Живая вода Промысла Божиего
Из бесед с кавказским пустынником
Живая вода
Промысла Божиего
Оглавление:
Часть 1: «Господь вчера и днесь Той же и во веки» (
Начало.
Уход из мира.
В пустыне.
Кончина монаха Давида)
Часть 2: Живая вода Промысла Божиего (Письмо монаха Давида к рабе Божией Нине Григорьевне и брату Иоанну – рассказ о. Давида о своем обращении к Богу)
Часть 3: О монахе Давиде и жизни в пустыне (Из бесед с братом-сподвижником о. Давида – монахом Константином)
Живая вода Промысла Божиего
(из бесед с кавказским пустынником)
(стиль и орфография автора сохранены)
Часть 1: «Господь вчера и днесь Той же и во веки»
Пролог…
Не в столь далекие от нас годы жил в Киеве некий юноша по имени Михаил.
Родители его, люди верующие, воспитали сына в вере и благочестии. Читая книги о жизни святых подвижников, Михаил рассуждал сам с собой: «Хорошо написано, все правильно, все полезно… но… ведь это было-то когда. А есть ли спасающиеся, святые люди сейчас? Ведь Господь один и Тот же сегодня, как и тысячу лет назад».
И загорелось сердце сильным, непреодолимым желанием встретить такого друга. Да не так, чтобы всего лишь казалось, что он спасается, и не так, чтобы люди говорили о нем «он спасается», но, чтобы свидетельство об этой святости было дано Свыше.
Много лет прошло, но дерзновенное желание не угасало…
В это же самое время, под Киевом, жил другой юноша, его тоже звали Михаил. Воспитывался он в неверующей семье и Бога не знал.
В девятом классе Михаил заболел тяжкой, неизлечимой болезнью, диагноз которой не мог поставить ни один врач. Мучения продолжались около трех лет, пока страдалец совершенно случайно не услышал о Царице Небесной, Которая всем помогает. Ему очень захотелось пойти в храм, но он не знал ни одного храма в Киеве, а спросить было стыдно. Но вскоре, опять-таки по «чистой случайности», удалось услышать разговор двух женщин, из которого стало ясно, как добраться до Владимирского собора.
Во время богослужения в этом храме Михаил на одно мгновение увидел на месте иконы живую Владычицу и в сильном потрясении проплакал всю литургию. Душа изменилась. Приехав домой в деревню на каникулы, он стал втайне ото всех молиться.
У Михаила была младшая сестра Нина, девочка лет 14-ти, с которой он начал беседы о вере в Бога. Как-то по случаю престольного праздника в соседнем селе, бабушка пошла в гости к родственнице. Нина выпросилась пойти с ней в надежде попасть в храм. Вечером, придя домой, она, не раздеваясь и не поужинав, легла на диван и заснула. Утро и весь день она больше молчала, была печальна и задумчива. С наступлением сумерек легла спать, так же как и в предыдущий вечер – без ужина и не раздеваясь. На третий день все повторилось…
Прошло около месяца. Однажды, когда дети остались дома одни, Нина рассказала брату о бывшем с ней чуде: «В тот вечер, как мы с бабушкой пришли из храма, меня почему-то сразу потянуло в сон. Я прилегла на диван, тут же заснула и увидела во сне необыкновенной красоты Женщину – точь-в-точь такую, какую мы на иконе в храме видели. Ах, братец, какая же Она!.. На Нее будешь смотреть вечно и не насмотришься. А потом мы пошли... И где только мы были – не передать... Я бы хотела остаться там навсегда, но та Женщина не разрешила, сказала: «Тебе еще не время». Она мне многое показала. Правда, часть из виденного, я забыла сразу, как только проснулась, часть говорить мне не велено, а что могу, расскажу тебе. Я видела всю твою жизнь – и прошлую, и будущую…»
Девочка рассказывала, а Михаил уже не видел своей 14-летней собеседницы – слезы ручьями катились по его лицу. Казалось, что обо всем этом рассказывала не она, а Кто-то через нее. Призывающий голос Божий сверкнул в сердце ослепительной молнией, Михаилу захотелось в ту же минуту оставить все и уйти из мира до конца дней своих…
Но мир не хотел выпускать. Родители стали склонять сына к браку. Тогда его поразила еще одна тяжелая болезнь, и вопрос о женитьбе отпал сам собой. Приступы были настолько сильны, что часто грозили кончиться смертельным исходом. После одного из таких приступов страдалец взмолился Богу о помиловании, и ему было открыто, что жизнь его продлевается еще на пятнадцать лет.
