ему благодать, и сейчас он, как я слышала, стал патрицием.

Когда я услышал это, то подумал: «Я виновник его гибели». Я сел на корабль и поплыл в Византий. Выяснив, где дом Евлогия Египтянина, я сел напротив ворот, ожидая, пока он появится. И тут я увидел, как он приближается с великой пышностью.

- Помилуй меня, я хочу тебе что-то сказать наедине, - крикнул я ему, но он не обратил на меня внимания, а его телохранители побили меня. Но я забежал вперед и снова крикнул, и меня опять побили. И так я провел четыре недели и никак не мог с ним встретиться. Тогда, пав духом, я отошел и бросился ниц перед иконой Пресвятой Богородицы с рыдаем и обратился к Спасителю: «Господи, или сними с меня долг дружбы, или я уйду в мир». И произнеся это в уме, я заснул. И вот был шум великий и раздался голос:

- Идет Августа.

И перед Ней шли тысячи и тьмы небесных воинств. Я воскликнул:

- Помилуй меня, Владычице.

Она остановилась и сказала мне:

- Что ты хочешь?

- Я друг Евлогия епарха, - сказал я. - Повели, чтобы Бог освободил меня от этого долга.

- Не Мне это решать, а тебе.

Проснувшись, я подумал про себя: «Умру, но не отступлю от этих ворот, пока не встречусь с ним». Я опять пришел к воротам. Когда епарх проходил мимо, я снова окликнул его. Тогда ко мне подбежал привратник и стал меня избивать, пока не упал я на землю пластом. Пав духом, я сказал себе: «Пойду в Скит, и если Бог изволит, Он спасет Евлогия».

На пристани я увидел корабль из Александрии. И только я поднялся на борт, как от упадка сил заснул, и во сне увидел себя в храме Святого Воскресения и Отрока, сидевшего на Гробе и сурово смотревшего на меня, так что от страха я задрожал, как лист, и не мог открыть рта. И само сердце мое, казалось, вот-вот остановится. Отрок сказал:

- Ты не хочешь отвечать за дружбу?

Он отдал повеление двум из предстоящих Ему. Они взяли меня за шиворот и подняли, а Отрок сказал:

- Не проси дружбы свыше сил и не перечь Богу.

А я висел в воздухе и не мог открыть рта. Но тут услышал голос:

- Августа идет.

Увидев Ее, я приободрился. Я пал ниц перед Ней и сказал с дрожью в голосе:

- Помилуй меня, Владычице мира.

- А теперь что ты хочешь? - спросила она.

- Я вишу в воздухе, отвечая за дружбу с Евлогием.

- Я буду просить за тебя, - пообещала Она. Вижу - Она подошла и облобызала стопы Отрока, Который сказал мне:

- Больше не делай этого.

- Не буду, Господи, я просил об этом для того, чтобы он стал угодным Тебе, а не неугодным, - ответил я и добавил. - Согрешил, Владыко, прости меня.

Отрок велел меня отпустить и сказал:

- Возвращайся в свою келью. А каким образом я верну Евлогия в прежнее состояние, не пытайся узнать.

Я проснулся в великой радости, свободный от обязанностей дружбы и отправился в путь, благодаря Бога.

Через три месяца я услышал, что император Иустин скончался, и к власти пришел Иустиниан. Через некоторое время против него восстали Ипатий, Дексократ, Помпий и епарх Евлогий. Первые трое были обезглавлены, и все их имущество разграблено. Евлогию удалось ночью бежать из Константинополя. Иустиниан приказал казнить его, где бы его ни обнаружили. А беглец вернулся в свое имение, переодевшись простым селянином.

Окрестные жители пришли, чтобы посмотреть на него и сказали ему:

- Хорошо, что ты к нам зашел. Мы слышали, что ты стал патрицием.

- Разве? - переспросил он. - Если бы я стал патрицием, то неужели бы вернулся к вам? Нет, это был другой Евлогий из Египта. А я ходил по Святым местам.

