Глава 1: О пользе ночных прогулок и вреде чрезмерного любопытства
– Дей-ли! Вы знаете, сколько сейчас времени?..
Это она мне... С трудом подавив трусливое желание сигануть через подоконник и скрыться в ближайших кустах, я покорно спрыгнула на пол и опустила очи долу. Надо было по плющу – и сразу в свою комнату... Зря усталости поддалась...
– Знаю, да... – мой нарочито скромный голос явно не соответствует обстановке, и мама это, разумеется, заметила.
– О, небо, Лекс, как ты одета? Что это за лохмотья?.. И где, скажи на милость, ты бродила всю ночь?..
Благо, света мало, и она только лохмотья и заметила... А где хочу – там и хожу! Никогда прежде не интересовались, чем я занята, а тут проснулись, когда не надо!.. И вообще, мне уже восемнадцать, хватит у юбки держать!.. И так вся жизнь – из окон дома. И дома все можно, а как за порог – так сразу «Куда?» и «Чтобы рядом с замком!». Только ночные побеги в лес и спасали, и я эту возможность сохраню!..
– Всю ночь? – я в отчаянии обернулась к окну, на едва заметную в темном небе багровую полосу рассвета. – О чем ты? Я всего лишь выбралась на утреннюю прогулку... Понимаешь, ночной лес, он... он... – и запнулась под сердитым взглядом.
– Ой, не ври мне! – недоверчиво хмыкнула мама. – Какая может быть пробежка в середине ночи, после восхода Красной звезды?
– У меня бессонница...
– Лекс, хватит!.. Где ты была?
Моя изворотливая фантазия озадаченно промолчала. А мама, понимая, что мне нечем крыть, стояла, скрестив руки на груди, и не сводила с меня строгого взора.
– Э-э-э... А ты что здесь делаешь в такую рань и в таком виде?
Мама, купившись на обманку, опустила глаза на полы длинного халата, туже затягивая пояс, а я проворно проскользнула мимо нее к лестнице. Нет, лучше возвращаться так же, как и уходить, – через окно...
– Не думай, что на этом все закончится! – пригрозила она мне вслед. – Отец обо всем узнает! И советую придумать более правдивые отговорки! Но накажу я тебя в любом случае, и...
Добежав по темному коридору до своей комнаты, я громко хлопнула дверью, прерывая гневную мамину речь, и устало села у стены, вытянув ноги. А виноват во всем дождь... Если бы не он, я бы вернулась домой как обычно, за час до рассвета, когда родители еще крепко спят... Ведь всегда мне ночные прогулки сходили с рук! И никого не волновало, где меня носит, лишь бы рядом с домом и подальше от незнакомых личностей. Как и от малознакомых. И я не возражала. С обитателями леса мне проще найти общий язык, чем с людьми.
Устало поморщившись, я заставила себя встать, раздеться и помыться. Вода, разумеется, давно остыла, света нет, но – надо... Тряпки, бывшие одеждой, спрятать, кровь с рук и лица – смыть, и лишних вопросов поутру будет меньше. А лучше, чтобы их вообще не возникло. Чем меньше людей знает о существовании легендарных существ-прародителей, тем выше их возможности выживания. Белый волк не раз замечал, что за ним давно охотятся, а сегодня я опять собственноручно зашивала, прочищала и промывала последствия этой охоты. И за наше многолетнее знакомство я ни разу не видела столь странной и страшной раны, ни разу...
Завернувшись в халат и на ощупь добравшись до кровати, я без сил рухнула на одеяло и обняла подушку. Все, меня нет, я умерла, а тех, кто потревожит покой почивших с миром, ожидает крупный скандал...
– Лекси, ты спишь? – доносящийся из коридора смутно знакомый голос сопровождается негромким стуком.
– А что еще я могу делать в собственной комнате в такую рань?.. – простонала я в подушку. Кажется, только-только глаза закрыла...
Из коридора донесся смех. Папа.
– Посмотри на часы, дочь, и скажи, что я разбудил тебя рано!
