Глава 20. Тени лесного лабиринта
Я проснулась сама от неприятной рези внутри. Словно кто-то дернул за связующую нить. Или она сама дернулась от чужого присутствия. Протерев глаза и расправив затекшие плечи, я неуклюже встала и посмотрела в окно. Мрачное сырое утро спускалось с гор клочьями молочно-белого тумана. Утро... Я невольно оглядела сначала пустую комнату в подтеках красной слизи, а следом – и свои руки. Странное ощущение лопнувшей кожи оказалось только ощущением. Никаких ранок, никаких трещин после пробившихся корешков. На глаза бы посмотреть, да зеркала нет. И пить охота. И спина болит. И умыться бы... в укромном уголке. Я грустно улыбнулась. Простые составляющие человечьего быта, мелкие детали, но из них, как из тонких нитей, свивается наша жизнь, и ее ощущение держит нас на плаву. И помогает бороться. За себя.
Вэл, судя по тишине, спал наверху. Закутавшись в плащ, я вышла из башни и с головой окунулась в промозглую сырость горной осени. Не мог же Мофрин жить здесь без воды? Маги – тоже люди, да. Небольшой ручеек нашелся у скальной стены. Тонкими хрупкими нитями скользя по трещинам и выступам, вода скапливалась в ручей и убегала к парапету. Умывшись и напившись, я переплела косу и подошла к парапету. Странное ощущение. Тьма, прорвавшись, растеклась по телу, и без ее крыльев так пусто... Никаких эмоций, только пустота. Вплоть до безразличия. Куда идти, что делать?.. Все равно. Лишь бы жизни магической больше не учили. И в душу не лезли.
Дверь башни скрипуче хлопнула. Я обернулась.
– Проснулась? – Вэл, удручающе бодрый и довольный, присел у ручья. – У тебя пожрать есть?
– Нет, все у Рыжика в сумках осталось, – я равнодушно наблюдала за курящимися над ущельем струйками тумана. Разноцветного, кстати. Вчера я этого не заметила...
– Печально.
Да. Вчера я вообще много чего упустила. Например, не заметив оттиск мофриного портрета на внешней стене башни. Страж темных тайн вертел головой, изучая окрестности, и там, где замирал его взгляд, туман вскипал бурной горной рекой. Бездушная подозрительная скотина. Придет время, и ты все-все мне расскажешь... Как нужное существо подбирал. Ведь только природнику я поверила и подпустила его к себе так близко. Что ему пообещал. И чем подкупил. Ни одно существо природы в столь сложные времена не покинуло бы сердце леса, чтобы жить в городе. И – как подтолкнул. Элвин честно шарахался от меня все лето, а потом встрял Иф, и все враз поменялось. И Чудика он использовал, в чужой дом меня заманивая. И Шейтар по его наущению интересное утро мне устроил. И Элвину наверняка... разрешил. Потому что знал. На своей шкуре знал, что насколько болезненным будет последнее разочарование и утрата последнего близкого существа.
Да, не будь Элвина, тень бы разрослась, поглотив остатки человечьей сути. А не будь острого понимания подставы... я бы так и не полетела, цепляясь за веру в него. Не бабушка – главный паук. А это трусливое и истеричное рогатое недоразумение, недалекое, на первый взгляд, неприметное. Проклятый провокатор. Я все из тебя вытрясу...
– Лекс, ты мне не нравишься.
– Я вообще тебе никогда не нравилась, – отозвалась угрюмо, по-прежнему изучая туманные поползновения.
– Сегодня ты мне не нравишься иначе, – Вэл оперся локтем о парапет, озабоченно и хмуро изучая мое лицо. Но глаза вроде не болят, значит, и ипостась остается сокрытой... Наверное.
– Что вчера случилось? – спросил прямо.
– Ничего, – я честно посмотрела в подозрительные серые глаза.
– Значит, посмотришь на художества Мофрина? – Вэл склонил голову набок. – Тень действительно рукотворная. И убить ее легко. Достаточно посмотреть, как. А ритуал – нарисован.
– Пошли, покажешь, – я отлепилась от холодного парапета.
– Вчера боялась, а сегодня – нет? – родственничек иронично хмыкнул.
А сегодня у меня есть страж, которого не было вчера. Тьма, довольно урча, растекалась по венам, вбирая все эмоции, так похожая на элвиново тепло и так от него отличающаяся... Она не успокаивала, не грела и не утешала. Она забирала все чувства, ничего не отдавая взамен. Кроме одного. Чувства защищенности. Один мой лишний шаг к грани, один чужой косой взгляд – и она убьет любого, обрывая ложь, прекращая постановочные пытки и храня душу от новых потрясений. И мне это ощущение нравилось.
Вэлу же определенно что-то не нравилось. Он хмурился и кусал губы.
– Мы идем с сущностью разбираться, или ты так и будешь весь день на меня таращиться? – я зябко потерла плечи. – Здесь холодно, и я есть хочу. Вэл, ты что, совсем спятил?
