Как профессиональная мораль действует в журналистике?

Начнем с истории, рассказанной Барбарой Томас из Германии на семинаре по профессиональной этике, организованном Европейским Центром журналистики. События, о которых она поведала, произошли в Гамбурге. Их вызвала телепрограмма «Айншпух» («Протест»), передававшаяся по частному каналу спутникового вещания SAT 1. Вел ее Ульрих Мейер. Одним из участников передачи был Питер М. – политик, курировавший вопросы работы с молодежью в Партии Зеленых (ранее он не раз подвергался критике за то, что использовал весьма неформальные методы помощи молодым проституткам мужского пола). В конце передачи в студии появился молодой человек-проститутка, якобы смотревший телепрограмму и опознавший в М. своего клиента. Ответом телепрограмме со стороны Питера М. было обвинение Мейера и телеканала в клевете. Политик подал на них иск в суд. Началось разбирательство.

Мейер объяснял свои действия тем, что хотел дать М. возможность отреагировать на слухи о нем, которые бродили в обществе, и утверждал, что его сотрудники проверили заявление молодого человека, сделанное во время передачи, – оно подтвердилось. Однако источников информации он не раскрыл. Адвокат политика расценил передачу как провокацию в канун выборов в Гамбурге, связанную с тем, что М. являлся официальным юридическим советником Партии Зеленых. Судья, возглавлявший рассмотрение правового спора, попытался примирить участников тяжбы, предложив форму соглашения. Адвокат Мейера ее не принял, и разбирательство продолжилось.

Подал свой голос и Краевой комитет по СМИ – орган, наблюдающий за деятельностью телеканала. Он сделал создателям передачи замечание по поводу того, что политик не был заранее извещен о предстоящем ему испытании.

А за несколько дней до выборов в Бундестаг информационно-развлекательный журнал «Tango» опубликовал статью об этом политическом деятеле и о ходе расследования, ведущегося по иску, который он подал в суд. Позиция журнала была недвусмысленной: авторы статьи явно намеревались дискредитировать М. В журнале цитировались материалы следствия, причем цитаты оказались крайне непристойного характера (имена свидетелей, проходивших по делу, были изменены). Два момента в статье обращали на себя особое внимание. Во-первых, в ней сообщалось о наступившей от передозировки героина смерти задействованного в телепередаче молодого человека-проститутки и бездоказательно высказывалось предположение, что она связана с намерением М. заплатить ему деньги за отзыв свидетельских показаний (последнее действительно имело место). Во-вторых, были обнародованы сведения об обвинительном приговоре, вынесенном М. 32 года назад и за истечением срока давности, согласно немецкому законодательству, утратившем силу, тем более что наказание тогда 15-летний М. получил и отбыл.

Реакция журналистской общественности на эту статью была следующей. Гамбургское отделение Союза журналистов Германии, насчитывающее более 2000 членов (по численности это второе отделение после берлинского), выступило с заявлением по поводу клеветнического характера статьи и уровня используемой в ней аргументации. Председатель отделения обратился с жалобой в Совет по печати Германии, требуя вынести редакции «Tango» общественное порицание, так как в статье неоднократно нарушается этический Кодекс.

Совет по печати Германии принял постановление поддержать протест, считая, что для этого есть серьезные доводы, а именно:

а) публикация в журнале «Tango» противоречит двум положениям Кодекса журналистской этики (о защите конфиденциальности и о том, что пресса не может выносить свой приговор до завершения судебного процесса);

б) сексуальный опыт описывается в статье с излишними подробностями, что нарушает право на неприкосновенность личной жизни;

в) слух о том, что М. заплатил несовершеннолетним за отзыв компрометирующих его доказательств, – настолько серьезное обстоятельство, что ссылки на непроверенные источники для обвинения недостаточно;

г) поскольку реинтеграция бывших заключенных (включение их в общество после отбытия наказания) предполагает, что в прессе не должно упоминаться об их бывших судимостях, использование биографических данных М. также является ошибкой.

