Перевод с немецкого Дианы Видра
Перевод с немецкого Дианы Видра
Москва • "Наука" • 1995
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие ............................................................................ 13
Введение ................................................................................... 14
ЧастьперваяК ПСИХОДИНАМИКЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ РЕБЕНКОМ РАЗВОДА
1. Папа и мама разводятся .................................................... 37
1.1. Психологический момент развода ................................... 37
1.2. Видимые и скрытые реакции ребенка на развод.............. 41
1.3. Печаль, гнев, чувство вины и страх ................................... 49
1.4. Для Манфреда и Катарины наступил "конец света" ......... 57
2. Послеразводный кризис .................................................. 63
2.1. Удавшаяся и упущенная "первая помощь" ........................ 63
2.2. Реакции детей на развод: крик о помощи и основания
для конфликтов ................................................................ 75
2.3. Ситуация родителя, несущего ответственность за воспитание ребенка .................................................................. 79
2.4. Влияние на отношение к ребенку ..................................... 86
2.5. Аккумуляция страха и срыв обороны .............................. 91
2.6. Неудавшаяся регрессия .................................................... 101
3. Посттравматическая оборона .......................................... 107
Часть вторая
ЗНАЧЕНИЕ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РЕБЕНКА ДО РАЗВОДА
4. Ранние нарушения объектоотношения у маленьких
детей развода ................................................................... 114
5. Раннее триангулирование и процесс индивидуализации .. 133
5.1. Значение раннего триангулирования ............................... 133
5.2. Незавершенная индивидуализация .................................. 144
5.3. Асинхронное развитие объектоотношений при неполном триангулировании ..................................................... 146
5.4. Агрессивное триангулирование ....................................... 156
5.5. Компенсационное триангулирование .............................. 163
6. Эдипово развитие ............................................................ 168
6.1. "Искажения" эдипова развития ........................................ 172
6.2. "Отмененное" эдипово развитие ...................................... 182
6.3. Существует ли "оптимальный возраст для развода"? ....... 188
7. Промежуточные выводы: попытка динамической квалификации реакций на развод ............................................. 193
7.1. Реакции переживаний и защитные мероприятия ............ 195
7.2. Усиление "старых" симптомов ......................................... 207
7.3. Спонтанная травматизация ............................................. 210
7.4. Симптомы как следствие психического процесса де-
структуризации; опасности и шансы ............................... 215
7.5. Посттравматические невротические симптомы и развитие характера ................................................................... 221
Часть третья К ПСИХИЧЕСКОМУ РАЗВИТИЮ РЕБЕНКА ПОСЛЕ РАЗВОДА
8. Благоприятные и неблагоприятные условия развития
после развода ................................................................... 228
8.1. Обзор литературы ........................................................... 228
8.2. Дополнительные замечания ............................................. 235
9. Кое-что о "злых матерях", "безответственных отцах" и
"настроенных против детях" ............................................ 242
9.1. "После посещения отца ребенок выведен из равновесия!" .............................................................................. 242
9.2. "Мама, я не хочу к папе!" и "Папа, я хочу жить с тобой!" ................................................................................ 245
9.3. "Настроенный против" ребенок ...................................... 248
9.4. Любовь ребенка к разведенному супругу причиняет боль
и вселяет страх ................................................................. 252
9.5. "У отца ему разрешается все, а я, получается, злая!"......... 255
9.6. "Педагогизирование" отношений матери и ребенка после развода ......................................................................... 259
9.7. "Ребенок принадлежит мне!" О роли самоуважения и власти в отношениях между матерями и неопекающими отцами ............................................................................. 265
9.8. Разочарование и стресс вместо радости: как некоторые
отцы переживают дни посещений ................................... 275