Промыслом Божиим устроилось так, что эти два Михаила встретились. И с момента своей встречи они были уже неразлучны, т.к. имели одну любовь ко Господу и одну огненную решимость всю свою жизнь посвятить служению Ему.
Друзья сговорились тайно оставить свои дома и уехать куда-нибудь подальше от мира. Прослышав, что в Почаевской Лавре живет прозорливый старец Иоанн, братья решили съездить к нему за благословением. Старец, ни о чем не спрашивая, встретил их вопросом: «А вы чего ждете? Собирайтесь и езжайте!»
Вернувшись домой, начали готовиться в дорогу. Поскольку старец не сказал, куда именно ехать, то, рассмотрев карту страны, выбрали наобум Кавказ.
Уезжали, не сказав никому ни слова...
Доехав до города Сухуми, друзья купили туристическую карту Черноморского побережья и наугад наметили путь в горы…
Невозможно в двух словах описать все чудесные события, сопровождавшие выход юных подвижников из мира. Водимые рукой Божественного Промысла, они, сами того не ведая, пришли в землю благословенную, освященную многолетними подвигами монахов-отшельников…
Шли дни, месяцы, годы. Братья все больше и больше убеждались в чудесном водительстве Промысла Божия. Но вот наступила роковая осень 1985 года. Михаил – в монашестве Давид – ушел и не вернулся… В это время он приснился своему брату-сподвижнику, вошел в его келью с вопросом: «Брат, ты собираешься умирать?» – «Моя судьба в руках Божиих, умирать буду, когда Господь смерть пошлет», – ответил тот, проснулся и увидел, как стоящий рядом Давид повернулся и вышел из кельи. Брат удивился, но еще ничего не понял.
Время шло, сердце томилось волнением все сильнее и сильнее. Начались долгие, но безуспешные поиски. Когда измученный вконец сподвижник вернулся в келью, то осознал, что Давида больше нет в живых… По прошествии сорока дней пропавший брат вновь явился другу и сказал: «Я умер в пятницу». По календарю это было 1-е ноября. Так сбылось то, о чем он говорил много лет назад: «Я умру в ноябре 1985 года».
Примечательно, что за много лет до этого события Царица Небесная в Своем чудесном явлении 14-летней отроковице сказала: «Однажды сложится такая обстановка, что у брата твоего потребуют дать отчет о жизни своей…
Среди тех людей, которые будут это требовать, не будет ни одного достойного…Эти люди не поймут его… И тогда он сядет с молитвой на устах и больше не встанет…» Фактически это было предсказание о его смерти. Каковы были предсмертные обстоятельства жизни монаха Давида, на какую Голгофу он был возведен, мы не знаем – рука Божественного Промысла сокрыла сие от нас. Но об этом его последнем, страшном смертном часе Матерь Божия предрекла: «Ему будет очень трудно...» Однако же и сказала: «Тогда Я Сама явлюсь ему»…
Несколько последующих лет Давидов сподвижник провел в полном одиночестве. Тбилисский старец схиархимандрит Виталий каждый день служил за него литургию. На вопрос брата о загробной участи Давида, отец Виталий удивленно ответил: «Ты такое свидетельство имеешь, что же тебе еще надо?!»
Воистину, «Иисус Христос вчера и днесь Тойже и во веки» (Евр. 13, 8). Да помилует Он и нас предстательством Царицы Небесной и молитвами Своего раба приснопамятного монаха Давида. Мы же передадим слово участнику этих событий – Давидову сподвижнику монаху Константину.
Вместо предисловия
Цель моего рассказа – слава Богу, не хотящему смерти грешников и дивными судьбами приводящему их к вере, покаянию и благочестивой жизни; прославление и благодарение Царице Небесной – Подательнице всех благ, Споручнице грешных, Взысканию погибших, а не прославление человека – монаха Давида, который несмотря на данные ему свидетельства Свыше нес сильнейшую брань от врага рода человеческого – диавола и был в такой великой опасности, что спасался «слезами Богородицы» по слову старца Иоанна, благословлявшему нас в пустыню.
