Комендант Долины смерти. (часть 3) Комиссар разведки

Самая запомнившаяся находка была в 1976 году. Тогда мне исполнялось 18 лет. Эту дату я решил отметить очередным походом в лес. С братом Валерой сели в Подберезье на утренний автобус и через пятнадцать минут уже шли по «мясноборской земле». Год был не из засушливых, но все же идти было сухо.

Мы шли по тропинке, прямо от станции через Теремец-Курляндский. Шли своими натоптанными тропами и вскоре вышли на восточный берег болота Замошский Мох. Туда, где мы часто собирали бруснику и где проходил немецкий настил с узкоколейной дорогой. На узкоколейке руками наловили из воронки, заплывшей торфом, снарядов. Развели костер и устроили праздничный салют. Мы его не видели, но, отойдя с километр, разрывы снарядов были слышны очень хорошо.

Остаток дня провели на болоте у канавы. Но ничего примечательного и интересного не нашли. Попадалось оружие, патроны, мины. Мы уже начали выходить с болота, чтобы, не спеша выйти к автобусу, как в одной из воронок у края настила Валера нащупал останки солдат. Когда он засунул руку в мох, то первым, что вытащил, была «трехлинейка». Брат передернул затвор и на мох вылетел желтенький патрон. Он поднял его и, вставив обратно в патронник, выстрелил в стоявшую недалеко сосну, сук которой от попадания пули отлетел и упал на мох. «Хорошо пристреляна»,- сказал брат и отложил винтовку в сторону и опять склонился над воронкой. Еще не вытащив руки из болотной жижи, с радостью произнес, что нащупал цинк патронов, и мы сейчас настреляемся. Через минуту на поверхности показался солдатский вещмешок. Мы попытались развязать промокшие заплечные лямки, но тщетно. Тогда Валера достал нож и распорол вещмешок. К нашему сожалению, в цинковой коробке лежали не патроны, а голенища хромовых сапог. «Во, тряпичник какой, сапоги затолкал в банку». Но когда он вытряхнул их, мы увидели какие-то бумаги. На дне банки была сложена в несколько раз карта укрепрайонов Германии, а из голенищ вынул кучу бумаг и какие-то тряпки. Брат протянул мне красную книжицу: «На, вроде военный билет». Я начал листать ее с середины, и когда дошел до первой станции, руки задрожали от волнения. Там было написано: «Партийный квиток. Матрошилов Василий Иванович, рок вступления и месяцы взносов». Фотография отклеилась и находилась на обратной стороне. Поставив ее на место, открыл последнюю страницу. Там лежали две трехрублевые купюры и еще одна маленькая фотография, на которой было лицо красивой девушки в полушубке и шапке, сдвинутой набок. На обороте надпись карандашом: «Славному командиру разведки. От боевой подруги». Мы принялись разбирать бумаги дальше. Здесь были командировочные предписания. Завещание матери, деньги три тысячи шестьсот рублей, купюрами в три и пять червонцев еще какие-то бумаги, фотографии, на которых изображены две маленькие девочки, стоящие у овального окна, две фотографии самого комиссара в большом формате. Фотографии гражданских делегаций перед строем солдат, солдаты с Мотрошиловым. На всех фотографиях он выглядел красивым, стройным, подтянутым и всегда перед сроем солдат. Было ясно, что это не простой офицер. Не зная, что нам предпринять, мы стали сушить все у костра. Но когда фотографии начали лопаться прекратили это занятие. Сложив все в мокрое вафельное полотенце, найденное там же в мешке, поспешили на автобус.

В Новгород сразу не поехали, хотя не терпелось показать найденное отцу. День рождения отметили, не забыв помянуть Василия Ивановича. А на утреннем автобусе отправились в город. Отец был поражен такой находкой и сохранностью найденного.

Мать простирала подворотнички, носовые платки и полотенце, и после глажения они были совершенно, как новые. Документы сразу перефотографировал брат отца Александр Иванович, и поиск начался. Первым делом был сделан запрос в архив и напечатаны в газете «Известия» фотографии Мотрошилова и двух девочек. И буквально через несколько дней мы уже знали, что это был командир разведки 2 Ударной Армии, а девочки — его дети. И уже 17 октября состоялись похороны. Таких похорон солдат я не видел до того и после. Были большие венки БТР, пламенные речи, поминки в ресторане, с которых меня хотели выгнать руководящие работники комсомола как недоросля. Но вступились ребята из «Сокола», сказав, что мы должны быть на первом месте, а не как некоторые….