9.9. Отцы, которые (больше) не показываются ...................... 282
10. "Разведенный" ребенок .................................................... 284
10.1. Послеразводный кризис в объектоотношений к отцу ..... 285
10.2. Отказ от отца как особый вариант посттравматической
симптоматики .................................................................. 291
10.3. Мама здесь, папа там... Особенности сепаратных объектоотношений ................................................................... 298
11. Долгосрочное влияние развода на психическое развитие
ребенка ............................................................................ 317
12. Заключение
Новые партнеры родителей ............................................. 341
Дополнение: к методу исследования ........................................ 346
Литература ............................................................................... 371
ЭКСКУРСЫ В НЕКОТОРЫЕ ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Психоанализ, психический конфликт и невротический симп-том ........................................................................................... 43
Объект, репрезентация объекта и объектоотношение ........... 97
Ранние объектоотношения и процесс индивидуализации ....... 119
Инфантильная сексуальность .................................................. 150
О взаимосвязи между инфантильным неврозом и "психическим здоровьем/болезнью" в зрелом возрасте ........................ 197
ВВЕДЕНИЕ
"Я никогда не мечтала иметь абсолютно послушного ребенка, к тому же мальчик должен быть живым и иногда даже шаловливым". Фрау Б. вздыхает. Потом она опускает глаза, и, когда снова продолжает говорить, я вижу, что ей приходится бороться со слезами: "Но я не знаю, как мне быть дальше. Меня уже просто не хватает!" Такое проявление чувств слишком неожиданно. Фрау Б. обратилась ко мне за помощью, как она сообщила по телефону, для того чтобы получить несколько педагогических советов. Непосредственно перед описанной сценой она охарактеризовала своего сына Лео как живого, развитого мальчика, с которым постоянно возникают проблемы, когда он должен делать то, к чему в данный момент не расположен, как, например: одеваться или раздеваться, выключить телевизор, идти спать и тому подобное. Мать беспокоит также чрезмерная стеснительность сына по отношению к чужим взрослым. Все это она рассказала в спокойной манере, к которой теперь так не подходила ее внезапная растерянность, составлявшая контраст со сравнительно невинной симптоматикой, если вообще в этом случае можно говорить о симптомах. Я обращаю на это внимание фрау Б., тогда она, заливаясь слезами, рассказывает, что из таких конфликтов состоят их будни и что из-за них ее отношения с Лео так испортились, что они постоянно кричат друг на друга, а потом рыдают. И что мальчик последнее время убегает от нее, когда она приходит за ним в детский сад. На мой вопрос, догадывается ли она о вероятной причине, она отвечает: "Я не знаю, но, может быть, правы мои родственники и друзья, говоря, что я избаловала Лео, что недостаточно строга и непоследовательна с ним. Я всегда пыталась воспитывать сына, воздействуя на него разумом, а не строгостью. Но самое ужасное, что я просто не понимаю, что происходит между нами. Очевидно, я все делаю не так!" Время беседы подходит к концу и я обращаю внимание фрау Б. на то, что она рассказала мне достаточно много о Лео и о себе, о родственниках и друзьях, но ни словом не обмолвилась об отце ребенка. Она краснеет, как будто я застиг ее на месте преступления, и произносит вскользь, что не соответствует ее заметному внутреннему волнению: "Да, это верно и это взаимосвязано, что отец в наших отношениях не играет почти никакой роли. Мы вот уже два года в разводе и Лео видит своего отца раз в месяц, а то и в два". И на мои дальнейшие вопросы она утверждает, что развод не мог негативно повлиять на ребенка, потому что в момент развода ему было всего два года, и он не в состоянии был что-либо понять и совсем не грустил, когда отец ушел. При этом фрау Б. держится с возрастающей отчужденностью и изо всех сил старается увести меня с "неверного следа". Поскольку время беседы истекло, мы договариваемся о следующей встрече. Конечно, нельзя заранее утверждать, что причиной проблем между Лео и его матерью является непременно развод родителей. Но все же удивительно, что эта образованная и, как она сама говорит, интересующаяся психологией женщина абсолютно не считает вероятной возможность, что ее развод с отцом ребенка, как минимум, является одной из причин тех трудностей, которые возникли в ее отношениях с Лео. Подобное несоответствие вызывает подозрение психоаналитика о существовании здесь неразрешенных психических конфликтов, имеющих значение для данной проблемы и ее разрешения.
