Рассуждение об обязанностях журналистов
Всем известно, сколь значительны и быстры были успехи наук, достигнутые ими с тех пор, как сброшено ярмо рабства и его сменила свобода философии. Но нельзя не знать и того, что злоупотребление этой свободой причинило очень неприятные беды, количество которых было бы далеко не так велико, если бы большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие для заработка средств к жизни, вместо того чтобы поставить себе целью строгое и правильное разыскивание истины <...>
Журналы могли бы <...> очень благотворно влиять на приращение человеческих знаний, если бы их сотрудники были в состоянии выполнить целиком взятую ими на себя задачу и согласились не переступать надлежащих граней, определяемых этой задачей. Силы и добрая воля — вот что от них требуется. Силы — чтобы основательно и со знанием дела обсуждать те многочисленные и разнообразные вопросы, которые входят в их план; воля — для того, чтобы иметь в виду одну только истину <...>
Вот правила, которыми, думается, мы должны закончить это Рассуждение. Лейпцигского журналиста и всех подобных ему просим хорошо запомнить их.
1. Всякий, кто берет на себя труд осведомлять публику о том, что содержится в новых сочинениях, должен прежде всего взвесить свои силы. Ведь он затевает трудную и очень сложную работу, при которой приходится докладывать не об обыкновенных вещах, и не просто об общих местах, но схватывать то новое и существенное, что заключается в произведениях, создаваемых часто величайшими людьми. Высказывать при этом неточные и безвкусные суждения — значит сделать себя предметом презрения и насмешки; это значит уподобиться карлику, который хотел бы поднять горы.
2. Чтобы быть в состоянии произносить искренние и справедливые суждения, нужно изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость и не требовать, чтобы авторы, о которых мы беремся судить, рабски подчинялись мыслям, которые властвуют над нами, а в противном случае не смотреть на них, как на настоящих врагов, с которыми мы призваны вести открытую войну.
3. Сочинения, о которых дается отчет, должны быть разделены на две группы. Первая включает в себя сочинения одного автора, который написал их в качестве частного лица; вторая — те, которые публикуются целыми учеными обществами с общего согласия и после тщательного рассмотрения. И те и другие, разумеется, заслуживают со стороны рецензентов всякой осмотрительности и внимательности. Нет сочинений, по отношению к которым не следовало бы соблюдать естественные законы справедливости и благопристойности. Однако надо согласиться с тем, что осторожность следует удвоить, когда дело идет о сочинениях, уже отмеченных печатью одобрения, внушающего почтение, сочинениях, просмотренных и признанных достойными опубликования людьми, соединенные познания которых, естественно, должны превосходить познания журналиста. Прежде чем бранить и осуждать, следует не один раз взвесить то, что скажешь, для того чтобы быть в состоянии, если потребуется, защитить и оправдать свои слова. Так как сочинения этого рода обычно обрабатываются с тщательностью и предмет разбирается в них в систематическом порядке, то малейшие упущения и невнимательность могут повести к опрометчивым суждениям, которые уже сами по себе постыдны, но становятся еще гораздо более постыдными, если в них скрываются небрежность, невежество, поспешность, дух пристрастия и недобросовестность.
4. Журналист не должен спешить с осуждением гипотез. Они дозволены в философских предметах и даже представляют собой единственный путь, которым величайшие люди дошли до открытия самых важных истин. Это — нечто вроде порыва, который делает их способными достигнуть знаний, до каких никогда не доходят умы низменных и пресмыкающихся во прахе.
5. Главным образом пусть журналист усвоит, что для него нет ничего более позорного, чем красть у кого-либо из собратьев высказанные последними мысли и суждения и присваивать их себе, как будто он высказывает их от себя, тогда как ему едва известны заглавия тех книг, которые он терзает. Это часто бывает с дерзким писателем, вздумавшим делать извлечения из сочинений по естественным наукам и медицине.
6. Журналисту позволительно опровергнуть в новых сочинениях то, что, по его мнению, заслуживает этого, хотя не в том заключается его прямая задача и его призвание в собственном смысле; но раз уж он занялся этим, он должен хорошо усвоить учение автора, проанализировать все его доказательства и противопоставить им действительные возражения и основательные рассуждения, прежде чем присвоить себе право осудить его. Простые сомнения или произвольно поставленные вопросы не дают такого права; ибо нет такого невежды, который не мог бы задать больше вопросов, чем может их разрешить самый знающий человек. Особенно не следует журналисту воображать, будто то, чего не понимает и не может объяснить он, является таким же для автора, у которого могли быть свои основания сокращать и опускать некоторые подробности.
7. Наконец, он никогда не должен создавать себе слишком высокого представления о своем превосходстве, о своей авторитетности, о ценностях своих суждений. Ввиду того, что деятельность, которой он занимается, уже сама по себе неприятна для самолюбия тех, на кого она распространяется, он оказался бы совершенно не прав, если бы сознательно причинял им неудовольствие и вынуждал их выставлять на свет его несостоятельность.
Сумароков А.П.
СОН. СЧАСТЛИВОЕ ОБЩЕСТВО
Заснув некогда, увидел я общество, приведенное в такое состояние, каковое несовершенство естества достигнуть может. ...Страной этой обладает великий человек, которого неусыпное попечение с помощью избранных его помощников подало подвластному ему народу благоденствие. ...Сей Государь во многоделии своем мрачного вида не имеет. Он имеет обыкновение не всегда в делах, но иногда и в забавах упражняться, однако и в них не погубляет он драгоценного времени, ибо и они на всенародной основаны пользе. Всех подданных своих приемлет он ласково и все дела выслушивает терпеливо. Достоинство не остается без воздаяния, беззаконие без наказания, а преступление без исправления. Сим имеет он народную любовь, страх и почтение. Получить его милость нет иной дороги кроме достоинства. Раздражить его кроме беззакония и нерадения ничем не возможно. Слабости прощает он милосердо, беззакония наказует строго. Начальниками делает он людей честных, разумных и во звании своем искусных. Отроки по склонности в обучение отдаются, люди совершенного возраста по способности распределяются, а в начальники производятся по достоинству, и оттого подчиненные исполняют их повеления с великим усердием, а они о их благополучии стараются. Сей Государь ничего служащего пользе общества не забывает, а о собственной своей пользе кроме истинной своей славы никогда не думает.