И вот для того, чтобы не скрыть этот талант, не скрыть эту величайшую милость Божию, предстательство нашей Заступницы Усердной, приходится мне ныне говорить о том, как складывалась жизнь, и в некоторой степени образ подвига и спасения моего брата во Христе Давида. А поскольку Промыслом Божиим его жизненный путь пересекся с моим и был тесно с ним связан на протяжении двенадцати лет совместного пустыннического жития, то придется мне начать свой рассказ с того, как состоялось наше знакомство и каким образом произошел наш выход из мира.
Рассказ матери
Как-то раз, когда я еще был маленьким, мать рассказала мне о смерти двух старших сестер: Галины и Ксении, которые умерли до моего рождения. Ксении было лет девять. Однажды весной она пришла с улицы домой и говорит матери:
– Мама, что я видела!..
– А что?
– Я лежала на земле, смотрела на небо и вдруг увидела на небе большую дверь. Она открылась, а там – много-много людей и так красиво! Мне очень захотелось туда к ним, но я не могла туда подняться. Потом дверь закрылась, и ничего не стало видно. Что это?
Мать что-то ей ответила… А через некоторое время Ксения заболела скарлатиной, и пока ее довезли до больницы, она задохнулась и умерла. Галина тоже умерла до моего рождения. Играя около небольшого озерка неподалеку от дома, она упала в воду и захлебнулась.
Услышав это, я стал размышлять: если жизнь есть не только на земле, но и на небе, то, следовательно, есть рай и есть ад… И хотя мне тогда было всего около восьми лет, после этого рассказа матери я начал воспринимать жизнь уже более-менее серьезно. И, может, не в дословной форме, но у меня возник вопрос: «А куда же я попаду? В ад или в рай?»
«Конкурс» в рай
Когда мне было лет двенадцать, попал мне в руки церковный календарь. И я начал… считать святых. Я думал, что святых в раю будет сто сорок четыре тысячи, как написано в Откровении, и надеялся, что в рай можно попасть, как по конкурсу в институт.
Но вскоре моя идея потерпела крушение. Произошло это вот по какой причине. Начал я считать. Вдруг встречаю – написано: «Двадцать тысяч Никодимийских мучеников». В другом месте: «Четырнадцать тысяч младенцев, от Ирода в Вифлееме избиенных». В других местах написаны имена мучеников и приписка: «…и иных с ними». Думаю: «А сколько их было, этих “иных”? Десять, двадцать или сто?» Следовательно, пришел к выводу, что нельзя сосчитать святых и определить, сколько их уже есть в Царствии Небесном и сколько «свободных мест» осталось…
После этого пришлось мне более серьезно заняться вопросом своего спасения, решая для себя: куда же я попаду – в ад или рай? То есть, какой образ жизни мне избрать, чтобы не попасть в ад.
Жажда
По воскресным дням и праздникам у нас были семейные духовные беседы на тему спасения. К нам приходил старший брат, который к тому времени был уже женат, и мы все вместе читали Жития Святых и разные душеполезные поучения, в частности, «Уроки христианской любви» протоиерея Григория Дьяченко.
Все это выливалось в более-менее сильную жажду спасения и Богообщения, в определенную детскую молитву, детское желание, высказанное или невысказанное.
Свое внешнее выражение эта жажда находила в обычных религиозных обрядах: всей семьей мы отмечали праздники, ходили в церковь, исповедовались, причащались – религиозность у нас в семье поддерживалась несмотря на повсеместный атеизм. Но все-таки меня такая внешняя жизнь не удовлетворяла – и глубоко не удовлетворяла. Сердце мое искало живого Богообщения. Эта нехватка усиливалась раздвоенностью: в школе давали атеистический настрой, а дома – религиозный. И контраст между ними напечатлевался в душе очень сильно. Не хватало живого Богообщения. И я не знал, как его найти.
Поиск друга
Моя самостоятельная жизнь началась весьма рано. Когда после 8-го класса я поехал в Киев поступать в медицинское училище, мне не исполнилось еще и пятнадцати лет – по этой причине мне не могли выдать даже паспорт. И вот с такого возраста я вынужден был вести уже самостоятельную жизнь…
В городе я был одинок и предоставлен самому себе. Святоотеческих книг со мной не было, в церковь ходил редко. Поэтому здесь я ощутил жажду Богообщения намного сильнее, чем дома. Она томила, мучила мою душу, но я не знал, чем ее утолить.