Напрашивается вопрос — почему мать Лео пыталась скрыть от меня развод? А точнее, у меняя сложилось впечатление, что речь шла не столько обо мне, сколько о ее желании избежать нового столкновения с фактом развода. Через неделю фрау Б. сама отвечает на этот вопрос. Она начинает рассказывать о своем браке, о разочарованиях и переживаниях, о том, что ее муж после рождения ребенка больше заботился о ребенке и о своих друзьях, чем о ней. Мать сосредоточилась на сыне, не желала спать с мужем, что еще больше осложняло их отношения. Когда ребенку исполнилось два года, желание уйти от мужа с ребенком приобрело конкретный характер. И в заключение фрау Б. рассказала, вся в слезах, как долго она мучилась этим решением, так как чувствовала, что не имеет права отнимать у ребенка отца. Несмотря на то что муж все реже бывал дома, Лео его тем не менее очень любил. Можно предположить, что это было именно то огромное чувство вины, которое и привело фрау Б. к полному отрицанию роли отца для Лео, а вместе с тем и значения развода, и она вжилась в представление о том, что ребенок не заметил изменений в семье. Иначе она, вероятно, не совершила бы столь важного шага и не смогла бы освободиться от ставшей невыносимой совместной жизни. Фрау Б., конечно, не одинака с ее конфликтом между личными чувствами и желаниями, с одной стороны, и родительской совестью — с другой. С огромным чувством вины по отношению к детям приходится бороться большинству родителей, решившихся на развод. Эти угрызения совести кажутся, на первый взгляд, удивительными, но они подтверждаются статистическими выводами. Тем не менее в Австрии распадается каждый третий брак и каждый десятый ребенок до своего четырнадцатилетия уже обременен переживаниями развода' (для ФРГ и Швейцарии цифры те же).
' Loidi, 1985; Stary, 1989.
Исходя из данных, едва ли возможно расторгнутые браки, где есть дети, рассматривать в качестве единичных случаев. Сегодня родители, в одиночку воспитывающие детей, так же, как и приемные семьи, представляют собой нормальные варианты тенденции развития. Общественное мнение по данной социальной проблеме отражает двоякость конфликта разводящихся родителей: единодушное признание личного права избавления от несостоявшегося или неудавшегося союза резко противостоит точно такому же единодушному убеждению в том, что развод наносит непоправимый ущерб детям.
Педагогические размышления о разводе, которые часто близки к моральному его осуждению ("родители обязаны прежде всего думать о детях"), находят поддержку в выводах эмпирических исследований, которые в последние десять-пятнадцать лет обращены к теме развода и значения его последствий для детей. Так, выясняется, что развод родителей и их новый брак чаще всего представляют собой первоначальную причину проявления симптомов, которые впоследствии заставляют родителей обращаться в детские психиатрические клиники2. Симптомы, проявляющиеся в основном после развода родителей, описаны в различных исследованиях: это прежде всего общее беспокойство, обжорство, бессонница3. Многие из детей начинают опять мочиться в постель4, снова и снова возникают проблемы с дисциплиной в школе и в семье5, иногда даже воровство6, порой у детей развиваются психосоматические симптомы, такие, как боли в желудке, головные боли, угри и другие7. Большинство детей, чьи родители
'Buhler/Kachele, 1978.
3 Напр., Wallerstein/Kelly, 1980.
"Напр., BUhler/Kachele, 1978; Wallerstein/Kelly, 1980.
5 Напр., Guidubaldi/Perry, 1985; Kalter/Plunkett, 1984.
6 Напр., Buhler/Kachele, 1978.
7Haпp.,Doust, 1983; Wallerstein/Kelly, 1980.г.
развелись, проявляет особую раздражительность: они все чаще испытывают чувства страха, беспокойства, печали8; почти у каждого ребенка наблюдается возрастание агрессивного потенциала, который разряжается на одном из родителей или на других детях9, некоторые реагируют, наоборот, усиленной зависимостью, а также отставанием социального и эмоционального развития10. Все эти симптомы часто сопровождаются снижением внимательности и ухудшением успеваемости11. Речь идет не просто о преходящих трудностях. Об этом говорит сравнительный анализ школьных успехов или профессионального образования детей из полных и неполных семей: последние гораздо реже учатся в средней или высшей школе и в результате получают более низкое профессиональное образование12.
Поэтому ничего нет удивительного в том, что часто родители, ради детей, отказываются от развода, особенно после предварительной консультации у специалистов, которые ставят на первое место благополучие детей и предупреждают родителей о последствиях развода для них. Да, возникает вопрос, является ли развод вообще, из педагогических соображений, делом ответственным.