Он меня не слушал. Стащил с моей головы капюшон, цепко взял за подбородок и внимательно осмотрел лицо. Заставил вынуть из карманов руки и изучил ладони и запястья. Расстегнул глухой ворот плащ и наклонил мою голову на бок, рассматривая шею. Неужели догадался?.. Надавил сильно на мой кадык, заставляя сглотнуть и напрячь шею. От боли заслезились глаза, и тьма тревожно шевельнулась, вздуваясь корнями.
Вэл изменился в лице. По небритой щеке прошла судорога, в глазах, впервые на моей памяти, отразилась растерянность.
– Пусти, задушишь… – дернулась я.
Он отпустил, но изумленной растерянности в его глазах стало больше. Я потерла шею и сипло уточнила:
– Что-то не так?
– Все не так! – рявкнул Вэл, нервно взъерошивая волосы. – Тьма побери эту проклятую историю... Никаких сущностей!.. Зови Шейтара! Домой едем!
– Никуда я не поеду, – уперлась я. – У меня задание. Мне еще тень нужно получить.
Мой собеседник резко выдохнул и хрипло сказал:
– Не получишь ты тень, Лекс. Если не разберутся... не получишь.
– Почему? – я натянула голову капюшон.
Он помолчал, рассматривая меня с растерянным интересом, и пояснил:
– Мы говорим, что меняем ипостась. Но физически мы не меняемся. Ипостась – это выброс силы, она накрывает нас плащом. Без нужды ипостась либо рассыпается, либо сползает тенью. Мы не меняемся физически, Лекс. А вот ты – меняешься.
Наверно, мне должно испугаться. Но страха не было. Только холодный интерес.
– И что?
– А что ты будешь в тень сбрасывать? – уточнил Вэл едко. – Сила стала частью тебя. Не предметом «одежды», как у нас. А внутренним органом.
Или кровью.
– А ты – мертвая звезда, – заявила я. – У тебя сила внутри, мне Шейтар сказал, что ты с ней родился!
Он сердито скрипнул зубами:
– Я родился с естественной предрасположенностью собирать только тьму! Снаружи собирать, на ауре!
– Подумаешь, – я пожала плечами. У Элвина и глаза менялись, и когти прорезались. И Белый волк оборачивался. Я сама видела, что оборачивался, а не рассыпался пеплом, как Шейтар. – У природников…
– У существ природы сила тоже «одежда»! – снова рявкнул он, зло сверкнув глазами. – Шерсть, перья и кора, мать твою! Они «линяют», сбрасывая излишки! Она снаружи! А у тебя – внутри!
– У Элвина глаза менялись, – я стояла на своем.
– Тень тени, только и всего! – отрезал Вэл. – В опасной обстановке она держится близко к хозяину, на грани слияния. И отбрасывает на него тень силы. А для дикого зверя городская среда – опасная обстановка! И тем более опасная, если кое за кем следить приходится и постоянно быть настороже!
«Встречи случайные – встречи нарочные»? Тьма заворочалась, зашелестела корнями, получая еще одно подтверждение недавних выводов. Пока мы не сблизились, его глаза не менялись. Никогда не менялись. Похоже, один зверь успокаивался в природной среде, а второй – боялся скрытой тьмы. Надо же. Постоянно боялся, а виду ни разу не подал.
– Так, Лекс...
– А Белый волк оборачивался! – я не собиралась сдаваться, нащупывая оправдания своей «неправильности». Домой?.. К ритуалам «воспитания»?..
– Белый волк – нечеловек, в отличие от тебя! – зарычал Вэл. Как его легко из себя вывести, оказывается. Достаточно не кормить своей злостью и задать пару глупых вопросов. – И он не оборачивается! Он перерождается! Да, раз в месяц, в черное полнолуние! Сбрасывает старую шкуру, чтобы обрасти новой! Поэтому, наверно, и живет тыщу лет, а то и больше, хотя я всегда думал, что он давным-давно сдох!
Я встрепенулась, но спросить ничего не успела. Тонкое черное щупальце обвилось вокруг моей головы, закрывая рот.
– Домой! – подытожил он решительно, быстро застегивая куртку. – Зови Шейтара, или я тебя сам тропам домой поволоку! Хватит с меня! Пусть дей Линнара разбирается с тем, что ты породила!
Тьма встрепенулась. Я породила? Я?.. Я злобно сорвала кляп и сплюнула тухлой горечью. Гадость его сила... У Вэла округлились глаза. Кажется, я опять что-то не то сделала, но да... плевать. Осталась еще одна деталь.
– А светлая? – я смотрела на него в упор. – Светлая с тенью?
– Да, и она – как мы, – родственничек посмотрел на меня так, будто убить хотел. Здесь и сейчас. И мне это понравилось. Тьма предвкушающе потерла ручки-корешки.
– Без души? – уточнила я въедливо.
Кажется, зря. Сдала себя с потрохами. Вэл уставился на меня, как на неведомое диво, изучающе и проницательно. А считать он тоже умел. И быстро сложил дважды два.
– Лекс, кем ты оборачиваешься? – спросил вкрадчиво и резко прижал меня к парапету, рявкнув: – Говори, кем!..
– Древесником, – отозвалась я спокойно. – И зачем так орать?
