Главный редактор журнала «Итоги» (1996–2001)
Империя Гусинского «Медиа-Мост» формировалась во многом в результате большой серии случайных событий: какие-то неожиданные знакомства, внезапные договоренности, нечаянные успехи — все складывалось одно к одному. Так вышло, что группа журналистов, уходивших из «Независимой газеты» Третьякова (важную роль тогда сыграл Михаил Леонтьев) в самом начале 1993 года, уговорила банкира Гусинского, который никогда раньше ничем подобным заниматься не собирался, вложить некоторое количество денег в медиапроект. Так образовалась газета «Сегодня». По мере того как газета развивалась и набирала популярность, а это происходило очень стремительно, Гусинский почувствовал вкус к новому делу. Ему нравилось, как все устроено, он был увлечен самим процессом, играл в редакцию — как в солдатиков, но в нем постепенно начало бродить смутное ощущение, что это занятие, может быть, должно стать его основным бизнесом. И на протяжении нескольких последующих лет он становился все меньше и меньше банкиром, а все больше и больше медийным магнатом.
Именно потому, что Гусинский был увлечен газетой, в один прекрасный день Олегу Добродееву и Сергею Звереву (не тому, который парикмахер, тому, который теперь важный пиарщик всероссийского масштаба) удалось завести Гусинского на то, чтобы заняться телеканалом, и отсюда родилось НТВ. И чем больше империя разрасталась, тем сильнее ему хотелось, чтобы дело приобрело какой-то международный масштаб. Тем временем наступил 1995 год. Это был чрезвычайно тяжелый для Гусинского момент, когда он первый раз в жизни насмерть разругался с властью: случилась знаменитая «Операция «Мордой в снег» — конфликт между Гусинским и его службой безопасности, с одной стороны, и службой безопасности Кремля во главе с Коржаковым — с другой стороны. Теперь про «Мордой в снег» почти никто не помнит, а в те времена это было невиданное событие грандиозного политического масштаба. Они там в буквальном смысле не разобрались на дороге, чей кортеж должен уступать дорогу, кому можно ездить по городу с гранатометом, а кому только с пулеметами, — и наконец произошло прямое, почти вооруженное столкновение: никто, слава богу, не стрелял, но морды друг другу участники били сильно.
В результате Гусинский был вынужден в первый раз бежать из России и обосноваться в Лондоне. Оттого, может быть, основа для известности именно за пределами России Гусинскому требовалась еще сильнее. В какой-то момент у Гусинского (а может быть, у Игоря Малашенко, который уже тогда был его главным политическим советником) родилась идея наладить партнерство с каким-нибудь крупным американским журналом. Претендентов, собственно, могло быть только два: Time и Newsweek. У Time к тому моменту уже был отрицательный опыт нескольких провалившихся попыток укорениться на российской почве, а вот Newsweek пошел на контакт охотно.
Я впервые получил совершенно для меня неожиданное предложение от Гусинского — придумать новый журнал, а потом стать его главным редактором — как раз в Лондоне. Я тогда был одним из обозревателей газеты «Сегодня», политическим хроникером, занимался центральными властными сюжетами: президентом и его администрацией, правительством, конституционным судом. Происходила реальная живая политическая борьба, дело двигалось к президентским выборам 1996 года, было понятно, что это будут тяжелые выборы. У Ельцина с каждым днем становилось все меньше шансов их выиграть. В общем, я был увлечен «хроникой дня».
Гусинский позвонил из Лондона, и через три дня (с визами тогда было попроще) я прямо из Хитроу приехал на такси к нему в офис. Говорили мы, может быть, полчаса, не больше. При разговоре присутствовала Доринда Эллиотт — тогдашний корреспондент Newsweek в Москве, ее американская редакция попросила тоже поехать, посмотреть, что это за странные люди из России пристают со своими затеями. В общем, получилось, что хоть это был первый в моей жизни визит в Лондон, ничего я там в тот раз не увидел: дело кончилось тем, что мы с Дориндой вернулись в гостиницу, сели там в лобби и просидели двое суток, питаясь чаем и какими-то сэндвичами. Доринда мне рассказывала, что такое Newsweek, в котором я на тот момент никогда не был, как он устроен внутри, чем он хорош и знаменит, и мы обсуждали, как сделать так, чтобы в новом журнале удалось эти ценности внедрить и сохранить. А потом я опять сел в такси и уехал в аэропорт.