Сев, я растерянно воззрилась на круг солнечных часов. Уже… давно перевалило за полдень?.. У меня же встреча на носу!.. Быстро скатившись с постели, я ворвалась в ванную, по дороге выпутываясь из халата, умылась и заметалась по комнате в поисках одежды. Так, последние штаны – в крови, а в юбке по лесу далеко не уйдешь, а придется... А рубаха где чистая, хоть одна?.. Я захлопала дверцами шкафов и загремела ящиками. А еще я со вчерашнего вечера ничего не ела, но где-то яблоки оставались...
Отец, с подозрением прислушивавшийся к грохоту, поинтересовался:
– Лекси, ты встала? К тебе можно зайти?
Не найдя ничего чистого, кроме праздничного, я быстро застегнула рубаху и затянула шнуровку зеленого платья, заодно закатав рукава и заправив длинный подол за пояс. Вернусь – займусь одеждой...
– Извини, пап, я... еще не готова!.. – а расчешусь по дороге...
Отец же, подметив в моем голосе нервные нотки, вошел без предупреждения, застав меня на подоконнике.
– Что это значит? – нахмурился он.
– Я убегаю, у меня дела, – и торопливо послала ему воздушный поцелуй, – потом поговорим!
– А ну вернись!.. – начал он, метнувшись к окну, но поздно.
Уцепившись за плющ, я быстро сползла со второго этажа вниз, перебежала через дорогу и скрылась в лесу.
– Маленький сорванец!.. – донесся до меня рассерженный вопль отца. – Эх, Лекс, Лекс...
Да, я такая, и ничего не могу с собой поделать. Сколько себя помню, постоянно где-то бегаю, теряюсь, пропадаю... Да еще и живность разную домой тащу – от полевок и сороконожек до воронов и волчат. И дня не могу просидеть в четырех стенах – без леса мне душно и тоскливо.
Зазевавшись, я едва не споткнулась о древесный корень. Терпеть не могу опаздывать! Так торопишься, что обо всем забываешь, а это чревато неприятными последствиями. Да еще и время бежит на редкость быстро... Я свернула с тропинки, поднырнула под низкими ветвями и поспешила напрямик, через лес. Еще десять шагов – и я выйду к холму... А вот и наш любимый Дуб-прародитель. А вот и он...
Я остановилась, переводя дух. И как сильно он изменился, хотя прошло всего три года!.. Под низкими ветвями сидел, ссутулившись, опершись локтями о колени и лениво жуя сорванную травинку, темноволосый парень. Я помнила его задорным и смеющимся, и откуда только взялись этот отстраненный холодный прищур, эта хмурая складка на переносице?..
Улыбнувшись, я бесшумно обошла холм с подветренной стороны, взобралась по пологому склону, подкралась к сидящему со спины и закрыла ладонями его глаза.
– Лекси? – он легко развел мои руки, встал и обернулся.
Так, теперь мне еще и голову нужно задирать, чтобы посмотреть в его лицо... И в зеленовато-карих глазах потух прежний шаловливый огонек, и они смотрели прямо и серьезно.
– Что они с тобой сделали?.. – вырвалось у меня.
– Помогли повзрослеть, – и Яртан, мой друг детства и непременный участник всех хулиганских проделок, улыбнулся. – Зато ты ничуть не изменилась... Только похорошела.
– Это все платье! – беззаботно отмахнулась я. – А в остальном... – босые ноги, порванный плющом подол, по-прежнему заткнутый за пояс, закатанные рукава, взъерошенные волосы, свежая горящая царапина на щеке...
– …не обращай внимания на мелочи жизни? – подмигнул он, передразнивая меня. – Как же мне не хватало этих слов...
Мы крепко обнялись. А вот ямочки на его щеках остались неизменными... На радостях я тихо хлюпнула носом. Мы родились по соседству с разницей в один день, но вместе справляли дни рождения, вместе росли, вместе озорничали, вместе получали от родителей на орехи и помогали друг другу переносить наказания... А потом Ярт уехал учиться. А я осталась – издеваться над своими наставниками, не выходя из дома. И мы не виделись три долгих года. Он, как нормальный парень, писал редко, но, как хороший друг, много и обо всем. Но выбраться сумел только сейчас, да и то...
– Сегодня в ночь уезжаю, – тихо сказал Ярт.
– Куда?.. Зачем? – удивилась я. – Ты ведь только что приехал...