Вэл отскочил от меня, как от прокаженной. Видать, тоже бабушкиных сказок в детстве наслушался. И быстро сообразил, что не входит в число внушающих доверие.
– Что? – я сладко улыбнулась, расправляя плечи. – Страшно?
– Лекс, – он сглотнул, – ты... породила душу. Темную душу леса. Тьма должна была стать ипостасью, но... Стала душой. Живой душой. Сознательной и разумной. Она жила в тебе, наблюдала, познавала, училась... И теперь требует себе тело, и тело вполне... определенное, – помолчал, отведя взгляд, и сипло добавил: – Считай, в тебе живет сущность. Пока слабая и зависимая. Пока.
Я недоверчиво подняла брови, и Вэл кивнул, неожиданно тихо добавив:
– Лекс, я никогда тебя не обманывал.
Отвернувшись, я хмуро уставилась на ущелье, опершись о парапет. Бесконечный туман устилал ущелье пушистым ковром, и я смотрела на него и думала. Где же они ошиблись, эти воспитатели, м-магию их? Ведь должна была получиться светотень, а получились живая тьма и весьма странный полусвет, который тоже хотел быть живым. Отдельно друг от друга... Две души. Две... Тьма виновато заворочалась, переплетая корешки. И недаром я ее всегда ощущала... отдельно. Всегда. С тех пор, как она пробудилась после разговора с бабушкой. Она сидела птицей на плече и спала кошкой на коленях, она влияла на меня, но никогда не была… мной.
– Поехали домой, – повторил Вэл.
– Нет! – отрезала, не оборачиваясь. Только не туда. Хватит, доигрались.
– Лекс, – тяжелая рука легла на плечо, – с твоим порождением...
– С моим? – переспросила я, обернувшись, и мой спутник отшатнулся. Тьма раскаленной злобой потекла по венам, зажигая глаза и тонкими корешками просачиваясь наружу. – С моим? Это ваше порождение, постановщики недоделанные!.. Ваше! – и взмахнула рукой, предъявляя доказательства.
Рукава плаща и рубахи разошлись по швам. Кожа на руках и шее лопалась мыльными пузырями, но боли не было. Только ярость. И мир сузился до крошечного островка скального выступа, утопая в густом зеленоватом мареве, теряя звуки и ощущения.
Вэл отступал к башне, но пока не сдавался, пытаясь урезонить. И говорил что-то говорил, говорил... А я слышала набор звуков, бессвязных, режуще-острых. Что ему от меня нужно?.. Домой не вернусь и «воспитывать» себя больше никому не позволю!..
– Ваше!.. – прошипела зло, и гнев бешеным кровотоком застучал в висках, вспарывая кожу. – А чего вы ждали после всех ваших постановок? Понимания, любви и восторженной благодарности?.. Когда мне даже поговорить порой было не с кем?.. Когда ни к кому не подойти, не обнять и не рассказать, как страшно?.. Я не вернусь домой! Чтобы меня снова вон выставили, потому что не маг? Чтобы снова «воспитывать» и менять начали?.. Вы хотели, чтобы я полетела? – я взмахнула корнями как крыльями и рассмеялась: – Смотрите, я летаю! Но куда лететь, решу сама, понял?!
Вэл помолчал, посмотрел выразительно, и воздух вокруг него сгустился, темнея. Я радостно встрепенулась, улыбнулась и подбодрила:
– Дай же мне повод... – тьма заструилась по моим плечам, свиваясь в петли волос, корни поползли по лицу, переплетаясь. – Дай мне повод!..
Он отрицательно покачал головой, паразит, и развеял свою тень. Я разочарованно фыркнула. Один бы враждебный жест, один косой взгляд, одно бы поползновение тени... Прямой удар острым корнем в грудную клетку навылет, и одной темной подлой душонкой в мире будет меньше, но... Я отвернулась, скривившись. Нужен повод. Вэл действительно никогда не лгал, и он – лишь исполнитель. Поэтому нужен повод, очень-очень нужен... Ведь еще есть связь.
Я расстроено вздохнула. Проклятая связь – как поводок, как ошейник... Мы с ним много делились силой: он – мне, я – ему. А связь – это или общая кровь, или взаимообмен. А здесь – и то, и другое. Но один бы маленький, крошечный повод, и связь в клочья... Что ж он умный-то такой, гаденыш... Нить связи натянулась осторожно, и я невольно дернулась. Умный и сообразительный, догадался, зараза... А я слишком добрая. Всегда ведь его жалела, а потом огребала...
Вэл вновь заговорил, но я опять не поняла ни слова. Только отмахнулась от него корнем, изучая туманно-зеленые окрестности. Внутри все бурлило и бурчало от голода. Раздразнил, сволочь, и в кусты... Есть хочу. Тьма, как не вовремя... Неужели здесь совсем-совсем ничего нет? Я повела носом и вновь фыркнула. Только проклятый зеленый туман и... Я насторожилась. Легко вскочила на парапет и хищно втянула носом воздух. И довольно улыбнулась. Добыча. Темная. Свежая. Едва вылупившаяся. Сама идет. Хочу.