Бесспорно, что многие матери и отцы не имеют возможности решать, разводиться им или нет, а именно, когда оказываются брошенными. Но также, исключая подобные случаи, невольно напрашиваются мысли по поводу утверждения основных противоречий между личными интересами и педагогической ответственностью в отношении развода:
BHaпp.,Doust, 1983;Wallerstein/Kelly, 1980.
9 Напр., Biinler/Kachele, 1978; Bernhardt, 1986; Guidubaldi/Perry, 1985; Kal-ter/Plunkett, 1984; Wallerstein/Kelly, 1980.
"Напр., Guidubaldi/Perry.
"Напр., Bedkower/Oggenfuss, 1980; Bernhardt, 1986; Guidubaldi/Perry, 1985;
Leahy, 1984; Wallerstein/Kelly, 1980.
12 Knapp/Verzentnitsch, 1983; Napp-Peters, 1987; Wallerstein/Blakeslee, 1989.
исследовательские материалы о последствиях развода не позволяют сделать обратных выводов о том, что пострадавшие дети не развили бы в себе подобных тяжелых симптомов, если бы их родители не разошлись. Такой вывод следует из исследований, сравнивающих развитие детей из разведенных семей с детьми, которые живут в полных семьях13. Эти сравнения обращают внимание на психологический климат в семье. Вероятно, невозможно разделить детей из разведенных семей и детей, родители которых постоянно ссорятся. В ходе своего длительного обследования Валлерштейн14 пришла к выводу, что скандалы между родителями вызывают у детей большой страх. Если даже такие ужасные сцены бывают редко, дети потом, спустя годы, все еще вспоминают о них, а также о боли и страхе, которые им тогда пришлось пережить15. В некоторых, особенно тяжелых случаях, психические проблемы бывших — между тем уже находящихся в юношеском возрасте или взрослых — детей разведенных родителей уводят Валлерштейн к предразводному периоду и переживаниям, имеющим там место16.
В последние годы появился ряд системно-теоретических инспиративных работ, направленных не столько на сам развод, сколько на конфликтные отношения родителей, которые после развода либо усиливаются, либо возникают вновь. Существует общее мнение, что дети, которые постоянно втягиваются в конфликт между родителями, оказываются в так называемом тяжелом конфликте лояльности, который предъявляет к ребенку слишком большие требования
13 Напр., Napp-Peters (1987). Vergleich der Schulkarrieren von Kindern aus Zwei-Eitern- und Alleinerzieher-Familien.
14 Wallerstein/Kelly, 1980; Wallerstein/Blakeslee, 1989.
15 Ср. также Wolchik, 1985.
16 Ср. напр., "Die Geschichte von Larry" (Wallerstein/Blakeslee, 1989, с. 226 и далее).
и наносит вред его душевному развитию17. Этот упомянутый выше конфликт лояльности не является специфичным только для детей разведенных родителей, он характерен также для детей еще женатых родителей, но которые в ходе супружеских разногласий, сознательно или бессознательно, ищут в детях союзников.
Дети очень восприимчивы к перемене настроений родителей. Они чувствуют, когда один из родителей несчастен и страдает. Нередко такие дети возлагают на себя роль, так сказать, терапевтов брака, пытаются утешать родителей или одного из них или предпринимают попытки вновь примирить маму и папу18. Эти попытки начинаются зачастую уже задолго до развода. Бывает, что так называемые симптомы развода появляются у детей уже непосредственно перед разводом и зачастую несут подсознательную функцию отвлечения родителей от их проблем и предложение заняться ребенком сообща. Некоторые дети, пытаясь достичь этой цели, стараются как можно меньше досаждать родителям и как можно лучше себя вести19. Если предположить, что переживание физического и психического насилия, старания по примирению родителей и попытки чрезмерного приспосабливания могут нанести детям вред, то это значило бы, что следует поверить в то, что некоторые факторы, вызывающие развитие "симптомов развода", влияют также на детей, воспитывающихся в конфликтных семьях.
Не доказывают ли однозначно против развода результаты обследований Бюлера и Кехеле, показывающие, что чаще всего причиной обращения к детскому психиатру является развод и новый брак несущего опеку родителя? Уже не говоря о ненадежной репрезантативности обследований в большинстве соответствующих консультативных учреждений,
17 С этой проблемой мы встретимся еще не раз.
