Политическая и оперативная обстановка

Синтезирующим этапом организационно-управленческой деятельности развед­ки и контрразведки является сбор, классификация, анализ и оценка данных по политической и оперативной обстановке: в ретроспективе, на текущий период, ее прогнозирование на долгосрочный перспективный и краткосрочный ближайший период времени.

Примечательно, что в 30-х годах XX века для советской разведки была опре­делена главная задача - поставлять руководству не анализ разведданных, а информацию о жизни советского общества и об обстановке за рубежом. Развед­ка, в дополнение к излагаемым данным, должна была докладывать политическо­му руководству лишь соображения о том, заслуживает ли источник информа­ции и его сведения доверия.

Отметим, аналитика разведки востребована не была, разведке указывали ее место - только факты; обобщение, выводы, предложения по корректировке политических решений оставались за руководством страны. Правильно это или нет? Должны ли вообще спецслужбы анализировать? Или взглядом на полную палитру, оттенки спектра политической жизни обладают только политики?

Одним из первых систему информационной работы по сбору и анализу раз­ведывательных сведений, являющихся основой оценки политической, военной, экономической и оперативной обстановки, описал уже упоминавшийся нами бригадный генерал армии США Вашингтон Плэтт в книге «Стратегическая разведка. Основные принципы», вышедшей в 1957 году в Нью-Йорке.

В настоящее время под политико-оперативной обстановкой понимается сово­купность характерных особенностей отношений между государствами, коалици­ями государств и другими специфическими субъектами политических отноше­ний, в том числе спецслужбами.

Основным признаком политической и оперативной обстановки является вза­имосвязь ее политического и собственно оперативного — разведывательного и контрразведывательного содержания, заключающегося в потенциальном, кос­венном и прямом применении сил, средств, форм и методов разведки и контр­разведки.

Предметом анализа политической и оперативной обстановки являются:

- состояние политической организации государства, организационных структур политического принятия решений и руководства деятельностью спецслужбами;

- структура и состояние разведывательного сообщества государства;

- соотношение сил в мировом сообществе, регионах, отдельных странах, на театрах военных действий, на государственной границе;

- внешние и внутренние источники угроз национальной безопасности;

- политические, экономические, военные, разведывательные интересы, цели субъектов

- политики, их стратегические политические концепции, доктрины, про­граммы и планы;

- практические политические и оперативно-разведывательные действия;

- тенденции и перспективы развития и изменения политической и оператив­ной обстановки в целом и ее элементов в отдельности;

- соответствие действий субъектов политических отношений прогнозу поли­тической и оперативной обстановки.

Термин «политическая и оперативная обстановка» как характеристики дея­тельности спецслужб и их политического руководства не является исчерпываю­щим. Заслуживает внимания применяемый в спецслужбах США термин «те­атр специальных операций — ТСО», который, на наш взгляд, емко и рельефно подтверждает взаимопроникновение военной и специальной разведывательной и контрразведывательной терминологии, методологии и во многом определяет идентичность понятийного аппарата. Термин «ТСО» применяется по отноше­нию к территории ведения разведывательной и контрразведывательной борьбы и предусматривает характеристику условий и факторов, влияющих на ее содер­жание.

Основными факторами политической и оперативной обстановки являются:

- политические;

- экономические;

- военные;

- разведывательные и контрразведывательные;

- физико-географические;

- этнографические.

По своему характеру, оценочной характеристике политическая и оперативная обстановка может быть:

- стабильной, устойчивой;

- напряженной;

- кризисной;

- конфликтной;

- военной, как высшей степени напряженности.

Выводы и оценки политической и оперативной обстановки содержат характеристику состава, расстановки и соотношения векторов силы: противники, союзники, нейтральные силы; определение уровня напряженности и стабильности в отношениях между ними; характеристику сил и средств разведки и контрраз­ведки возможностей их воздействия на обстановку.

Критерием истинности оценки политической и оперативной обстановки яв­ляется практика, то есть реальные политические, разведывательные и контрраз­ведывательные действия субъектов политических отношений.