Благочестие (без суеверия) есть основание всего народного благополучия. Духовные содержатся в великом почтении, которого они и достойны. Они во многом подобны стоическим философам, ибо страсти самую малую (власть) над ними имеют и во благополучии, и во злополучии. К пище привыкли они необходимой. ...Все они люди великого учения и беспорочной жизни. Первое служит к наставлению добродетели, а второе к показанию образца проповедуемой ими добродетельной жизни. Светские почитают их безмерно, но сие не (увеличивает их) высокомерия, но увеличивает их человеколюбие. В светские дела они ни под каким видом не вмешиваются, а науки просвещением почитают. О домостроительстве они не пекутся, ибо содержит их общество и получают они определенное, а больше того им никто дать не дерзает, ибо то наказанию подвержено, да они и сами в сие преступление не впадают. ...Суеверия и лицемерия они неприятели, ибо де истинное благочестие притворства не требует. Главное Светское правление называется там Государственный совет. В него никаких частных дел не вносится, (только) распорядки, исправления, узаконения и прочие государственные основания, или по повелению Монарха, или для предложения ему. Узаконения в области сей делаются очень редко, а отменяются еще реже. Книга узаконений их не больше нашего календаря и у всех выучена наизусть, а грамоте там все знают. Сия книга начинается так: Чего себе не хочешь, того и другому не желай. А оканчивается: За добродетель воздаяние, а за беззаконие казнь. Права их оттого в такую малую вмещены книгу, что все они на одном естественном законе основаны. Преступить закон там народ весьма опасается; ибо заслужив приличное вине своей наказание, уменьшения оного иметь не уповает, а живучи честно ничего не опасается. Дражайшая безопасность, упование на невинность и неизбежное наказание твердо содержат людей сего народа в границах честности.
В Государственном совете и во всех судебных местах больше судей, нежели писцов, и бумаги исходит очень мало. Писцы их пишут очень коротко и ясно. Дела во всех приказах вершатся не по числу голосов, но по книге узаконений, отчего ни споров, ни неправды не бывает. Те, кто неправильно бьют челом, сверх потери тяжбы и убытка, у всех в презрение приходят, а те, которые не по книге узаконений дела вершат, за неправду лишаются должностей своих. И для того узаконения, ясно изображенные, свято и нерушимо наблюдаются. Дела оканчивают очень скоро, для того что очень мало спорят и ни челобитчиков, ни ответчиков лишнего говорить не допускают, а главная причина скорости - их беспристрастие. За малейшие взятки лишается судья и чина своего, и всего имения. Однако дети винных людей ничего не теряют, ибо все им возвращается. Дети там за отеческие проступки не наказываются, а за услуги не награждаются. <...> И так не судьи там страшны, но суд, который основан на узаконениях, а узаконения на истине.
Не имеют там люди ни благородства, ни подлородства и преимуществуют по чинам, данным им по их достоинствам, и столько же права (имеет) крестьянский сын быть великим господином, сколько сын первого вельможи. А сие подает охоту ко снисканию достоинства, ревность к услугам Отечеству и отвращение от тунеядства. Всякая наука, всякое полезное упражнение, всякое художество и всякое ремесло по размеру успеха труждающегося там в почтении, а тунеядство в превеличайшем презрении, и слово тунеядец жестокая там брань, которой гнушаясь, к работе люди с самого младенчества привыкают. Пьянство — мгла благоразумия и источник наглых и вредных поступков, также в великом там презрении, и вкореняется в людях отвращение (к нему) при воспитании. Денежный игры, приличные тунеядцам, у них, почитая вольность, хотя и не заказаны, подобно как и пьянство, однако часто упражняющиеся в них люди презираются. Войска их состоят под воинственным советом, а сей совет под Государственным. Главные люди в воинской службе называются военачальниками... Всякой военачальник и все воинские начальники (должны) прежде быть рядовыми, все нижние степени пройти... Но ни привычка, ни мужество еще не довольно там для военачальника. Остроумие и великое знание сверх того ему необходимы... Воины исполняют повеления своих начальников с превеликим наблюдением и делают им великое почтение, а начальники ни малейшего подчиненным не (делают) унижения. В мирное время войска их непрестанно воинским обрядам обучаются и, снабженные всем, во всякое время к бранному походу готовы. К суровой жизни военные люди всеми мерами стараются привыкнуть и как защитники Отечества народом почитаемы и любимы. Они имеют похвалу (за то), что сколь велико во время сражения их мужество, таково же после победы их человеколюбие и великодушие. Сим приносят они сугубую славу своему Отечеству и сугубое почтение от самих неприятелей. Подчиненные так привыкли повиноваться своим начальникам, что во время жесточайшего распаления единым словом обуздываются. Добыча воинская им неизвестна, это у них заказано, отчего воины думают о победе, а не о добыче. Побежденных и непротивящихся убивать запрещено под лишением жизни.
Больше бы мне еще грезилось, но я живу под самою колокольнею: стали звонить и меня разбудили... Дай Боже, чтобы сны подобные сну моему многим виделись, а особливо наперсникам фортуны.
Часть 2.