'"Напр., Bernhardt, 1986;Wi!le, 1985a, 19866;Wolchik, 1985.
^Bernhardt, 1986; "Psychoanalytic inferences", 1983.
переменная величина консультация является все же сомнительным критерием для психогигиенической оценки развода в сравнении с другими патогенными факторами. Каждый педагог и практикующий психолог в случаях трудновоспитуемости знают о предельном страхе родителей перед обращением к профессиональной помощи. Вероятно, столь высокое число разводов попадает под обследование частично также и потому, что родителям легче говорить о проблемах, возникших с детьми, тогда, когда они могут искать причины во "внешних событиях", таких, как развод, или перенести вину на другого, например, на желавшего развода, покинувшего семью супруга. Если же подобная очевидная причина отсутствует или нет возможности возложить вину на другого человека, тогда для родителей не остается ничего более, как искать причину в своей собственной несостоятельности. Результатом является стыд, который часто удерживает родителей от необходимости сознаться в собственных ошибках. Многие обращаются за советом, если вообще обращаются, только тогда, когда уже не видят иного выхода. Это характерно также для тех матерей или отцов, которые сами явились инициаторами развода. Но и тогда мы сталкиваемся, как это было с матерью Лео, с фактом отрицания части своей собственной вины в проблемах ребенка.
Есть и другой аргумент, который заставляет сомневаться в утверждении, что развод служит только ("эгоистическим") запросам родителей и ни в коем случае не служит интересам детей, а именно: дети страдают больше всего тогда, когда видят родителей несчастными и недовольными. Конечно, это не значит, что счастливые родители уже автоматически являются хорошими родителями, но способность посвящать себя детям — основной критерий хорошего воспитания — уменьшается по мере того, как они чувствуют себя разочарованными, несчастными, обремененными личными проблемами. Часто бывает так, что для родителей, которые "в интересах детей" сохраняют немилый союз, ребенок, вместо того чтобы обогатить и сделать более радостной их жизнь, наполнив ее смыслом, становится как бы (конечно, подсознательно) виновником этой неудавшейся жизни. Такие отношения родителей и детей довольно амбивалентны (противоречивы) и соответственно этому проявляют большую готовность к (открытой или скрытой) агрессивности.
Конечно, родители, чей брак переживает кризисную ситуацию, должны были бы попытаться разрешить эти конфликты, прежде чем окончательно пойти на развод. В свете высказанных выше размышлений сохранение брака, даже в интересах детей, имеет смысл только тогда, когда родители ведут себя по отношению друг к другу уважительно, и конфликты представляются еще разрешимыми. Имеющиеся результаты обследований, во всяком случае, не оправдывают (часто высказываемого) мнения, что развод является решением проблемы только для родителей, а для детей, наоборот, причиной таковых.
Подобная моральная поляризация личных интересов и родительского долга превращает развод в грех. Куда приводит порожденное подобной точкой зрения чувство вины разведенных родителей, мы можем видеть на примере фрау Б. Для нее невыносимо само представление о том, что ее решение разойтись с мужем принесло ребенку, вероятно, непоправимое страдание. Исполнение законного желания, чтобы развод не нанес вреда Лео, явилось для фрау Б. необходимым условием освобождения от ставшего пыткой брака, постольку, что называется, развод не имеет права нанести ему вреда. Таким образом, любое негативное проявление поведения ребенка является угрозой душевному равновесию матери, которая подобное поведение должна либо скрывать, либо искать его причину в чем-то другом. Самое трагичное в ее подсознательном конфликте — психоанализ говорит в подобных случаях о (подсознательном) конфликте обороны — заключается в том, что фрау Б. тем самым отнимает у себя всякую возможность помочь своему ребенку в преодолении его кризиса развода.
II
Что могут в действительности сделать родители для того, чтобы защитить детей от травмирующего влияния развода или, по крайней мере, уменьшить его и реализовать надежду, которую дает расторжение неудавшегося брака, возможно, ставшего невыносимым также и для детей?