Нить связи вновь натянулась. Слабоват. Три капли крови по линии матери – блажь пустая. И пользоваться толком не умеет. Недоучка. На запястье нужно наматывать и дергать, что есть силы. А не тянуть на себя осторожно, боясь кожу на руке содрать. Трус. Фу. То, вкусное, интереснее. И само идет. И злое. И гадость сделать успело. Такой хвост из смертей за ним тянется... Из родных смертей. Из древесных. Можно есть. Само разрешило и руки развязало.
Я присела на корточки, выжидая, повела небрежно плечами, сбрасывая клочья ненужной одежды. Тьма, чуя запах крови, выползала новыми ростками корней, оплетая тело. А еда приближалась. И я ощущала ее голод. Растворенный в тумане, растекающийся по ущелью, ищущий. И страх. Витающий в воздухе, едкий, липкий. Впервые так далеко от дома. Рискуя не вернуться. Но голод сильнее. И прежде ощущала подобное... В лесу. Когда нашла девочку. Волны чужих эмоций – примитивных, инстинктивных – расходились над ущельем, накатывая с каждым новым шагом. Я забыла об этой грани дара, закрывшись в городе и потеряв связь с лесом. Почти потеряв. Сейчас он силен, как никогда. И если бы не одна заноза...
– Не мешай, убью, – предупредила, обернувшись через плечо. – Под ноги не лезь. И тень не зови. Запутаешь.
Вэл растворялся в зеленом мареве – ни лица не угадать, ни фигуры, лишь расплывчатый силуэт. Но эмоции... Настороженность, хладнокровная решимость, собранность и готовность... Пожалуй, не трус. Знает, но не боится.
– Не мешай, – повторила спокойнее. – Уйди и не путай. Сбиваешь собой. Ты невкусный, но съедобный. Отвлекаюсь.
Он попятился, и я отвернулась. Уже совсем близко. Не вижу, не слышу, но ощущаю. Вот-вот вынырнет из тумана. В животе жалобно заурчало. Скоро. Еще пара шагов. Отчаянная тварь. Почуяла тьму и решила, что сможет сожрать. Глупая. И десяти дней нет еще, а уже убивать. А я долго ждала. Очень долго. Терпела и ела, что дадут. Объедки. Одно и то же. Страшно. Больно. Снова страшно. Опять больно. Лишь раз покормили хорошо. Смертью. Вкусной, дождливой. И опять объедки. И чужой свет. Лесной, но невкусной. Свой свет приятнее. Зря отдала последний. Не отдала бы – убить можно было бы. Заслужил. Но добрая слишком. А он уцепился за мой свет и связь поставил. Не убьешь теперь, хоть и сволочь. Умный к тому же. Почуял свое и вцепился. Кошачье племя. Все для себя. Не зря учил. Уцелеть хотел. Видел, что растет. Темное брать боялся, берегся. Но знал, что светлое отдам. Постановщик. Всех бы в клочья и на удобрения. Лесу польза, и мне приятно. Жаль, что... жалко.
Воздух дрожал и шел мелкой рябью. Уже рядом. Уже близко. А ведь могло бы получиться. У этих. У воспитателей. Перестарались. Ломали неумело. Одну часть – к небу за светом. Вторую – в тень, к земле. Но слом слишком глубокий. Вторая тяжелее – из первой все вытянула и свету не дала прорасти. И сильнее надломила, и подняться не смогла. Иначе срослись бы в одно и обменялись силой. А кошачий срастить не успел. Убрал тяжесть, но поздно, уже родилась. Недоумки. Не умеют, а лезут. Тогда не поняла, а сейчас знаю. Мир говорит душой. А дух – это дерево. И корни в его душу глубоко пустила. И он шепчет. Тихо-тихо, обрывками мыслей. Давно говорит, да не слышала. Отвлекает сейчас. Но свое не упущу. Есть хочу. Очень.
Тень выросла из тумана. Привстала ей навстречу. Жуткая тварь. Без лица. Но вкусная. Древесные соки. Свежая зелень. Пряная горечь корней. Цветочная сладость. Много сил выпила – так и пышет. И погубила многих – хвост за ней призрачный длинный-длинный. Целый лес вырастить можно. Глаза зеленые, горящие, голодные. В груди зеленый клубок червей копошится. Я прищурилась. Сила. Вкусная. Доступная. Не нападает. Страшно. Нос высунула из тумана и думает. А думать-то нечем. Одни инстинкты – голодно и страшно. Убью быстро.
Улыбнувшись, поманила тварь к себе. Корни длинные, но еще неразвитые. Деревянные. Могу промахнуться и спугнуть. Раскрыла ладонь и выпустила бутон переплетенных корней. Зеленые искорки тьмы защекотали ладонь. Тварь попалась. Потянулась за силой. Подлетела, зашипела безгубо. Швырнула ей комок силы, а за ним – плеть нового корня из середины ладони. Поморщилась. Больно. Неожиданно. Человечье тело неважное. Слабое. Свое хочу.