Еще до похорон комсомольцы составили план мероприятий по торжественному выносу останков коммисара и его захоронению. Но за два дна до похорон пришли к отцу с просьбой вынести останки, а то как-то нехорошо получается. Я пошел с отцом на болото. Он тогда уже плохо себя чувствовал, душила астма, и мы по дороге часто останавливались на отдых. Останки сложили в целлофановый мешок, а в воронке находилось шесть человек, нам пришлось выносить все и потихоньку выходить к автобусу. На поминках, которые состоялись в ресторане «Садко», было много пламенных и добрых речей, но не в наш адрес. Приехавший на захоронение бывший командир разведки Второй ударной, генерал Рогов рассказывал, какой был замечательный человек Василий Иванович. И как его ранило в обе ноги, и как он, Рогов, выделил лучших людей для выноса комиссара из окружения.

Я с Валерой сидел в самом конце длинного стола и слушал рассказы о войне и о тех почестях, которые оказывает государство погибшим воинам. Но все это никак не укладывалось в моей голове, не совпадало это с рассказами участников боев, рядовых ветеранов, прошедших тот ад, и с письмами родственников, чьи фамилии остались навсегда со словами «пропал безвести», а значит предатель. И с тем, что мы почти ежедневно встречаем в лесах под Новгородом.

Под конец этого мероприятия к нам подсела сестра комиссара Нина Ивановна и попросила рассказать подробней, как мы нашли ее брата. Мы рассказали от начала и до конца, не забыли и рассказать, как выносили останки и про то, что находится в лесах Мясного Бора. Договорились завтра сходить на место гибели. Правда, очень хотелось поговорить с генералом, когда он на минуту был вне окружения работников КГБ и комсомола. Мы заговорили с ним о Мясном Боре. Рогов рассказал, как они уничтожали документы и топили в болоте пишущие машинки, перед тем, как идти на прорыв. Он просил завтра с утра принести в гостиницу карту, и он покажет, где все это происходило.

Но утром его ни на шаг не отпускало окружение, и нам пришлось, покрутившись рядом, поехать в лес. Сходили к воронке, Нина Ивановна положила цветы, поплакала. Потом помянули, дали салют из карабина. Здесь мы с братом маленько оконфузились. Когда вытащили из-под упавшего дерева советский карабин и расстреляли в воздух обойму патронов, Нина Ивановна попросила выстрелить. Валера долго учил ее, как метиться и как производить перезаряжание. Когда карабин оказался в руках Нины Ивановны, она легко вскинула ствол и произвела пять выстрелов в висевший на болоте солдатский котелок. Все пять пуль пошли в цель. Мы обалдели. «Извините, ребята, я мастер спорта по стрельбе»,-сказала она и протянула нам ствол.

С края болота, ближе к реке Полись, была небольшая поляна. Весной, залитая водой, летом зарастала осокой, кишела мошкой и комарами. На этой поляне протяженностью в несколько шагов убитых было не счесть. Так как мы всё находили при помощи щупа и копали руками, на поляне можно было работать только в середине мая. Вода уходила, а травы ещё не было. У немецкой узкоколейки была небольшая воронка с западной стороны поляны, так она битком была набита убитыми и только офицерами. Офицеров на поляне было много. Особенно в центре и ближе к реке. Там в один из майских дней, когда даже в воронках не было воды, мы нашли офицера. Он лежал под метровым слоем торфа. Сначала вместе с останками выкопали автомат ППШ, пистолет «Коровина», полевую сумку с документами. Раскопом в основном занимался Валера, а я сидел рядом и наблюдал. Вот он достал похожий на небольшую крышечку медный предмет размером с пятак, но только толстый. Он протянул мне его: «Заткнешь этой крышкой себе что — нибудь». Я начал ножиком соскребать с крышки торфяной налет и увидел прорезь посередине. Держа одной рукой низ крышки, потянул за шарик наверху, и она раздвоилась. «Валерка, это же печать»! — воскликнул от радости я. Буквы и цифры читались наоборот, но все же мы прочитали: «366 Стрелковая дивизия». Как впоследствии оказалось, это был командир 19 Гвардейской стрелковой дивизии 52 Армии. Гвардейскую 366 получила за бои на Волхове и прорыв обороны немцев у Мясного Бора. Эта дивизия держала оборону южного края вместе с 305 С.Д. В июне остатки этих дивизий собрались вместе на прорыв вдоль Южной дороги на Теремец – Курляндский. Основная часть этих людей осталась лежать на этой заболоченной поляне, другая, небольшая, попала в плен. Но это мы узнаем потом, когда пройдут годы, и поисковая работа приобретет направленный смысл. А сейчас мы только учились искать и делать выводы из найденного и пройденного.

Александр Орлов