Статистические данные о виде и частоте проявлений так называемых симптомов развода не могут оказать достаточной помощи, так как вид и тяжесть внешних симптомов еще ничего не говорят ни о характере проблемы страдания ребенка, ни о воздействии этой проблемы на отдаленное будущее. С психоаналитической точки зрения главную роль для такого заключения играют конфликты, которые скрываются за симптомами, или, иначе говоря, (бессознательное) значение симптомов20. Без этих знаний невозможно ни понять истинной проблемы ребенка, ни определить, можно ли исчезновение симптоматики в действительности приравнять к преодолению конфликта. Вполне возможно, что эти конфликты в процессе развития или под влиянием изменения обстоятельств, принимают иные формы выражения, более "тихие", менее навязчивые и легче воспринимаемые окружающими, но в то же время они продолжают обременять душевное развитие ребенка в качестве "невротической гипотеки". И наоборот, почти вся литература о последствиях развода для детей следует упрощенной концепции адаптации (Anpassungskonzept), при которой появление и исчезновение симптомов (что часто является просто непониманием
0 Ср. экскурс в психоаналитическую теорию образования неврозов на с. 43.
оных окружающими) приравнивается к появлению или исчезновению психических проблем. Это характерно не только для опытно-статистических, но и для большинства "системных" работ по семейной терапии. Даже сама Валлерштейн, чей вклад в изучение проблемы развода может быть охарактеризован минимум как "психоаналитически инспиративный", после ее первых катамнезов оптимистически приходит к выводу, что симптомы у многих детей в течение пяти лет после развода сходят на нет и таким образом, по ее мнению, примерно 40% детей переживают развод вполне удовлетворительно (Wallerstein/Kelly, 1980). Но на основе своих дальнейших обследований тех же персон через десять — пятнадцать лет после развода (Wallerstein/Kelly, 1989) ученые вынуждены были признать, что развод даже у детей, которые сумели хорошо приспособиться, оставил глубокие следы.
"Беседа с Денизой, длившаяся три с половиной часа, дала мне понять, что мы исходили из неверных предположений" (с. 91). "Мы смогли обнаружить запоздалые результаты вытесненных чувств у детей разведенных браков только благодаря нашему долгосрочному обследованию. У детей из нашей опытной группы, которые в переходном возрасте и в школе почти не имели проблем, вдруг неожиданно проявляются душевные кризисы. Только после того, как Дениза поставила нас в известность о своих страданиях, у нас родилось предположение, что у других молодых женщин могут быть такие же запоздалые реакции..." (с. 95).
Вызывающее поведение ребенка не обязательно является невротическим симптомом. Если ребенок любит обоих родителей, то любое радикальное изменение жизненной ситуации, например, такое, как развод, должно повлечь за собой реакцию. Подобные реакции переживаний (В. Шпиль)21
"- К концепции "Реакции переживаний" ср. Spiel, 1967 и с. 195 данной книги.
часто выглядят как невротические симптомы, но тем не менее исчезают бесследно на новой ступени развития "Я", то ли под влиянием привычки, возраста, нового изменения жизненных обстоятельств, то ли в том случае, если ребенок получает педагогически-терапевтическую поддержку. Несмотря на то, что вызывающее поведение само по себе не носит психодинамического значения ("невротический симптом" в понимании "реакции переживания"), "простая" реакция переживания не освобождает нас от обязанности проявлять понимание к душевному состоянию ребенка. Клинический опыт показывает, что неправильная реакция окружающих на любое (нормальное) раздражение ребенка мешает переработке вызванного обстоятельствами переживания и в результате может даже спровоцировать душевные конфликты, которые в свою очередь возможно разрешить только еще более невротическим путем, т.е. путем бессознательных процессов обороны.
Итак, надо стремиться понять проблемы каждого конкретного ребенка, понять, какое значение имеет именно его способ реагирования на развод родителей, какие психические процессы вступают в действие и как могут эти предпосылки отразиться на будущем душевном развитии ребенка. И тогда становится возможным и исполненным смысла рассуждение о форме помощи этому ребенку в преодолении его конкретного кризиса.