Тварь вцепилась в приманку, запищала, разрывая связку корней. Глупое дитя дурной магии недоумка. Портал закрыл, а открыть не смог. Думал свою ошибку исправить. Тем, что будет силу звезд для природы подходящей делать. И оно делает подходящей. Тьма внутри живая, природная. Только не отдает ее, и чужого жрет много. И природу губит. Тварь проглотила наживку вместе с корнем, поперхнулась, попятилась. Но поздно. Корень устремился к древесной силе. Разрастаясь, разветвляясь, вцепляясь в силу, как в землю. Попалась.
Резко дернув тварь на себя, перетащила ее через парапет. Опрокинула наземь и села сверху. Выпустила из второй руки корень и всадила во вздрагивающую грудь, проращивая. Сила потекла по телу, живая, вкусная. Древесные соки. Свежая зелень. Пряная горечь корней. Цветочная сладость. Тварь извивалась и пищала. Сжала коленями ее тощие бока и глубже пустила корни. По всему телу, до кончиков пальцев, крепкой сетью. Всю силу собрать, до капли и крошки. Когда еще поесть удастся?..
Тварь обмякла, затихнув. Быстро кончилась. Разочарованно насупилась. Жаль. Казалось, много. Еще хочу. Света хочу. Приучили. Зря. Убивала бы лишних. А не жалела. Встав, втянула корни в ладони. Посмотрела на сморщенное съежившееся тельце. Быстро. Скучно. Даже корни не размяла. Пугали больше. Обернулась на призрачный лес. Старый. Мудрый. Выпустив корни, потянулась к древесным душам. Силы много, не жалко. Вернете.
Призрачные деревья опустились на каменную площадку. Переплела их корни со своими и вонзила в землю. Неуютная, но семян много. Найти и привязать душу. И вырастить. Они так и не поняли. Мы двусторонние. И свет, и тьма, и дух, и оболочка. Кошачий знал. И усыплял. Боялся, что оберну. И мечтал, чтобы обернула. Но крови предков мало, пять капель, не переродится. Только сила леса спасет от безумия. Только еда. Если ее вернуть. Все знал. И согласился. Ради леса. И таких, как он. Подумаешь, душа девочки. У самого-то – лишь инстинкты. А теперь корнями переплелись крепко, не расцепить. Жаль. На сладкое бы его. Невкусный, но светлый.
Семена находились, души переплетались, и вокруг башни разрастался лес. Новый. Молодой. Сильный. Мудрый. Выживет. Корни глубоко провела. Воды много, хватит. Зеленеющие кроны поднялись выше башенной крыши. Не по осени одежка, но привыкнет. Вобрав в ладони свои корни, прошлась вдоль древесных стволов. От каждого волна силы – как от камешка в воду. Теплая, живая, желанная. Знакомая. Истосковалась.
– Доброго, отец, – шепнула, погладив шершавый ствол.
«Доброго, дитя. Благодарю за жизнь. Ты срастаешься. Возвращайся».
– Куда? – нахмурилась.
«Ты человек, не забывай».
Недоуменно изучила свои руки. Длинные извилистые пальцы-корешки, руки без суставов, тело-ствол, оплетенное гибкими корнями. Рассмеялась. Человек, надо же. Свет глаз делал мир зеленым, размазывая по нему предметы, но обостряя ощущения – запахи, эмоции. Втянула носом воздух. И улыбнулась. Гости. Снова. Вкусные. Один – темный. Второй – светлый. Третий – разный. Сладкое. Жаль, двое на связи. На сильной связи. Один обменом. Второй – кровью. А с третьим нет. Сильной нет. Можно попробовать. Только бы дали повод.
Выпустила из ладоней корни и вышла из леса к парапету. Но ударить не успела. Яркий свет растопил зелень, ослепляя. Больно. Закрыла глаза рукой, вытянула ладонь, но корень обвис плетью. Сильная. Старая. Давно все умеет. Тень яркая. Знакомая. Говорит что-то. Тихо-тихо, непонятно. А второй связи касается. Легко, точно струны перебирает.
«Лекс, возвращайся».
Лекс?..
– Шейтар?.. – спросила неуверенно. Единственный, кому пока еще верю.
«Ты обещала. Помнишь, о чем я тебя просил?»
Я вздрогнула. По телу прошла судорога, скручивая, выворачивая суставы. Обещание древесника свято. Даже если он... не совсем древесник. Пока. Пока в теле человека. Я неимоверным усилием подавила боль и встряхнулась. Тьма разочарованно фыркнула, отступая. К моим ногам посыпались сморщенные корни, колени ослабли и подкосились, руки схватили воздух, нащупывая опору.
«Держись».
Я обхватила руками морду Шейтара, прижалась лбом к его лбу, обмякла тряпичной куклой. Глаза чесались и слезились, тело скручивало судорогами боли, корни сыпались и сыпались, с плеч, с головы, со спины...
– Ярт, найди одеяло! Быстро!
Перед внутренним взором суматошно метались зеленые светляки. Тело горело огнем. Я цеплялась за Шейтара и не чувствовала своих рук. Словно мы с телом все еще не принадлежим друг другу... Вздрогнув, я вспомнила. Ощущение, похожее на дрему. Вокруг что-то происходит, и ты слышишь, но не видишь и не участвуешь. Но понимаешь. Краем сознания улавливаешь обрывки происходящего и обрывки слов. И я все вспомнила. Все, о чем думала сущность древесника. О сломе и ошибках «воспитателей». О двусторонности. Об Элвине и его горькой правде. И об убитой сущности – той самой, из Мертвого леса, стервятницей прилетевшей на запах якобы доступной тьмы.
