Глава 17: Когда кончается дождь

Учиться я согласилась зря. Элвин переплюнул всех моих предыдущих наставников вместе взятых. Строгий, требовательный и безжалостный, не обремененный к тому же знакомством с моим волшебным семейством, он доводил меня до головной боли и малодушного нытья, но от своего не отступался.

– Не понимаю, зачем наизнанку выворачиваться, если не получается... – ворчала я, сидя за столом и с ненавистью глядя на куколку бабочки-черноглазки, которую мне велели оживить еще пять дней назад.

Именно что оживить. Якобы столь крошечному существу много не нужно, дескать, организм устроен несложно, но... Я покосилась на Элвина. Только бы отвернулся – у меня бы рука не дрогнула... Но новоявленный наставник, сидя на краешке стола, зорко следил за каждым моим движением и в сто пятьдесят шестой раз терпеливо объяснял:

– В дороге случиться может всякое. А лишние умения лишними не бывают. Исцелишь бабочку – и я от тебя отстану, – пообещал почти честно.

Ага, почти – за десять дней совместной жизни я успела оценить всю глубину его «честности».

– Да конечно! – фыркнула я. – А то я не знаю, сколько у тебя на чердаке подобной гадости скопилось!.. Этой помогу, и ты еще десятерых «искалеченных» притащишь! Но с этой – с конкретно этой! – ты, конечно, отстанешь!

Элвин обезоруживающе улыбнулся и выжидательно поднял брови.

– Уйду я от тебя... – протянула тоскливо.

Он весело хмыкнул. Уходить я пыталась по десять раз на дню, но каждый раз что-то мешало – то погода, то лень, то грубая физическая сила, то нежданно настигающее пресловутое «не».

– Бабочка! – напомнил Элвин требовательно. – Не отвлекайся!

– Не хочу!.. – заупрямилась я.

– А в пути ты выжить хочешь? – проницательно спросил он. – Лекс, все в мире взаимосвязано. Сегодня ты научишься лечить – завтра ты спасешь чью-то жизнь – а послезавтра спасенный поможет тебе.

– Я сама могу за себя постоять! – обиделась я.

– Как с тем ла-ардом у ручья? – уточнил Элвин метко.

Я поджала губы. Вот оно, кошачье племя... Поверишь добрым глазам и теплому урчанию, пустишь на колени – сразу когти выпускают... Я мрачно обозрела пустой стол. И запустить-то нечем...

– Лекс, извини.

– На правду не обижаются... – буркнула я и швырнула в него единственно возможным предметом – несчастной куколкой.

И малодушно спряталась под стол, что меня, конечно, не спасло. Элвин сел на пол и вновь положил передо мной проклятый черный кокон.

– Я понял, ты жадничаешь, – изрек он. – Думаешь, своих сил мало, и бережешь каждую каплю?

– Думаю!

– А ты не думай. А делай, – сказал настойчиво. – Просто сделай. Направь поток силы, и она сама проложит русло. И дальше – проще. И не говори, что мы разные, и умения у нас будут разными. Различия, конечно, есть, но все, что могу я, можешь и ты. Лекс, не вредничай. Просто сделай, – и положил куколку в мою ладонь, накрыв своей. – Просто сделай, ладно?

– Охота тебе со мной возиться... – я зажмурилась, собираясь с мыслями.

– Я не люблю сидеть без дела, – Элвин отодвинулся, не сводя с меня внимательного взгляда, – и не умею, как ты, сходить с ума. И совмещаю приятное с полезным, помня о том, что тебе еще мир спасать.

Все не пойму, когда он шутит, когда – говорит серьезно, а когда – таки издевается...

– С мыслями соберись!

Я честно собралась. Тепло, как кровь, течет по венам, просачивается сквозь кожу, скапливается в ладонях... Течет и скапливается... Скапливается, я сказала!.. Тьфу, проклятье... Так, тепло течет-течет-течет, скапливается и... Ладонь пощекотало легкое движение. Я открыла глаза и затаила дыхание. Куколка распалась ворохом седой пыльцы, и крошечная черно-желтая бабочка робко шевельнула крыльями. Элвин смотрел на нее с гордостью, как на собственное достижение. А впрочем... Впрочем, наша радость была недолгой. Вяло махнув крылышками, бабочка распласталась по моей ладони и приказала долго жить.

– В сломе дело, что ли? – Элвин задумчиво потер небритый подбородок и хмуро уставился на бабочку.

– В каком сломе? – переспросила я, уныло изучая жертву своих опытов.

– Лекс, дух – это дерево, – из мерцающих желтых глаз на меня опять смотрел мудрый старик. – В спокойной обстановке он растет, как велит природа, но если вокруг бушует буря, дух гнет, ломает и калечит. А искалеченное растет, как повелела буря, против природы. И у тебя слом вот здесь, – и он провел ребром ладони от моего подбородка до левой ключицы.