Такого же рода понимание является доминантой и привилегией психоанализа. Но до сих пор психоаналитики занимались проблемами развода только в контексте индивидуальной патологии, т.е. лишь в тех случаях, когда некоторые пациенты или их родители пережили развод, который в ходе психотерапевтического процесса подвергся обсуждению. В силу такого ограничения на отдельных судьбах психоанализ не в состоянии раскрыть все свои возможности. Хотя исследования по теме развода, ориентированные на симптомы, мало способствуют интервенциям, способным к оказанию полноценной помощи, они — и это их главная заслуга — обращают наше внимание на то, что частичная потеря одного из родителей почти у всех детей приводит к ирритации в душевном равновесии, которая в свою очередь может вызвать к жизни невротические процессы с долгосрочным воздействием. Конечно, душевная проблема каждого ребенка является особенной. Но вместе с тем в порядке вещей, что психоаналитическое исследование большого числа индивидуальных судеб развода приводит к результатам, которые позволяют также сформулировать общие положения надиндивидуального значения. Можно предположить, что в свете такого значительного события в жизни ребенка как разъезд двух самых любимых и нужных людей особенно сильно проявляются определенные желания, фантазии, конфликтные положения и стратегии преодоления или, наоборот, происходит ограничение возможностей выбора, психических реакций, повышение запросов к своему поведению. Существует и иная возможность: если аналитические интересы познания окажутся направленными не только на ребенка, но также подвергнутся наблюдению проблемы персон, окружающих ребенка, их позиция, типичные интеракциональные образцы поведения и другие жизненные обстоятельства, то это позволит проследить взаимосвязь между детскими переживаниями и переработкой кризиса, с одной стороны, и внешними обстоятельствами, с другой. Хотя эта взаимосвязь не однозначна, тем не менее возможно построить предположения, при каких "внешних" обстоятельствах22, какого рода переживания и какого вида переработка окажутся более вероятными для ребенка, а также какие душевные процессы будут вызваны к жизни и какие подавлены.
22 К "внешним" обстоятельствам относятся (в данной взаимосвязи) и "внутренние", под которыми имеются в виду психическое состояние родителей, их проблемы чувств и конфликты.
III
Подобные рассуждения привели в конце концов к решению провести психоаналитическое, вернее, психоаналитически-педагогическое исследование23 о воздействии развода на психическое развитие ребенка. Инициатива принадлежала Гаральду Лойпольд-Лёвенталю, президенту общества Зигмунда Фрейда в Вене и председателю Института прикладного психоанализа, официально выполняющего обязанности руководителя проекта. Отрегулировав все финансовые вопросы при участии юбилейного фонда Австрийского Национального банка, в конце 1986 года началась организационная подготовка к работе. В 1987 году на меня были возложены методическая концепция и руководство проектом, а затем была создана творческая группа24. Основу проекта представляла консультация для разведенных и разводящихся родителей. Эта консультация и была, собственно, организована специально для данного исследования, и расположилась на исторической территории: Берггасе, 19, кв. 5, т.е. в квартире, когда-то принадлежавшей Зигмунду Фрейду, которую, незадолго до того удалось заполучить Обществу Зигмунда Фрейда. В консультацию приходили родители, узнав об организации таковой из прессы, от учителей, воспитательниц детских садов, работников организации попечительства молодежи, от адвокатов и др.
23 Упомянутыми выше вопросами психоанализ отходит от области своей практики: он продвигается от чисто терапевтических к педагогическим оценкам познания или к возможностям таких оценок. На заре психоанализа (в 20-30-х годах) применение психоаналитических теорий играло довольно большую роль в вопросах воспитания детей. Но именно в последние десять лет наблюдается истинное возрождение этой традиции "психоаналитической педагогики". К вопросу о сегодняшнем состоянии психоаналитически-педагогических исследований (см. Trescher, 1990; Horvath/Sheidl-Trommer, 1989).
Группа проекта состояла без исключения из психоаналитически подготовленных психологов и педагогов и из одной служащей социальной сферы, имеющей образование семейного терапевта (ср. с. 13).
