Здесь начинается сказание об Эймунде и конунге Олафе

Эймундова сага

Был Конунг, по имени Ринг: он рядил Уппландиею, в Норвегии. Удел этот назывался Рингарик, потому, что он был над ним Конунгом. Он был умен, милостив, очень добр и богат, и был сын Дага Ринговича, внук Гаральда Прекрасноволосого, а те, которые были получше и познаменитее (происхождением) в Норвегии, от него себя производили. У Ринга было три сына, и все они были Конунги: один назывался Рёрек (Рюрик), и тот был старший; второй, Эймунд; третий, Даг. Все они были храбрые мужи, заступали вместо отца своего в походах и в (морском) витяжестве, и тем весьма прославились. Это было в то время, когда и Конунг Сигурд Свинья рядил в Уппландии: он имел (женою) Асту, дочь Гудбрандову и мать Олафа Святого. Сестра ее называлась Торни, и была матерью Галльварда Святого: вторая сестра, Исрид, была бабушка Стейгар-Тореру. Они воспитывались и выросли вместе, Олаф Гаральдович и Эймунд Рингович; и были почти равных лет. Они были обучены всему, что делает человека отличным, и проживали частью у Конунга Сигурда, частью у Конунга Ринга, отца Эймундова. Когда Конунг Олаф отправился в Англию, Эймунд отправился тоже: с ними был еще Рагнар Агнарович, внук Рагнара Риккиля, сына Гаральда Прекрасноволосого, и многие другие знатные мужи. Они становились тем достопочтеннее и славнее, чем дальше странствовали, как то ясно сбылось потом в рассуждении Олафа Святого, ибо имя его сделалось известным по всему Северу: когда достиг он власти в Норвегии, то покорил себе всю страну, и истребил всех удельных Конунгов, как о том сказано в его Саге, употребив к тому различные средства, о чем писали мудрые мужи. Повествуется достоверным образом, что он отнял владения у пяти Конунгов в одно утро, а всего отнял владения у девяти Конунгов той страны, по сказанию Стюрмера Мудреца: некоторых убил, других изувечил, иных прогнал из отчизны. В это несчастие попали и Ринг с Рёреком и Дагом: Эймунд и Ярл Рагнар Агнарович, были тогда на витяжестве, когда эти дела происходили. Уехали они из отчизны, Ринг и Даг, и долго проживали в набегах: потом отправились на восток, в Готландию, и там еще долго они рядили потом. А Конунг Рёрек был лишен зрения и оставался при Конунге Олафе, доколи не изменил ему, возмутив его придворных мужей, которые перерезались между собою: он нанес Конунгу Олафу удар в день Вознесения Господня в ограде Христовой церкви и рассек платье, в котором был Конунг, но Бог помиловал, что Конунг остался не ранен. От чего, потом, Конунг Олаф на него разгневался, и послал его на Гренландию, если ветер дозволит, с Торарином Нефюльфовичем; но они прибыли в Исландию, где он и остался у Гудмунда Знатного, в Мадреваллах, в Эйяфирде, и умер в Кальфскинне.

Об Эймунде и Рагнаре

Наперед сказать, что Эймунд и Рагнар воротились в Норвегию скоро после этого, со многими ладьями. Конунг Олаф был тогда в далекой стороне. Они сведали про те дела, о которых сказано выше. Эймунд составил вече из жителей области, и говорил таким образом:

— Здесь произошли большие вещи, в области, с тех пор как мы уехали вдаль. Мы потеряли родных наших, а некоторые из них изгнаны из отчизны в несчастном виде. Срам и убыток постигли нас после (истребления) знаменитых и достопочтенных родственников наших. Теперь один Конунг в Норвегии, тогда, как прежде было их много. Я полагаю, что это государство пойдет хорошо, будучи управляемо Конунгом Олафом, моим совоспитанником, хотя иное кажется что-то весьма странным в его правительстве. Я надеюсь получить от него много милостей и почестей, исключая звание Конунга.