– Я ведь предупреждал, – он отвел взгляд, – у меня вообще нет свободного времени... Вот если бы мы учились вместе...
– И ты считаешь, что мы бы учились? – я ухмыльнулась.
– Кто знает, – друг тоже ухмыльнулся, – а вдруг ты взялась бы за ум?.. Но ладно обо мне. Рассказывай!
Я говорила, перебирая все свои немногочисленные приключения, а над нашими головами щебетали птицы, жужжали мошки и догорал закат. И, посмеиваясь над едкими замечаниями Ярта, я невольно отметила одну странность: время словно бы... замерло. Застыло. Не смолкали ни на мгновение птицы. Не тревожил волосы ветер. Не менялся золотисто-красный закатный узор. Возможно ли, что природой нам дано чуть больше времени?.. Но ведь это же... волшебство, которого не существует в моем простом человечьем мире!.. Волшебство есть только в сказках бабушки! Или...
Мы замолчали. Нам еще многое нужно было обсудить, многое вспомнить, многим поделиться, о многом помолчать... Но молчание стало первым признаком того, что все хорошее однажды заканчивается. И замершее время, набрав ход, в одно мгновение стерло закатные краски кистью мглистого сумрака. На ветвях Дуба-прародителя вспыхнули зеленоватые огоньки. Слишком быстро...
– Уже?..
– Пора, – тихо отозвался он.
– Возвращайся скорее, ладно?
Ярт кивнул, быстро поцеловал меня в щеку и торопливо спустился с холма, растворившись в вечернем сумраке. Я тоскливо посмотрела ему вслед. Он всегда был единственным человеком, не считая родителей и пары наставников, с которым я общалась... А теперь он снова уехал, и у меня остается только лес. И Белый волк. Да, и мне... пора домой. В замок. За нагоняем. Только по лесу немного прогуляюсь...
Домой я вернулась за полночь. Легкой тенью обойдя дом и убедившись, что все его обитатели мирно спят, я вернулась к любимому плющу. Наверняка в коридоре поджидает засада, а скандалить с родителями и портить замечательное настроение мне не хотелось. Вот утром, когда пройдет впечатление от долгожданной встречи, можно будет устроить разборки (а в том, что они состоятся, я уверена), а пока – перекусить и спать.
Забравшись по роскошному зеленому ковру на второй этаж, я угнездилась на карнизе и... замерла на месте, услышав доносящийся из комнаты тихий разговор.
– Это твоя вина!.. – обвинял разгневанный шепот мамы.
– Почему моя? – негромко сердился в ответ папин бас. – На нас обоих лежит ответственность за воспитание...
Ну, родители, ну, хитрецы! Догадались, что я, так нелепо попавшись утром, вряд ли снова воспользуюсь «парадным» окном, и решили взять меня с поличным в собственной комнате!.. А мне куда теперь?..
– Вспомни, как ты всегда с ней носился! – продолжала обвинительную речь мама. – «Лекси, Лекси, солнышко, золотце»!
– А ты запрещала наказания и всегда вставала на ее сторону!
– А ты ее разбаловал, – не отступалась от своего мама. – Разве можно ребенку вроде Лекс никогда ни в чем не отказывать?
– Но она и не ребенок уже, кстати.
Заподозрив, что их спор затянется, я приуныла. Похоже, ночевать придется либо в лесу, либо на карнизе, либо в комнате для гостей. Впрочем, не впервой... Встав, я взялась за ветку плюща и…
– Из-за нашего потворства, или по иным причинам... Но она – не нашего мира. Не звездного. И не светлого, – сухо резюмировал папа. – Живет инстинктами, мимолетными желаниями, как велит душа... А жить по велениям духа – это путь темного. Мы живем по разуму, но Лекс этого не принимает.
В смысле?..
– Подобное всегда тянулось к подобному, – и отец, словно мои мысли читая, добавил: – сила – к силе, мир – к миру, способности – к способностям... Свет – к свету, а тьма – к тьме. Конечно, у нас есть в побочной ветви темные... Но Лекс должна быть светлой, а в ней, против обычая, проявляется тьма...