Обстановка и ее изучение являются не самоцелью в процессе политической, разведывательной и контрразведывательной деятельности, а прежде всего сред­ством для принятия решений и их реализации. Как уже говорилось выше, оцен­ка состояния политической и оперативной обстановки является не только пос­ледним этапом в ее изучении, но и основой для принятия политического и опе­ративного решения. Оценка состояния обстановки включает в себя ряд требований, невыполнение которых может свести на нет все предварительные результаты ее изучения.

Общие принципы оценки политической и оперативной обстановки:

1. Своевременность оценки заключается в том, чтобы результаты оценки да­вали возможность субъекту управления принять решение, которое не будет за­поздалым для управления политическим, разведывательным и контрразведыва­тельным процессом. Своевременность оценки зависит, прежде всего, от субъекта управления, который дает команду на производство оценки в соответствии со сложившейся обстановкой, от того, насколько структура, производящая оценку, а в данном случае это высшее военно-политическое руководство страны, готова ее произвести, и насколько она вооружена знаниями, которые позволят произвести эту оценку. Своевременность зависит еще и от процесса непрерывного слеже­ния за изменением состояния политической и оперативной обстановки и учета факторов, влияющих на изменение ее состояния.

2. Объективность оценки заключается в беспристрастности лица или группы лиц, производящих оценку, от какой-либо политической или иной конъюнкту­ры. Необходимо помнить, что принимать решение будет лицо либо группа, име­ющая властные полномочия. Объективность оценки зависит, прежде всего, от независимости лиц, производящих оценку, от лиц, принимающих решение, хотя не исключаются случаи, когда и оценка, и принятие решения производится од­ним и тем же лицом.

3. Полнота оценки состояния политической и оперативной обстановки заключается в том, что результаты оценки вполне достаточны для того, чтобы при­нять решение.

4. Научность оценки состояния политической и оперативной обстановки можно определить как базирующуюся на использовании научных методов, наличии методологии и методики оценки, апробированных практикой. Научность зак­лючается и в том, что в оценке используется единый понятийный аппарат в единообразном понимании и толковании результатов оценки.

5. Адресность заключается в конкретном предназначении результатов оцен­ки состояния политической и оперативной обстановки или отдельных ее аспек­тов (например, для принятия решений в области экономики, вооружения, погра­ничной политики и т.д.).

6. Наглядность оценки заключается в логике оценки, ее структуре и содер­жании документа.

7. Краткость позволяет субъекту управления в полном объеме уяснить ре­зультат оценки.

8. Комплексность оценки заключается в том, чтобы использовать различные методы и методики оценки состояния политической и оперативной обстановки.

***

Влияние разведывательных прогнозов и оценок на ход политической исто­рии различные источники и специалисты как в области политики, так и в обла­сти истории и теории спецслужб, комментируют и резюмируют неоднозначно.

«Холодная война: герои, негодяи и шпионы» — международная конферен­ция на эту тему прошла в Королевском институте международных отношений в Лондоне в 1998 году.

Участники конференции путем опроса определили «героев» и «негодяев». По заслугам получил Сталин, хотя досталось и Трумэну. Героем же стал Миха­ил Горбачев, изъявший идеологию из внешней политики и лишивший холодную войну ее содержания, а Запад — его привычного врага. Впрочем, как сказал на конференции американский историк Артур Шлезингер-младший, «твердоло­бые с обеих сторон подпитывали друг друга», углубляя пропасть недоверия и вражды. В этом им старательно помогали шпионы (если смотреть на другую сторону) и разведчики (если смотреть на свою сторону). Это был почти горя­чий фронт холодной войны. Например, до 1970 года советские силы ПВО сбили 14 американских разведывательных самолетов, а в 1983 году они сбили южно­корейский пассажирский лайнер.

У разведки глаза велики. Информирует ли она руководство или подыгрыва­ет его предрассудкам? Западная разведка систематически преувеличивала со­ветские военные и экономические возможности и приписывала другой стороне самые коварные намерения. КГБ занимался тем же. Бывший посол Англии в Москве Родрик Брейтуэйт высказал на конференции мнение, что «не столько ЦРУ, сколько КГБ способствовал окончательному развалу Советского Союза. Внутренней задачей КГБ было предотвращать появление у советских людей самостоятельного мышления и неконтролируемого поведения в отношении внеш­него мира, и это обстоятельство стало важнейшим препятствием на пути ново­введений и реформ, без которых Советский Союз не смог выжить».