Тут друзья обоих стали советовать ему отправиться к Конунгу Олафу, чтоб увидеть, не даст ли он ему звания Конунга. Эймунд отвечал:

— Ни сам щита не подниму против Конунга Олафа, ни пойду на него с неприятельскою ратию; но, после таких ужасных дел, какие произошли между нами, не могу идти связываться с ним и добровольно слагать с себя свое достоинство. Так что же, полагаете вы, предстоит нам делать, если мы не хотим ни примириться с ним, ни идти в его присутствие? Я знаю, что он окажет мне великие почести, если мы с ним повидаемся, чтоб только не я находил на его владение; но мне кажется невероятным, чтобы вам, моим мужам, было у него столь же хорошо, когда увидите вы родных ваших тяжко уничиженными. Но если вы того от меня требуете, я готов стерпеть (это унижение): только мы наперед должны поклясться присягою, и тогда уж будем держаться крепко.

На то сказали Эймундовы люди:

— Что же ты думаешь делать, если нам ни примиряться, ни идти в присутствие Конунга, ни, уехав вдаль из наших вотчин, приставать к враждебной ему рати?

Рагнар примолвил:

— Эймунд сказал очень сходно с тем, что мне самому мнится в душе: я тоже не хотел бы судьбу нашу вверять Конунгу Олафу. Но, я полагаю, надобно наперед подумать о том: если сбежим с наших дворов, будем ли мы казаться (людям) чем-то получше каких-нибудь купцов?

Эймунд сказал:

— Хотите ли принять наряд, который задумал я в мысли? Я скажу вам мое мнение, если вы желаете: я узнал о кончине Конунга Вальдамара (Владимира), на востоке, в Гардарике, и теперь это владение держат три его сына, мужи самые доблестные. Но он разделил владение свое между ними едва ли поровну, потому, что один из них имеет областей более, нежели два другие. Один называется Бурислейф (Бурислав, Святополк), и получил самую большую часть отцовского наследства: он же и самый старший между ними; другому имя Ярислейф; третьему Вратилаф (Вратислав, Брячислав). Бурислейф имеет Кенугард (Киев-город), Ярослав — Гольмгард (Новгород), а третий правит Палтеском (Полоцком) и всею тою областью, которая лежит подле, но они теперь в несогласии за свои владения: не довольствуется своим добром тот, который держит самую большую и лучшую часть раздела, думая, что у него мало государства потому, что менее, нежели как было у отца, и от того считая себя ниже своих предков. Теперь мне пришло в голову: не покажется ли вам удобным, чтоб мы отправились туда, и повидались с теми Конунгами, да пристали б к какому-нибудь из них, а всего лучше к тому, кто хочет удержать свое владение за собою и доволен так, как отец поразделил между ними? Для нас это было бы хорошо, как в рассуждении богатства, так и почестей. Я укреплю этот наряд за вами!

И все они изъявили то же желание. Были там многие мужи, которые хотели стяжать себе богатство и имели в виду вознаградить обиды свои в Норвегии: они скорее предпочли покинуть отчизну, нежели оставаться и терпеть последнюю беду от Конунга и своих врагов, решились идти на чужбину с Эймундом и Рагнаром, и поплыли вдаль, со многими людьми и с большою, по мужеству и храбрости, силою, держа путь на Аустурвег (Россию). Обо всем этом Конунг Олаф узнал не прежде, как после их отъезда и сказал:

— Дурно случилось, что Эймунд и его люди не повидались (со мною), ибо я заставил бы его считать друг друга лучшими приятелями. И то правда что поделом он может быть озлоблен на меня!.. но вот теперь выбыл из нашей земли такой муж, которому бы я предоставил величайшие почести, кроме звания Конунга!

Когда Олафу рассказали, что Эймунд говорил на вече, Конунг отозвался, что Эймунд всегда был способен принять хорошую меру. И как о том нечего сказать более, то обратим повесть к Эймунду и Ярлу Рагнару.

Эймунд приезжает в Гардарик

Эймундовцы не прежде оставили путешествие, как прибыв на восток, в Гольмгардию, к Конунгу Ярислейфу. Они решились, (не предлагая своей службы другим), наперед явиться к Конунгу Ярислейфу, согласно настоянию Рагнара. Конунг Ярислейф был в родстве со Шведским Конунгом, Олафом: он имел (в супружестве) дочь его, Ингигерду. Как скоро сведал Конунг о прибытии их в ту страну, послал к ним мужей, предложить им безопасность в дружеской земле и (звать их к) его присутствию на веселый пир; за что они хорошо возблагодарили. Когда уселись к пиру, Конунг и Господыня, (его супруга), расспрашивали у них о разных Норвежских делах и о Конунге Олафе Гаральдовиче. Эймунд сказал им много хорошего о нем и об его нравах, говоря, что долгое время был он его совоспитанником и товарищем (на поле брани); но не хотел распространяться о том, что его огорчало, относительно происшествия, о которых упомянуто выше. Эймунду и Рагнару понравилось все, касающееся как до Конунга, так и до Господыни, ибо она была решительна (в делах) и мягка на пенязь (т. е. щедра); Конунг же Ярислейф хотя отнюдь не славился мягкостью своею на пенязь, но был Князь способный к правлению и знатновидный.