Выразив таким образом порицание редакции, Совет по печати не стал, однако, требовать от журнала публикации своих выводов и рекомендаций, дабы не привлекать и далее внимания к М.

Это побудило Союз журналистов, в традициях которого было защищать независимость редакционных сотрудников от давления издателей, на сей раз отступить от принятой позиции, обратившись к издателю журнала «Tango» с просьбой обязать редакцию принести М. публичные извинения и впредь подобных казусов не допускать.

Ответ на свое письмо Союз журналистов получил не от издателя, а от главного редактора журнала. Тот выразил несогласие с оценкой статьи и привел в обоснование весьма существенное суждение: когда речь идет о политическом деятеле, следует считать приоритетным право граждан знать о нем все, в том числе факты его прошлого. Журналистская общественность, казалось бы, уже рассмотревшая ситуацию с разных точек зрения, встала перед необходимостью осознать происшедшее как коллизию...

Данная история представляется достаточно яркой иллюстрацией процесса функционирования профессиональной морали.

Она высвечивает, делает наблюдаемыми многие грани профессионально-нравственных отношений в их естественном движении, позволяя осознать ключевые в этом смысле моменты:

w побуждение Ульриха Мейера к созданию передачи, основанное на его индивидуальном представлении о профессиональном долге, в частности, такой грани долга, как обязанность давать аудитории полную информацию о политиках;

w выбор авторским коллективом тех средств, которые помогли бы сделать передачу убедительной для аудитории (в том числе заявление молодого человека, узнавшего М., – как выяснилось, он получил гонорар за участие в передаче, следовательно, его появление планировалось заранее);

w готовность к ответственности за сделанный выбор, которую проявил Ульрих Мейер, отказавшись от компромисса в ходе судебного разбирательства (судя по всему, сделал он это для того, чтобы расследование помогло выявить истинное лицо М.);

w критическую реакцию Краевого комитета по СМИ на некорректность поведения сотрудников телеканала по отношению к М. как ее участнику (не предупредили, что его ждет в ходе передачи);

w ответ на критику в виде решения руководителя телеканала снять повтор передачи в эфир;

w стремление проявить профессиональную солидарность с коллегами-телевизионщиками со стороны журналистов «Tango», «напавших» на М. с разоблачениями, хотя и недостаточно доказательными;

w критическую реакцию Союза журналистов и Совета по печати Германии на те моменты статьи, в которых журналисты допустили нарушение действующего Кодекса этики;

w несогласие редактора журнала с критикой статьи, вызванное другим взглядом на приоритетность принятых в сообществе журналистов профессионально-этических положений.

Перечисленные факты из деятельности сообщества немецких журналистов дают возможность понять, каким образом профессиональная мораль включается в моральные отношения общества. По этим фактам можно проследить ее взаимодействие с общей моралью через личностные и надличностные формы профессионального сознания. Отчетливо просматриваются связи профессионально-нравственных представлений с профессиональной практикой, институционального внутригруппового контроля, сопровождающегося санкциями, с рефлексией отдельных участников происходящего. Мы видим, как эта личностная рефлексия «подталкивает» коллективную рефлексию, коллективный поиск новых подходов к разрешению профессионально-этических коллизий.

Обобщая подобные ситуации, можно сделать вывод, что функционирование профессиональной морали в журналистском сообществе с развитыми демократическими традициями есть многогранный, многоэтапный процесс. Его многогранность обусловлена тем, что он:

ü опирается на фиксированные профессионально-нравственные предписания, выработанные трудовой группой и подлежащие освоению каждым ее членом;

ü ориентирует на ответственный выбор решений профессиональных задач в соответствии с этими предписаниями;

ü включает в себя в качестве обязательного момента контроль общественных профессиональных организаций за соблюдением предписаний и применение санкций в случае их нарушения;

ü сопровождается личностной и коллективной рефлексией, которая стимулирует дальнейшее профессионально-нравственное развитие сообщества (это находит отражение и в новых документах журналистских организаций, в том числе даже таких, как условия контрактов).

