Сталин посылает А.И. Микояна в Китай для переговоров с лидерами КПК
Новая ситуация по-новому поставила и вопрос о поездке Мао Цзэдуна в Москву. Как свидетельствует А.И. Микоян в своем отчете о беседах с руководителями КПК в 1949 году, написанном им в 1960 году[906], на Политбюро ЦК при обсуждении ответа Мао Цзэдуна на запрос о времени его приезда Сталин высказал соображение о том, что приезд Мао Цзэдуна в данное время вряд ли целесообразен. Он находился в то время в роли партизанского руководителя, и хотя намечался его приезд инкогнито, но скрыть поездку было невозможно, сведения об его отъезде из Китая наверняка бы просочились. Поездка его, без сомнения, была бы истолкована на Западе как посещение Москвы для получения инструкций от компартии Советского Союза, а сам он назван московским агентом. Это нанесло бы ущерб престижу КПК и было бы разыграно империалистами и кликой Чан Кайши против китайских коммунистов[907].
Доводы Сталина звучали убедительно, и было принято решение послать в Китай для переговоров с лидерами КПК А.И. Микояна. «В Китай я направился под фамилией Андреев и так и подписывал телеграммы, адресуя их на вымышленную фамилию Филиппова. Сделано это было по инициативе Сталина на случай, если бы из Китая просочилась информация о моем пребывании там.
Вылетел я в Китай 26 января, прибыл туда 30 января и пробыл до 8 февраля 1949 года. Со мной вместе были в Китае б. министр путей сообщения Ковалев, намечавшийся тогда в качестве нашего представителя при ЦК КПК и переводчик, работник аппарата ЦК тоже по фамилии Ковалев.
Из Порт-Артура вылетели рано утром до рассвета и к рассвету прибыли на б. японский военный аэродром около Шицзячжуан. Встречали главком Чжу Дэ, член политбюро Жэнь Биши и переводчик Ши Чже. Отсюда на трофейном додже ехали километров 160 – 170 к местонахождению ЦК партии и ревкома – Сибэйпо, расположенному в горном ущелье»[908].
Начались почти десятидневные переговоры. Микоян был тогда одним из ближайших соратников Сталина и обладал большим политическим и дипломатическим опытом. Кроме того, он слыл хорошим полемистом, ясно и четко излагавшим свою точку зрения и умевшим ее твердо отстаивать. Так что выбор Сталина был закономерен.
В порядке подготовки к поездке Микоян набросал список возможных вопросов, которые китайцы могут поставить перед нами, обдумал возможные ответы и обсудил их со Сталиным и другими членами Политбюро.
Микоян отмечает, что ко времени его поездки между двумя сторонами выявились два дискуссионных вопроса, по которым Сталин и Мао имели различные точки зрения. Об этих спорных вопросах Сталин уже писал в приведенных выше телеграммах Мао Цзэдуну: о несогласии ЦК ВКП(б) с точкой зрения КПК, что после победы китайской революции все партии, кроме коммунистической, должны сойти с политической сцены; о различных подходах к проблеме посредничества Москвы между нанкинским правительством и КПК. Полагаю, что нет смысла вновь возвращаться к данной теме и повторять то, что было достаточно ясно сформулировано в телеграммах Сталина Мао Цзэдуну. В своем отчете Микоян самым подробным образом изложил суть этих проблем и характер разногласий.
Что касается Мао Цзэдуна, то он прочитал Микояну чуть ли не целый курс по истории КПК и всех перипетиях внутрипартийной борьбы, в которой его оппоненты, опираясь на поддержку Коминтерна, навязали партии ошибочную линию и чуть ли не довели партию и армию до полного поражения. Посланец Москвы уклонился от обсуждения деталей внутренней борьбы в КПК, поскольку не это сейчас стояло в порядке дня, были вопросы и поважнее и актуальнее.
Микоян писал: «Заслуживают внимания некоторые вопросы, обсужденные с Мао Цзэдуном и другими членами Политбюро КПК:
I. На мой вопрос, когда думает Мао Цзэдун завершить захват основных промышленных центров Китая – Нанкин, Шанхай и др., он сказал, что с этим не торопится. Он говорил, например, что „потребуется еще 1 – 2 года для того, чтобы мы были в состоянии целиком политически и экономически овладеть Китаем“, давал понять, что до этого война кончиться не может.