Эймундов совет

Потом, все лето и зиму, было спокойствие и бездействие: Конунг Ярислейф управлял обоими владениями советом и смотрением Конунга Эймунда. Нордманны пользовались большим уважением и почестями, служа Конунгу щитом в ряжении и «грабеже», но жалованье (нередко) оставалось в недоимке за Конунгом, который полагал, что теперь менее нуждается он в дружине, когда брат погиб, и думал, что во всех его владениях (господствует) тишина. Когда вышел срок договору, Конунг Эймунд отправился к присутствию Конунга Ярислейфа, и молвил так:

— Мы уже прожили, Господарь, несколько времени в твоих владениях: теперь избирай, будет ли наш торг (т. е. договор) стоять далее, или желаешь ты уничтожить свое товарищество с нами, и мы должны искать себе другого начальника; ибо пенязи медленно были нам отпускаемы.

Конунг отвечал:

— Я полагаю, что теперь мне нет такой как прежде надобности в ваших людях. Для нас слишком великая трата богатства давать вам такую большую плату, как та, которой вы домогаетесь.

— Оно так, Господарь! — сказал Конунг Эймунд, — потому, что теперь должен ты уже отпускать нам но унции золота на каждого мужа, а начальникам ладей по полугривне золота.

Конунг промолвил:

— Тогда я избираю, что наш торг уничтожен.

— Это в вашей власти, — сказал Конунг Эймунд, — но верно ли вы знаете, что Бурислейф помер?

— Я думаю, что это достоверно, — сказал Конунг. Эймунд спросил:

— Приличная ли гробница будет ему построена? Где же его могила?

Конунг отвечал:

— Этого мы не знаем наверное.

На что Эймунд примолвил:

— Однако ж вам, Господарь, следовало бы знать могилу такого знаменитого брата, и (место), где он лежит! Но мне кажется, что ваши люди из раболепства говорят вам (об его смерти), а, на этот раз, истины вы не знаете.

— Что же истиннейшего сумеете вы сказать, чтобы мы могли скорее вам поверить?

Эймунд отвечал:

— А мне-то сказывали так, что Конунг Бурислейф прожил зиму в Бярмии. Мы сведали с достоверностью, что он составляет там рать против тебя из огромного множества людей; и это истиннее всего.

Конунг сказал:

— Скоро ли он придет сюда, в наше господарство?

Эймунд отвечал:

— Мне сказывали так, что он будет сюда через три недели.

После этого, Конунг Ярислейф не хотел лишиться их дружины: они приторговались еще на двенадцать месяцев. Конунг спросил:

— Что же предстоит нам делать? Созвать ли людей, и бороться с ним?

Эймунд отвечал:

— Пусть дело будет по моему ряду, если хотите удержать Гардарик (Россию) против Конунга Бурислейфа.

Ярислейф спросил еще:

— Сюда ли собирать народ, или идти ему навстречу?

Эймунд сказал:

— Пусть все, сколько может прийти, собираются сюда, в город; а когда люди соберутся, тогда приступим к какому-нибудь ряду, к тому, что нам покажется надежнее по обстоятельствам.

Сражение с братом

Вслед за тем Конунг Ярислейф послал ратный приказ по всему своему владению, и собралась к нему большая рать из вольных поселян. Тогда Конунг Эймунд послал своих мужей в лес, рубить деревья, переносить их в город, и ставить на городской стене: он велел ветви всякого дерева распространять (так, чтоб они выходили) за городскую стену, и чтобы нельзя было метать стрел в город. Вне города приказал он наперед выкопать огромный ров и убрать прочь землю, а потом напустить в него воды, настлать поверх бревнами и устроить все так, чтоб ничего не было видно, и земля казалась бы целою. Когда это было кончено, они узнали, что Конунг Бурислейф вошел в Гардарик, и стремится к городу, в котором находились оба Конунга. Они также велели крепко обстроить двое городских ворот, и намеревались у них защищаться, (срубив их) так, чтоб (можно было сделать) и вылазку, в случай нужды. Накануне того дня, когда поутру ожидали появления неприятельской рати, Конунг Эймунд приказал женщинам выйти на городскую стену, со всеми дорогими их украшениями, разодеться, как только могут, получше, и толстые золотые кольца повысить на шестах, чтоб казаться им (т. е. врагам) в высшей степени блистательными.

