Сказка про Прекрасную Лань, Великого Медведя и Ваню-Чудика (окончание)

А наутро возле тюрьмы уже стояла плаха, в этом государстве все было хорошо налажено. Ваню вывели из тюрьмы чуть свет, связанного, невыспавшегося. Его поставили на краю двора. Вышел и сам король, такая у него была утренняя зарядка – смотреть на казни. Они стояли во дворе, медленно поднималось Солнце. Ворковали голуби, на улице мели мусорщики. «Тихо жил я, – подумал Ваня, – тихо и помру». Он думал о своей Лани, тихо называл ее про себя: «Чуть!», «Чудь!» У них были такие ласковые имена друг для друга, они давно заметили, что их имена легко смешать и сделать похожими. Чуть – Чудик. Ну вот, он стоял на дворе, и разговаривал с ней, хотя не выходило очень спокойно, да и слова не клеились. Потом его подвели к плахе.

И вдруг на улице раздались крики – и одновременно тишина – крики вдали, и тишина возле. Все повернулись к выходу на площадь – а оттуда выскочила, как будто просто появилась – прекрасная Лань. Смотрит на Ваню, а он смотрит на нее, и только слезы дурацкие ему застят взгляд. И на сердце так хорошо, хоть и понимает, что волноваться надо, что ведь ее могут схватить, что что-то страшное может произойти, а такой праздник внутри, что только петь. Смотрит во все глаза, и не он один, конечно, – все, кто были, прилипли взором к прекрасной Лани.

А король, не будь дурак, тут же взглядом посылает своих солдат – оцепить выход, вызвать всех, все замуровать, чтоб не сбежала. И поет у него, у дурака, прямо песня в груди – ай, какой я молодец, вот прежний король войска посылал, а я легким движением пальца! Такую лань заполучил! Смотрит на нее и насмотреться не может. И идет прямо к ней, растопырив руки, думает погладить. А Лань тогда переводит взгляд с Вани на короля – а он уже совсем близко – и она смотрит вверх – а там замер Медведь – и они встречаются глазами, и бежит их обычная искра, хоть и не в обычное время – и когда Лань переводит глаза на короля, тот вспыхивает и сгорает. В одну секунду, секундочку! Какой дурак!

И люди начинают разбегаться, потому что зрелище – зрелищем, а смерть – смертью, и очень скоро на площади не остается никого, кроме Лани, Вани-Чудика и вверху над ними – Великого Медведя.

Ваня, счастливый, поднимает заплаканное лицо кверху и спрашивает: «Это ты позвал ее?»

А Медведь медленно качает головой – «Нет» – и медленно, будто сгорбившись, уходит.

Нет, он не звал Лань в это утро. Он прошел мимо нее, закрыв глаза. Хороший, толстокожий Мишка! Конечно, она все сразу поняла. Если и не все, то почти все. Сколько там было до города – она все пролетела единым духом.

Потом она подталкивала его ко дворцу – иди, мол, правь, становись королем. Он тащил ее за собой. Она легко ускользала – ну, конечно, сейчас я брошу свои горы и поселюсь в этой развалине. Тогда пошли! – и он тащил ее в другую сторону, к горам. Ну, нет, – отталкивала она его – ты должен править во дворце! Вон твой народ, такой дурацкий! Ну, милый, иди! Ты же хотел пожить в городе, хоть немножко, на, поживи!

Если так долго стоять внизу, в городе, тело тяжелеет. И чудесная Лань, Лань Чуть-свет, самая легкая и чудесная в мире лань, стала наливаться совсем незнакомой ей силой. Вначале это было как тяжесть в ногах…

А потом она превратилась в женщину.

Он повел ее во дворец, и они стали королем и королевой.

Каждое утро, чуть свет, когда приходил Великий Медведь и они встречались глазами, она опять превращалась в Лань.

Иногда она убегала вслед за этим в горы, а иногда оставалась стоять на земле – и тогда через несколько минут опять становилась женщиной.

Ее гляделки с Медведем остались прежними, ласковыми и чистыми не по-земному. Она-то его нисколечко не винила за то утро, когда он весточку от Вани не передал.