Все это и создает в журналистском цехе тот относительно устойчивый профессионально-нравственный климат, о котором говорилось ранее.

А теперь познакомимся с другой историей, обсуждавшейся на том же семинаре, из практики российской журналистики. Суть происшедшего заключалась в следующем.

Во время войны с Чечней, когда в российских СМИ события освещались в основном с позиций официальных властей (1994–1996 гг.), руководство НТВ поручило журналистке Елене Масюк взять интервью у Шамиля Басаева. Правительство объявило его террористом, поскольку он организовал захват больницы в Будённовске, сделав всех ее пациентов заложниками.

Елене Масюк удалось встретиться с Басаевым в засекреченном месте через несколько недель после событий в Будённовске. Интервью пошло в эфир. После этого журналисткой заинтересовались правоохранительные органы. Российская прокуратура выдвинула против нее обвинение в сокрытии местонахождения преступника. Несмотря на давление, оказанное на нее и работавшего вместе с нею телеоператора, раскрыть местонахождение Басаева они отказались – в соответствии с требованиями Закона о СМИ и предписаниями Кодекса профессиональной этики (как, впрочем, отказалось сделать это и руководство телекомпании). Исполнению закона, требующего от граждан помощи следствию в поимке лиц, подозреваемых в преступлениях, они сочли необходимым предпочесть исполнение Закона о СМИ и заповедей профессиональной морали.

В данном случае коллизия была решена на уровне коллегиально выработанной на НТВ позиции, однако для широкой профессиональной среды эта коллизия осталась фактически незамеченной. Ни Союз журналистов, ни Фонд защиты гласности, ни какая-либо иная журналистская общественная организация не сделали этот эпизод предметом специального рассмотрения. И хотя на журналистских тусовках о нем несколько раз упоминалось, то было скорее всего просто выражение сочувствия Елене Масюк.

Между тем профессионального обсуждения заслуживали многие аспекты происшедшего. И очень жаль, что коллективная рефлексия как акт поиска наиболее точного выхода из подобных коллизий не состоялась Сказались изъяны механизма функционирования профессиональной морали в сообществе российских журналистов.

Каковы же эти изъяны?

Начнем с того, что у нас пока вяло идет процесс кодификации положений профессиональной морали. В странах с развитыми демократическими традициями практически каждая крупная телекомпания, каждый крупный журналистский концерн строит профессиональную жизнь, ориентируясь на специально разработанные кодексы, к тому же периодически совершенствуемые. Основные постулаты этих кодексов сходны, соотнесены с международными документами данного типа, но высокая степень конкретизации, приближенности к условиям определенных каналов или изданий придает им особый смысл.

В наших редакционных коллективах подобная практика только начинает прививаться. Во многом это связано с состоянием профессиональной журналистской этики как науки. Поначалу она набрала неплохой темп в развитии, но вдруг споткнулась о тот кризис, который переживают сегодня отечественные СМИ. Жаль, но она перестала сколько-нибудь заметно способствовать выработке профессионально-этических взглядов, сузив ручеек воздействия на профессионально-нравственные отношения в общности до публикаций, предлагаемых профессиональными журналами, и рекомендаций Судебной палаты по информационным спорам. Значение таких материалов трудно переоценить, но они – лишь малая толика того, что требуется делать сегодня, наверстывая упущенное.

Не сформировалась и устойчивая традиция освоения профессионально-нравственных предписаний широкими кругами журналистов. Даже когда появляются документы, в которых так или иначе отражен наш профессиональный этос, знакомство с ними оказывается личным делом каждого. В итоге кое-кто из коллег до сих пор имеет весьма смутное представление о «Кодексе профессиональной этики российского журналиста» (который, заметим, уже в момент принятия вызвал разноречивое отношение к себе). О международных документах типа «Декларации принципов поведения журналистов» большинство и вовсе не осведомлено. Только в последнее время наметилась тенденция к включению тех или иных профессионально-нравственных постулатов в рабочие документы конкретных редакций, в тексты трудовых договоров, где они более доступны для основательного знакомства.

