Понедельник: бунт заключенных
После первых дня и ночи, показавшихся нам бесконечными, наступил понедельник — день тяжелый, тоскливый и утомительный для всех нас. Но ровно в 6 утра снова раздается пронзительный свист, и заключенные просыпаются. Они, сонные, выходят из камер, протирают глаза, натягивают свои шапочки и робы, распутывают цепи на лодыжках. Они вялые и угрюмые. № 5704 позже сказал нам, что встретил новый день с тоской, зная, что ему придется снова пройти «через все это дерьмо, а может, и кое-что похуже»[62].
Охранник Серос поднимает за подбородки опущенные головы — в первую очередь заключенного № 1037, который, кажется, спит на ходу. Он толкает их в плечо, заставляя выпрямиться, тычками исправляя осанку. Он похож на маму, которая готовит своих сонных детей к первому школьному дню, только немного грубее. Пришло время еще раз повторить правила и сделать утреннюю зарядку, прежде чем будет подан завтрак.
Венди проявляет инициативу:
«Итак, мы с вами будем повторять эти правила, пока вы их не запомните»[63].
Его энергия заразительна; Серос начинает ходить вдоль строя заключенных, размахивая дубинкой. Заключенные повторяют правила недостаточно быстро, он теряет терпение и кричит:
«Шевелитесь, шевелитесь!»
Серос похлопывает дубинкой по открытой ладони, этот звук явно свидетельствует о сдержанной агрессии.
В течение нескольких минут Венди читает инструкции по поводу туалета. Он повторяет их много раз, пока заключенные слово в слово не повторят, как долго можно там находиться, и что при этом нужно соблюдать тишину.
«№ 819 думает, что это забавно. Возможно, для него у нас есть кое-что особенное».
Охранник Варниш держится в стороне, почти ничего не делая. Серос и Венди меняются ролями. Заключенный № 819 продолжает улыбаться и даже смеется над нелепостью ситуации.
«№ 819, здесь нет ничего смешного!»
Тем временем Сероса сменяет охранник Маркус. Он снова читает правила.
Серос: «Громче! Заключенные должны сообщать охранникам о любых нарушениях правил».
Заключенных заставляют петь правила. Очевидно, после множества повторений они выучили их назубок. Затем приходит черед инструкций по поводу того, что койки нужно заправлять как в армии.
«С этого момента ваши полотенца должны быть свернуты и аккуратно сложены в ногах кровати. Не кое-как брошены, а аккуратно сложены, понятно?» — спрашивает Венди.
Заключенный № 819 начинает паясничать. Он перестал делать зарядку и отказывается продолжать. Другие тоже останавливаются и ждут, когда их приятель присоединится к ним. Охранники просят его продолжать, и он подчиняется — ради товарищей.
«Прекрасно, № 819, теперь посидишь в карцере», — заявляет Венди.
№ 819 отправляется в одиночную камеру, но с непокорным видом. Пока он неторопливо шагает по коридору вдоль строя заключенных, самый высокий охранник, Карл Венди, с удовольствием демонстрирует свою власть.
«Итак, какой сегодня день?»
В ответ заключенные что-то бормочут.
«Громче. Вы счастливы?»
«Да, господин надзиратель».
Варниш, пытаясь войти в игру и казаться при этом «крутым», спрашивает:
«Все вы счастливы? Двое ничего не сказали».
«Да, господин надзиратель».
«№ 4325, какой сегодня день?»
«Сегодня хороший день, господин надзиратель».
«Нет. Сегодня прекрасный день!»
«Да, сэр, господин надзиратель».
Заключенные начинают петь: «Это прекрасный день, господин надзиратель».
«№ 4325, какой сегодня день?»
«Сегодня хороший день».
Венди: «Неправильно. Сегодня прекрасный день!»
«Да, сэр. Прекрасный день».
«А ты, № 1037?»
№ 1037 отвечает преувеличенно бодро и саркастически: «Сегодня прекрасный день».
Венди: «Так и есть. Ладно, возвращайтесь в камеры и чтобы через три минуты там были чистота и порядок. Потом встаньте в ногах своих кроватей».
Он инструктирует Варниша о том, как осматривать камеры. Три минуты спустя охранники входят в камеры. Заключенные стоят у кроватей по стойке «смирно».
Назревает бунт
Совершенно очевидно, что выходки охранников все больше раздражают заключенных. Кроме того, они проголодались и устали, потому что не выспались ночью. Но они продолжают шоу и добросовестно заправляют кровати. Тем не менее Венди недоволен.
«Ты говоришь, это аккуратно, № 8612? Это полный бардак, все переделать». — С этими словами он срывает с кровати одеяло и простыню и бросает их на пол.
№ 8612 инстинктивно кидается к нему и кричит: «Что ты сделал? Я же только что ее заправил!»
Венди захвачен врасплох. Он отталкивает заключенного, бьет его кулаком в грудь и кричит, чтобы придать себе уверенности: «Охрана, чрезвычайная ситуация во второй камере!»