Вероятно, я просто не должна была становиться темной...

– А это... лечится? – я вылезла из-под стола, одернула короткий край рубахи и отнесла бабочку к подоконнику. Позже попробую снова...

– Я стараюсь, – Элвин недовольно глянул на меня снизу вверх. – Но слом старый и глубокий. А ты вредная и сопротивляешься.

– Я?! – я ни о каком «лечении» не догадывалась, но в обиженную позу встала.

– Ты. Цепляешься за него, будто кроме твоих обид в мире нет ничего интересного. Можно, конечно, обломать ствол по трещине и нарастить макушку... – он оценивающе изучил меня с головы до ног, уделив особое внимание последнему. – Но это больно, – и бодро поднялся с пола. – А я голодный.

Я скривилась и отвернулась. Все бы ничего, но он, зараза, мясо любил. И ели мы отдельно. Элвин – на кухне, я – в гостевой. И здесь же хранила запасы морковки и капусты. Что, впрочем, не мешало нам общаться через коридор.

– Лекс, жаркое будешь?

Знает же, что не ем...

– Тебе определенно нравится меня доводить, – я села в кресло и поставила на коленки чашку с овощами.

– А я тебя разве довожу? – весело удивился он, гремя тарелками. – Обычно я тебя доношу.

– Ненавижу, – я взялась за морковку.

– Любишь, – не согласился Элвин.

– Одно другому не мешает!

Да, люблю... Я задумчиво захрустела морковкой, но в мрачные мысли погрузиться не успела.

– Лекс, не молчи.

– Не хочу я с тобой ругаться!

– Надо! Иначе ты опять забьешься в темный угол, чтобы подумать. Ведешь себя, как раненый зверь.

Почему же «как»... И у меня есть на то причины.

– В последнее время я вообще стараюсь не думать...

– Это правильно, – одобрил Элвин, – зачем тебе, молодой и симпатичной, забивать голову ерундой?

Я не поленилась дойти до кухни и кинуть в него огрызком морковки, но он увернулся. А все равно люблю... Тормошит, как умеет... А тормошить он умеет. Я вернулась в гостевую и решительно объявила:

– Я в углу!

– Опять потом искать тебя по всему дому?

– Ты же не любишь сидеть без дела? Любишь совмещать приятное с полезным? Вот и поищешь!

– С тобой я люблю заниматься другим, и желательно – не в пыльном углу!

– Значит, уборкой займись, чтоб не в пыльном!..

– Ага, только мясо доем.

– Тьфу на тебя...

– А я хищник.

– То-то я вся покусанная, и ты мне плешь проел уже своими уроками...

Элвин погремел посудой на кухне, сбегал наверх и пошуршал в спальне, и вниз спустился полностью одетый. Заглянул в дверной проем и вопросительно поднял брови:

– До леса прогуляться не хочешь?..

Я красноречиво посмотрела в окно – ледяной дождь стоял непроходимой стеной. Но зверя кормить надо. Элвин как-то полушутя-полусерьезно заметил, что если тень выпускать на охоту хотя бы раз в два дня, то утром один из нас проснется без ноги. Я удивилась, почему так редко, и получила предельно честный ответ – потому что в родной среде зверь успокаивается и много спит. А родной средой была я, вернее, моя природная сила. Причем для обоих. Наверно, поэтому со мной и возились.

– Дождешься?

Я кивнула.

– А поцеловать?..

После съеденного мяса?.. Тьфу... И все равно люблю. Протопала в коридор, чмокнула его в щеку, пропустив недовольный взгляд, закрыла выходную дверь и вернулась в кресло к своим овощам. И опять попросила небо, чтобы дождь кончился, смыв всю неопределенность. А лучше – чтобы он никогда не кончался... И это противоречивость желаний и двойственность обстановки рвали на части и сводили с ума.

Время в одиночестве тянулось бесконечно долго, и тьма просыпалась и рвалась наружу, поднимая волны обиды и тоски. И мне становилась страшно – я понятия не имела, что породила, что может вырваться наружу, но не ждала ничего хорошего. Но появлялся Элвин, смотрел на меня задумчиво, и тьма засыпала, сунув голову под крыло.

Скрипнул ключ в замке, и хлопнула входная дверь, отвлекая от мрачных мыслей.

– Лекс, в постель!

– А ты приди и отнеси! Ой, нет, ты холодный и мокрый, даже не подходи!.. Я сама, говорю!.. У-у-уйди, лягушка!.. Зверюга желтоглазая!.. И ты тоже, ушастый!.. Это нечестно!..

Знаешь, небо, потом мне будет не хватает этого времени, но благодарю тебя за то, что сейчас оно у меня есть...