Он образумился и сказал сам себе:

- Смиренный Евлогий, вставай, бери кирку и иди работай. Здесь нет дворцов. И хорошо, что ты не лишился головы. И взяв инструменты каменотеса, поднялся на гору, где нашел деньги, надеясь, что там, может быть, остались хоть сколько-нибудь. Он долбил скалу до шести вечера, но ничего не нашел и принялся вспоминать пышные процессии, лесть, роскошь и пиры. А потом стал твердить себе: «Вставай, смиренный Евлогий и трудись. Ты здесь египетский крестьянин».

Через некоторое время святой Отрок и Владычица наша Богородица вернули ему прежнее духовное состояние. Ибо Бог праведен и не забывает о прежних трудах человека.

Между тем и я пришел в это место продать рукоделие. Наступил вечер, и каменотес по своему прежнему обыкновению пригласил меня к себе. Когда я увидел его, покрытого каменной пылью, тяжко застонал и со слезами произнес: <i>Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро</i> (Пс 103, 24). <i>Кто бог так великий, как Бог [наш]? Ты- Бог, творящий чудеса</i> (Пс 76,14-15). <i>Из праха поднимет бедного, из брения возвышает нищего</i> ( Пс 112, 7). <i>Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает</i> (1 Цар. 2,7). <i>Как непостижимы судьбы его и неисследимы пути Его</i> (Рим 18, 33).

Он привел меня в дом, налил воды в лохань, омыл мне ноги, как и другим гостям по своему обычаю, и накормил. Когда мы поели, я спросил:

- Как идут дела, авва Евлогий?

- Помолись за меня, господин авва, ибо я смирен, и у меня нет никакого имущества.

- Лучше тебе не иметь и того, что сейчас у тебя есть, - сказал я.

- Почему, господин авва, разве я тебя чем-то ввожу в соблазн? - спросил он.

- Чем ты только не вводил меня в соблазн! - и рассказал ему все, как было. Мы оба заплакали, и он попросил:

- Помолись за меня, авва, чтобы Бог давал мне только самое необходимое и помог исправиться.

- Поистине, чадо, не ожидай от Христа, что тебе будет даровано что-либо из того, что есть в земном мире, кроме этой трудовой кирки, - сказал я и, попрощавшись, ушел.

Евлогий продолжал работать каменотесом и принимать странников до самой смерти. Даже когда ему исполнилось сто лет, он не отступил от своих правил, и Бог давал ему силы чтобы пройти свой жизненный путь до конца.

Глава 49: О том, что монах не должен безрассудно принимать милостыню от всех людей, тем более, если он не нуждается в ней; и о том, что принимающий должен отработать подвигом то, что ему дается

Из Отечника

Как-то в Раиф прибыл богатый чужестранец и раздал братьям милостыню по номисме каждому. Не забыл он послать монету и одному исихасту, жившему в Раифе в уединенной келье. В ту же ночь старцу приснилось поле, заросшее тернием, и кто-то сказал ему: «Выходи жать поле, которое подало тебе милостыню».

Наутро исихаст послал за христолюбивым благодетелем, который дал ему номисму, и, вернув ему золотую монету, сказал:

- Брат, возьми свою монету, ибо мне не по силам справиться с чужими сорняками - мне бы только убрать свои.

2. Сказал старец: «Совершенные подвижники вообще ни от кого не принимают милостыни сразу. Средние не говорят никогда, что им что-то нужно. А если кто-то от себя даст, принимают как посланное от Бога. А мы немощные даже не можем обеспечить себя необходимым нам, и потому будем просить с великим смирением, всегда порицая себя».

3. Сказал авва Макарий: «Если мне хватает своего имущества, а мне принесут еще что-нибудь, особенно если это делает мирянин, то я ничего не возьму, ибо знаю, что оно совершается по внушению дьявола. А если у меня нет чего-нибудь нужного и не раз и не два помысел требует найти это, то Бог, ведая мою нужду, посылает мне это через кого-нибудь, как Даниилу во рву со львами помог пророк Аввакум.

Если я заработаю на то, что мне нужно, серебро или медных монет, но не трачу их и жду, что кто-нибудь даст мне это даром, то уподобляюсь Иуде Искариоту, который оставил дарованную ему благодать и погряз в жажде сребролюбия.