Все трое охранников окружают заключенного № 8612 и грубо тащат его в карцер, где он присоединяется к спокойно сидящему № 819. В темноте и тесноте бунтари начинают планировать восстание. Но они пропускают поход в туалет, куда других сопровождают парами. Скоро им становится трудно терпеть, и они решают затаиться, но поднять мятеж чуть позже. Что интересно, охранник Серос позже сказал нам, что ведя заключенного в туалет и обратно, ему было трудно играть роль охранника, потому что там не было внешних физических атрибутов тюрьмы — туалет находился за ее пределами. Как и большинство других охранников, он утверждал, что во время походов в туалет с заключенными он действовал более жестко и был более требовательным, чтобы не выйти из роли. Охранникам было труднее быть «крутыми», оставаясь один на один с заключенным. Они также испытывали чувство стыда: взрослые люди превратились в «туалетный патруль»[64].
Пара повстанцев, сидящих в карцере, пропускает и завтрак, который подают в 8 утра во дворе. Одни заключенные едят, сидя на полу, другие — стоя. Они игнорируют правило «не разговаривать», беседуют и обсуждают возможность голодовки, чтобы показать свою солидарность. Они приходят к выводу, что пора начать выдвигать требования, чтобы испытать свою силу. Нужно потребовать вернуть им очки, лекарства и книги; нужно отказаться делать зарядку. Те, кто раньше вел себя спокойно, даже № 3401, единственный доброволец азиатско-американского происхождения, возбуждены благодаря своей открытой поддержке зачинщиков.
После завтрака заключенные № 7258 и 5486 проверяют новый план и отказываются выполнять приказ вернуться в камеры. Это вынуждает трех охранников силой затолкать их в камеры. Такое неповиновение должно было бы привести их в карцер, но он уже и так переполнен, больше двух человек там просто не поместится. Среди нарастающего шума я с удивлением слышу, что заключенные из третьей камеры добровольно вызвались помыть тарелки. Этот жест согласуется с готовностью сотрудничать заключенного Тома-2093, но противоречит настроению его сокамерников, которые планируют бунт. Возможно, они хотят разрядить обстановку и сбросить растущее напряжение между охранниками и заключенными.
Кроме этого любопытного исключения, заключенные постепенно выходят из-под контроля. Утренняя тройка охранников решает, что заключенные несерьезно относятся к их власти и поэтому не слушаются. Они приходят к выводу, что пора принять жесткие меры. Во-первых, они устанавливают часы утренней работы. Например, сегодня заключенным предстоит вымыть стены и полы в тюрьме. Затем, в первом порыве коллективной творческой мести, охранники забирают одеяла с кроватей заключенных из первой и второй камер, выносят их из здания, и волочат их по кустам, пока одеяла не покрываются шипами и колючками. Если заключенные не хотят быть исколоты, им придется потратить не меньше часа на то, чтобы вытащить колючки, — конечно, если они хотят спать под одеялами. Заключенный № 5704 выходит из себя и возмущается бессмысленностью этого занятия. Как раз этого и добивались охранники. Бессмысленные и бесполезные задания — необходимый атрибут их власти. Охранники хотят наказать мятежников и заставить всех остальных слушаться. Отказавшийся было выполнять бессмысленную работу № 5704 соглашается — он думает, что этим задобрит охранника Сероса и заработает сигарету. Поэтому он начинает послушно выбирать сотни колючек из одеяла. Смысл этой работы — порядок, контроль и власть: кому она принадлежит и кто хочет ее получить.
Охранник Серос спрашивает: «В этой тюрьме вы получаете только лучшее, согласны?»
Заключенные невнятно бормочут, изображая согласие.
«Вы совершенно правы, господин надзиратель», — отвечает голос из третьей камеры.
Но № 8612, только что выпущенный из карцера и вернувшийся во вторую камеру, высказывает другое мнение: «Да пошел ты в жопу, господин надзиратель».
Ему приказывают закрыть свою грязную пасть.
Это — первые ругательства, прозвучавшие в ходе эксперимента. Я ожидал, что охранники будут часто ругаться, чтобы соответствовать роли «крутых мачо», но ошибся. Однако Дуг-8612 без всякого смущения начинает сыпать ругательствами.
Охранник Серос: «Мне было странно командовать. Я чувствовал, что мы все равны. Вместо этого я заставлял заключенных кричать друг другу: „Ты — куча дерьма!“ Я не верил своим ушам, когда они послушно снова и снова повторяли это по моей команде» [65].
Венди добавил: «Я заметил, что вошел в роль охранника. Я не испытывал неловкости; наоборот, я стал более властным. Заключенные не слушались, и я хотел наказать их за то, что они разрушают нашу систему»[66].
Следующие признаки непослушания проявляет небольшая группа заключенных, Стью-819, Пол-5704, и впервые 7258, прежде послушный Хабби. Они срывают со своих роб идентификационные номера и громко протестуют против недопустимых условий содержания. Охранники немедленно принимают ответные меры — приказывают им раздеться догола и находиться в таком виде, пока их номера не будут пришиты обратно. Охранники отступают в свою комнату, они все еще не привыкли к собственному превосходству. Пока они нетерпеливо ждут конца своей слишком длинной первой смены, во дворе повисает зловещая тишина.