Слабо отлажены у нас пока и формы внутрикорпоративного контроля за соблюдением членами журналистского корпуса требований профессиональной морали, а уж тем более – за освоением их новичками. Это тоже в определенной степени лежит на совести профессиональной журналистской этики как науки: профессиональная мораль рассматривается ею в рамках трудовой морали, из-за чего механизмы их действия практически отождествляются. Это приводит к тому, что недооценивается значение институционально организованного вмешательства журналистского сообщества в поведение его членов. И хотя Союз журналистов выработал «Положение о принципах и системе общественного контроля за соблюдением журналистами положений Кодекса профессиональной этики российского журналиста», оно пока мало востребовано.

Между тем, как уже отмечалось, институционально организованное вмешательство составляет существенную особенность профессионально-нравственных отношений. Оно предполагает постоянное внимание журналистских общественных организаций к профессионально-нравственной атмосфере сообщества и совсем не тождественно административному воздействию. У него иные проявления и иная роль. В каждой конкретной ситуации институционально организованное вмешательство фактически представляет собой акт демонстрации коллективно вырабатываемого отношения к поведению коллеги (или коллег) в связи с тем, что это поведение не соответствует профессионально-нравственным ценностям.

Такое вмешательство влияет на характер общественного мнения профессиональной среды и апеллирует к профессионально-нравственному сознанию человека, к его моральной установке, подталкивая к рефлексии. Результатом бывает, как правило, либо добровольно принимаемое человеком решение о коррекции представлений и поступков, либо осознанное, мотивированное неприятие оценки, что становится поводом для коллективной рефлексии, для общего поиска все более точных профессионально-этических позиций. Дело ведь не в том, чтобы «набросить узду» на журналиста, не давая ему возможности принимать решения самостоятельно, а в том, чтобы помочь каждому почувствовать себя членом профессионального содружества, ответственным за любое из своих решений–перед обществом, перед содружеством, перед самим собой.

В сущности избавление от перечисленных изъянов в механизме функционирования профессиональной морали и есть путь профессионально-нравственного возмужания корпуса российских журналистов. И хотя выйти на него в современных условиях весьма непросто, жизнь сегодня ставит эту задачу в число первоочередных.

Соответственно злободневным становится и разговор о том, что может сейчас сделать для журналистской практики профессиональная этика как наука. Запрос на ее рекомендации в журналистских коллективах созрел, о чем свидетельствует хотя бы такой факт: когда Судебная палата по информационным спорам задалась целью разработать свод практических правил для российских журналистов, у сотрудников средств массовой информации идея получила поддержку, нашлись и желающие участвовать в ее осуществлении.

В чем конкретно состоят в данный момент задачи профессиональной этики как науки?

В числе самых важных из них назовем три:

1) систематизировать и предложить вниманию журналистского цеха в виде определенной иерархии весь круг выработанных мировым журналистским сообществом представлений, в которых отражаются разные моменты профессионально-нравственных отношений журналистской среды;

2) выявить и сгруппировать в соответствии с основными линиями профессионально-нравственных отношений журналиста те стандарты поведения, которые осознаются в мировом журналистском сообществе как нормы профессиональной морали;

3) выявить коллизии, ставшие «узким местом» профессионально-нравственных отношений журналистской общности, определить источники этих коллизий и найти пути выхода из них.

Конечно, в целом круг задач профессиональной этики намного шире. Однако перечисленные задачи ждут решения в первую очередь, поскольку они ориентированы непосредственно на практическую помощь журналистскому корпусу, и прежде всего на то, чтобы оснастить его средствами, способными стимулировать ответственность журналистов. Ведь, как заметил в одной из своих статей Л. Никитинский, «в обмен на то, что журналист не несет за свое слово никакой ответственности, оно в глазах как читателей, так и обладающих властью органов не имеет реальной цены».