Западные разведслужбы тоже не дождались похвал на конференции. Быв­ший английский разведчик Майкл Херман высказал мнение, что «значительная часть текущей разведывательной информации, получаемой Западом, была, строго говоря, совершенно бесполезной». Брейтуэйт добавил: «Для предсказания будущего секретная информация не является более важной по сравнению с открытой информацией, хотя обе в чем-то превосходят гадание на кофейной гуще. Так, в начале 90-х годов ЦРУ предсказывало, что через шесть месяцев начнется война между Россией и Украиной».

В конце 90-х годов XX века Центральное разведывательное управление рассекре­тило документы, согласно которым оно предупреждало президента Буша о возможности августовского переворота в СССР в 1991 году за четыре месяца до событий. В этой информации содержался также прогноз по поводу того, что Михаилу Горбачеву грозит «политическая смерть», даже если ему удастся пе­режить этот путч.

Тем не менее, как заявляли представители ЦРУ, администрация США игно­рировала реальности быстро меняющейся обстановки и оказалась не готова к происшедшим впоследствии событиям. Серия рассекреченных документов по­казывает, как агенты ЦРУ сообщали, что Борис Ельцин становится восходящей «звездой» на российском политическом небосводе, однако Белый дом упрямо делал ставку на Михаила Горбачева.

Примечательно, что, вороша старое, руководство Центрального разведыва­тельного управления при этом преследовало исключительно задачи и цели на­стоящего времени, добиваясь сохранения и наращивания своего бюджета. Как пишет газета «Лос-Анджелес таймс», «Управление рассекретило документы, со­держащие в основном анализ кремленологов, чтобы отразить растущую критику в конгрессе и повсюду по поводу того, что ЦРУ "завалило" прогнозы падения и разрушения Советского Союза». Согласно этим документам, разведсообщество США уже в конце 70-х годов начало предсказывать, что усугубляющиеся эко­номические проблемы в СССР, по всей вероятности, приведут к серьезнейшему политическому перевороту в 80-х годах. В руководстве ЦРУ признавали, что недостатком его сообщений того времени была нечеткая сфокусированность на главном, что могло бы привлечь внимание президента или его советников по национальной безопасности.

После окончания холодной войны скептицизм в конгрессе в отношении эф­фективности ЦРУ достиг такой степени, что законодатели приглашали незави­симых экспертов для оценки докладов разведки в отношении ситуации в СССР.

Одним из самых непримиримых критиков на Капитолийском холме был сена­тор-демократ Дэниел Мойнихэн, который заявил, что, «несмотря на весь наш огромный разведаппарат, мы совершенно «проморгали» развал Советского Со­юза». С ним не соглашался тогдашний посол США в Москве Джэк Мэтлок, который в июне 1991 года лично предупреждал Михаила Горбачева о возможности путча. По его утверждению, винить ЦРУ в неверном анализе совершенно неоправданно, поскольку он был «великолепным». «Они, конечно, не могли предвидеть всего, — заявил Мэтлок. — Но кто мог? Они, например, не могли на­звать день переворота, но даже сами заговорщики выжидали со своим выступ­лением до последней минуты».

В середине марта 2001 года Центр по изучению разведывательной деятель­ности (одно из подразделений Центрального разведывательного управления США) провел на базе Принстонского университета и с его участием конферен­цию «ЦРУ и его анализ положения в Советском Союзе: 1947 — 1991».

Дискуссии на конференции показали, что анализ прошлой разведывательной деятельности сохраняет определенную актуальность в силу того, что стереоти­пы, связанные с понятием «Россия времен холодной войны», распространились и на Россию современную.

Специально к конференции в Принстоне ЦРУ рассекретило 9 тыс. страниц оценочных сообщений, выпустило сборники наиболее значительных докладов правительству.

