Что такое «инстинкт свободы»?

Об этом «инстинкте» гуманитарии часто пишут как о чем-то несомненном и свойственном человеку. Этологу трудно понять, что подразумевают иные авторы под этим словом и с какими действительно существующими у человека инстинктами можно его связать.

Если свобода — это возможность делать, что хочется, ни от кого не зависеть и никому не подчиняться и иметь все, что хочешь, то такой «свободы» животное достигает, заняв вершину пирамиды. Если свобода — это неучастие в иерархических стычках, то и такая программа у нас есть, но жить по ней согласны немногие. Ведь она предполагает, что я не только никому не подчиняюсь, но и никого не подчиняю себе. Дома, имущества, семьи и детей мне лучше не иметь: во-первых, их нужно защищать, а во-вторых, они ограничивают свободу. Получается свобода древнеиндийских гимнопедиев, древнегреческих киников, недавних хиппи, современных панков и бичей. Скорее всего, гуманитарии объединяют обе свободы. Для отдельных людей, например наследственно богатых и знатных, состояние, близкое к этому, было достижимо во многих обществах. Но для многих или почти всех членов общества оно обретается в той или иной степени только в правовом демократическом государстве.

Откуда взялась демократия?

Демократическая форма организации даже самого маленького общества, в отличие от авторитарной, невозможна, если члены этого общества не умеют говорить. Одной мимикой и жестами коллективно не обсудить сколько-нибудь сложные вопросы и не выработать решения. Поэтому ни одну из общественных организаций животных, даже самую доброжелательную к каждому из своих представителей (у дельфинов, например), не назовешь демократией в человеческом понимании.

Знатоки современной этологической литературы могут мне возразить, что великолепно организованные семьи муравьев, пчел, ос и шмелей — это своеобразные демократические коммунистические цивилизации, где правят рациональные и справедливые законы, перед которыми все равны и которые все стремятся исполнять честно и ответственно. Более того, там как-то обсуждаются некоторые интересующие всех вопросы, возникает что-то вроде партий, ведется какая-то агитация, вспыхивают и разрешаются «политические» конфликты. Но я уклоняюсь от дискуссии на эту тему, так как мы слишком мало знаем. Горько понимать, что у человечества находятся миллионные суммы на поиски внеземных цивилизаций, а земные цивилизации общественных насекомых, живущие рядом — только выйди в лес и найди ближайший муравейник, изучает горстка лишенных средств энтузиастов. Даже награждение Отто Фриша Нобелевской премией за открытие сложного и информативного языка пчел не подхлестнуло финансирование подобных работ! Конечно, изучать и понимать эти маленькие цивилизации, кое в чем более сложные и совершенные, чем наши, очень трудно, но все же когда-то надо этим заняться.

Если демократия невозможна без языка, то ясно, что до появления речи она у наших предков не возникала. Кажется, что бригады загонных охотников — самое подходящее место для зарождения некоторых начатков демократических взаимоотношений. Одним из преемников этих начатков была «военная демократия» плававших на весельных кораблях полуразбойников-полуторговцев. Древние греки, попробовавшие в начале своего пути к Олимпу и это амплуа, первыми осуществили демократию в постоянной борьбе с тиранией и олигархией, т.е. структурами иерархическими. Греки нащупали простой механизм: те, кто лично свободен, имеет дом, собственность и семью, образуют собрание, принимающее законы в защиту этих ценностей (а они соответствуют инстинктивным потребностям человека). Исполнительная власть образуется из тех же граждан по жребию, на заранее оговоренное время. Такой способ, конечно, не дает власть в руки самых компетентных, но зато он мешает пробраться к власти самым настырным. Все спорные вопросы на основе законов решает суд, в котором каждый может обвинять и защищать. Суд предохранен от захвата его настырными персонами своей многочисленностью: в него входят сотни граждан. Наконец, людей, проявивших склонность к захвату власти или приобретших опасно большое влияние на окружающих, народное собрание по результатам тайного голосования подвергает остракизму — изгнанию.

Современная демократия заботится о сохранении возможности заниматься политикой тем, кто остался в меньшинстве. Греки так к политическому меньшинству не относились, потому что оно было против самого демократического строя и стремилось его свергнуть.