Мудьюгский концентрационный лагерь

Мудьюгский концентрационный лагерь создан интервентами на острове Мудьюг в Белом море 23 августа 1918 года как лагерь для военнопленных. С 2 июня 1919 года использовался правительством Северной области как ссыльно-каторжная тюрьма. После восстания 15 сентября 1919 года и массового побега заключённых был переведён в Йоканьгу. Единственный концлагерь Первой мировой войны, постройки которого сохранились до наших дней.

Условия содержания заключённых концлагеря

Постройки лагеря строились первой партией арестантов численностью в 134 человек, которая занималась вырубкой леса, обнесением территории лагеря двумя рядами колючей проволоки высотой в три метра, сооружением барака и карцера.

Карцер представлял собой яму глубиной в 3 метра, шириной в 9 шагов и длиной в 14 шагов. Над ямой был поставлен сруб из досок, в самой яме царили темнота и холод. По воспоминаниям одного из заключённых, из пищи в день заключённым давали лишь две галеты и воду, от постоянного холода люди отмораживали конечности, некоторые замерзали насмерть.

По воспоминаниям другого заключённого, в бараках камеры были переполнены, в камере на 14 человек находилось более 60 арестантов. Во всём бараке, рассчитанном на 100 человек, сидело более 350 человек. В день заключённым выдавали 200 г. галет, 175 г. консервов, 42 г. риса, 10 г. соли. При такой дневной норме заключённых заставляли выполнять тяжёлые работы; тех, кто падал от изнемозжения, прикладами поднимали французские охранники. По ночам устраивались обыски, с частыми избиениями или отправкой в карцер.

Отсутствовала баня, мыло, смена белья, медицинская помощь. При этом распространились тиф, цинга, дистрофия, паразиты. Температура в бараках была около минус 8 градусов по Цельсию, в результате чего каждую ночь несколько человек умирало от холода.

К июню 1919 года на острове Мудьюг было уже около ста могильных крестов, под многими из которых находились коллективные могилы

Ссыльно-каторжная тюрьма

Как пишет историк П. А. Голуб, предчувствуя свой близкий уход с Севера, интервенты утратили интерес к Мудьюгу и передали его в распоряжение правительства Чайковского—Миллера. 2 июня 1919 года по решению правительства Северной области на острове Мудьюг была образована ссыльно-каторжная тюрьма..

Правительство планировало выслать на Мудьюг около 800 заключённых тюрем Архангельска[8].

Новым начальником лагеря стал И. Судаков, отличившийся крайней жестокостью отношения к арестантам. Заключённый П. П. Расказов описывал, как Судаков встречал прибывавших в концлагерь: «Я вас так драть буду, что мясо клочьями полетит. Мне дана такая власть, я могу пристрелить каждого из вас и, как собаку, выбросить в лес». Комендантом острова был назначен капитан Прокофьев, который, как и Судаков, отличался садистскими наклонностями.

В результате установившегося на острове невыносимого режима пыток 15 сентября 1919 года в лагере вспыхнуло восстание. В отсутствие коменданта лагеря, заключённые частично разоружили охрану и попытались захватить комендатуру, но были отбиты огнём. 53 человека сумели прорвать проволоку и под пулемётным огнём с маяка Чёрной башни добрались до берега Сухого моря (пролив, отделяющий остров от материка), где захватили баркасы местных рыбаков и бежали на материк.

Вслед затем беглецы разделились на две группы: одна пошла в сторону Архангельска и погибла, вторая группа в составе 32 человек двинулась на Пинегу и, пройдя 300 километров, вышла в расположение красных войск. При подавлении восстания было убито 11 человек, 13 расстреляны на следующий день по приговору военно-полевого суда. Немедленно после этого лагерь был переведён в Йоканьгу (Кольский полуостров) на территорию бывшей военно-морской базы (ликвидирован в феврале 1920 года).