А Медведю иногда становилось стыдно. Днем он занимался делами, а вот вечером, иногда, отдыхая, он вдруг стыдился и алел.

И получался красный закат. Потому что Медведь, конечно, был Солнцем – вы не знали?

***

_________

_________

_________

___ ___

_________

_________

когда «благородный человек», став на путь движения к цели (в гексаграмме «Война»), приближается к ней (в следующей ситуации «Приближения»), и убеждается, что небо на его стороне (пройдя через «игольное ушко» предыдущей гексаграммы), он переходит в наступление. В сказках это момент битвы окрепшего героя со змеем, кащеем и прочими силами зла. Силы сопротивления здесь явственно сильны – они видны в верхней триграмме

_________

_________

_________сплошного янского напряжения, символизирующей внешнюю ситуацию (вспомним драконов первой чисто янской гексаграммы).

Но герой, видный в нижней триграмме,

___ ___

_________

_________обладает «разрешением» и «радостью» (это основные свойства этой триграммы), в нем теперь смешаны ян и инь в прекрасной пропорции, делающим его крепким и неуязвимым.

Герой переходит в наступление. Его задача, как гласит Книга Перемен, – «наступить на хвост тигра так, чтобы он не укусил тебя самого».

События в этом сюжете движутся стремительно, ибо «путь, по которому ты ступаешь, – совершенно ровный».

***

Герой может обманывать других («скрывшемуся человеку стойкость – к счастью»), но он не должен обманывать себя, что он, дескать, «просто вышел погулять». Наш замечательный Ваня чудик спустился в город – зачем? Зная сюжет (а бессознательно мы его знаем, хотя бы зная множество подобных сказок), можно уверенно сказать: чтобы стать правителем этого города. Герой идет в наступление когда на коне и с мечом, а когда пешим и в грязной робе. Сущность сюжета от этого не меняется: он придвигается к тигру, чтобы наступить на его хвост.

Совершенно очевидно, что на этой дороге его ждут серьезные препятствия. И очень может быть, что по ходу дела возникнет сильная зажатость в тиски неприятностей и опасностей, подобная сидению Вани чудика в тюрьме. Как гексаграмма с пятью сплошными чертами, его окружат твердые стены, и только тонкий лучик надежды будет пробиваться через единственную иньскую прорезь. «И одноглазый может видеть; и одноногий может наступить. Но если так наступить на хвост тигра, то он укусит этого человека». Необходимо иметь «две ноги» – ну, например, и ум и сердце; или и вдохновение и опыт; или уметь и думать и действовать. Можно это понять и так: в тяжелый момент тебе понадобятся две ноги, причем одна из них должна быть свободна. В нашей сказке такую роль играет Лань.

Но ситуация кризиса здесь совсем недолгая, как бы остра она ни была. Близко «решительное наступление», сметающее остатки сопротивления. Наступление ведет к победе героя. Это подтверждается следующим сюжетом Расцвета.

Просветление

Открытие барона Мюнхгаузена

(сказка Димы Трунова)

– Уважаемый барон, давно хотелось вас спросить: вы совершили множество славных подвигов, одержали столько великих побед, но не открыли ни одного всемирного закона.

– А вот и неправда! Было в моей жизни и такое.

– О, как интересно, расскажите нам, пожалуйста, скорее.

– Что ж, извольте. Однажды я, действительно, подумал о том, а не открыть ли мне какой-нибудь всемирный закон, как это в свое время сделал, например, Ньютон. Вы знаете, он просто сел под дерево, дождался, когда на его голову упадет яблоко, и как только это случилось, он открыл закон всемирного тяготения. Это же так просто! Я решил, что мне – летавшему на ядре и достававшему себя за волосы из болота – будет легко справиться с этой задачей. Только, подумал я, что под яблоню мне садиться не стоит, – зачем мне второй раз открывать закон всемирного тяготения! И тогда я решил сесть под елку.

– О, какое мудрое решение!

– Да, нет более мудрого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен! Так вот, нашел я подходящую для своих целей елку и сел под нее. И как только я сел, мне на голову сразу упала шишка!

– Вот так сразу!

– Ну да.