При этом высказал и такую мысль, что они избегают брать крупные города, а стараются захватить сельские районы. Например, не хотят брать Шанхай. Шанхай – мол, крупный город, а у китайской компартии нет кадров. Компартия в основном состоит из крестьян, в Шанхае коммунистическая организация слабая. Наконец, Шанхай живет за счет привозного сырья и топлива. И если они возьмут Шанхай, то привоза топлива не будет, промышленность остановится, разрастется безработица, все это ухудшит положение населения. КПК должна подготовить кадры, к чему уже приступили, и в свое время, когда кадры будут готовы, они займут Шанхай и Нанкин»[909].
Далее Микоян свидетельствует, что, руководствуясь позицией ЦК, выработанной еще до его отъезда из Москвы, он оспаривал это, доказывал, что чем скорее они займут большие города, тем лучше, кадры вырастут в ходе борьбы. Рано или поздно вопрос о продовольствии и сырье для Шанхая все равно встанет. Зато занятие Шанхая серьезно ослабит Чан Кайши, даст пролетарскую основу коммунистам.
II. Мао Цзэдун не придавал необходимого значения пролетарской прослойке в составе компартии и внимание КПК к городу и рабочему классу было слабее, чем к крестьянству. Эта позиция коренилась в старом времени, когда компартия и армия действовали в горах, далеко от рабочих центров. Времена изменились, а отношение к рабочим осталось прежним[910].
Мне уже доводилось затрагивать вопрос о том, какое значение Мао придавал крестьянам и их роли в достижении победы в народной революции. Объективные факты однозначно говорят в пользу того, что позиция Мао и его сподвижников по данной проблеме была, скорее, правильной, чем ошибочной. Победа народной революции свидетельствует об этом убедительнее самых красноречивых рассуждений. Жизнь оказалась сильнее марксистских догм, а китайские коммунисты в данном случае как раз и были реалистами, а не твердолобыми и упрямыми догматиками и схоластами. В этом коренном вопросе китайской революции Сталин придерживался ортодоксальных воззрений, и если бы китайские коммунисты слепо следовали его указаниям, то неизвестно, каковы были бы итоги гражданской войны и кто бы оказался победителем.
Из записей бесед Микояна видно, что китайский лидер с удовольствием подчеркивал, что компартия пользуется безраздельным влиянием в деревне, там у нее нет конкурентов. В этом коммунистам помог Чан Кайши своей политикой в отношении крестьянства. Другое дело в городах. Здесь, если среди студенчества компартия пользуется сильным влиянием, то в рабочем классе Гоминьдан сильнее компартии. Например, в Шанхае после победы над Японией, когда компартия работала легально, ее влияние распространялось примерно на 200 тыс. рабочих из 500 тыс. рабочих, остальные шли за Гоминьданом.
Микоян обращает внимание и на такое высказывание Мао Цзэдуна: «Китайскиекрестьяне сознательнеевсех американскихрабочих и многих английских рабочих »[911].
Касаясь других проблем, посланец Сталина уговаривал Мао Цзэдуна не откладывать образования революционного правительства Китая, создать его быстро на базе коалиции, что будет выгодно. Скажем, сразу после занятия Нанкина или Шанхая объявить о создании нового революционного правительства. Это было бы выгодно и в международном отношении – после этого коммунисты действовали бы уже не как партизаны, а как правительство – и это облегчило бы дальнейшую борьбу с Чан Кайши.
Мао Цзэдун считал, что не следует торопиться с созданием правительства, говорил даже, что им выгоднее жить без правительства. Если, мол, будет правительство, то будет коалиция, значит, и перед другими партиями нужно будет держать ответ за свои дела, что внесет сложность. Пока же они действовали как революционный комитет, независимо от партий, хотя и поддерживали связь с другими партиями. Это, утверждал Мао Цзэдун, помогает очистить страну от контрреволюционных элементов. Он упорствовал в этом деле, доказывал, что правительство надо организовать не сразу после взятия Нанкина (предполагалось в апреле), а лишь в июне или июле. Микоян же настаивал на том, что лишняя оттяжка образования правительства ослабляет силы революции[912].
Следующим вопросом, стоявшим на обсуждении, был вопрос о Порт-Артуре. Китайские коммунисты выступили за то, чтобы эта база сохранилась. Они указывали, что американский империализм сидит в Китае для угнетения, а Советский Союз сидит в Порт-Артуре для защиты от японского милитаризма. Когда Китай настолько окрепнет, что будет в состоянии защищаться от японской агрессии, тогда СССР сам не будет нуждаться в базе в Порт-Артуре.