Главком интервентов в Сибири генерал Жанен:

«...преступления, ложившиеся на ответственность омского правительства: длинный ряд убийств, который развертывался, начиная с уфимских учредиловцев в декабре 1918 г. до иркутских заложников, утопленных в Байкале в январе 1920 г.; бесстыдное взяточничество министров и их свиты; кражи интендантов и администрации, мотовство генералов, грабежи, жертвой которой являлось трепещущее население, полицейские зверства, влзведенные в систему, и, наконец, преследование всех тех, кого подозревали в несочувствии правительству и которых причисляли по этой причине к большевикам».

Через несколько лет после окончания интервенции и гражданской войны Жанен публично признавался, что его неотступно мучают угрызения совести:

«Я сам... спрашивал себя не раз, не ложится ли на меня ответственность за преступления, совершаемые ежедневно, в связи с этой косвенной поддержкой, которая дала омскому правительству возможность существовать». И добавлял: «Я думаю, что, несмотря на плохую память, генерал Нокс должен испытывать еще более горькое угрызение совести»

Командующий американским корпусом интервентов в Сибири генерал В.Гревс писал:

«Солдаты Семенова и Колмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства».

Из меморандума руководства чехословацкого корпуса, ноябрь 1919 года:

«... под защитой чехославацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без судапредставителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление и ответственность за все перед судом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию ...»

Из приказа адмирала Колчака:

«1. Возможно скорее, решительно покончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже и жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их; в этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе.

2. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали агитаторов и смутьянов.

3. За укрывательство большевиков-пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа...

7. Для разведки и связи использовать местных жителей, беря заложников. В случае неверных, несвоевременных сведений – заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать»

(Воля России, Прага, 1924, №1, с.157).

Bp донесении офицера военной разведки подполковника Р.Л. Эйхельберга:

«Самая значительная слабость Омского правительства состоит в том, что подавляющее большинство находится в оппозиции к нему.

Грубо говоря, примерно 97% населения Сибири сегодня враждебно относится к Колчаку. …Омское правительство ведет борьбу против демократии.

Правительство в России, которое хочет успешно противостоять большевизму, должно добиться того, чтобы большой процент населения Сибири разорвал с идеей Советов.

Как мне представляется, для колчаковского правительства в его нынешнем виде иной перспективы кроме одной – своей деятельностью оно только способно увеличить сторонников большевиков»

Cвидетельство барона Будберга, министра в правительстве Колчака:

«Год тому назад население видело в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а ныне оно нас ненавидит так же, как ненавидело комиссаров, если не больше; и, что еще хуже ненависти, оно нам уже не верит, не ждет от нас ничего доброго... Мальчики думают, что если они убили и замучили несколько сотен и тысяч большевиков и замордовали некоторое количество комиссаров, то сделали этим великое дело, нанесли большевизму решительный удар и приблизили восстановление старого порядка вещей... Мальчики не понимают, что если они без разбора и удержу насильничают, грабят, мучают и убивают, то этим они насаждают такую ненависть к представляемой ими власти, что большевики могут только радоваться наличию столь старательных, ценных и благодарных для них союзников».

Колчак: “ Деятельность начальников уездных милиций, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собою сплошное преступление”.

Расстрел 26 бакинских комиссаров

Организатором дикой расправы с бакинскими комиссарами был генерал В. Малессон, глава английской миссии, являвшийся в период интервенции полным диктатором Закавказья. Узнав, что в Красновод-скую тюрьму попали задержанные Закаспийским белогвардейским правительством бакинские комиссары, Малессон принял все меры к их физическому уничтожению. На его ближайшего помощника капитана Тиг-Джонса и главу Закаспийского правительства эсера Фунтикова была возложена англичанами миссия палачей. Они прибыли в Красноводск в специально сформированном поезде и, разработав с руководителями местного эсеровского правительства план расстрела, организовал ложную отправку арестованных комиссаров в Ашхабад. В ночь на 20 сентября 1918 года на перегоне между станциями Ахча-Куйма и Перевал, на 207-й версте, комиссары были расстреляны.

Английские интервенты делали все, чтобы скрыть свое участие в этом злодеянии. Они распространяли версию о том, что бакинские комиссары отправлены в Индию и умерли там от болезней. Затем было заявлено, что они убиты группой рабочих около Кизыл-Арвата.