Я невольно обернулась. Однако сколько времени прошло... Кажется, только проснулась и поссорилась с Вэлом... Мир стремительно погружался в ночную тьму. Заброшенную башню обступил зеленеющий лес, и среди его сильных стволов бродили клочья колдовского тумана. Двусторонняя... Что ж, этого и следовало ожидать. Я поежилась на холодном ветру, и Шейтар заботливо укрыл меня теплым крылом. Вся одежда в клочья, даже волшебные нарукавники, подаренные Эллин... Меня начало трясти. Мелкая дрожь сбивала с ног, отнимая последние силы и разжимая руки.
Шейтар предусмотрительно улегся и подгреб меня к себе. Я свернулась в коконе его крыла клубком, прижалась щекой к теплому боку:
– Тебе не тяжело во втором облике?..
«Пока нет. Потерплю. Отдыхай».
Я закрыла глаза. Снаружи продолжалась возня и, судя по повышенным тонам, намечалась ссора, но мне на все было плевать. Кроме того, что я зверски устала. И из меня сила хлещет через край. Древесник сказал, что мало, а мне казалось, что слишком. Сколько же ей нужно, чтобы не чувствовать голода?..
«Много, Лекс. Нужно жить в своей среде, наполненной живой силой природы. Без нее, сколько ни питайся, мы всегда будем голодны. И злы. И опасны».
– Открыть портал Внутреннего мира? – я зевнула в кулак. Тень спряталась, кажется, уснув, и постепенно сходила на нет боль, сменяясь неподъемной усталостью.
«Да. Все остальное – временные меры».
– А ведь можно... – я подобрала под себя ноги и погладила Шейтара по боку.
«Что, прямо сейчас?»
– Нет, но... – я смутилась.
«Лекс, у тебя нет ни ипостаси, ни тени. Забудь о подвигах и спасениях. Сейчас главная опасность – это ты. Непредсказуемая ты, за десять мгновений убивающая сущность, с которой не справились бы и десять темных».
– Так легко же!.. – удивилась я, вспоминая. Чужие ощущения обрывочны, мир – в зеленом мареве, но основа действий ясна. Прорастаешь и выпиваешь силу, как корни деревьев вытягивают из земли влагу. Ничего сложного.
«Правда? Для тех, у кого нет ни корней, и природных инстинктов, ни ипостаси темного духа леса?»
– Шейтар, отстань, – буркнула я. – Все равно соображаю плохо...
– …надо отвести в башню! – пробился сквозь кокон крыла раздраженный голос Ярта.
– Домой надо, и быстро, пока снова не пробудилась! – резко возразил Вэл. – Дей Линнара с Мофрином эту кашу заварили – теперь пускай сами и расхлебывают! Хватит с нас!
Я инстинктивно вцепилась в теплый край шейтарового крыла. Не отдавай!.. Не хочу ни в кровавую башню, ни к «воспитателям»!.. Я не справлюсь...
«Не бойся, не отдам».
– Никуда она не пойдет! – прервал спор решительный девичий голос. – Они и без того наломали дров! Довольно! Испортят все окончательно! Сами справимся!
– Да-а-а? – иронично протянул Вэл. – И у тебя, разумеется, есть план?
– Придумаю! – огрызнулась девушка. – А ты, если хоть слово своим скажешь... Оба вы хоть слово своим скажете, далеко не уйдете! Рты на замок и молчать о древеснике, поняли?
Ай да, светлая... Кстати, о «своих»... Древесник почуял в Ярте связь на крови, и мне пора было и самой догадаться, что чужих людей рядом нет...
– Но, Аске...
– Я все сказала! – перебив, припечатала она. – Никаких опытов над нами я больше не допущу! Довольно! А вы оба можете убираться по своим делам, я вас не держу! Да и Лекс, думаю, не будет по вам долго тосковать!
Совершенно верно. Не буду.
– Древесник опасен, – напомнил Вэл мрачно.
– Для тебя – да, – легко согласилась Аске. – Тебя он выпьет как бокал кислого вина. Поморщится, но выпьет одним глотком. А я с ним справлюсь. Слишком слаб еще, форму плохо держит. Загнать в тело – легко. Но вы оба...
– Я останусь, – проворчал Ярт.
– Я тоже, – хмыкнул Вэл. – Я участвовал в этой истории с самого ее начала и хочу знать, чем все закончится.
– Под ногами не путайтесь и под руку не лезьте, – предупредила она. – Скажу – делаете, молчу – сидите в кустах, ясно?
Однако у нее характер...
– Ты нервничаешь. Значит, задумала что-то нехорошее, – сделал вывод Ярт, – и опасное. Что?
Светлая промолчала, и мне почудилось, что она смотрит на меня и видит – сквозь ночную тьму, сквозь мощное крыло Шейтара. И не только меня. Тьма недовольно заворочалась, зябко запахиваясь в кокон корней.