Тьма?! Да я добрейшей души человек! Да! Всех жалею и спасаю! Мне даже ветку древесную сломанную жалко – кажется, что больно дереву! Нет, ну не без эгоизма и по своим причинам помогаю, конечно, для своей пользы... Но все же!
– Вероятно, потому что ее дар – отличный от нашего? – устало предположила мама. – Она не внешнюю силу использует, как все волшебники, а свою, внутреннюю. И не человек, и не маг, а что-то между...
Я растерянно цеплялась за плющ. Приехали... Вопрос лишь в том – кто? Они или я? Или, может, все вместе и сразу? Да, я понимаю голоса леса, я понимаю речь зверей, но разве ж это магия?.. Чувствовать и ценить жизнь природы может любой... наверно.
– Да, вероятно, – согласился отец. – Жаль, что мать запретила использовать для воспитания волшебство. А как люди... а люди мы с тобой неважные. Не зря человечий народ живет отдельно от нас. И человека хорошего не вырастили, и дар не развили...
От неминуемого падения спас плющ, в который я вцепилась мертвой хваткой. Все, на сегодня, пожалуй, хватит... Пора мне... Забиться в самый дальний и темный уголок замка, чтобы там, в спокойной тишине, как следует обдумать услышанное. А где у нас находится искомый уголок? Правильно, в подвале, в чулане или на чердаке. Но чердак – ближе.
Я несколько раз глубоко вздохнула, унимая дрожащие руки, выше подоткнула подол платья и начала карабкаться по плющу наверх – туда, где под лунным светом серебрилась темная гладь окна. Кстати, я за всю свою жизнь ни разу не побывала на чердаке, хотя и подвал, и чулан давно знала как свои пять пальцев. Мама говорила, что ключ от чердака давным-давно кто-то потерял, но вскрыть чердак даже не пытались, потому как ценностей там никаких нет. Вот и проверим...
К моему удивлению, окно не запиралось ни изнутри, ни снаружи. Осторожно распахнув скрипучие створки, я скользнула внутрь и с любопытством осмотрелась. И недоуменно нахмурилась.
По маминым словам, на чердаке не прибирались со времен моих прапра, а то и прапрапрародителей. А на мой придирчивый взгляд, там не убирались от силы день, может – два. Но никак не больше. Значит, мама про ключ все выдумала? Я внимательно изучила помещение, озаренное ярким сребристым светом Двойной луны. Сводчатый потолок без признаков паутины, ровные ряды книжных шкафов, чистые плиты каменного пола... Пылью и не пахло. Пахло терпкими травами. И кстати вспомнился недавний разговор. Может, меня так старательно отпихивали от секретов чердака, чтобы я пребывала в счастливом неведении об истинной сущности своего семейства?..
Пройдясь вдоль книжного ряда, я мимоходом провела ладонью по книжным полкам. Нет, никакой пыли... Пухлые сшивки книг, потрепанные свитки, робко выглядывающие из пузатых котелков, пучки высушенных трав, украшающие стены, а под травами – деревянные стойки с бутылями, котелками и плетеными коробками...
Не удержавшись, я сунула нос в короб, а там... Фу-у-у, какой ужас, сушеные зеленые гусеницы!.. Я с подозрением изучила чердачное хозяйство и скривилась от отвращения. Нет, как можно хранить такое в собственном доме, где, между прочим, живут любопытные и впечатлительные дети?.. Пойду-ка я лучше... книги изучу. Они, конечно, не относились к моим любимым предметами, но рядом с ними приятнее, чем с сушеными насекомыми...
Как назло, все попадающиеся под руку сшивки были написаны на незнакомых языках, но я не теряла надежды найти читаемую. Дрожащими руками перебирая корешки и просматривая обложки, я со всевозрастающим азартом искала... Что? Наверно, доказательства. Доказательства, либо опровергающие папины слова про семейную магию, либо... И с каждый мгновением в моей душе стрункой звенело, туго натягиваясь, двуликое ожидание. Хоть бы все оказалось неправдой... И предвкушение. Хоть бы... родители не соврали.