Как обычно, мы проспали до обеда, но, что необычно, я проснулась первой. И насторожилась. Что-то изменилось, чего-то не хватало... Я прислушалась. Элвин урчит слева, тень похрапывает справа, все в порядке, но... Завернувшись в домашнюю рубаху, я подошла к окну и вздрогнула. Дождь. Дождь кончился. И не спешил начинаться – сияющая голубизна осеннего неба слепила глаза. Звезды решили, что хватит с меня теплого домашнего счастья...

– Давай-ка мы займемся твоим сломом, – бесшумно подошел Элвин и встал рядом, сунув руки в карманы домашних штанов.

– А что, еще не?..

– Еще «не», – поддразнил он. – Я переоценил свои силы и недооценил его глубину. Убирать будет больно, но если его сорвет неожиданной бурей... будет больнее. И у цельного больше возможностей выстоять против ветра.

– Знаешь... – я задумчиво обняла руками плечи. – Знаешь, не надо. Пусть остается. Если мне однажды придали такое направление... Кто знает, как поведет себя моя сила, если... Пусть все остается, как есть. Пускай... – я тряхнула головой, отгоняя тревожные мысли, и отвернулась от окна. – Ладно, я до дома. Проверю своих и...

Но далеко уйти не успела. Элвин резко притянул меня к себе, одной рукой обхватив талию, второй – шею, прижал затылком к своей груди. И вслед за знакомым теплом по телу потекла режущая боль. Острые осколки рвали, резали, спиливали, обламывали... Я заорала, забилась, вырываясь, но ощущение, будто меня лишают рук и ног, ломают кости во всем теле, лишь усилилось. И Элвин держал крепко, а там, где его пальцы обхватывали шею, кожа полыхала лесным пожаром. Я инстинктивно вцепилась руками в его напряженное предплечье, полузадушено захрипела, и боль ушла так же неожиданно, как и пришла, сменившись успокаивающим теплом.

Элвин тяжело дышал, дрожа и шатаясь, я обмякла в его руках тряпичной куклой, пытаясь собраться с мыслями. И когда собралась...

– Ты... – просипела злобно. – Ты, наглый и самонадеянный... Ты что со мной сделал?..

– Убрал лишнее, – он сел на пол, привалившись спиной к стене и не выпуская меня из рук, прикрыл глаза, – то, что тянуло тебя к земле и углубляло трещины слома. Сухие и сломанные ветки, отмирающую часть кроны... – помолчал, прислушался к моему гневному сопению и объяснил: – Несбывшиеся мечты, напрасные надежды, ненужные страхи, разочарования и обиды. Слом оставил, не волнуйся. Верно говоришь, пока его не стоит трогать.

– Ты не имеешь права решать... – зашипела я в ответ и осеклась под раздраженным взглядом.

– Лекс, – Элвин смотрел на меня, не мигая, – ты действительно считаешь, что единственная цель твоей жизни – это возвращение в прошлое? В то прошлое, которое уже никогда не повторится? К той жизни, которой у тебя уже никогда не будет?

Я обиженно отвернулась, вытирая заплаканное лицо:

– Не твое дело!..

– Вероятно, – он устало закрыл глаза. – Но если бы спросил, ты бы не позволила. И я сделал так, как посчитал нужным, – и бросил небрежно: – можешь не благодарить.

Я молча сидела на полу, вытирая слезы, ощущая тяжесть его рук на своих плечах и... легкость на душе. Схожую с избавлением от лишней одежды, когда приходишь в теплый дом, снимаешь промокший от дождя плащ и грязные сапоги, остаешься с одной рубашке, а то и без... Непривычное, но приятное ощущение – пусть в исподнем, но в тепле и дома, под защитой стен... И, кажется, столько освободилось места, и тьма не давит, ворочаясь с боку на бок, не вызывает прежней неприязни к настоящему... и к прошлому. Раньше при мысли о семье меня сжигала горечь, а теперь... Теперь осталась только теплая усталость. Я же с ним никогда не рассчитаюсь за все хорошее...

– Так-то лучше, – с усмешкой заметил Элвин. – И теперь я чувством выполненного долга могу отпускать тебя спасать мир.

– Долга?.. – растерялась я, обернувшись. – И все только для?..

...для возращения в мир силы природы и спокойной жизни таких, как он, для которых я – только предметное благо?..

– А ты как думаешь? – он весело прищурил желтые глаза, вернувшись в привычный образ.

И пусть не говорит. Я ведь тоже молчу. Но ощущения сильнее слов.

– Любишь, – констатировала я.

– Ненавижу, – не согласился он, передразнивая.

– Но одно другому не мешает? – на мои глаза навернулись слезы.