Новый журнал назывался «Понедельник». Но пока шли все обсуждения и разработки, в Москве вышел другой еженедельник с таким названием: «Понедельник» — первый журнал, выпущенный на русском языке Эндрю Полсоном, будущим основателем «Афиши». Так что мы стали срочно придумывать другое название. Придумали: проект стал называться «Профиль». А потом Гусинскому пришло в голову, что нужно, если уж это издание все той же медийной группы, поддерживать симметрию в наименованиях. Раз уж есть ежедневная газета «Сегодня» и ежедневная информационная программа «Сегодня» на НТВ, то пусть уже будет параллель к еженедельной программе «Итоги». Так и сделали. А «Профиль» через некоторое время вышел сам собой. Правда, много лет спустя выяснилось, что все эти годы наш редакционный факс был настроен таким образом, что как его когда-то на заре проекта запрограммировали, так он и продолжает рассылать факсы с грифом «Профиль» на полях.
Для «Итогов» огромное значение сыграло то, что в команду — очень молодую и энергичную — были приглашены люди из совсем другого поколения. Фотодиректором стал Олег Иванов — тассовский фотограф и фоторедактор старой школы, из легендарных тассовских зубров. А арт-директором был приглашен Аркадий Троянкер — гуру, патриарх, классик российского графического дизайна. Человек, который в советское время был главным художником издательства «Книга», самого сильного в смысле дизайна издательского предприятия, с мировым именем. Он, конечно, понимал, в принципе, как делаются журналы, но никогда он не создавал макета еженедельного журнала с нуля, на голом месте, ориентируясь на западные аналоги, это была абсолютно новая для него профессия. Ему было под шестьдесят, а он никогда в жизни не работал в журнальной редакции, не стоял у «конвейера» редакционного. И совершенно не владел никакой техникой, никакими верстальными программами, никакими «макинтошами», ничем. Ему нужен был какой-то мальчик, который по его указаниям «тыкал бы пальцами в кнопки», как он говорил. И вот он вспомнил, что у одной его старой приятельницы, кажется, сын как раз по этой части и что-то такое в этих всех компьютерах понимает. Приятельницу звали Татьяна Толстая, а мальчика — Тема Лебедев. В результате макет «Итогов» создавался таким образом — сидел Тема Лебедев у себя в мастерской, «тыкал в кнопки», а за спиной у него стоял Троянкер, пальцем водил по экрану, говорил: «Это левее, а это повыше, а тут покрупнее чуток…»
Сегодня часто приходится слышать, что «Медиа-Мост» был инструментом в руках Гусинского, с помощью которого он пытался решать какие-то свои бизнес-задачи. Я с этим совершенно не согласен. Очень многое зависело от конкретного издания, от лидера этого издания. Я хотел бы все-таки напомнить, что во главе НТВ в самые отчаянные «инфо-военные» времена был человек по имени Олег Добродеев. То, каким был НТВ, как были устроены отношения между НТВ и Гусинским, в значительной мере зависело от того, какую позицию занимал Добродеев. Точно так же газета «Сегодня» принимала участие в разного рода медийных конфликтах, в том числе в знаменитой войне за Связьинвест, в тот момент, когда ее возглавлял — просто-таки исполнял обязанности главного редактора или интенсивнейшим образом управлял газетой вместе с номинальным главным редактором — человек по имени Дмитрий Бирюков, нынешний директор и владелец издательства «Семь дней». А вот во главе «Эха Москвы» был уже тогда Венедиктов — и позиция «Эха Москвы» по ходу всех войн и разбирательств выглядела совершенно иначе. Во главе «Итогов» был я — и позиция «Итогов» тоже была особенной. Все это определялось живыми людьми, их взаимоотношениями, их отношением к профессии, их пониманием своего долга. Гусинский был живым человеком. Ему можно и нужно было объяснять свою точку зрения, спорить с ним, скандалить, если нужно, иногда хитрить и интриговать. У нас складывались нормальные взаимоотношения между живыми людьми — сложные, но живые. Это было непросто и иногда рискованно: Гусинский был владельцем компании, он был резок и злопамятен, мог в любой момент уволить каждого из своих сотрудников. Но заслуга Гусинского — что он уважал выбор своих сотрудников и готов был вести с ними прямой разговор, выслушивать их аргументы.