Размышления над кругом выделенных первоочередных задач и предлагаются читателю в следующей части книги. Но сначала подведем краткий итог тому, о чем велась речь в ее первой части.

ВЫВОДЫ

Итак, сделаем краткие выводы.

1. Мораль возникает вместе с человеческим обществом как кибернетической системой новой степени сложности и представляет собой принципиально новый механизм обеспечения согласованности действий в общности, – механизм, призванный поддержать в новых условиях генетическую установку на выживаемость биологического вида «человек».

В отличие от права, зародившегося в качестве инструмента разрешения противоречий посредством принуждения, мораль формируется как инструмент предупреждения противоречий. Ее сущность составляет добрая воля индивида к согласованию своих действий с общими интересами. Эта добрая воля изначально обусловлена тесной связью между обстоятельствами выживания индивида и общности, близостью их витальных интересов. Она восходит к общим «точкам отсчета» таких интересов, фиксируемым в общественном сознании на том или ином этапе развития социума в виде определенных ценностей, и действует с непреложностью общего нравственного закона.

Проявляет себя этот общий нравственный закон через систему внутренних побуждений человека, воспринимаемых им как голоса долга, ответственности, совести, достоинства и чести. Вместе с психологической установкой на выполнение велений, исходящих от «голосов», эти внутренние побуждения образуют достаточно надежный инструмент для реализации нравственного закона. Таким инструментом является моральная установка личности.

Моральная установка складывается на ранних этапах социализации человека при взаимодействии его с непосредственным окружением, подобно тому, как она складывалась у перволюдей в момент формирования моральных отношений социума. Зависимость от окружения предопределяет разный уровень соответствия моральной установки конкретных людей общему нравственному закону и, как следствие, разный уровень их моральности. Для общества это оборачивается известными сложностями и вызывает стремление к «перевоспитанию» тех своих членов, у которых моральная установка не соответствует такому закону. Однако повышение уровня моральности личности, совершенствование моральной установки – дело в высшей степени трудное. Без желания и усилий самого «отрицательного персонажа» оно неосуществимо. Роль социальной среды в данном случае состоит в создании условий, способных побудить человека к самовоспитанию.

Еще один очень важный момент: в развитом обществе моральные отношения структурируются соответственно основным проявлениям его жизнедеятельности, образующим три относительно самостоятельных области: сферу труда, сферу быта и сферу гражданских отношений. По этой причине в моральной установке личности определяются три относительно самостоятельных блока побуждений: блок трудовой, блок бытовой и блок гражданской морали. Но все они ориентированы на реализацию в специфических условиях общего нравственного закона.

2. Профессиональная мораль возникает в процессе общественного разделения труда как механизм, обеспечивающий согласование интересов профессиональных групп и общества, и существенно отличается от трудовой морали.

Трудовая мораль направлена на поддержание согласованности интересов индивида и общества. Она регламентирует отношение человека к труду – независимо от рода деятельности – на основе моральной установки, несущей в себе общий нравственный закон и обеспечивающей его выполнение. Профессиональная же мораль определяет отношения с обществом отдельной профессиональной группы и формируется на базе профессионального сознания этой группы. Ориентируя трудовое поведение специалистов на некие стандарты личностных и групповых проявлений, сложившиеся в виде одной из сторон способа деятельности и зафиксированные в той или иной форме профессиональным сознанием групп, профессиональная мораль опирается на общую моральность человека. Однако предписания профессиональной морали не имеют императивного характера. Она формулирует для индивида именно ориентиры, рекомендации, способные регулировать его поведение через самостоятельный моральный выбор, причем регулировать настолько, насколько позволяют его общая моральность, достигнутый уровень профессионализма и реальные условия деятельности.