Небо, как больно... Но пора в дорогу. Как только кончится дождь, сказала бабушка. Я обняла его за плечи и быстро поцеловала:

– И все равно – ты зверюга, наглая и самонадеянная. И в печенках у меня сидишь со своими мясом и уроками, – и в сердце, да... – Уйду я от тебя.

– До дома? Чтобы собрать вещи и вернуться?

Очень хотелось гордо заявить, что нет – и раз и навсегда, но вместо этого вырвалось неуверенное «хорошо, если бы так...». И не договорилось. Запнувшись на полуслове, я замерла, прислушиваясь к странным ощущениям. Легкое натяжение связующих нитей, тихий перебор, словно кто-то играл на них, как на струнах, подзывая, знакомое чувство присутствия...

– Шейтар?.. – я подскочила с пола, кинувшись к окну.

«Доброго дня, Лекс».

После «лечебного» вмешательства мелко дрожали руки и тряслись коленки, но что мне до слабости, если Шейтар вернулся?.. Я распахнула окно, впустив в комнату прохладную сырость и свежесть солнечного осеннего дня, и взобралась на подоконник. Черный жеребец неспешно прогуливался вдоль крыльца, помахивая хвостом и дожевывая клочок увядшей травы.

«Из окна не выпади. И не торопись, я не убегу».

Я счастливо улыбнулась, спустилась на пол и помчалась к лестнице, но у двери остановилась, обернувшись на оклик.

– Лекс, – Элвин по-прежнему сидел на полу, скрестив ноги и привалившись к стене, и иронично улыбался, – оденься. Если вы опять разругаетесь, то я за тобой по всему городу бегать не буду. А на улице уже не лето. И не раннее безлюдное утро.

Я послушно распахнула дверцы шкафа. Рубаха, штаны, подаренный мамой пояс, а сапоги – где-то внизу... И, пока переодевалась, косилась на своего личного «лекаря». Сначала насторожила его улыбка, а потом – и общее состояние. Слишком безмятежный. Слишком расслабленный. И слишком бледный. С мной – все понятно, а с собой он что сделал?.. Переодевшись, я нерешительно остановилась у дверного проема:

– Элвин...

– Иди, – мягко сказал он, не открывая глаз.

– Но...

– Все нормально.

– А если... – я кстати вспомнила о собственной недоразвитой способности лечить.

– Не надо. Не буди во мне зверя. Он спал все те дни, пока ты была рядом, так что... Не надо.

– Но...

– Дух природы – это эмоции и инстинкты, – устало объяснил Элвин. – Моя сила тебе не страшна – ты человек. А твоя для меня опасна. Дышать ею или усваивать через взаимообмен – это одно: она успокаивает. Но получать напрямую... Иди, Лекс. Я следом.

И я вспомнила, что являюсь темной. И если у дерева или бабочки-черноглазки темных инстинктов нет, то у хищника их полно. Хорошо, что сначала спросила... Обеспокоенно кивнув, я вышла из комнаты, но на первой же лестничной ступеньке остановилась, уточнив:

– Значит, он спал? А почему спал?

Ответом мне было глухое утробное рычание, и вниз я скатилась кубарем, забыв о недавней слабости. Не сказать, что страшно, но... Расслабилась я с ним, забыла, что он – не совсем человек...

Шейтар по-прежнему ждал у крыльца. Сбежав по ступенькам, я радостно обняла его за шею, погладила по дернувшейся щеке, потянувшись, ласково почесала за ухом. И прижалась к нему всем телом. Как мне тебя не хватало, старый бродяга...

«Лекс, что за нежности?».

– Волнуюсь... – отозвалась невпопад.

«Зря, он почти в норме. Быстро восстанавливается и берет себя в руки. Потомкам сложнее, Лекс. Второго облика нет, а звериные инстинкты – есть. Стремление на волю, жажды охоты и крови – все при нем. Частично они переходят в тень вместе со звериной силой и сущностью... Но лишь частично. Остальное нужно контролировать каждый миг, чтобы не сорваться. И трата сил оборачивается жаждой их восстановления. Порой – кровавой».

Я невольно покосилась на открытое окно. Похоже, не я одна такая... с нарывом тьмы внутри. Элвину еще хуже приходится.

«Совместная жизнь вам обоим пошла на пользу».

Радость улетучилась. Я рассеянно погладила Шейтара по переносице и вздохнула:

– Знаешь, когда?..

«После заката, в ночь. Ифрил уже собрал сумки, а твое сопровождение идет знакомиться».

– Сколько?

«Двое».

– Сколько-сколько? – переспросила я. – Двое? Всего-то? Значит, беречь меня в Аджите собрались все окрестные маги, а мир спасать – всего-то двоих снарядили? – и иронично хмыкнула: – Надеюсь, они того стоят...

– А ты во мне сомневаешься?