– Ей нужна сила природы, – сказала Аске тихо. – Придется открывать портал. Рано, да... Но не сделаем сейчас – «потом» может не наступить. И для Лекс, и для природы мира. Одна я не справлюсь, нужен дух природы. А ее древесник подчинит, поглотив сознание. То, что было... Это замещение. Лекс уснула, а он проснулся. То, что будет... Слияние. Если они срастутся сознаниями... Ей не выстоять. Благодаря всей вашей семейке. Не за что держаться. Ни веры, ни любви, ни ощущения ценности себя.
– Но ты выстояла, – заметил Ярт, и его голос прозвучал очень близко. Словно он присел на корточки рядом с крылом. И рядом со мной.
– Мне изначально некого и нечего было терять, и тебе об этом прекрасно известно, – спокойно ответила она. – И меня не торопили. И не ломали вручную. Мне не оставили выбора, а с этим проще справиться. Проще идти одной неизвестной тропой, чем метаться в тупиковом лабиринте леса.
Я грустно улыбнулась. И не скажешь, кому из нас больше повезло...
– Все остальное – завтра, – подытожила Аске устало и села рядом со мной. От нее щекочущими солнечными лучами пошли волны тепла.
Интересно, а какая у нее ипостась?..
– Одуванчик, – тихо сказала она.
– Что?.. – встрепенулась я, невольно подняв голову к единственной «прорехе» в коконе крыла.
Мягкий свет окаймлял края темного крыла, озаряя… одеяло. Я протянула руку, забрав предложенную вещь. Не холодно, но... Неуклюже повозившись, завернулась в толстую шерсть одеяла.
– Одуванчик, – повторила Аске с улыбкой. – Спи, Лекс. Все завтра.
– Я согласна, – ответила тихо.
Глава 21. Дуб-прародитель
Меня разбудил чужой взгляд. Он то останавливался, то исчезал, то возвращался. То решительный, то задумчивый, то рассеянный, то выжидательный. Я поморгала и открыла глаза. Башня. Все-таки перетащили.
«Я здесь».
Рада тебе, Шейтар. Очень.
«Пора просыпаться».
Я села, откинула с лица волосы и огляделась. Пустая комната первого этажа. Стены, скрывая слизь и перебивая запах тления, затянул густой вьющийся плющ, сплетаясь на полу в подобие лежака. На подоконнике, вертя в руках побег плюща, сидела Аске и то в окно смотрела, на Шейтара, то на меня оборачивалась. Оказывается, мы не так похожи, как показывали зеркальные отражения. Не один в один. У нее черты лица чуть резче, волосы и глаза светлее, ямочка на подбородке, рисунок бровей другой... А еще она носит платье, сейчас скрытое длинным плащом. Но – мы похожи.
Я прижала к груди одеяло, смущенно кашлянула, не зная, с чего начать разговор, но она меня опередила.
– Здравствуй, Лекс. Мне не вчера встретились, мы почти всю жизнь знакомы, – Аске улыбнулась, погладив по носу сунувшегося в открытое окно Шейтара. – Лет в десять я научилась преобразовывать предметы, и с тех пор ты видела меня в зеркалах и отражениях воды, но не замечала. Я приходила к тебе во сне, но ты забывала, просыпаясь. Стирающее заклятье не подпускало меня даже близко. А потом моя родня, – и она скривилась, – догадалась, с кем я пытаюсь связаться, и устроила слежку. Я едва не вывела их к тебе.
И, помолчав, сухо она добавила:
– Наверно, поэтому я и прожила так долго. Им нужна была темная, но тебя хорошо прятали.
– Всем темная нужна, кроме меня, – буркнула я, тяжело сползая с «постели». Ничего не болит, но... неприятно.
Аске усмехнулась и кивнула лежащую рядом сумку, пояснив:
– Твоя. Одевайся. Лучше бы нам поторопиться.
– А где?.. – придерживая одеяло, я открыла клапан сумки. Еще одни штаны с рубахой и исподним в запасе есть. А вот как быть без плаща и обуви...
– Выгнала обоих, – она сухо поджала губы и нахмурилась. – Надоели. Один нудит, что домой надо – что семья все решать должна, второй вздумал меня – меня! – учить, что делать с духом древесника! – и оскорбленно фыркнула: – Утомили. А расскажут и помешают – им же хуже.
Ежась о холода и быстро надевая рубаху, я глянула на нее искоса. Темное воспитание. Светлая из нее... как из меня темная. Темный – не значит злой, говорил Шейтар, а светлый, судя по всему, – не значит добрый. И терпеливый. А она старше – намного старше – меня, хотя мы одного возраста. Взгляд взрослый, выражение лица решительное. Интересно, темные (и воспитанные темными) – они все такие, рано взрослеющие?
«Лекс, ты лучше спроси, какие у нее на тебя планы».
– Какие-какие, – отозвалась я, затягивая шнуровку штанов. – Сущность хочет тело. Иначе добровольно не уйдет. А «уйти» ее надо, иначе она поглотит меня. А без силы природы в мире она будет вечно голодной и крайне опасной, так?