Случаи, когда моральный выбор в ходе деятельности осуществляется специалистом на базе принятых стандартов автоматически, означают, что данный член трудовой группы достиг в своем профессионально-нравственном развитии высшей отметки: у него сложилась дополнительная, профессионально ориентированная моральная установка, согласующаяся с основной моральной установкой, а главные профессионально-нравственные ориентиры обрели силу императивов.

3. Этика зарождается в обществе как результат осознания роли и сущности моральных отношений и в развитом состоянии представляет собой науку о морали, содержащую две составляющих: теоретические исследования (теоретическая этика) и нормативные разработки (нормативная этика).

Теоретическая этика изучает сущность морали, ее роль и место в обществе, функции, механизм действия, ее основные компоненты (прежде всего моральное сознание и моральное поведение), характер связи между ними, структуру моральных отношений и значение их для системы общественных отношений в целом. Кроме того, теоретическая этика выявляет содержание ценностных оснований морали (благо, добро, зло, смысл жизни, счастье), разрабатывает шкалу моральности (идеал – добродетель – порок) и определяет ее критерии. В контакте с психологией и социологией она исследует реальный уровень моральности общества (нравственность) и влияющие на него факторы.

Нормативная этика концентрирует свой интерес на исследовании стихийно складывающихся представлений морального сознания, которые отражают побуждения, входящие в моральную установку человека. Уточняя, систематизируя, конкретизируя их, трансформируя в определенные рекомендации, нормативная этика разрабатывает пути совершенствования моральной практики общества.

4. Профессиональная этика зародилась в рамках конкретных видов деятельности, выступив в качестве нормативного начала в поведении специалистов. На основе тех вариантов личностных проявлений, которые профессиональное сознание трудовой группы признало наиболее предпочтительными для данной деятельности, профессиональная этика создает стандарты профессионального поведения, оформляемые в виде специфических документов – клятв, уставов, кодексов.

Потребность в таких стандартах для разных видов деятельности различна, поэтому формирование профессиональной этики идет неравномерно и на протяжении длительного исторического периода автономно от общей этики. Фактически только в последнее столетие профессиональная этика осознала свои глубинные связи с общей этикой и стала развиваться как ее часть, расширив свой предмет и круг задач таким образом, что внимание исследователей сосредоточилось и на разработке теоретических аспектов профессиональной морали.

5. Профессиональная мораль в журналистике начала складываться вместе с журналистской деятельностью. Однако процесс ее формирования растянулся на века и достиг определенности только с превращением журналистской профессии в массовую, завершился же он лишь на рубеже XIX и XX вв., когда были созданы первые кодексы и профессионально-нравственное сознание журналистского сообщества приобрело документированную форму существования.

С тех пор процесс кодификации норм поведения, сопровождаемый развитием внутрикорпоративного контроля за их соблюдением, становится постоянной линией борьбы журналистского содружества за единство профессионально-нравственной позиции в своих рядах. Тем самым он оказывается и формой борьбы за незыблемость общественного значения журналистики, за высокий авторитет и престиж профессии.

Журналист, осваивая в ходе профессионального становления постулаты профессиональной морали, вступает с коллегами в профессионально-нравственные отношения, которые, в отличие от моральных отношений как таковых, предполагают возможность институционально организованного и непосредственного вмешательства корпорации в его поведение. Однако это вмешательство существенным образом отличается от административного воздействия, поскольку цепь его – не принуждение, а побуждение. Внимание корпорации к поведению того или иного специалиста предполагает помощь ему в осознании связей между ним как членом профессионального содружества и обществом, между его деятельностью и жизнью социума, между моральными ценностями общества и профессионально-нравственными ценностями.

В странах с развитыми демократическими традициями профессиональная мораль журналистской общности существует в виде взаимодействия надличностных и личностных форм профессионально-нравственного сознания трудовой группы, индивидуального профессионального поведения и корпоративной реакции на него, коллективного поведения и реакции на него отдельных членов группы. Вследствие этого профессиональная мораль оказывается и средством укрепления внутрикорпоративных связей, и средством оптимизации отношений журналистики с обществом, и стимулом к дальнейшему развитию способа журналистской деятельности.