Я быстро обернулась. Его ж черную магию... Причем, судя по ауре, не темную, а именно черную... Ни единого проблеска света, ни единого лишнего оттенка... Вэл стоял напротив меня, через улицу, на крыльце постоялого двора и изучал нас с Шейтаром с насмешливым интересом. Я потеряла дар речи, уцепившись за гриву жеребца. Тот, в свою очередь, внимательнейшим образом изучал предпоследний клочок жухлой травы, ютящийся у крыльца.

«Лекс, ты хоть поздоровайся, молчать – невоспитанно».

Огрызнуться я не успела. Дверь постоялого двора хлопнула, и на крыльце возникло второе действующее лицо. При виде которого я вновь потеряла дар речи. Яртан. Собранный и хмурый, будто ему неведомую сущность предстоит бить, а не мне. С безумно-яркой смесью вкраплений на ауре – похоже, ему было подвластно едва ли не существующее в мире волшебство, кроме природного, даже черные точки тьмы имелись.

«Почти все в сборе».

– Лекс, я готов! – из своего неоткуда вынырнул Иф, и к моим ногам упали две дорожные сумки, а в руки – радостно урчащий Чудик.

Я обняла сумеречное существо, обозрела всю нашу компанию и расхохоталась.

– А что я такого сказал?.. – растерялся охранитель.

«Лекс, это верх невоспитанности», – шумно фыркнул Шейтар, не прекращая жевать траву.

– И-и-и... не могу!.. – я уткнулась носом в его бок, и меня накрыло новой волной истерического смеха.

Все это напоминало дешевую смеховую постановку в исполнении непредвзятых уличных балаганщиков, которую я наблюдала в Аджите на празднике середины лета. Когда в одной сложной постановке надобно задействовать десятерых разных людей, но, за неимением нужного количества, одна и та же троица, то и дело забегая в крытую повозку, быстро меняет костюмы, маски и роли. И мы – не то друзья, не то враги, не то соседи, не то знать друг друга не знаем, не то мир, м-магию его природную, спасаем... А бабушка?.. Бабушка полночи меня воспитывала, уверяя в ценности моего существования, и куда и с кем отправляет?.. А какой я путь прошла – и ради чего?.. Ради того, чтобы два молодых мага без теней вели меня навстречу темным, для которых я давно найденная?.. Бред!.. Да надо мной издеваются!.. Точно – смеховая постановка!..

«А почему смеховая?»

– А п-потому что п-пока еще н-никто не умер!.. – прозаикалась я.

Снова хлопнула дверь, и на улице появилось новое действующее лицо. А следом захлопали и окна, являя миру любопытные носы зрителей. Но дверь... Хорошо, что наша. Появления, например, досточтимого мэтра Звездочета я бы точно не выдержала...

«Лекс, отцепись от моей гривы. И отпусти несчастного айта».

Элвин кивнул Ифу, мельком глянул на мое хмуро-интересующееся сопровождение и решительно оттащил хихикающую меня от Шейтара. Я разжала руки, отстраняясь от недовольных. Чудик с шипением отлетел подальше и уселся на крыльцо. Шейтар косил на меня хитрым черным глазом. Я без сил повисла на Элвине, цепляясь за темную ткань его рубахи. Все, не могу...

Теплая волна прошлась по телу от затылка до кончиков пальцев, вбирая лишние эмоции, и я неожиданно поняла, что замерзла в безветренной осенней сырости в одной рубашке. Обняла Элвина, и на смену истерике пришло отчаяние. Ради какого сомнительного не то приключения, не то бабушкиного испытания я должна сейчас от него уходить, да еще и в такой компании?.. И кожей ощутила небрежный взгляд Вэла, лениво гуляющий по моему телу, от макушки до пяток. И напряженно-ждущий взгляд Ярта, буравящий мой затылок. Небо, не хочу!..

«Лекс, пожалей своего парня, ему и так несладко приходится».

Что?..

«Темного чует. А у детей природы с темными магами, как ты знаешь, высокие отношения».

Я насторожилась. Боясь оборачиваться и встречаться взглядами со своим сопровождением, зажмурилась и прислушалась, вбирая все растворенные вокруг ощущения. Я дух природы, я должна уметь чувствовать, ловить эмоции и ощущения и собирать их в единое целое... Так я прежде «разговаривала» с животными. И так сейчас смогла «увидеть» обстановку.

Ярт, зная, что истерить я могу долго, сидел на верхней ступеньке крыльца и рассеянно грыз сухую соломинку. Он сильно изменился с нашей последней встречи под Дубом-прародителем – похудел, осунулся, загорел до черноты, словно в пустынных землях работал. Темные волосы выгорели до тусклой рыжины, а обычно приветливый взгляд стал напряженным и настороженным. Где же ты так изменился?.. Словно отвечая на молчаливый вопрос, Ярт посмотрел в мою сторону и хмуро отвернулся. Прости, что не рада...