«Итоги», конечно, были в уникальном положении. Они были нужны Гусинскому как важный элемент его международной репутации. Я сам много раз видел, как, приезжая в Нью-Йорк, на каких-то важных встречах, светских раутах он представлялся «Владимиром Гусинским, издателем журнала «Итоги» вместе с Newsweek». Есть такое французское выражение — «купить себе балерину». Я много раз говорил Гусинскому, что «Итоги» — это, разумеется, его балерина, и она, конечно, будет танцевать то, что он ей прикажет, но он должен понимать, что танцев хватит ровно на один раз. Я ему говорил: «Ты потратишь свою балерину за пять минут. Репутация журнала рухнет. Доверие к этому имени построено ровно на том, что все видят, как балерина танцует сама по себе, без принуждения. Один раз журнал сломаешь — придется начинать все с начала и строить другой». Для Гусинского и его коллег это соображение было существенным. Аргумент этот работал даже в самые напряженные моменты.
Перед первым туром президентских выборов 1996 года «Итоги» вышли со знаменитой обложкой: крупно лицо Зюганова с пририсованными гитлеровскими усиками. Эти усы пририсовал я — собственноручно. История заключалась в том, что несколько коммунистических звезд, прежде всего генерал Макашов, начали последовательно в предвыборной кампании играть на антисемитской ноте. Зюганов молчал, все ждали, что он вмешается, поставит своих холуев на место. Этого все никак не происходило, а потом он сделал несколько трусливых заявлений, которые при желании давали людям возможность посчитать, что он согласен с Макашовым и остальными подонками. Вместо того чтобы от них отделиться, он сам решил немножечко на этой лошадке покататься, но осторожненько, трусливо. Это невероятно гнусно выглядело. Мы тогда сделали подробный текст на эту тему, а для обложки взяли крупное фото Зюганова, и я вышел в ньюс-рум, где верстальщики сидели, собрал вокруг несколько человек и говорю: «Вот, смотрите, я беру фломастер и рисую. Я сам. Если будет судебный процесс, можете спокойно отвечать, что это я усы пририсовал». Судебного процесса не было, потому что цитаты были точные — и фашистский их характер был очевиден.
Еще очень запомнилась вся история с болезнью и операцией на сердце Ельцина поздней осенью 1996-го. Тогда несколько месяцев все пытались понять, что происходит со здоровьем Ельцина, разузнать, какой диагноз, чем в точности он болен. Был миллион вариантов, подозрений. Но не было никакой достоверной информации на этот счет: все окружение ельцинское молчало, никто ни единого звука не хотел произнести. Так и не было никаких шансов ничего раздобыть, пока некоторым, например мне, не пришло в голову, что если мы ищем медицинскую информацию, то ее надо искать все-таки у врачей, а не у кремлевских чиновников. Я стал искать источники в медицинских кругах и довольно быстро нашел кардиологов, которые, будучи частью московского кардиологического сообщества, были отлично в курсе всего, что происходит. Выяснилось, что среди кардиологов насчет диагноза Ельцина нет вообще никаких секретов. Спустя короткое время у меня была вся информация на этот счет.
Например, один хороший кардиолог мне подарил чей-то рентгеновский снимок и объяснил, что сердце на нем — точно такое, как у Ельцина, с точно таким же заболеванием, на той же самой стадии, с такой же степенью поражения сосудов и тканей. Я написал большой текст по всем этим разговорам, мы и снимок тот поставили на полосу.И за день до отправки журнала в типографию выяснилось, что верстка попала в руки Татьяне Дьяченко, я уж не знаю, как и кто ей вручил. Ну, и у меня раздался телефонный звонок, и меня очень настоятельно попросили, чтобы статья была на один номер отложена. Аргументация была такая: именно сейчас происходит кровавая борьба за то, чтобы Ельцин согласился на операцию, и есть опасность, что если он увидит публикацию, то взбесится и откажется. А можно, при желании, наоборот, использовать ее как аргумент: принести Ельцину и сказать — вот, посмотрите, что у журналистов уже есть, готовится к выходу, давайте сами объявим, что собираемся оперироваться, пусть информация лучше исходит от самого же президента.