И тогда я начал молить Господа, чтобы Он дал мне единодушного друга, с которым можно было бы общаться и разделять свои думы, свои желания, стремления – чтобы была хоть какая-то духовная поддержка.
Прошение мое долго оставалось безответным. Молодежи в те времена в храмах было мало, и все мои попытки найти друга оканчивались неудачами…
В таком томлении прошло несколько лет. Но все-таки мои поиски друга и ожидание, что Господь как-то устроит, продолжались. Я стал чаще ходить во Владимирский собор и Покровский монастырь. Как потом выяснилось, примерно в это же самое время мой будущий друг Михаил ходил во Флоровский монастырь, но мы с ним как-то не встречались, потому что из-за дальности расстояния мне неудобно было туда ездить.
Но надо сказать, что моя жажда выливалась не просто в искание друга. Я искал такого друга, о котором бы я знал, что он спасается. Причем не так, чтобы мне казалось, что он якобы спасается, и не так, чтобы люди говорили, что он такой «хороший», «благочестивый», «смиренный» – а именно мне хотелось иметь свидетельство Свыше. Чтобы мне знать достоверно, что я общаюсь с человеком, который спасается.
Правда, тогда я еще не осознавал, что слишком много хочу. Но все-таки эта жажда выражалась моею душою, и я гласно или безгласно вопиял...
Друг
Воистину Господь не оставляет искренно вопиющих к Нему. Он внял желанию моего сердца и послал мне такого друга.
Произошло это следующим образом.
Вскоре после того, как Михаил (будущий монах Давид) обратился к вере, он начал ходить в церковь уже сознательно. И когда он услышал, как люди поют в храме «Верую» и «Отче наш», то начал искать молодого парня, который мог бы ему написать слова этих молитв. Но молодого парня ему не встретилось, а попалась на глаза моя сестра. Во время одной из служб, когда пропели Символ веры, он подошел к ней с вопросом:
– Простите, Вы знаете то, что сейчас пели?
– Знаю.
– Если Вам не трудно, напишите, пожалуйста, мне эту молитву.
Сестра через некоторое время написала и отдала ему.
Прошло довольно много времени. Окончив училище, я пошел в армию. Вернувшись, сразу поступил в Киевский медицинский институт. Через некоторое время приехал к сестре. Разговорились мы с ней о своих делах и, между прочим, она сказала: «У меня в соборе есть один знакомый парень, могу тебя с ним познакомить. Он недавно обратился к Богу, у него было интересное обращение». «Хорошо, – говорю, – при случае познакомишь меня с ним».
В один из дней мы с сестрой поехали в собор на службу. Зашли в метро. Я побежал вперед по эскалатору, а сестра потихоньку пошла вслед за мной. Шел я, шел, смотрю – стоит какой-то парень. Я обошел его, встал впереди и стою рядом. Подходит сестра. Поравнялась с нами, смотрит так удивленно: «Ну, вот, – говорит, – я хотела вас познакомить, а вы уже стоите рядом! Знакомьтесь: это тот самый парень, о котором я тебе говорила».
Так состоялось мое знакомство с Михаилом, моим будущим сподвижником по пустыни, и завязалась наша дружба.
Живая Вода
На следующий день после воскресной службы, гуляя с Михаилом по городу, мы подошли к Золотым Воротам. Сели на скамеечку и начали беседовать. Михаил рассказал мне историю своего обращения к Богу – каким удивительным образом Господь вразумил его и обратил от неверия к вере.
Я слушал, затаив дыхание. Для моей жаждущей души это была Живая Вода. «Да, – подумал я тогда, – это тот самый друг, которого я столько лет искал...»
Это, действительно, была милость Божия, потому что моя душа терзалась. Хотя я и не сомневался в вере, но все-таки думалось мне так: были святые, праведные, имели благодать Святого Духа, и они спасались... Они творили чудеса, они терпели мучения, они совершали великие подвиги… А сейчас всего этого не видно. Нет чудотворцев, не видно таких подвигов. Как же сейчас люди спасаются? И кто сейчас спасается, и чем? Если земля стоит, значит, есть святые. Но где они? Как их можно найти и по чем их можно определить?..