В случаях, когда в механизмах саморегуляции социума возникают сбои, профессиональная мораль, являясь звеном этих механизмов, тоже дает сбои, и это порождает кризисные ситуации в журналистской корпорации, отрицательно сказывается на состоянии журналистики, вызывая серьезные претензии к ней со стороны общества. Подобный период сегодня переживает журналистский корпус России.

6. Профессиональная этика журналиста, подобно другим видам профессиональной этики, начала формироваться непосредственно в трудовой деятельности. Она проявила себя в ходе кодификации тех профессионально-нравственных представлений, которые стихийно сложились в рамках способа журналистской деятельности и так или иначе были зафиксированы профессиональным сознанием журналистского сообщества. Появление первых кодексов означало завершение длительного процесса формирования профессиональной журналистской морали и одновременно открыло новый этап в ее развитии. Этот новый этап базировался на целенаправленном самопознании журналистской деятельности и практическом применении его результатов. Однако открывшиеся в итоге большие возможности в силу конкретных социальных условий удалось использовать далеко не всему журналистскому «цеху» мирового сообщества. В частности, в России естественный процесс функционирования журналистики, развития ее профессиональной морали и этики был нарушен настолько сильно, что, когда возникла новая социально-историческая ситуация, позволившая ей восстановить свою природу, журналистский корпус с профессионально-нравственной точки зрения оказался не готов к этому. Изъяны в механизмах функционирования профессиональной морали привели к тому, что сразу же после бурного, но короткого подъема в деятельности российских СМИ, вызванного новой ролью и новыми возможностями журналистики, обозначились явные признаки неблагополучия: снижение качества массовых информационных потоков, осложнения в отношениях журналистов с обществом, нарушение внутрикорпоративных связей.

7. Для восстановления механизмов функционирования профессиональной морали журналистскому цеху России крайне важно осознать себя частью мирового журналистского сообщества и соотнести его профессионально-нравственный опыт со своими сегодняшними проблемами. Помочь ему в этом может и должна профессиональная этика как наука, поскольку она способна обобщить, систематизировать такой опыт и выработать на его основе соответствующие рекомендации.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ПРОФЕССИОНАЛЬНО-ЭТИЧЕСКИЕ

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ, НАПРАВЛЯЮЩИЕ

ПОВЕДЕНИЕ ЖУРНАЛИСТА

ГЛАВА IV.

«ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ?.. НЕ НУЖНА ОНА, РАЗ ЕСТЬ У ЖУРНАЛИСТА ХОЗЯИН!»

Моя собеседница, говоря так, не шутила. Она высказывала свое мнение горячо, решительно, приводила аргументы и даже слегка сердилась, видя, что я с нею не соглашаюсь.

– На 100 процентов уверена, – говорила она, – журналист с позицией вызывает в редакции постоянные конфликты. Видела я подобных типчиков... Позиция журналистскому коллективу задается хозяином средства массовой информации. Не хочешь ее принимать – не надо, ищи другого хозяина, с другой позицией. И неважно, кто этот хозяин – государство или частный предприниматель. Он платит, значит, он и заказывает музыку. А от разговоров насчет собственной позиции один вред, они только подстрекают к противостоянию!

Существо возражений ее не интересовало. Во всяком случае, реплику о том, что принять или не принять чью-то позицию можно лишь тогда, когда имеешь собственную и можешь их сравнивать, она, как говорится, «пропустила мимо ушей».

– Между прочим, профессиональная позиция – не то же самое, что позиция политическая, – заметила я, надеясь, что она меня все-таки услышит.

Девушка на минуту задумалась, даже хотела что-то произнести, но только махнула рукой. Потом вдруг спохватилась – мол, давно пора убегать. И ушла, оставив меня наедине с мыслью, что как раз свою-то профессиональную позицию она и высказала в этом споре. Но высказала, сама того не понимая, поскольку, видимо, и не задумывалась никогда над словами «профессиональная позиция». А почему?