– И что?

– Ничего. Может быть это была случайная шишка, только никакого закона я не открыл благодаря ей. Сижу я и жду дальше. Наконец, мне на голову падает вторая шишка!..

– И..?

– И опять ничего. Видимо, опять не та шишка, подумал я. Но когда мне на голову упала третья шишка, а я опять ничего не открыл, я подумал, что, может быть, надо снять шляпу…

– Точно!

– Я так и сделал. А для верности снял и парик…

– И что? Право, не томите!

– На мою голову упало 552 шишки! Но, увы, никакого закона я не открыл.

– Даже самого маленького?

– Даже самого маленького.

– Не может быть. Вы нас опять обманываете, барон!

– Господа, ваши подозрения несправедливы! Однако послушайте лучше, что было дальше. После шишек на меня упал скворечник, который прикрепил к сосне какой-то умник. Затем на меня упал этот умник – мальчишка с большим носом и лукавыми глазами. (Кого-то он мне напомнил… Однако это не важно.) Затем на меня упал филин, который, видимо, проснулся от шума и вышел из своего дупла посмотреть, что случилось, но спросонья оступился. Затем на меня упал хрустальный шарик, который, видимо, повесили на эту елку еще в канун Рождества. Когда он с чудесным звоном разбился о мою воспаленную голову, я подумал, что теперь-то я точно что-нибудь открою. Но не тут-то было, господа, я опять ошибся! Однако нет более терпеливого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен! – Я по-прежнему сидел под елкой и ждал своего часа. А часов прошло, действительно, много. За это время на меня упали все животные, которые жили на этой елке, все насекомые и много того, что я уже перестал различать. Затем на меня стали падать ветви от елки: сначала маленькие, а затем большие. Наконец, на меня упало что-то очень тяжелое и твердое. Однако нет более крепкого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен! – Этот тяжелый и крепкий предмет, ударившись о мою чудесную голову, с треском сломался. Позже я узнал, что это был ствол дерева, под которым я сидел. Но тогда я этого еще не понимал и по-прежнему ждал самого главного…

– И что это было, барон?

– На этот раз я сидел очень долго и очень удивлялся, что мне на голову больше ничего не падает. И тогда я решился посмотреть вверх. Я поднял глаза и увидел…

– Что вы увидели, барон?

– Я увидел ясное голубое небо…

– И что?

– Ничего. Просто я понял…

– Что? Что вы поняли, барон? Расскажите, в конце концов, о вашем открытии!

– Я понял… Я понял…

(Барон смотрел куда-то вдаль, глаза его были слегка влажными, лицо освещала грустная улыбка. Почему-то никто из окружающих не решился больше его расспрашивать. Разъезжаясь по своим домам, гости понимали, что нет более счастливого человека на земле, чем барон Мюнхгаузен…)

___ ___

___ ___

___ ___

_________

_________

_________

Очень благоприятная гексаграмма, где отношения между инь и ян максимально симметричны и уравновешены. Силам света (триграмме внизу) свойственно стремление ввысь; силам тьмы, собранным вверху – стремление вниз. Внутри человека, попадающего в эту ситуацию, – чистый импульс творчества; вовне его максимально принимающая и откликающаяся среда. Такое положение приводит к расцвету созидающей деятельности. Это – весна, бурное развитие, день Творения.

В этом сюжете герой «одним махом семерых побивахом». И Цзин выражает это в образе тростника – «когда его рвут, стебли тянутся одни за другими, так как он растет пучком». Одно действие может вести к нескольких благоприятным последствиям.

Как редко в жизни такое бывает! Всё на волне, всё складывается друг с дружкой, мечты сбываются, тело и душа полны сил! Но, как и в сказке, так же наполняются энергией и те силы, с которыми мы не согласны, которые именуем проблемами. Весна – для всех весна, солнце светит на правых и неправых. Говорит И Цзин: «нет глади без выбоин, нет ухода без возвращения». Творчество по своей сущности разносторонне и никогда не идет совершенно «гладко»: гладко идут накатанные, старые вещи, а не новые. Крепче держись выбранного курса, товарищ: «Если в трудностях будешь стойким – то хулы не будет».