Мы слышали о брате бедном и нуждающемся, что когда ему принесли еды сколько нужно, а после другой человек тоже ему принес что-то, он не принял и сказал: «Уже напитал меня Господь, а больше мне не нужно».

4. Сказал авва Форта: «Если Бог желает, чтобы я жил, Он знает, как управить мою жизнь. А если не желает, то зачем мне такая жизнь». Он не от всех принимал милостыню, даже когда был прикован болезнью к постели. Он говорил: «Если человек мне что-то приносит, но не ради Бога, а по человеческой обязанности, то если я это принимаю, то поступаю несправедливо по отношению к этому жертвователю, ведь мне нечем ему отплатить, и от Бога я не получаю награды».

Из Палладия

Мы знавали великого подвижника Виссариона, насколько он был кроток и как велико было его умиление. Как-то мы сидели и беседовали, слушая его душеполезные и спасительные наставления, и пришел авва Милий, который, облобызавшись со старцем, сказал: - Такой-то наш благодетель, постоянно навещавший нас в этой пустыни, умер. Но как при жизни он наилучшим образом распоряжался своим имуществом, так и после смерти наилучшим образом уже все управил. Он передал свое поместье женскому монастырю, который опекает Илия Подвижник, и собрал в нем уже триста подвижниц.

Услышав эти слова, старец заплакал и принялся бить себя по лбу.

- Горе мне, грешнику! - воскликнул он. - Он столько радости принес дьяволу, причинил страшный вред подвижницам и растерял все свою награды! А ты говоришь, что он наилучшим образом все управил?

Мы попытались спорить и говорить, что великая награда в том чтобы помогать подвижницам, Христу обручившимся и Ему единому работающим.

- Поверьте мне, чада, - возразил старец, - со мной то же самое было. Я видел авву Герасима, о котором упомянуто в житии Евфимия Великого. Пришел в Иерусалим, помолился и на обратном пути (а было мне двадцать пять лет) услышал о его смерти. Слушая, как лев скончался с ревом на его могиле, я был поражен в самое сердце любовью к Богу. Тотчас я раздал свое имущество, оставив за собой только одно имение, чтобы разместить там скит великого монастыря в Александрии.

Я отправился и предал себя в волю аввы Исидора Пилусиота. Я сказал ему: «Авва, я желаю, по Божьему велению, отречься от мира. Я раздал все свое имущество, оставил себе только одно именье ради подвижниц. Но его хочет купить богатый человек, императорский наместник, и он мне предлагает за него семьдесят фунтов золота. Продавать имение или нет?» Старец ответил: «Если он оценил имение в семьдесят фунтов, уступи ему за пятьдесят, а вырученное золото раздай подвижницам, и получишь большую награду. Если ты отдашь им имение, то ввергнешь их в великое смятение и суетные занятия и так доведешь до скверны блуда».

Я не послушался старца, но вернулся к себе и подписал Дарственную на имение. Подпись я ставил в присутствии Александрийского папы, всего клира, градоначальника и свирелей. Вручив монахиням бумагу, я без промедления вернулся в скит.

Через шестнадцать месяцев вижу во сне, что я оказал Вифлееме и стою перед священной пещерой. Пещера наполнена дивным несказанным светом, а мужи в священных одеяниях воспевают Жену, облаченную в багряницу. Ее красоту невозможно передать. В изумлении и в страхе от этого ужасающего видения я хотел бежать, но один из святых мужей, самый величественный, подошел ко мне, сурово на меня взглянул и сказал строгим голосом: «Скажи, Евстафий (это было мое мирское имя), чем ты оправдаешься за подвижниц? с того дня, как ты передал им имение, они гневают Господа! Велено мне умертвить тебя, если тотчас не исправишь свою ошибку». Я в страхе ответил: «Господи, я отдал им имение вместе с рабами и скотиной не для того, чтобы гневить Бога».

Тогда царственная Жена отверзла Свои святые уста и сказала тихим голосом: «Мы принимаем твое намерение, чадо, но в твоем намерении дьявол нашел свой удел. Враг человеческий поразил их душу и тело. Бог Промыслитель мог бы низвести и даровать им реки золота, но это им не полезно. Кто отрекся от мира ради Царства небесного, должны в труде и тяготе, великом смирении и нищете неотступно прилежать Богу, а не в роскоши, тщеславии и богатстве».