Целый ряд подобных вопросов у меня витал, я искал на них разрешения и не находил. Человеческому свидетельству я не доверял – знал, что бывали ошибки,[1] потому именно и искал удостоверения Свыше. И вот, когда я услышал о той милости Божией, которая была дарована Михаилу, для меня это было действительно Живая Вода – то, что я искал и жаждал много лет.
С тех пор у нас завязалась тесная братская дружба, и мы уже не разлучались. Я продолжал учиться в институте, а Михаил работал фельдшером в селе. По воскресным дням он приезжал в Киев, и мы проводили вместе несколько часов. Потом он ехал к себе на участок, а я оставался в Киеве. Меня это, конечно, не очень удовлетворяло, но все-таки сильно поддерживало.
Вразумления
Как-то раз попал я к другу, тоже студенту, из консерватории, и по его намёку дал ему денег. Но он пустил их куда-то не по назначению. Другой раз дал – он тоже сделал не так, как нужно. Третий раз просил – я уже не хотел ему давать, но заколебался, и внутренне говорю: «Господи, вразуми, давать ему или не давать? Они вроде бы не идут по назначению, я сам студент…» Хотя я уже тогда и работал, но 60-70 рублей на полное обезпечение себя – не много. И благоразумно ли давать милостыню в значительных размерах, если она не употребляется на необходимости? И тут мне приходит такой внушительный помысел: «Давай, пока есть возможность. А то, может быть, впоследствии придется самому брать» (в смысле – милостыню). Думаю: «Ничего себе! Что это случится, что я буду брать милостыню?! Странно...» Дикой мне показалась эта мысль, но я встрепенулся.
Надо сказать, медицину я любил, и любил сильно. Я никак не мог подумать, что когда-нибудь смогу ее оставить или изменить свой образ жизни.
Но Господь потихоньку вразумлял. Попалась мне как-то раз одна брошюра. Там я прочитал приблизительно следующее: «Если ты делаешь доброе дело, и оно тебе нравится, и тебя за это благодарят, и ты это принимаешь, значит, ты получаешь всю свою награду здесь, на земле. Мзды на небесах, в Царствии Небесном, уже не жди». Прочитал я это и подумал: «А чем же я буду спасаться, если я уже все получаю здесь?» Задумался я тогда…
Потом были и другие вразумления.
Хотя я верующий с детства, но в школе участвовал в кружке духового оркестра. Во время учебы в институте тоже принимал участие в художественной самодеятельности. Комсомольцем был. И часто бывало так, что с утра иду в церковь, а вечером – на комсомольское собрание. Успевал везде: и там, и там. Но вот однажды меня поразили слова одного из так называемых активистов. Дело в том, что у меня было два старших брата, которые, в отличие от меня, подобными делами не занимались. И вот этот советский «вожак» однажды сделал мне такой «комплимент»: «Это – наш парень!» Дескать, что он, в отличие от своих братьев, участвует и в комсомоле, и в общественных мероприятиях. Когда я это услышал, меня буквально пронзило: «Ах, вот как! Я – верующий, и в то же время – “их парень”! Так чей же я все-таки тогда?» Это было весьма отрезвляющим фактором и послужило толчком к тому, чтобы более серьезно задуматься над своей жизнью.
В то время у нас появился еще один друг, киевлянин, который тоже был верующим. Он окончил институт, поступил в аспирантуру и работал в больнице с министром здравоохранения Украины. Приехал я как-то домой и разговорился с отцом. Рассказал ему о своей работе, о своих друзьях. Он обрадовался: «Ну-ну, мол, хорошо!.. В том же духе и действуй – может, еще в ЦК партии попадешь!»
От этих слов у меня внутри словно что-то оборвалось. «Нет, – думаю, – уж это мне не нужно…»
С тех пор зародилась во мне мысль, что надо как-то пересмотреть свою жизнь, поскольку есть явная опасность, что мир через свои соблазны будет постепенно увлекать меня все глубже и глубже. Как бы не засосало в этот омут окончательно. А потому нужно более серьезно заняться своим спасением.