Вэл, напротив, выглядел на редкость цветущим и всем довольным – и собой, и жизнью, и предстоящим продолжением этой нелепой смеховой постановки. Никакой прежней агрессии, никакого угрюмого недовольства и нервной язвительности. И если вспомнить, что прежде я была его «проклятой работой»... Либо ему развязали руки для свободы действий, либо... Либо временно спустили с поводка, позволив получить свое удовольствие от происходящего. Я кожей ощущала его хищный интерес, направленный и на меня, и на Элвина. Интерес опытного членителя, знающего все слабые места будущих жертв.

«Правильно понимаешь. Из тебя тоже можно выжать много природной силы. Попадешься в руки к темным – умирать будешь долго и мучительно, как и любое создание природной магии».

Я невольно вздрогнула, встретившись взором с внимательными глазами Шейтара. Изображая глупую и смирную ездовую животину, он хрустел веткой кустарника, а рядом с ним, замерев у стены дома, сходила с ума тень. Элвин стоял спокойно, обнимая меня за плечи и принюхиваясь, но вот его тень... Прижав уши и взъерошившись, она тихо шипела на Вэла, вспарывала когтями влажную землю, злобно хлестала хвостом по бокам. Невидимая, но воздух вкруг нее шел кругами, как от упавшего в воду камня. Не приведи небо, кто-то увидит...

– Элвин... – я нервно покосилась на зрителей, молчаливо и восторженно столпившихся у своих окон. А древняя, как мир, дей Нарита, кажется, вот-вот из окна от любопытства вывалится вместе со своими кружевными занавесками...

– Держу, – услышала сиплый ответ.

И, наверно, удержал бы, не открой Вэл рот. Насмешливо оглянувшись на зрителей, он предвкушающе улыбнулся и заговорил. Я не поняла ни слова из мертвого ирсийского наречия, недоученного в Облачных горах, лишь распознала характерные пронзительно-чирикающие окончания. Но Элвин очевидно понял. Сжал мое плечо и сухо ответил. Вэл хмыкнул, качнулся с пятки на носок и разразился новой длинной трелью. Их же м-магию, поссориться даже не могут по-человечески...

«А потому что нечеловеческие дела обсуждают».

– Ты понимаешь? – я в упор посмотрела на Шейтара. – Переведи, а?..

Жеребец фыркнул и отвернулся, шутливо поддев носом сидящего на крыльце Чудика. Тот возмущенно зашипел и упорхнул в дом через открытое окно. Я беспомощно огляделась. И Иф исчез, бросив сумки, и Ярт неприметно сидит в стороне... Встретившись со мной взглядом, старый друг предупреждающе и отрицательно покачал головой. А сверху раздалось возмущенное:

– Не молчи, парень! Скажи ему… – и дей Нарита прочирикала что-то гневное, – добавив веско: – и гнать темных в шею!

Элвин усмехнулся, но его ладонь, соскользнув с моего плеча на талию, судорожно сжалась, вцепившись в пояс, тело напряглось, как перед прыжком, а в темных глазах закружила мерцающая песчаная буря. Тень просительно заскулила, облизнувшись. Я решительно повернулась к Вэлу, но сказать ничего не успела. Элвин, прищурившись, коротко чирикнул, и маг шумно втянул носом воздух. Серые глаза заволокло тьмой, по смуглому лицу прошла судорога. А рука на моей талии сжалась еще сильнее, судя по покалывающим ощущениям, обрастая когтями.

Зрители возбужденно зашушукались, дей Нарита довольно захихикала, а я досадливо насупилась. Я тоже поучаствовать хочу, мне есть, что сказать этому проходимцу!.. Посмотрела просительно на Элвина и неожиданно поняла, что ничего – совершенно ничего! – о нем не знаю. Где и как он раньше жил, как оказался в Аджите?.. И где выучился говорить на ирсийском? Ведь мертвым наречиям в лесу или на большой дороге не учат. А там, где учат... Там наверняка просто так не учат, не верю я в доброту волшебного мира... Сердце сжалось в неприятном предчувствии. Не хочу в это верить...

Вэл тем временем опомнился и, кинув на меня злобный хищный взгляд, что-то чирикнул. Кожу моего бедра жаляще царапнули тонкие иглы когтей, и воздух вокруг нас с Элвином пошел рябью. Он что, вбирает в себя тень?.. Ярт, очнувшись от раздумий, резко поднял голову и гневно рявкнул на провокатора. Вэл в ответ обидно рассмеялся. Дей Нарита, ухнув, запустила в возмутителя спокойствия цветочным горшком, но промахнулась, и тот звонко разбился о крыльцо. А вот Элвин не промахнулся. Сгустившийся горячий воздух – резкий выдох – и Вэл, схватившись за лицо, тряпичной куклой сполз по треснувшей двери постоялого двора. И сорвалась с места тень, подмяв под себя бесчувственное тело.