Мысль оказалась привязчивой. Я вдруг осознала, что и сама не вполне отчетливо различаю жизненную позицию человека, его политическую позицию и позицию профессиональную. В научной литературе тоже не обнаружилось четкого видения смысла этих понятий. Есть понятие «социальная позиция», разрабатываемое социологами. Независимо от него в литературе по этике встречаются обращения к понятию «жизненная позиция». Специалисты по профессиональной этике говорят о профессиональной позиции журналиста, имея в виду конкретизацию его позиции как автономной личности в условиях профессиональной деятельности, однако при этом в подробности они, как правило, не вникают.

Словом, необходимо последовательно рассмотреть данные феномены и установить, чем они отличаются друг от друга.

Как складываются позиции?

Напомню: о жизненной позиции мы уже начинали разговор в первой главе. В частности, выяснили, что она формируется у человека на основе его обогащенной моральной установки в ходе тех нравственных исканий, которые сопутствуют освоению им накопленного обществом морального опыта. Процесс этот в жизненном цикле человека приходится в основном на время перехода от пятой к шестой стадии развития идентичности.

Что означает слово «идентичность»? Словарное его толкование – «тождественность», «одинаковость в чем-то». Психолог Э. Эриксон обозначает им «твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру...». Такой образ складывается не сразу и не у всех одинаково успешно. Достижение идентичности – результат решения возрастных задач, встающих перед каждым человеком на разных этапах его жизненного пути.

В чем особенность того периода в развитии идентичности, о котором идет речь? Пятая стадия – возраст от 11 до 20 лет, когда перед юношей или девушкой стоит задача объединения в некую целостность всего, что они знают о себе. Если эта задача решается успешно, то у человека формируется чувство идентичности; если нет – возникает спутанная идентичность, переживаемая как мучительные сомнения по поводу своего места в обществе, по поводу своего будущего. Шестая стадия (от 21 до 25 лет) – пора, когда человек на основе уже сложившейся психосоциальной идентичности решает «взрослые» задачи, в частности, создает связи, соответствующие потребностям основных направлений его самореализации: семейные, дружеские, профессиональные и др. В случае успешного решения их у него появляется социальная устойчивость, способность к соучастию в социокультурных процессах при сохранении перспектив саморазвития. Если же эти задачи человеку решить не удается (чаще всего из-за возникшей ранее спутанной идентичности), то у него начинает развиваться изоляционизм, усугубляющий процессы спутанности и подталкивающий к регрессу личности.

В контексте рассуждений Эриксона жизненная позиция представляется проявлением в самосознании личности достигнутого уровня идентичности. При этом в ней обнаруживается мера тождества человека не только с самим собой, но и с социумом (персональная и групповая идентичность). Тем самым предопределяется степень его моральности и степень включенности в социокультурные процессы. Отражая отношения и виды деятельности, которые человек воспринимает в качестве поля для самореализации, жизненная позиция интегрирует в себе соответствующий комплекс фиксированных установок в их рациональном, эмоциональном и волевом (поведенческом) аспектах. Иначе говоря, она берет на себя роль механизма, «запускающего» активность личности в той или иной сфере жизнедеятельности.

Очень важно при этом, чтобы собственный образ («образ себя») сформировался у человека без особых отклонений от эпигенетического принципа. Подчеркивая значение этого принципа, вытекающего из понимания развития организма в утробе матери, Э. Эриксон поясняет, что в обобщенном виде эпигенетический принцип заключается в следующем:

Все, что развивается, имеет исходный план развития, в соответствии с которым появляются отдельные части – каждая имеет свое время доминирования, – покуда все эти части не составят способного к функционированию целого. ...Появляясь на свет, ребенок меняет химический обмен в утробе матери на систему социального обмена в обществе, где его постепенно развивающиеся способности сталкиваются с культурными возможностями, благоприятствующими этому развитию или лимитирующими его.