Публицистика периода Гражданской войны
Центральные жанры – статьи, репортажи, очерки.
Ведущие публицисты этого периода: Лариса Михайловна Рейснер, Абрам Аграновский, Иван Рябов, Максим Горький, Борис Горбатов, Семен Нариньяни.
Специфические черты: тип задан – это активны и энергичный человек, энергия которого направлен на победу революции, он образец для подражания.
Публицистика отражает потребности эпохи и времени, красные командиры изображаются в духе Гоголя («Тарас Бульба»)
Основная мысль – коллективный разум Партии, ее стремление проникнуть в интересы народа.
Основная задача – создание образа партии взявшей на себя ответственность за страну и мир в целом
Л.М. Рейснер – первая женщина-журналист. Её герой удалой, мужественный и романтизированный. По её мнению «Революция – это молния, которая все освещает».
1 цикл – «Письма с фронта» («Известия», «Красная новь»)
2 цикл – «Письма с восточного фронта». Очерки: «Астрахань», «Лето 19 года», «Маркин» - образы командиров бесшабашно-смелых, поэтика романтизма, преувеличение положительных черт.3 цикл – «Уголь, железо и живые люди» (1924).
Материал для очерков собирался в поездках на Донбасс и Урал. Образы – реалистичные. Появляются изображения грязи, гнилых казарм, идет снижение романтического пафоса.
Особый тип героя – он способен преодолевать самые тяжелые испытания во имя победы революции. Портретные очерки начали писать Луначарский и Троцкий.
А. Аграновский «Филозофия Шаи Дынькина» из сборника "Очерки разных лет", 1960; впервые напечатано в "Известиях", 1927. 1-я встреча: рассуждения Шаи о НЭПе. Шая сравнивает торговца с бобром, который всегда идет одним путем и «второй НЭП» на пути торговца все равно, что клетка на пути бобра. «Теперь нам говорят: даем второй нэп. Частные знают это слово. В 1922 году было тоже сказано: даем нэп всурьез и надолго. И я помню слова Наркомторга, что отбирать частный капитал нельзя и не будем. Ничего себе слова! Дай вам бог здоровья... А наконец что было? Отобрали! Не метем, то качаньем. Не военно-коммунизем, то налогами разными. Но ведь это одно и то же: капитал забрали.. Частные знают, что второй нэп — это ставят клетку.» Шая заинтересован в журналисте не только как в друге и человеке, который может правильно изложить его мысли, но и как в муже для его старшей дочери Двоси. 2-я встреча: «Частные — те же овцы, удобная и полезная скотина. Но когда? Когда бы пастухи не пугали и не стригли каждого попавшего. А что мы видим сейчас? …Дали свободную торговлю всурьез и надолго, дали овце корму довольно, но поставили с одной стороны волка, а с другой — лёва. С одной стороны — кооперация с госторговлей, а с другой — финагент. Но овца не может иметь пользы от этого корма, ибо она кушает и оглядывается, авось изорвут ее. Скажите же, какая может быть польза, какой жир, какая, спрашивается, мясо и какой вообще аппетит?» Шая снова пытается пристроить замуж, но уже другую дочь Хаю. 3-я встреча: «Шая Дынькин говорил в последнем слове так: - Здесь, на позорной скамейке подсудимых, вместе с нами, частными и честными гражданами, сидит вся авторитетная верхушка финотдела и торготдела, и нашему обществу грозит или пять или даже все десять лет Соловков, ибо прокурор говорит: «Выщиплите сорную траву всурьез и надолго». Значит, Шая Дынькин больше не частный капитал, а Еремин — больше не фининспектор. Хорошо. С этим туда-сюда еще можно согласиться: одни давали, другие брали. Но когда гражданин прокурор говорит: оппортунизем, скатывание, сращивание, правый уклон, тут я спрашиваю: какой у Еремина или Дынькина может быть уклон? У рыбного торговца возможно одно из двух: или прибыль, или, не дай бог, убыток. Царь Давид сказал...»
В публицистике Л.М. Рейснергероика Гражданской войны получила яркое отображение. Невозможно отделить Рейснер-писательницу от Рейснер-бойца Волжской флотилии, автора цикла очерков «Фронт» от участника боев под Царицыном. В годы Гражданской войны ее постоянной трибуной стала газета «Известия», помещавшая очерки писательницы под рубриками «Письма с фронта» и «Письма с Восточного фронта». Некоторые очерки о фронтовых событиях появились уже после окончания войны, в том числе самый лучший из них – «Казань», напечатанный в 1922 г. в журнале «Пролетарская революция».
В послевоенное время в «Известиях», в журналах «Прожектор» и «Красная нива» постоянно публикуются очерки из цикла «Уголь, железо и живые люди». В 1924 г. очерки Л. Рейснер вышли отдельной книгой. Публицистическое наследие Л. Рейснер отличается высоким художественным мастерством. В очерках «Маркин», «Казань», «Астрахань», «Астрахань – Баку», «Казань – Сарапул» запечатлены моряки Волжской флотилии с «их голодом и героизмом», Астрахань, согретая ранней весной 1919 г., среди совершенно голых и неподвижных холмов Каспийского побережья, Казань с уходящими из города, спасающимися от Колчака жителями. «Рядом бежит семейство с детьми, шубами и самоварами, – читаем в очерке «Казань». – Несколько впереди женщина тянет за веревку перепуганную козу. На руках висит младенец. Куда ни взглянешь, вдоль золотых осенних полей – поток бедноты, солдат, повозок, нагруженных домашним скарбом, все теми же шубами, одеялами и посудой. Помню, как много легче стало в этом живом потоке. Кто эти бегущие? Коммунисты? Вряд ли. Уж баба с козой наверное не имеет партийного билета. При каждом выстреле, при каждой вспышке панического ужаса, встряхивающего толпу, она крестится на все колокольни. Она просто – народ, масса, спасающаяся от старых врагов. Целая Россия, схватив узел на плечи, по вязкой дороге пошла прочь от чехословацких освободителей». «Это был большой художник, это был большой творец», – так отзывался о Ларисе Рейснер Л. Сосновский. Особенно высокой оценки удостоил он один из последних ее очерков «Молоко», напечатанный в «Гудке». «В этом фельетоне, – отмечает Л. Сосновский, – было нечто совсем новое. Те, кто имел случай прочесть этот фельетон «Молоко», могли увидеть еще один этап в творчестве Ларисы Михайловны... Она как бы вела нас за разносчиком молока, который чуть свет поднимается по лестнице многоэтажного дома, и провела нас через все ступени нищеты берлинского рабочего. Этот новый и ясный обнаженный прием мне показал, что мы еще не знаем и малой доли того, на что способна Лариса Михайловна». Сохранившиеся в рукописном фонде Л.М. Рейснер материалы о состоянии уральской и донецкой промышленности подтверждают, что она действительно вынашивала планы создания еще многих произведений, в том числе трилогии о жизни уральских рабочих.