***

Происходит расширение рамки восприятия и рамок обычных действий. То, что казалось далеким, вдруг оказывается вполне близким и участвующим в твоей жизни. «Охвати и окраины… не оставляй дальних», – советует И Цзин. Высокое и низкое тесно взаимодействуют друг с другом (под эту гексаграмму по многим признакам попадает ситуация карнавала). «Царь И выдал замуж своих дочерей и так благословил их на изначальное счастье», – говорит Книга Перемен. Царь И, по легенде, был первым царем, который выдал своих дочерей за своих подданных.

***

Но что же открыл барон Мюнгхаузен и что такое просветление? Обычаем жанра литературы, посвященной просветлению (дзэнские притчи, суфийские анекдоты) является не-называние, не-описывание сущности этого явления. Почему? – по тридцати трем причинам. Во-первых, это невозможно, как невозможно объяснить слепому, что такое красный цвет, но совершенно не нужно объяснять это тому, кто видит. Кроме того, такие комментарии не приветствуются в дидактических целях – чтобы читатель не принял описание состояния за его сущность, или, говоря языком тех же притч, не принял палец, указывающий на Луну, за саму Луну. Просветление является очень практическим духовным переживанием, в котором «дальнее» (типа вроде небо, которое видно в гексаграмме или которое увидел барон) оказывается «ближним» (типа вроде совершенно земным). Читатель обычно оказывается таким вот гостем, уезжающим от такого вот барона с ощущением того, что ТАМ – что-то замечательное; но один из гостей, подобно нашему же барону, вдохновенному Ньютоном, едет не домой, а садится под вишню…

Расставание с любимым

Переписка

"Дорогая Коза! Ничего не видно из-за тумана. Как шерсть, как листопад, он закрывает все вокруг. Холодно, даже морозно. Мне привиделось, что копыта обледенели, и я поскользнулся на склоне и падаю, падаю вниз… Но уж лучше ты ко мне вверх! Ей-Богу!

Приезжай, Твой Козел."

"Мой милый Козел! В деревне, конечно, теплее. Но туман, мне кажется, еще гуще, чем наверху. Туман ведь падает, да? Ах, как бы я хотела летать, как клочья тумана! Увижу пушинку и ловлю ее губами, но так, чтобы не поймать. Лети, пушиночка, к Козлу! Передавай мое письмо.

Ничего не вижу из-за слез – видишь, и на письмо упали?

Не пропадай, Коза."

"Коза! В горах созрели сосульки, ты никогда таких не видела! Мы сбили вчера одну, и грохот стоял не менее получаса. Коза, моя дорогая! Я хотел бы сбивать сосульки вместе с тобой, для тебя, ты бы смотрела, как они разбиваются в тысячи бриллиантов, в снежную пыль, в завесу тумана. Коза! Мне скучно без тебя. Иногда я от растерянности жую собственную бороду. Не могу успокоиться.

Тысяча поцелуев от Козла."

"Козел, мой милый! У меня ничего не получается написать. Я дура. Ты пишешь, что жуешь бороду, а мне что жевать? Была бы я птицею – прилетела бы к тебе в гости. Что-то голова не варит.

Заканчиваю письмо, К."

"Ночью, под половинкой Луны. Приплясываю от холода. Волшебник подарил мне подзорную трубу. Если честно, мы просто украли ее у туристов. Сегодня я видел тебя. Ты шла из клуба в стойло, или куда-то еще. На тебе была восхитительная серая шубка. Ты вообще восхитительна. Я тебе не надоел своей болтовней?

Если да, то закончу.

Всецело твой, Козел."

"Ах, мой милый, милый Козел! Ты там на горе, сильный, как великан. Ты и есть великан, я это чувствую.

Поздравь меня: у меня родилась двойня. Я хочу их обоих назвать в твою честь. Пусть будут героями. Только боюсь, что тогда они оба скоро убегут наверх. Назову, может, попроще. Младшего – Емеля, старшего – Колоском."

"Я научился летать, пока немного, сил хватает только на поляну. Прыгаю я пока лучше, но очень хочу и летать тоже. Рад за тебя. Когда я понял, что ты не приедешь, тогда у меня и стало получаться с полетом. Видимо, стал легче.