Сталин имел иной подход к этому вопросу, и он сводился к тому, что не нужно иметь там базу, если правительство в Китае будет коммунистическим. Китайцы настаивали на своем. Микоян проинформировал Сталина, и тот в телеграмме для Мао Цзэдуна 5 февраля 1949 г. сообщил свое решение:
«…С приходом к власти китайских коммунистов обстановка меняется в корне. У Советского правительства имеется решение отменить этот неравный договор и увести свои войска из Порт-Артура, как только будет заключен мир с Японией и, следовательно, американские войска уйдут из Японии. Однако, если Компартия Китая сочтет целесообразным немедленный вывод советских войск из Порт-Артурского района, то Советский Союз будет готов исполнить это пожелание КПК»[913].
При обсуждении вопроса о Синьцзяне выяснилось, что у китайского руководства были подозрения в отношении наших намерений в Синьцзяне, поскольку там сторонники независимости Синьцзяна располагали советским оружием. Микоян заявил, что Советский Союз не сторонник независимости синьцзянских народностей и, тем более, Москва не имеет никаких притязаний на синьцзянскую территорию, считая, что Синьцзян входит и должен входить в состав Китая.
Китайскими лидерами был поднят вопрос о Монголии. Мао Цзэдун спросил, как мы относимся к объединению Внешней и Внутренней Монголии. Микоян ответил, что мы такое объединение не поддерживаем, так как оно привело бы к потере значительной территории Китая. Мао Цзэдун сказал, что он считает, что Внешняя и Внутренняя Монголия могли бы объединиться и войти в состав Китайской Республики. На это Микоян ему заявил, что это невозможно потому, что Монгольская Народная Республика давно пользуется независимостью. После победы над Японией и китайское государство признало независимость Внешней Монголии. МНР имеет свою армию, свою культуру, быстро идет по пути культурного и хозяйственного развития, она давно поняла вкус независимости и вряд ли когда-нибудь добровольно от независимости откажется[914].
Микоян в своем отчете специально подчеркнул, что «Мао Цзэдун все время говорил, что они, ЦК КПК, ждут указаний и руководства от нашего ЦК. Я ему отвечал, что ЦК нашей партии не может вмешиваться в деятельность ЦК Коммунистической партии Китая, не может давать никаких указаний, не может руководить Компартией Китая. Каждая из наших партий самостоятельна, мы можем давать только советы, когда нас об этом попросят, но указаний давать не можем.
Мао Цзэдун упорствовал, заявлял, что ждет указаний и руководства от нашего ЦК, так как у них еще мало опыта, нарочито принижал свою роль, свое значение, как руководителя и как теоретика партии, говорил, что он только ученик Сталина, что он не придает значения своим теоретическим работам, так как ничего нового в марксизм он не внес и проч.
Это, я думаю, восточная манера проявления скромности, но это не соответствует тому, что на деле Мао Цзэдун собой представляет и что он о себе думает.
В подтверждение сказанного выше приведу некоторые выдержки из имевших тогда место бесед с Мао Цзэдуном. Уже во время первой беседы он заявил:
„Прошу учесть, что Китай сильно отстал от России,мы слабые марксисты, делаем много ошибок, и если к нашей работе подходить с меркой России, то окажется, что у нас ничего нет“». Далее Микоян приводит слова Мао Цзэдуна, что «он, как лидер партии, ничего нового не внес в марксизм-ленинизм и не может себя ставить в один ряд с Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным.
Подняв бокал за здоровье товарища Сталина, он подчеркнул, что в основе теперешних побед китайской революции лежит учение Ленина – Сталина и что Сталин не только учитель народов СССР, но и учитель китайского народа и народов всего мира. О себе Мао Цзэдун сказал, что он ученик Сталина и не придает значения своим теоретическим работам, что они только претворяют в жизнь учение марксизма-ленинизма, ничем его не обогащая»[915]. Мао Цзэдун несколько раз подчеркнул, что он является учеником товарища Сталина и держится просоветской ориентации. Во время последней беседы, состоявшейся 7 февраля, Мао Цзэдун выразил удовлетворение проведенным обсуждением важнейших вопросов и горячо благодарил Сталина за заботу о китайской революции[916].
Как отмечает А.М. Ледовский, в отчете Микояна отражены далеко не все вопросы, обсуждавшиеся на встречах с китайскими лидерами, в частности, в предварительном плане подвергся рассмотрению вопрос о заключении договора между двумя странами, а также ряд других немаловажных проблем. В целом переговоры прошли достаточно успешно, они прояснили позиции сторон по самым важным вопросам и в какой-то мере подготовили почву для дальнейших переговоров. Хотя серьезных практических решений, особенно по экономическим вопросам, принято не было. Между тем, китайское руководство просило ускорить рассмотрение и осуществление поставок по предыдущим заявкам КПК. Для обсуждения вопросов дальнейшей экономической и военной помощи, а также вопроса о займе руководство КПК намеревалось направить в СССР специальную делегацию[917].