Случай в соборе
Однажды стоял я в соборе на вечерней службе. Вдруг слышу – какой-то шумок. Подошел ближе, чтобы посмотреть, что там происходит, и увидел: стоят парень и две девушки (молодежь обычно вечером заходит в собор посмотреть его убранство). И вот одна из этих девушек смотрит на икону Божией Матери, что в центральной апсиде Владимирского собора, и так громко говорит: «Смотрите, смотрите! Она ведь живая! Живая!» Ее спутники пришли в смущение. Подруга начала дергать за рукав: «Замолчи!.. Да замолчи же ты!..» Но девушка, не обращая на это внимания, продолжала в восторге повторять: «Смотрите: Она живая!.. живая!..»
Я посмотрел на икону и, конечно, не увидел Матерь Божию живой, но подумал: «Вот, еще одну душу Царица Небесная исхитила из сетей вражьих. Еще одна душа пришла от неверия к вере. Какая Царица Небесная! Как Она промышляет о нас, как заботится, как извлекает из погибели и призывает к вере и спасению каждую душу, могущую вместить Ее призвание…»
Кончилась служба, я стал наблюдать, что будет дальше. Нужно всем выходить – эта девушка не хочет, начала плакать. Но друзья все-таки вытолкали ее из собора, посадили в троллейбус и уехали. Если бы я, конечно, не был парнем, то, может быть, и подошел бы к ней, но мне как-то неловко было к ней подходить.
Утром, придя в собор, я начал внимательно наблюдать за молящимися. «Неужели, – думаю, – она не придет в храм снова?» Посмотрел: вроде бы не видно. Уже решил, что ее нет, когда вдруг в конце службы вижу: впереди, около самого амвона, стоит эта девушка. Повязана платочком, молится… Слава Тебе, Господи! Еще одну душу призвала Матерь Божия. Подобно, как моего друга Михаила Она встретила в свое время в этом же соборе и с этой же иконы, так и эту девушку.
На перепутье
Случай в соборе глубоко запал мне в душу. И вот однажды, будучи на службе, посмотрел я на эту икону, и мне запала такая мысль: нужно как-то решать свою дальнейшую судьбу. Так дальше терпеть невозможно. Ну, конечно, возможно… Но нет смысла. Такая раздвоенность: приходится все время «играть». В институте я – неверующий, на работе – неверующий, а в храм идешь – молишься… Опять-таки, комсомольская работа, демонстрации институтские, кружки танцевальные, пение. Ну зачем мне это надо?..
Я, чтобы не участвовать в комсомольской работе, перевелся на вечернее отделение и устроился работать в больницу. Но и тут оказалось не легче. Придешь, бывало, на работу, и порой не знаешь, как себя вести. Скажем, праздник 8 марта. В отделении почти весь медицинский персонал женский: сестры, санитарки, врачи. Если не поздравишь, сразу обижаются: «Феодосьевич, а почему Вы меня не поздравили? Сегодня ведь праздник!» Что ей сказать на это? Что я не признаю этот день за праздник?
Ну, когда шуточкой-прибауточкой ответишь, когда, может, и скажешь (прости, Господи!) «поздравляю». Но поздравление-то поздравлением, а потом ведь нужно идти и праздничную выпивку устраивать – это еще труднее. Тем более что 8 марта приходится, в основном, на Великий пост.
И вот эта раздвоенность между мирским и духовным сильно тяготила мою душу.
Совет с Михаилом.
Поездка к старцу
Постепенно все мои размышления свелись к тому, что смотреть на жизнь надо более серьезно, нежели я смотрю в настоящий момент. Ведь, к моему стыду, получается, что хотя я с детства верующий, а так холодно отношусь к делу своего спасения. Надо этим заняться более серьезно.
Думал я думал, как это можно осуществить, и наконец поделился своими мыслями с Михаилом. Он меня поддержал и сказал: «Я тоже об этом давно уже думаю».
Через некоторое время пришлось нам быть в гостях у нашего общего друга Михаила-третьего (мы все трое были тезками). Разговорились на эту тему. Его мать выслушала нас и говорит: «Если вам нужно узнать волю Божию, я могу вам указать, где есть прозорливый старец. Его зовут отец Иоанн. Он раньше жил в Киево-Печерской Лавре, и там уже имел дар прозорливости. Сейчас он находится в Почаевской Лавре. Так что, если у вас есть недоумения, серьезные жизненные проблемы, езжайте к нему. Помолитесь, спросите. Он вам скажет, что и как сделать. Вот и у моего Миши есть вопросы. Если хотите, поезжайте вместе».