И наконец мне повезло. Сняв с верхней полки тяжелую объемную книгу, я положила ее на пол, оправила юбку и присела на корточки, изучая свою находку. Книга была обтянута красно-коричневой кожей (начитавшись в свое время историй о черной магии, я от души понадеялась, что не человеческой...), а на ее обложке обнаружился странный знак – пересечение кругов Двойной луны и вписанные в них две же звезды, соприкасающиеся лучами. А под знаком – порадовавшаяся меня надпись на древнем, но знакомом языке – «Охранители рода».
Содержание книги меня сначала удивило, а потом раздосадовало. Удивило то, что страницы книги и чернила мягко светились в темноте и отбрасывали странноватые блики, которые оседали на моих руках щекочущими огненными искрами, скользкими каплями росы и вязким серебристым туманом. Оседали – в прямом смысле этого слова, невольно подтверждая слова родителей. Но после того как я полистала книгу, восхищение сменилось досадой: опять незнакомый язык...
Разочарованно вздохнув, я некстати вспомнила о сорванных уроках по древним языкам. И, пролистывая книгу, я улыбнулась приятным воспоминаниям. Наставники изводили меня кошмарными уроками, а я их – собственными недостатками. Вот, к слову, мэтр Корица больше своих древних языков любил слушать себя и наслаждаться тем «впечатлением», которое производили на невежд вроде меня его обширные познания. И я за это зацепилась. Перед уроками ночь не спала, придумывая умные вопросы, а утром задавала их мэтру. Тот, сетуя на мою беспросветную тупость и обзывая «чащей беспросветной», пускался в длинные разъяснения, которые, как правило, прерывались многозначительными покашливаниями следующей жертвы.
Впрочем, перевернув страницу, я с удивлением обнаружила, что Корице удалось кое-чему меня обучить. И, нахмурившись, не без труда разобрала текст следующего содержания:
– Сиим нижайше прошу тень мою – охранителя моего – явиться на зов мой, дабы оберегать меня во дни... кхм... во дни лихие да непогожие, и... Чего? А-а-а! И дланью своей... своей... Или плечом? Плечом... своим невидимым укрывать меня, подо... подопечную, от невзгод да лишений, оберега, озаряя да... сохраняя? Нет... Озаряя да храня?.. Тьфу, проклятый язык!..
– Твой? Да уж, твои знания оставляют желать лучшего! – сварливо изрек скрипучий голос. – Неужто не смогли тебя, человечье существо, обучить необходимому? Впрочем, что с них, с колдунов взять?..
– Ты... кто? – выдохнула я, отползая от книги и прижимаясь спиной к шкафу.
– Что значит «кто»? – возмутился невидимка. – А ты кого звала?
– Э-э-э... Не знаю, – отозвалась я нервно, озираясь по сторонам. – А это что, заклинание было?..
Рядом со мной раздался звук, напоминающий почесывание затылка, потом тяжкий вздох, и скрипучий голос презрительно фыркнул:
– Разумеется!
– А все-таки? – я вновь попыталась обнаружить свою «тень», но заметила лишь длинные тени оконных створок, плавающие в пятне лунного света. – Кто ты и где ты?
– У тебя что, плохо не только со зрением? – с язвительным сочувствием замечает голос.
– А у тебя – с пониманием чужой речи? – обиделась я.
– У Корицы сперла, – догадался невидимка. – Нет, я всегда говорил твоим родителям: общение с подобными мэтрами не пойдет тебе на пользу! Ты начнешь либо тупеть, либо умнеть.
Я горделиво улыбнулась, расправив плечи, а он, копируя голос Корицы, поспешно добавил:
– И нынче мы наблюдаем случай первый.
– А ну, покажись, нахал! – разозлилась я, вскакивая на ноги.
– Додумалась! – облегченно вздохнул голос. – А всего-то нужно было приказать...
И рядом со мной возникло нечто – крохотный, с мою ладошку, золотистый вихрь, плавно перешедший в... Изумленно ахнув, я шарахнулась в сторону, вновь наткнувшись спиной на шкаф. Тот послушно скрипнул, и что-то тяжелое, прилетев мне по макушке, закрыло обзор, предварительно осыпав вонючим порошком.
Я звучно чихнула, ощупывая свою голову (и заодно – угнездившийся на волосах короб), медленно распаляясь от доносящегося со стороны «тени» громкого хохота.
– Что смешного?.. – стащив короб, рявкнула я, и смех моего собеседника сменился икотой.