Консультация была бесплатной, но всегда готовой помочь родителям в обстоятельном диагностическом обследовании детей. Хотя проект полностью соответствовал психоаналитическим требованиям, тем не менее мы не могли просто ограничиться только теоретическими рамками дедуктивного вывода гипотез и интерпретации результатов обследований, Важнейший предмет психоаналитического исследования — внутрипсихические, особенно подсознательные процессы, и в данном случае как у детей, так и у родителей, образуют связь со специфическими необоснованными утверждениями. В данном случае, из некоторых соображений, для наших научных планов не подходила "классическая" психоаналитическая методика обследования, т.е. обобщение психических данных в рамках психоаналитической терапии: прежде всего ограничение психоаналитическим лечением, которое часто связано с проблемой времени и финансирования, предоставило бы в наше распоряжение весьма определенную группу пациентов, это были бы в большинстве своем хорошо образованные и (или) чрезвычайно заинтересованные родители, которые решились бы для своих детей или даже для самих себя на психоанализ, и, кроме того, мы заполучили бы только тех детей, у которых развилась навязчивая и вызывающая тревогу родителей симптоматика, Помимо всего важно и то, что этот вид психоаналитического исследования хотя и предоставляет возможность ясного наблюдения психодинамики обследуемых персон, но все же, во-первых, при данных обстоятельствах было бы трудно добиться изоляции переменной величины "развод" после процесса, который занимает иногда месяцы, а порой и годы (к тому же в это время анализируемая персона также постоянно внутренне меняется), и, во-вторых, во время протекания терапии взаимосвязь между психодинамическим процессом и внешними обстоятельствами едва заметна.
Из этих соображений мы решили использовать для наших целей метод обследования, основанный на проективных тестах, результаты которых обобщались с психоаналитической позиции и дополнялись психоаналитически ориентированными интервью с родителями25. В среднем мы встречались с родителями по 4 раза, каждый раз по 1,5 часа; с детьми мы беседовали по 3—4 раза (в зависимости от возраста) по 50—90 минут. Беседы или тесты обрабатывались и обобщались исследователем, а в заключение обсуждались на многочасовых заседаниях группы с учетом разработанного диагностического профиля проекта. Во время обобщения в первую очередь речь шла о психодинамических и интеракциональных проблемах в каждом отдельном случае, а также о необходимых и обещающих успех возможностях интервенций. Третьим шагом была беседа о результатах обследования с родителями, а при определенных обстоятельствах и с детьми. Во время этих бесед мы задавались целью избежать активирования (сознательного или бессознательного) сопротивления против результатов обследования, а там, где это не удавалось, такое сопротивление переработать, так как в беседах о тестах затрагивается информация, превышающая ту информацию, которая имеется у родителей, и эта беседа должна была углубить отношения родителей с обследователем и привести к психоаналитически-педагогической консультации. При интенсивном контакте данной цели возможно добиться за довольно короткое время, но иных родителей мы видели с большими интервалами, длившимися неделями или месяцами. Кроме того, осенью 1987 года мы организовали родительскую группу.
Само собой разумеется, консультация помогала детям и
25 Прежде, чем приступить к разговору о полученных нами знаниях, надо Решить некоторые теоретические проблемы. В приложении к данной книге подробно затронуты эти вопросы, а также будут освещены выводы, полученные на методических заседаниях.
их родителям и оказывала ответную услугу за то время, которое они отдавали нам. Таким образом, для нас открылась возможность контроля (верификации) за результатами обследования. В заключение мы могли исследовать действенность, методы и шансы психоаналитически-педагогической консультации, которая, собственно, представляла собой нечто среднее между ориентированной консультацией и психоаналитической терапией26.
Исследовательский процесс длился два года. За это время были основательно обследованы сорок детей и условия их жизни. Если учесть обобщения, сделанные психоаналитиком самостоятельно, как и беседы с родителями (которые привели к дальнейшим заключениям), то в общей сложности получится, что мы потратили на каждого ребенка от 35 до 40 часов. Полученные результаты были документированы в заключительном отчете проекта. С публикацией решено было подождать, пока не будут получены запланированные результаты обследования отдаленных итогов, для чего мы собирались пригласить тех же родителей и детей по прошествии трех-пяти лет после данного обследования. В промежутке я намеревался посвятить себя другим важным моментам работы и моей "нормальной" психотерапевтической практике.
Но произошло все иначе. "Развод" просто "не отпускал! меня от себя". Благодаря прессе и успеху нашего вмешательства в некоторых очень тяжелых случаях, о которых, нам сообщали адвокаты, занимающиеся семейным правом, а также благодаря устной пропаганде, в течение довольно короткого времени возник большой интерес к нашей работе в кругах специалистов немецкоязыч