Протянув руку, она указала на прежнего моего собеседника : «Это Иоанн Креститель, наставник монахов. Кто хочет стоять вместе с ним, должен подражать его добродетелям». И, повернувшись ко мне, добавила: «Иди и исправляй свой грех, а Я тебе помогу». Святому Предтече она сказала, взглянув на него: «Иоанне, запечатай сердце его, чтобы он не счел морокой сказанное ему». Иоанн Креститель протянул руку и запечатал мое сердце. И я тотчас проснулся, взял посох, собрал немного хлеба на долгую дорогу и отправился к авве Исидору. Когда я рассказал авве о видении, он спросил: «Разве ты не знал, что если имение возделывать, то нужно нанимать работников? В монастырь подвижниц тогда заход» мужчины, и дьявол поражает тогда и тех, и других. Монахи вообще не должны заниматься земными заботами, тем более женщины».

Вместе со старцем я отправился к подвижницам. Мы вошли в храм, помолились, а потом позвали стариц и сказали им: «Что нам делать? Скоро придет императорский чиновник, он отберет имение и передаст его патриарху». Они ответили: «Что вы знаете, будет добрым и нужным, то повелите, и мы исполним». Я говорю: «Не могу возразить императорскому чиновнику. Если хотите, то до его прихода продадим имение здешнему властителю, и все деньги достанутся вам. А он уже будет разговаривать с чиновником». Старицы ответили: «Хорошо вы сказали, так пусть и будет».

Я тотчас отправился продавать имение, и продал его императорскому наместнику за шестьдесят фунтов, а всех рабов отпустил на свободу. Взяв золото, я вернулся в обитель и положил его перед алтарем. Затем мы, как и договаривались, отправились в дорогу вместе с аввой Исидором. Я сказал старцу: «Я едва не погиб, отче. Правильно говорили отцы: «Женщинам не твори милостыни». Старец ответил: «Не говори так, чадо, ты ошибаешься. Истину говорю тебе, что кто может и желает творить милостыню, всячески должен помогать подвижницам. Он получит большую награду, чем если помогает слепым, прокаженным, хромым и калекам. Ведь эти женщины - самая немощная часть общинного тела. Подвижницы отреклись от мира ради Бога и стали нищими, но они не могут, в отличие от нас, ходить и продавать изделия своего ремесла, они не могут справиться со всеми делами в монастыре, а выходить за стены монастыря они не смеют.

Если одна из них выйдет за ворота обители, тотчас все охотники зол направят на нее свой взгляд, словно на показавшуюся лань, и полетят в нее стрелы отовсюду. Избежать всех стрел - дело трудное и быть может невыполнимое, а получить рвение - потеря немалая. Даже если превозмочь тяжкую рану и вырваться из рук охотников, бежать будет тяжко. И даже если стрела выйдет из раны, то тот участок, который был поражен из-за твоего невнимания, начнет гнить, особенно если не начать лечить его сразу - пойдет зловоние и гной, как возвещал об этом пророк (Пс.37,6).

Поэтому тот, кто может послужить им ради Бога и избавить их от необходимости выходить за стены монастыря получит стократную награду от Бога в сравнении с теми, кто милосердствует к прочим нищим и немощным. Точно также тот, кто прислуживает монахам, голодающим Бога ради, получает свыше великое и несравненное воздаяние. Кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка (Мф 10 41). И еще: Кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика.., не потеряет награды своей (Мф 10, 42). Только нужно быть внимательным и не подавать монастырю, будь то женскому или мужскому, как попало. Ведь это может тех, кто решил жить по воле Божией, подтолкнуть к суетным увлечениям, помыслам и смутам. Полезно им это не будет, а вред самый значительный.

А кто хочет им послужить и даровать им покой, пусть подает то, что не отвлечет от усердия в духовной жизни: хлеб, муку, уксус, мелкие деньги, одежду шерстяную и льняную или что-нибудь еще, что от нас труда не потребует, а им необходимо в повседневных нуждах. Тогда служение их Богу возрастет, потому что ничто не будет отвращать их от думы и помышления о Боге».