— Я полагаю, — говорил он, — что Бярмийцы, будут жадничать к драгоценностям, и, быстро, опрометчиво поскачут на город, как скоро солнце озарит блеском золото и златотканую багряницу.

Так было сделано, как изъяснено выше. Бурислейф нагрянул со своею ратию на город из леса: увидев праздничное убранство женщин, он принял это за хороший знак, (думая), что вероятно весть об его прибытии уже до них достигла. Они помчались быстро, в военном порядке, ни на что не обращая внимания; многие их мужи упали в ров и там погибли. Конунг Бурислейф, следуя сзади за полчищем, увидел это несчастие. Он сказал:

— Быть может, что здесь не так легко мы управимся, как нам казалось: эти Нордманны больше рядители!

Тут стал он обдумывать, откуда бы лучше сделать нападение, а между тем все праздничное убранство, прежде мелькавшее, исчезло. Он приметил, что все ворота заперты, исключая двое, но что и к тем не легко приступиться, ибо за ними нет недостатка в сильном снаряде и многочисленной рати. Немедленно приударили военный призыв, и горожане построились к сражению: оба Конунга, Ярислейф и Эймунд, стали каждый у своих ворот. Началась жестокая битва, и пало много ратного народа. Там, где начальствовал Конунг Ярислейф, приступ был такой страшный, что через те ворота последовало вторжение, и Конунг тяжело был ранен в ногу, но неприятель претерпел огромный урон, прежде чем овладел воротами. Конунг Эймунд сказал:

— Теперь пошло дело на неудачу, когда наш Конунг ранен! Они убили у нас много народа, и уже вторгаются в город. Делай, Рагнар, что хочешь, продолжал он: защищай эти ворота, или ступай к нашему Конунгу, и веди к нему людей (в помощь).

Рагнар отвечал:

— Я буду здесь держаться: ты отправляйся к Конунгу, потому, что там нужно рядить.

И так Эймунд пошел туда со многими людьми: он увидел, что Бярмийцы уже проникают в город. Тут нанес он им великое и страшное поражение, и убил множество народа у Конунга Бурислейфа, делая сильные нападения с большою пылкостью и усердно ободряя своих мужей: никогда еще такая жестокая битва не продолжалась столько времени. Бярмийцы кинулись бежать из города, все, которые стояли еще на ногах; но Эймунд со своими мужами преследовал их до самого леса: они убили Бурислейфова хоругвеносца, и опять пронесся слух, будто и сам Конунг погиб. Великая победа была одержана, и Конунг Эймунд весьма прославился в этом сражении. Потом Нордманнам был отдых. Они пользовались большим уважением у Конунга и честью у всех мужей страны; но жалованье опять шло трудно и несвоевременно, так, что не все отпускалось им по договору.

Об Эймунде

Спустя еще немного, так случилось, что Эймунд сказал Конунгу, что он должен отпустить из рук следующую им плату, как прилично знатному Конунгу: он упомянул и утверждал, что они внесли ему более пенязей в руку, нежели как требовалось на их жалованье. «И мы называем это безрассудным с вашей стороны14: разве теперь уж не будете иметь надобности в нашем пособии и нашей дружине?»

Конунг примолвил:

— Теперь, быть может, пойдет хорошо, хотя вы и не будете подавать мне помощи. Однако ж, вы сослужили мне большую службу. Но, говорят, ваши люди (так разбогатели, что) уже не смотрят ни на какое добро.

Эймунд отвечал:

— Что это значит, Господарь, что вы хотите одни за всех решать? Многие, мне кажется, из моих мужей потерпели большие потери! Те лишились ног, рук или других членов; иные подверглись вреду в оружии, и это будет нам стоить больших издержек. Вы еще можете все исправить. И так, избирайте одно из двух: да, или нет?