Пока."

"Мой родной Козел. Наверное, я все-таки дура. Столько лет жила и не узнала, зачем. А вчера мой младшенький сжевал несколько твоих писем, и по тому, как я на него закричала, я поняла, как люблю тебя."

***

_________

_________

_________

___ ___

___ ___

___ ___

«Ночи без любимого

и ночи

с нелюбимым,

и большие звезды

над горячей головой,

и руки,

простирающиеся к Тому,

кто от века не был -

и не будет,

кто не может быть

и должен быть…»

(Марина Цветаева)

В этой гексаграмме три янских черты вверху и три иньские черты внизу отталкиваются друг от друга. Как и в ситуации невроза, только гораздо сильнее, верх тянется вверх, а низ тянется вниз, и ничто их не связывает друг с другом. Так Козла тянет в высокие и дикие горы, а Козу тянет в плодородную долину, и эта тяга оказывается сильнее их тяги друг к другу. Приходится выбирать – и они выбирают разлуку.

Когда инь и ян, мужское и женское, расстаются, в мире не происходит ничего хорошего. Следует упадок (так и называется соответствующая гексаграмма в И Цзин), упадок сил и угнетение духа. Выходят наружу и действуют силы низшего порядка. «Великое отходит, малое приходит», – говорит Книга Перемен. Увы!

В сюжете великих перемен «Расставание с любимым» приходит как плата за самостоятельность. Успешно разворачивается индивидуация, и развивающаяся личность достигает своей отделенности от сил, которые «застили ей свет». Наконец она достигает желаемого – что достигло своей кульминации в предыдущей ситуации Расцвета – и вскоре теряет нечто исключительно ценное. Так уходит из дома блудный сын, и получает письмом уведомление о лишении наследства. Так талантливый и самостоятельный сын, пойдя собственной дорогой, лишается благословения матери. Вся эта ситуация очень временна, как можно увидеть из соседних гексаграмм, но это не уменьшает ее боли.

Так расстаются любимые, сами не понимая почему, но каждый чувствуя глубокий смысл и неизбежность происходящего.

Этот сюжет наполнен поэзией. Сердце, разрываясь, поет.

Неужели и мы,

как все, как все

расстанемся?

Знающие кое-что

о страсти быстрее конца,

знающие кое-что

о мире меньше гроша -

пусть берут, кому нужен, -

знающие, что эта раковина – без жемчужин,

что нет ни единой спички, свечки, плошки,

кроме огня восхищенья,

знающие, откуда приходят

звучанье и свеченье -

неужели мы расстанемся, как простые невежды?

Не меньше, чем ивы

вырастать у воды,

не меньше, чем воды

следовать за магнитом звезды,

чем пьяный Ли Бо заглядывать

в желтое, как луна, вино

и чем камень опускаться на дно,

любящие быть вместе -

неужели мы расстанемся, как простые cкупцы и грубияны?

(Ольга седакова, «Китайское путешествие»)

Да, расстанемся, говорит Книга Перемен, и «будешь полон стыда», но эта ситуация нестабильна, она не может длиться долго. То «изначальное счастье», которое уже испытал человек в любви, зовет его и требует остановить упадок, воссоединиться с любимым. Эта ситуация не глобального разрушения и краха, до всего этого еще далеко; это ситуация кризиса, который укрепляет мышцы и отношения. «Укрепи его у буйно растущей шелковицы», – советует И Цзин. Заметим, что эта ситуация находится внутри начального периода бурного развития (если рассматривать всю нашу книгу в целом как историю одной жизни), она близка к основанию ствола нашего древа, а потому ничего страшного она не несет с собой. Настоящую любовь, как сильное дерево, невозможно вырвать с корнем. Ян и инь, мужчина и женщина, отворачиваются друг от друга, с тем, чтобы уже в следующую минуту, в следующей сказке, встретиться и оказаться единомышленниками. «Сначала упадок, а потом радость», – заканчивает свой комментарий И Цзин.

Часть 2: «ШАМАН»

Союзники

Наши рекомендации