– Нет!.. – я вцепилась в обнимающую руку. – Элвин, не надо!.. Он того не стоит!

Потеря сил вызывает приступ жажды, заметил Шейтар, а что случится со зверем, впервые за долгое время дорвавшимся до крови?.. Да, тень он кормил, а себя?.. Я невольно отступила на шаг и запрокинула голову, всматриваясь в окаменевшее лицо. Похоже... он весь с тенью или в тени... Остекленевший пустой взгляд заволокло желтой дымкой. Вернется ли на зов... эмоций? Попробовать можно... Пусть у меня не получилось с бабочкой, но больше я ничего не умею... Тень, осклабившись, шершаво облизала будущую добычу.

Я сосредоточилась. Так, тепло скапливается-скапливается... В накопленную силу я вложила все то светлое, что получила от Элвина, – уют, тепло, чувство защищенности и нужности. И резко ударила его в солнечное сплетение, вкладывая в удар лоскуток силы. Он, согнувшись, сдавленно выдохнул, осел на крыльцо, а тень отскочила, поджав хвост.

– Прочь пошла!.. – рявкнула я на нее и обняла Элвина за плечи, присев рядом и прошептав: – Дыши... – и в отчаянии посмотрела на Ярта: – Унеси его куда-нибудь, слышишь?.. Очнется – они же глотки друг другу перегрызут!.. А мы... потом поговорим, ладно? – и погладила Элвина по плечу: – Дыши...

Если сила природы успокаивает...

«И за ушком почеши».

Я метнула на Шейтара гневный взгляд.

«Между прочим, я серьезно».

– Лучше бы Вэлу рот заткнул, – проворчала я, но за ушком почесала. Элвин вздрогнул и тихо заурчал, расслабляясь.

«По морде получил и за дело».

– Зря! – разочарованно протянула дей Нарита. – Зря не добил погань! – и исчезла в окне вместе со своими знаменитыми на весь город кружевными занавесками.

Вслед за ней за закрытыми створками исчезли и остальные зрители. Ярт, глянув на меня неодобрительно, поджал губы, взвалил Вэла на плечи и скрылся за покосившейся дверью постоялого двора. Я зябко съежилась под влажными порывами осеннего ветра и, пропуская сквозь пальцы жесткие пряди темных волос, смотрела на склоненную голову Элвина и думала. О том, что его сущность, похоже, не была тайной ни для моего будущего сопровождения, ни для соседей. И либо он все же подстава, либо... либо ему уже нечего терять. Иначе бы не раскрылся.

Бесшумно подошел Шейтар и ткнулся носом в мое плечо.

«Подожду тебя за городом. После заката выезжаем».

– А как же?.. – я отвлеклась от тяжелых мыслей. – И все-таки – что Вэл говорил?..

«Переведу – и ему не жить. Убьешь его, и никто не тебя останавливать не будет».

Я криво улыбнулась. Жеребец неспешно потрусил по улице мимо изумленно озирающихся на него случайных прохожих. На нас тоже смотрели странно, но я была слишком занята собственными невеселыми размышлениями. Элвин по-прежнему тихо урчал, успокаиваясь, его тень вилась у крыльца, виновато попискивая, а я выбирала, то ли наконец зареветь от обиды, то ли по самомнению кое-кому врезать... Но ведь доказательств-то нет, и прижать мне его нечем... И как же я устала от незнания... Болтаюсь, как муха в паутине...

Знакомое тепло пробежалось по телу, успокаивая. Все, очнулся... Я попыталась отодвинуться, но Элвин не позволил. Одной рукой перехватил мои ладони, второй обнял, прижимая к себе и согревая. И я тихо расплакалась. Небо, не хочу никуда уходить... Хочу жить спокойной жизнью, а не болтаться в паутине чужих воспитательных интриг... Хочу лечить своих зверюшек, ждать его по вечерам дома, пререкаться через коридор... И в лес все эти сущности... Я вздрогнула, шмыгнув носом. Но ведь если расползутся – то не будет лесов. И нас без природы не будет. Кто мы, оторванные от души леса? Тусклые тени, бессильные и недоверчивые. И этот путь до Мертвого леса... Это ведь только начало. Не будет больше прежней беззаботной жизни.

– Лекс, оставь Чудика у меня, – тихо сказал Элвин. – У него сил совсем мало, ему бы в спячку сейчас... Если в дорогу соберусь – попрошу ее милость присмотреть. И пойдем погуляем? Тебя еще покормить надо, прежде чем отпускать мир спасать.