Посовещавшись с Михаилом насчет этого предложения, мы решили ехать. Договорились о времени, заранее взяли билеты.
Пока собирались, узнала о поездке моя мать. Говорит: «И я хочу в Почаев». Пришлось мне отдать ей свой билет. Думаю: «А я-то как поеду?» Пошел в кассу. Народу полно, билетов уже нет – только за час до отправления снимают бронь. Взмолился: «Господи, Ты же видишь, что нам нужно. Что делать?» Знакомых в кассе нет. Ну, ладно… Положился на Бога, подошел к кассе, кричу: «Мне до Красноармейской!» Вдруг кассирша поднимается с места, и через головы, через руки, тычущие ей рубли, берет деньги у меня. Взяла и села. Думаю: «Вот искушение! Сейчас куда-нибудь не туда выпишет…» А там все кричат – шум, гам стоит… К моему удивлению, она выписала билет правильно – подает мне, смотрю: до Красноармейской. Еще более удивительно, что наши места оказались рядом. В этом я увидел знамение милости Божией. Значит, Господь промышляет, заботится о нас – благословляет нашу поездку.
Михаилу-третьему нужно было выяснить: жениться или нет, также он думал взять благословение на самостоятельное оперирование. А нас интересовал другой вопрос: богоугодное ли дело бросать медицину и идти заниматься только своим спасением? У нас были мысли оставить мир и уйти куда-нибудь в пустыню, потому что мы понимали – в монастырь нас не примут. Там не принимали даже простых ребят, а тем более с институтом. В советское время об этом и думать было нечего. Так что только уходить из мира куда-нибудь подальше. А куда? В пустыню. Хотя, если честно сказать, где можно найти такую «пустыню», мы не имели никакого понятия...
Когда приехали к старцу, Михаил-третий зашел первым, поскольку он был раньше знаком с батюшкой. Потом зашли мы. Нас с Михаилом старец видел впервые. Однако, не спрашивая ни слова, он почти с самого порога разрешил наше недоумение: «А вы чего ждете? Собирайтесь и езжайте!»
Так без нашего вопрошения мы получили ответ на свой вопрос.
Часы
Много еще назидательного сказал нам старец, что впоследствии исполнилось.
А со мной получился конфуз. Увидев мои наручные часы, старец сказал: «Давай поменяемся. Вот тебе будильник – выбирай какой хочешь, а мне давай твои часы». Жалко мне стало расставаться со своими командирскими часами. Я ими хвастал, что они такие красивые, с красной звездой, золотым циферблатом, очень точно идут, светятся. И пожалел, не взял будильник. Если бы взял, может быть, было бы лучше. Старец посмотрел на меня и говорит: «Сдохли часы! Сдохли часы!»
…Когда мы уже сели в автобус и выехали из Почаева, мои «безупречные» часы вдруг остановились. Думаю: «Вот это да! Что это такое с ними случилось?» Хотел было их завести или что-то с ними сделать, но потом передумал: «Нет, не буду их трогать». И через некоторое время они пошли вновь.
Потом уже я понял, что в том, что говорят и делают старцы, ничего не бывает случайного. Вот хотя бы эти часы. Старец хотел показать мне на них, что жизнь моя изменится. В миру она у меня была такая напряженная, что я ее расписывал за месяц вперед. Поскольку были дежурства, то я рассчитывал дни до минут – как надо распределить время, чтобы успеть сделать все свои дела. А старец говорил: «Давай мне свои часы», чтобы я не рассчитывал свое время по минутам на каждый день, а вставал лишь на молитву по будильнику. Как бы так говорил: «Бери будильник, только вставай и молись. Больше тебе ничего не надо…»
Начало сборов. Причина задержки.
Крещение Павла
Получив благословение от старца, мы тут же начали собираться.
Вначале нужно было рассчитаться с работы. Но Михаила не рассчитывали, потому что он еще не отработал два года после училища. В те годы существовал такой закон: студент после получения диплома в обязательном порядке должен был отработать по своей специальности два года.