Это была большая проблема, действительно, как уговорить Ельцина: известно, например, что большую роль сыграл тогда Черномырдин, который за пару лет до этого сам перенес такую же операцию шунтирования. Я согласился, но сказал, что тогда я хочу, чтобы в следующем номере, когда публикация выйдет, она сопровождалась эксклюзивным комментарием самого же Ельцина. Мне пообещали — и обещание выполнили: я задал вопросы, какие хотел, и получил подробные ответы, хоть это интервью и было организовано «по переписке», на бумаге.
Между Гусинским и, скажем, Березовским разница очень существенная, и сваливать их в одну кучу совершенно неправильно. Я тут Гусинского ни от кого защищать не собираюсь, но все же хочу напомнить одну простую вещь: как бы ни было модно говорить про Гусинского, что он «все украл и отобрал», — объективно говоря, все то, чем Гусинский владел, он создал сам. Вот просто брал и создавал на голом месте. НТВ — до Гусинского не было, газеты «Сегодня» — не было, «Итогов» — не было, «НТВ-Плюс» — не было. И все это в отличие, например, от Березовского, который старался брать готовое. ОРТ — было, «Независимая газета» — была, «Коммерсант» тоже не на Березовском начался, и прочее. Давайте не будем про это забывать. Когда «Медиа-Мост» стал серьезно развиваться, Гусинский последовательно и методично сворачивал всю свою стороннюю деятельность. Операции с недвижимостью, строительство, «Мост-Банк» знаменитый, который был когда-то его главным детищем, одним из крупнейших в стране розничных банков, к концу девяностых, в сущности, превратился в банк, который работал на обслуживание самой компании, ее операционную деятельность. Гусинский был первым, кто попытался построить собственную развитую во все стороны медийную компанию. Он был человеком, который по меньшей мере трижды создал условия для формирования журналистской команды чрезвычайно высокого класса: я имею в виду газету «Сегодня», НТВ и журнал «Итоги». Это означает, что Гусинский несмотря на все поразительные особенности своей натуры обладал уникальным талантом создавать правильный рабочий климат, благоприятную среду, в которой росли и развивались такие вот сложнейшие творческие системы.
В одном из последних номеров «Итогов», сделанных редакцией, которой я руководил, вышел текст, который был написан не мною вовсе, а журналистской командой целиком. Я его даже не редактировал и только в конце концов подписал вместе со всей остальной редакцией. Я знаю, кто принес в редакцию дискету с основой текста, — это был кинокритик Юрий Гладильщиков. Я знаю, кто этот текст редактировал и переписывал, — это был писатель Лев Рубинштейн. Я знаю, кто вносил последнюю стилистическую правку, — это был политический обозреватель Дмитрий Пинскер. Текст назывался «Итоги там, где мы»: в нем была одна очень важная, ключевая фраза — «мы избалованы свободой». Свободно делая свой свободный журнал, с тем достоинством, которое нам кажется правильным, мы были избалованы этим. «Итоги» были предоставлены сами себе: люди работали, ориентируясь на свои собственные представления о правильном и неправильном. Редакция написала этот текст, обращение к читателю. Не я его писал, Конечно, мы понимали, что выжить эта штука не может.
«Не дай Бог!» и выборы-96. Весна-лето 1996
Перед угрозой победы коммунистов на президентских выборах почти все СМИ объединяются. Государственные и частные каналы хором поддерживают Ельцина, в пятницу перед днем голосования ОРТ показывает «Поле чудес», в которой играют персонажи сатирической передачи «Куклы» (выигрывает Ельцин). Символом пропагандистской кампании, по сути, заложившей модель для всех последующих, становится выходящая миллионными тиражами и попадающая в каждый почтовый ящик страны газета «Не дай Бог!», которую делают журналисты «Коммерсанта».
Константин Эрнст