Конунг сказал:

— Я не хочу (прогнать) вас прочь, но и не дам вам такой большой платы, тем более, что не предвижу никаких смятений.

Эймунд примолвил:

— Мы требуем платы, и мои люди не хотят служить из-за одной пищи. Не то мы отправимся в удел другого Конунга, и там стяжаем себе почести. Но, притом, вероятно ли это, что теперь уже не будет здесь, в этой стране, смятения? Наверное ли вы знаете, что Конунг убит?

— Я думаю, это правда, — сказал Конунг, — тем более, что мы имеем (в руках) его знамя.

Эймунд спросил опять:

— Знаете ли тогда его могилу?

— Нет! — сказал Конунг. Эймунд присовокупил:

— Неблагоразумно не знать этого!

Но Конунг сказал ему на то:

— Как же знаете вы это лучше других людей, которые имеют о том достоверное сведение?

Эймунд ответствовал:

— Он нашел удобнейшим оставить знамя, нежели жизнь, и, я думаю, ушел здоров отсюда… (Большой пропуск в Исландском тексте) …И провел зиму в Туркландии, и думает еще ратовать против тебя. С ним идет небегущее (т. е. храброе) войско: это Турки, и Бело-Куманы, и многие другие злые (т. е. хищные) народы. Я слышал, что, — и это очень вероятно! — что он отступится от Христианской Веры, и даже намерен поделиться областями с теми злыми народами, если отымет у вас весь Гардарик; но когда так будет, как он думает, то весьма уповательно, что всех ваших родных прогонит он из этой земли с посрамлением.

Конунг вопросил:

— Как скоро, думаете вы, будет он сюда с теми злыми людьми?

Эймунд отвечал:

— Через полмесяца.

— Как же теперь рядить против этого? — сказал Конунг, — ибо ныне мы не можем обойтись без вашей предусмотрительности.

Рагнар сказал, что он хочет, чтобы они прочь уехали, желая Конунгу рядить одному. Эймунд возразил:

— Вероломством будет названо, если мы разойдемся с Конунгом в такой опасности, потому, что Конунг был в мире, когда мы к нему пришли, и я не иначе хочу с ним расстаться, как чтобы и после меня сидел он в покое. Скорее приторгуемся с ним на те двенадцать месяцев, а он улучшит наше жалованье, согласно тому, как прежде решено между нами. Теперь же надо подумать о распорядительстве: будем ли собирать вой, или же захотите вы, Господарь, чтоб одни мы, Нордманны, защищали эту землю, а ты бы сидел покойно во время нашей защиты, и тогда только прибегнул к своим людям, когда Мы будем побеждены.

— Да! я так хочу, — сказал Конунг. Эймунд примолвил:

— Не поступай так опрометчиво в этих делах, Господарь! Есть другое (побуждение) к тому, чтоб ты держал созванную рать, что, по моему мнению, было бы пристойнее и для твоего сана: мы, — Нордманны, не побежим первые, — но я знаю, что многие будут к тому готовы, так же, как прежде были готовы не бояться стрелы; а того я не знаю, будут ли иные защищаться так храбро во время их побега, как теперь усердно и более всех поощряют вас к защите. Если же так случится, Господарь, что мы преодолеем Конунга, тогда что? — прикажете ли убить его, или нет? — потому, что никогда конца не будет этим суматохам, пока вы оба останетесь в живых.

Конунг отвечал:

— Ничего этого я не сделаю: ни настраивать никого не стану к (личному, грудь на грудь) сражению с Конунгом Бурислейфом, ни порицать кого-либо, если он будет убит.

Затем оба они отправились домой, в свой дворец, не велев ни собирать людей, ни делать приготовлений. Всем это показалось удивительным, что тогда именно менее всего думают о войне, когда опасность угрожает более чем когда-либо. Скоро потом получили они известие, что Конунг Бурислейф вошел в Гардарик с огромною ратию и многими злыми народами. Конунг Эймунд показывал вид, как будто ничего этого не знает, не ведает. Многие мужи говорили, что (теперь) он не посмеет бороться с Бурислейфом.

Эймундова сага

Здесь начинается сказание об Эймунде и конунге Олафе

Об Эймунде и Рагнаре

На то сказали Эймундовы люди:

Рагнар примолвил:

Эймунд сказал:

Эймунд приезжает в Гардарик