– Так, – кивнула Аске и, поворошив заросли, сорвала с ветки плюща пару желтых яблок. Вот она, развитая сила природы...
– Согласна, – повторила свои последние вчерашние слова. – Порталы – так порталы.
Светлая протянула мне яблоки, посмотрела внимательно:
– Не страшно? Веришь, что сможем?
Завернувшись в одеяло, я села на подоконник рядом с ней, покатала по ладони яблоко и пожала плечами:
– Страшно. Но верю. Я выросла человеком. Не видела чудес и не знала о волшебстве, – я похрустела яблоком с горьким плющевым привкусом и добавила: – Меньше чем за год мне пришлось поверить и в магию, и темных колдунов, и семейных духов, и в крылатых кошек, и в разумных и говорящих лошадей.
«Лекс, как не стыдно».
– Прости, это образно, к слову, – я протянула Шейтару второе яблоко, и он, неодобрительно фыркнув, принял угощение. Я догрызла свое и добавила: – Я ничего не понимала в окружающем мире, Аске. Дивилась, наблюдала, терялась... Но либо быстро принимала его со всеми чудесами и глупо верила, либо... – и с сожалением изучила огрызок.
Она молча протянула мне еще пару яблок, и я так же молча и быстро их сгрызла. И закончила:
– Я до сих пор не понимаю сути многих магических явлений, путаюсь в них, но не принять не могу, потому что вижу и чувствую. Они существуют. Значит, в их существование важно верить. Как и в то, что недавно я была древесником. Как и в то, что недавно уничтожила сущность. Я не понимаю, как вырастила дух леса, но раз это стало возможным – в него важно поверить. И я не понимаю, как открывать портал для силы природы. Я даже не знаю, как он выглядит. Но если дверь была закрыта – значит, ее можно открыть. Если она существовала тогда – значит, есть и сейчас. И в это тоже важно хотя бы верить. Вот и все.
Аске улыбнулась, кивнув, и подытожила:
– Значит, к вратам портала. Откроем – сущность сама выскочит на запах еды. И я смогу сделать ей подобие тела. Но идем сейчас. Пока она сытая и довольная. Пока еще она хочет свое тело и готова уйти добровольно. Иначе ее трудно будет выманить, не навредив тебе.
Шейтар вновь сунулся в окно и быстро исчез, утащив за собой связку плюща.
Я поежилась на сыром сквозняке и решилась спросить:
– Откуда ты обо всем знаешь?
– Природа – это душа мира, – просто ответила Аске. – И нам ли ее не понимать? Пока нет тени, слышишь отдельные голоса – деревьев, трав, зверей. А тень сплетает все голоса в единую речь. Правда, при этом перестаешь понимать все остальное. Зато учишься у самого мудрого и искреннего наставника.
Да, оборотившись, я сначала перестала понимать речь Вэла... И вспомнила еще об одной странности.
– И ты – двусторонняя?
– Нет. Но светотень предполагает второе умение. Я не смогу работать с духом так же, как ты. И не понимаю существ природы так, как ты. Картинки-мысли вижу, но слов не понимаю. А ты не смогла бы вырастить лес. Цветок – да, но лес... Это побочное явление неумелого слома, – Аске мрачно сверкнула глазами и встала с подоконника, одернув плащ.
Я потеребила ручку сумки, вспоминая откровения сущности. Дух – пополам, и нижняя часть питалась силой от корней, а верхняя – на себя ее перетягивала. Нижняя – почти не развивалась, а верхняя – иссыхала, тяжелея. Нижняя замерла между светом и тьмой, зато верхняя – напиталась силой за двоих, породив сущность. Дух – это дерево, говорил Элвин. Он все видел и все знал. И убрал сухие ветки с темной кроны. Возможно, не сделай он этого, вчера я бы так и осталась древесником, даже с данным Шейтару обещанием...
– А я?.. А со мной что будет после?..
– Сейчас сущность всю темную часть ствола под себя подгребла, а уйдет – заберет с собой, – Аске смешно наморщила нос, но светло-карие глаза смотрели серьезно. – Ты останешься. Собой останешься. И дальше, без сломов и тяжести, будешь развиваться как обычный маг, без воспитательных причуд. Я за этим прослежу. Да, на первом шаге нас подталкивать надо, но дальше все идет само собой, естественно.
– А силой мы не поменяемся? – я с интересом наблюдала за плющом, чьи гибкие ветви с шорохом оплетали мои ноги.
– Не думаю. Сначала выбора не было у меня, а теперь его нет у тебя. Светлая уже есть. Дело за тобой. Сойдет?
Я подняла ноги, рассматривая плющевые сапожки. Лист к листу, стебель к стеблю, плотные и теплые. Ступни ног окутало живое невесомое тепло.
– Сойдет, – я улыбнулась и не удержалась: – А ты и правда... одуванчик?
Аске хмыкнула, и вокруг нее взметнулись сияющие гроздья снежно-белого пуха. Словно ветер прошелся по полю, срывая с одуванчиков пушистые «шапки». От яркого мерцания зарябило в глазах, и древесник сон