– Да что ты все заладил – «спасать мир да спасать мир»! – рассердилась я, неловко вытирая слезы. – Не будет никакого спасения мира! И подвигов не будет! И великих битв – тоже! Будет очень больно. И опять будет страшно. Меня выгоняют из безопасного мира, чтобы закончить этот, м-магию их, «ритуал». И все! А вот потом... Потом будет всякое, но эта дорога – путь за своей тенью...

– Хорошо, что ты это наконец поняла, – негромко заметил он.

Я раздраженно фыркнула:

– Конечно, хорошо быть старше и умнее!..

– Хорошо быть моложе и глупее, – возразил Элвин и улыбнулся: – Никакого ощущения опасности, мир яркий и беззаботный. И сказку вокруг видишь, в чудеса веришь, – и, помолчав, добавил: – и вообще умеешь верить.

Да, веришь... Весь мой путь до Аджита, все дни здесь казались сказкой. Но были лишь затишьем перед пресловутой бурей. Наверно, так и начинаешь взрослеть... И не будет никаких спасений. Будет работа. Ту, что мне вручили вместе с силой Двойной звезды, которую еще предстоит развить. И вряд ли теперь мне дадут на это время. Со мной и так слишком долго нянчились...

– А разве вера и жизнь – это не одно и то же? – я вытянула ноги и поежилась на сыром ветру.

– Не всегда, – Элвин глазел на стаю перелетных птиц, рассеянно пропуская меж пальцев пушистый хвостик моей косы. – Жизнь без веры – существование. Но там, где существование и вера пересекаются, жизнь обретает смысл.

Я вздрогнула. И появляется светотень. «Я в тебя верю», – сказал он. И я поверила в себя – там, на кухонном полу, когда поняла, что готова помогать и защищать. И если бы не он... И все это время в Аджите, с конца весны до начала осени, рядом с ним... Не только тьму воспитывали. Ее безболезненно разбавляли светом. Создавая то, что будет защищать и убивать, умея любить, верить и прощать. И, кажется, у меня появились конкретные вопросы к двум наглым мордам, которые так настырно устраивали мою личную жизнь... И вновь нахлынуло стойкое ощущение постановки. Или... лесного лабиринта. По темным извилистым тропам которого мы бегаем кругами, то и дело встречаясь, и вновь бежим к выходу. А есть ли он, выход-то?.. Или мы так и сгинем, заплутав в чащобе?.. А ты, его создательница и наша ведущая, – кто же ты на самом деле?..

– О чем задумалась?

– Мы все умрем, – сказала я убежденно и мрачно.

Элвин почему-то рассмеялся.

– Кончено, – раздосадовано пробормотала я, – хорошо быть старше и умнее... – и не являться центром лесного лабиринта. И простодушно изложила ему все свои домыслы.

– Лекс, – он обнял меня за плечи, – если ты заблудишься в лесу, как ты будешь искать выход?

– Интуитивно, – я нахмурилась, – и у деревьев путь спрашивая...

– Так и иди вперед. Интуитивно и у деревьев совета спрашивая, – сказал он серьезно. – Лишние знания порой замедляют путь и заставляют метаться, выбирая. А лишние догадки пугают. Сейчас такое время... когда нужно верить в себя. И себе. Это и будет правильной дорогой к выходу. А думать будешь потом. Когда выберешься. А ты обязательно выберешься.

– Вот как я без тебя жить буду, а? – вздохнула тоскливо. И пусть – подстава... Все прощу, если любит...

Элвин хмыкнул и промолчал, только обнял крепче. И тема была закрыта. И весь остаток дня до отъезда – как в тумане. Обед. Прогулка по городу в молчании. Встреча с Калле и скомканное прощание с обещанием скоро вернуться. Быстрый ужин через силу. Возращение домой за сумками и безумно-горькое «не» у ближайшей стены. И молчаливый путь до врат, когда над Аджитом вспыхнуло жаркое зарево заката. И молчаливый ключник, отпирающий городские врата.

И первой заговорила я, едва мы вышли за пределы города:

– Это все притяжение родственной силы.

– Разумеется, – легко согласился Элвин.

– И подобное потянулось к подобному, а противоположное сцепилось с противоположным.

– А еще во всем виноват дождь, – подсказал он рассеянно.

– И вообще ты – подстава! – добавила я неуверенно.

На смуглом лице не дрогнул ни один мускул, даже привычный прищур не изменился. Я порывисто обняла его:

– Не хочу прощаться...

– И не надо. Лес в помощь, – отозвался мой спутник негромко.

Шейтар возник из сумрачной тени стены, как ночной призрак. Элвин быстро нагрузил жеребца моими сумками, поцеловал меня в уголок губ и ушел. Я беспокойно оглянулась на закрывающиеся врата, на составные разобрала последний образ и нахмурилась. Слишком задумчивый. Слишком расслабленный. Как после «лечения» меня, когда скрывал тьму своей жизни. Ох, не нравится мне все это, боюсь я за него...