Конечно, может быть, наш отъезд совершился бы по человеческому разумению и раньше, но дело в том, что отец Михаила – Павел – не был крещен. Наверное, Богу было угодно задержать нас до того времени, пока мы не узнаем о его крещении, чтобы молиться за него уже без сомнений.
Когда около двух лет назад произошло чудо с Ниной – отец своими собственными глазами увидел необъяснимое для него явление, – то был поражен до глубины души и понял, что в мире существует что-то сверхъестественное[2], но жизни своей, к сожалению, не переменил.
По прошествии же некоторого времени последовало еще одно вразумление. Утонул его брат – пошел купаться, нырнул, ударился обо что-то головой, потерял сознание и захлебнулся. Потом он приснился Павлу и что-то сказал о вере в Бога. Это для атеистически настроенного Павла было последним толчком к тому, чтобы принять крещение.
Куда ехать?
После того, как крестился Михаилов отец, с работы Михаил рассчитался уже без затруднений. Я тоже рассчитался. И мы собрались ехать. Но куда? Об этом мы не имели ни малейшего понятия. Старец не указал конкретного места, поэтому мы начали решать сами...
О том, чтоб идти в монастырь, не могло быть и речи, потому что знали, что монастыри разгоняют. В семинарию нас не тянуло. А надо уходить только в пустыню. Но где та пустыня? Сейчас, в XX веке, нет пустыни. Ничего мы о ней фактически не знали.
Что делать? Пошли в кассу предварительной продажи билетов. Там висела огромных размеров карта Советского Союза. По ней мы начали искать пустые места – где наименьшая густота населенных пунктов. Посмотрели и определили: Дальний Восток, Казахстан и Кавказ. Стали советоваться. Дальний Восток – далеко. Казахстан? Да, можно было бы… настоящая пустыня, тепло. Только думаем: что же там? И деревьев нет – жилья себе никакого не построишь… и казахи там такие… какие-то не очень приветливые. А поскольку я отдыхал в 1966 году под Геленджиком, немного Кавказ видел, то и решили – на Кавказ.
Скорбь Михаиловой матери. Неожиданное утешение
Уезжали мы, не сказав никому ни слова о своих намерениях.
Когда я, как обычно, прощался с матерью, она вдруг сказала: «Пойду провожать тебя до автобуса», хотя раньше этого никогда не делала. Что-то в душе у меня защемило, так захотелось мне в тот момент поцеловать эти материнские руки…
Михаил простился только с бабушкой. На прощание она ему сказала: «Мы с тобой в этом мире больше не увидимся». А с матерью он не простился. Она за него, конечно, очень переживала. Единственный сын… Он и сестра – у них только двое детей было.
Но, между прочим, можно, забегая вперед, сказать о том, насколько эта материнская любовь приносит благо и детям, и самой матери.
К нам в горы несколько раз приходил некий странник. Этот странник – впоследствии схимонах С. – был уже в возрасте, участник Великой Отечественной войны, как говорили – летчик. Награжден медалями, орденами (кажется, даже герой Советского Союза). После войны он демонстративно странствовал в подряснике: считал, что это – своего рода проповедь христианства. Везде милиция к нему приставала, но, посмотрев документы, безпрепятственно отпускала.
И вот однажды зашел у нас с ним разговор – мы поделились с ним, кто мы и откуда. А потом отец С., странствуя по святым местам, попал в Киев и встретился там по Промыслу Божию с Михаиловой матерью. В соборе он увидел плачущую женщину и начал утешать ее. И когда он с ней разговорился, то это оказалась мать Михаила. Отец С. рассказал ей, что ее сын жив, здоров и теперь ведет монашескую жизнь на Кавказе.
Мать была сильно потрясена, но все-таки утешилась его рассказом.
...Судьбы Божии неисповедимы – только одному Господу ведомо, каким образом Он обращает к покаянию души человеческие, даже если они не хотят Его знать – своего Создателя и Промыслителя. Ведь, как говорил Михаил, его семья жила чисто мирской жизнью и была далека от всяких религиозных понятий. Но вот пришло время и исполнилось то, что было предсказано Царицей Небесной об их матери: «В конце концов, она поверит и в церковь пойдет...» За ту материнскую скорбь, которую понесла эта женщина, как бы потеряв (в мирском смысле) своего сына, посвятившего себя Богу, Бог послал ее душе таковую Свою милость.