Работники ЦРУ, профессор Университета Джорджа Вашингтона Джеймс Миллер и исследователи корпорации РЭНД сравнили дававшиеся в прошлом оценки с достоверными данными, сегодня общеизвестными, и пришли к выводу: хотя в основном оценки давались с достаточной точностью, имели место и ошиб­ки, что, впрочем, не удивительно.

Во-первых, это объясняется закрытостью статистических показателей эконо­мики СССР и скудностью публикуемых официальных цифр и сведений.

Во-вторых, пересчет в доллары, которого требовали от ЦРУ, существенно искажал реальную картину советской экономики.

В-третьих, сложность определения продукции в военно-промышленном ком­плексе, который занимался и выпуском ширпотреба сугубо мирного назначения.

В-четвертых, особенности советской «статистики», которая в силу политичес­кой конъюнктуры сбивала с толку не только противника, но и советских уче­ных-экономистов.

Вместе с тем известно, как виды на собственный урожай определялись в СССР и по материалам ЦРУ, которое использовало фотосъемки советских хле­бопроизводящих районов со спутников на околоземной орбите. Госплан и Ми­нистерство сельского хозяйства брали данные ЦРУ за исходные и пытались их уточнить по ходу вызревания и уборки зерновых культур.

Нелепый вывод сделало ЦРУ после смерти Сталина о том, что новое руко­водство СССР может скорее привести дело к войне, чем покойный генералисси­мус. Несмотря на то что ракетный кризис, поставивший мир перед реальной опасностью войны, произошел во времена «позднего Хрущева», видеть в Стали­не большего миротворца, чем его преемники, означало очень плохое понимание развития политической обстановки в СССР в те годы. В действительности в середине 1950-х Хрущев, Маленков и даже Молотов готовы были всерьез пойти на разрядку напряженности. Лишь англо-французская авантюра в Египте 1956 года и интервенция СССР в Венгрию остановили тогда процесс разрядки.

На конференции возникла оживленная полемика в связи с тем, что Роберт Кайзер, ведущий журналист из «Вашингтон пост», спросил, почему же ЦРУ так долго не могли понять суть изменений, проводимых Горбачевым.

В США долго считали реформы Горбачева не больше, чем шоу для обмана западного общественного мнения. Точнее всех на сей счет высказался, пожалуй, американский посол в Москве Дж. Мэтлок, сказавший, что Горбачева тех лет можно сравнить с поездом, который стремительно движется вперед, а потому было очень трудно дать верный ответ в тот или иной момент. Проще говоря, скорость мышления аналитиков из ЦРУ отставала от скорости «поезда». Как писал бывший руководитель отдела изучения СССР в ЦРУ, если бы «верхам»

доложили, что в Советском Союзе происходят радикальные изменения, то там «стали бы требовать моей головы. И я бы не опубликовал этого. Честно говоря, если бы мы заблаговременно сказали, что Горбачев может явиться в ООН (в декабре 1989 г.) и предложить одностороннее сокращение воору­женных сил на 500 тыс. человек, нам бы сказали, что мы сошли с ума».

В рассекреченных материалах ЦРУ около 10 процентов всей информации уделено анализу советской науки и технологии. Но, как отмечал главный док­ладчик по этой теме Клэренс Смит, даже сейчас нельзя раскрывать методы и технику анализа, так как сбор информации продолжается уже применительно к современной России.

Трудно согласиться со Смитом в том, что «значительные успехи в анализе советских научно-технических возможностей... привели к уникальным преиму­ществам США и их союзников для ведения и победы в холодной войне». Хо­лодная война закончилась не только технологической победой США, но и кра­хом советской системы внутри СССР. Новая власть — еще при Горбачеве — поняла абсурдность и бессмысленность противостояния Западу и предприняла односторонние шаги для его прекращения. Так что дело заключалось в полити­ке, а не в науке или технике. Вряд ли исход борьбы хоть в какой-то степени зависел от того, что ЦРУ, как рассказывал Смит, прорыло туннель под Берлин­ской стеной и довело его до здания советского военного командования. Тот туннель — как и под советским, а ныне российским посольством в Вашингто­не — мог поразить воображение руководства, но не более того. Смена общественного строя происходит не в результате подобных операций.