– А т-ты с-себя с-со с-стороны в-видела? – заикаясь, хихикнул он.
Я угрюмо насупилась, но промолчала, рукавом вытирая лицо и изучая чердачное чудо. А оно было на редкость странным. И, если оглянуться на бабушкины сказки, – волшебным. Существо, щурящее глаза-угольки, оказалось крайне мало ростом (чуть больше моей ладони), но широко в кости, с темно-малиновым цветом кожи и странной одеждой. Длинное, шитое золотом покрывало, завязанное на тонкой талии, складками струилось до кончиков пальцев, а голову украшал золотой же крученый колпак, лихо сдвинутый на правое ухо. И, надо сказать, существо казалось довольным – и своим видом, и произведенным на меня впечатлением.
– Нравлюсь? – сверкнув белозубой улыбкой, мой собеседник гордо вздернул подбородок.
– А что, должен? – огрызнулась я.
Существо поджало губы и обиженно отвернулось.
– Подумаешь!.. – буркнуло оно в сторону. – В конце концов, я тебе нужнее, чем ты мне!
И верно... Кто еще расскажет мне больше о тайнах семьи, чем этот... охранитель? Я смотрела на сияющий колпак, на крошечные искорки, пробегающие по покрывалу, и приходила к удивительному выводу. Я верю. Верю. Верю в реальность происходящего. Верю в искренность родительского разговора. Верю… в то волшебство, о котором мне в детстве рассказывала сказки бабушка. Верю – так, словно оно всегда было частью моей жизни, которую я почему-то не замечала. Почему?..
– Как тебя зовут, малыш? – дружелюбно поинтересовалась я.
– Малыш? – едва не задохнулось от ярости существо, покраснев при этом настолько, насколько было возможно. – Как ты меня назвала?!
– Ну, если посмотреть правде в глаза, – рассудительно заметила я, – то ты такой... маленький... М-да...
И невольно замолчала, поскольку чердачное чудо, резво увеличиваясь, мгновенно переросло меня, примяв потолком колпак.
– Ух, ты! – я бесстрашно задрала голову и восхищенно улыбнулась, растворяясь в бездонных черных глазищах. – Слушай, а ты кто такой, а?
И нисколько не напугали ни внушительные размеры существа, ни огненные искры, снующие по одежде. Наверно, захотел бы навредить – давно бы навредил...
– Охранитель я, – грустно вздохнул он, уменьшившись. – Твой, естественно. И не в восторге от тебя, а что делать? Надо – так надо, – и красноречиво шмыгнул носом.
Мне почему-то стало его жалко, и я пропустила мимо ушей его «не восторг».
– Давай познакомимся, что ли?
– Ифрил, – послушно представился мой собеседник, – дух огненной звезды – той, которая с хвостом, знаешь... Имени не имею, поскольку являюсь бестелесным духом. А имя своего последнего воплощения за давностью лет подзабыл, но тебе его искать не советую. Много с тех пор воды утекло... Да и не уверен я, что оно сохранилось в родовых летописях. Не любили меня потомки, и за дело...
И мой охранитель с удрученно-проказливым видом почесал затылок, и его колпак сполз на бок, открыв одно длинное острое ухо, сверкающую красную лысину и... витые полупрозрачные рожки янтарного цвета, мягко светящиеся в темноте.
– Метка звезды! – изрек он гордо, а я, ахнув, шарахнулась в сторону.
Опять же, если верить бабушкиным сказкам... А сказки ли она рассказывала мне?..
– Трусишка! – язвительно ухмыльнулся ифрил, потирая рожки. И развалился на книге заклинаний, напяливая колпак.
– Это же знак... – я сглотнула. – Знак насильственной смерти?.. Мне бабушка говорила, что...
– И подумаешь!.. – пожал обнаженными плечами мой собеседник. – Ну да, ну знак... Меня никогда не лю... Внимание!
Я с подозрением уставилась на красного болтуна и нахмурилась. Вроде, тихо. Вроде... Я так настороженно вслушивалась в тишину ночи, что проворонила скрип ключа, медленно поворачивающегося в замочной скважине.
На пороге чердака легкими тенями возникли силуэты моих родителей.