Рейгановская программа СОИ — «звездных войн» — была рассчитана на то, чтобы ликвидировать стратегическое ядерное равновесие (пусть даже отно­сительное) в пользу Америки, создать надежный антиракетный «зонтик» над США. Между тем подобные планы были политически неразумными, ибо опыт лет показал, что именно равновесие делает войну невозможной. Отходить от него — значит открыть «ящик Пандоры». А, кроме того, технически вряд ли возможно, даже затратив много лет и десятки миллиардов долларов, со­здать такой «зонтик», который лишил бы СССР-Россию возможности нанести ответно-встречный сокрушительный удар по США. Еще Горбачев говорил, что советская сторона обладала возможностью альтернативного ответа на СОИ, не требовавшей ни многолетних работ, ни колоссальных средств. Возможность подобного потенциального ответа существует и поныне. Если ЦРУ не верит в это, то подобный скепсис не делает чести самой мощной разведывательной службе в мире.

Однако история свидетельствует, что американский разведывательный истеблишмент исходил из неписаного правила, которое поведал один из участников конференции. Он рассказал, что когда молодым пришел на работу в ЦРУ, его начальник высказал основное напутствие: «Вообще, не ждите от Советов ничего хорошего». Но нет ничего хуже для аналитика — ученого или разведчи­ка — заранее исходить из каких-либо постулатов. Тогда он не будет свободен от предубеждений, его не осенит подлинное познание истины.

Основной доклад по теме сделал Раймонд Гартхоф, в прошлом сотрудник госдепартамента. Его суждения выделялись логикой и целеустремленностью.

В частности, он сказал: «Оставался вопрос: приведет ли холодная война к «горячей»?

Вопрос о советских намерениях был основным элементом оценки угрозы. Советские военные возможности выполнить намерения политических лидеров составляли второй, но также критически важный элемент такой оценки. Совет­ская военная стратегия и доктрина для использования этих возможностей в поддержке реализаций их намерений и целей являлись третьим ключевым эле­ментом оценки угрозы. Я не нашел никакой разведывательной оценки ни со стороны ЦРУ, ни со стороны какого-либо другого разведывательного учрежде­ния, которое бы подходило к этому фундаментальному вопросу с необходимой ясностью».

Гартхоф сказал, что оценки базировались на безосновательных предположе­ниях и домыслах, давались различные, часто противоположные сценарии, иног­да выделялись «наиболее вероятные», но никак эта вероятность не подтверж­далась.

Важное место заняли на конференции и выступления приглашенных круп­ных деятелей, известных ученых: заместителя директора ЦРУ Мак-Лафлина, бывшего директора ЦРУ и министра обороны Джеймса Шлезинджера, наконец, Збигнева Бжезинского, который не преминул отметить, что для ЦРУ было бы непростительно не использовать нынешнюю коррумпированность правитель­ственных чиновников в России и не превратить их в важный источник информа­ции и инструмент влияния на политику.

Источники информации о политической и оперативной обстановке для разведки и контрразведки прежде всего — агентурные и оперативно-технические. Вместе с тем информация разведки собирается и из открытых источников. Важно постоянно соблюдать баланс использования разнообразных источников, одновременно производя перепроверку полученных данных, оценивая степень их достоверности.

В 2001 году ЦРУ опубликовало аналитический доклад «Стратегический план инвестиций в разведывательное сообщество», подготовленный Национальным советом по эффективности разведки, в котором американцы запоздало признали, что ранее они недооценивали возможность использования сведений из открытых источников. В докладе содержатся рекомендации более интенсивно и эффективно использовать Интернет и другие открытые средства информации — крутой поворот в представлениях американской разведки, поскольку в 1997 году на слушаниях в Конгрессе США директором ЦРУ Джорджем Тенетом было заявлено, что роль открытых источников для получения разведывательных сведений ничтожно мала. Неудивительно, что в последние годы при такой позиции доля открытых источников в общем объеме разведывательной информации катастрофически упала. Теперь ЦРУ собирается исправить положение, отдавая этой проблеме один из приоритетов при распределении своих ассигнований.