Борьба Боспорского царства за независимость при Митридате VII
(Тацит, «Анналы», XII, 15-21)
Во взаимоотношениях с Боспорским царством следует отметить упорную тенденцию римлян посадить своих ставленников на Боспорский престол, что встречало активное сопротивление греческих городов и местного населения. В эпоху Цезаря был убит римский ставленник Митридат Пергамский, погибший в борьбе с наместником Боспора Асандром. Во времена Августа на Боспоре погиб в борьбе с племенем аспургиан римский ставленник Полемон. В этот период Боспор чеканит золотую монету, а боспорские цари, и в первую очередь Аспург, правивший с 10 по 36 г. н. э., проводят независимую от Рима политику.
Важно остановиться на восстании Митридата VII, царя Боспорского, против Рима. Об этом событии мы знаем из подробного изложения в «Анналах» Тацита. Восстание против Рима широко распространилось – кроме Боспорского царства, восстали и местные племена, в том числе племя сираков. Следует отметить при анализе этого документа позицию римского императора Клавдия, который не захотел вести войну против населения Северного Причерноморья, «где цари так воинственны, народы кочевые, почва бесплодна». Интересно, что Митридат, привезенный в качестве пленника в Рим, «держал речь смелее, чем дозволяло его положение».
Когда Митридат Боспорский1, после потери своих владений блуждавший по разным местам, узнал, что римский полководец Дидий2 с главными своими силами удалился, а в Новом царстве остались молодой и неопытный Котис и немногие когорты под начальством римского всадника Юлия Аквилы, то он, презирая того и другого, стал подстрекать окрестные племена и привлекать к себе перебежчиков; наконец, собрав войско, он изгоняет царя дандаридов3 и захватывает его царство. Когда это стало известно и нападение Митридата на Боспор ожидалось с часу на час, то Аквила и Котис, не надеясь на собственные силы, потому что царь сираков4 Зорсин возобновил враждебные к ним отношения, также стали искать помощи извне и с этой целью отправили послов к Эвнону, стоявшему во главе племени аорсов5. Нетрудно было склонить его к союзу, указывая на римское могущество в противоположность мятежнику Митридату. Итак было условлено, что Эвнон будет действовать конницей, а римляне возьмут на себя осаду городов.
Затем они выступают правильным строем, фронт и тыл которого занимают аорсы, центр – римские когорты и жители Боспора, вооруженные по-нашему. Они прогнали неприятеля и вступили в дандаридский город Созу6, покинутый Митридатом из-за ненадежного настроения его жителей; решено было занять его и оставить гарнизон. Отсюда они идут далее на сираков и, перейдя реку Панду7, окружают город Успу8, расположенный на возвышенности и укрепленный стенами и рвами; впрочем, стены его, построенные не из камня, а из плетней и прутьев с насыпанной между ними землей, представляли слабую защиту против нападений. Осаждающие, выведя башни выше стен, факелами и копьями приводили в смятение осаждаемых, и если бы ночь не прекратила сражения, то взятие города было бы начато и завершено в один день.
На следующий день осажденные прислали посольство с просьбой пощадить свободных граждан, предлагая за это десять тысяч рабов. Победители отвергли это предложение, потому что избивать сдавшихся считали бесчеловечным, а конвоировать такую массу людей – трудным; поэтому решили, чтобы они лучше пали по праву войны, и солдатам, взобравшимся уже по лестницам, был подан сигнал к резне. Избиением успийцев был внушен страх остальным, которые уже ни в чем не видели безопасности, коль скоро сила оружия, укрепления, загражденные или возвышенные местности, реки и города не останавливают победителей. Зорсин долго думал о том, следует ли заботиться о Митридате в его затруднительном положении или о родном царстве; наконец, когда одержала верх польза его племени, он дал заложников и пал ниц перед изображением императора к великой славе римского войска, которое, одержав бескровную победу, как стало известно, находилось на расстоянии трех дней пути от реки Танаиса. Но при возвращении счастье нам изменило: некоторые из судов, [войска возвращались морем], были отнесены к берегам тавров и захвачены варварами, причем были убиты начальник когорты и большинство людей вспомогательного отряда.
Между тем Митридат, не видя никакой помощи в оружии, стал раздумывать о том, к чьему милосердию прибегнуть. Брата Котиса, давно ему изменившего и потом сделавшегося врагом, он боялся; а среди римлян никто не имел такого значения, чтобы его обещания могли иметь большую цену. Поэтому он обратился к Эвнону, который не питал к нему личной ненависти и был силен недавно заключенной с нами дружбой. Итак, надев скромное платье и приняв вид, наиболее подходивший к его положению, он входит во дворец Эвнона и, припав к его коленам, говорит: «Митридат, которого римляне столько лет ищут на суше и на море, является к тебе добровольно. Поступай, как тебе угодно, с потомком великого Ахемена9; это – одно, что не отняли у меня враги».
Эвнон, тронутый его знатностью, превратностями судьбы и полной достоинства просьбой, поднимает его с колен и хвалит за то, что именно народ аорсов и его, Эвнона, позвал он себе на помощь. Тут же он отправил послов с письмом к императору, в котором писал, что сходство положений прежде всего порождает дружбу императоров римского народа с царями великих племен, а с Клавдием, кроме того, его соединяет общность победы. Лучший конец войны бывает тот, когда он завершается прощением; так, ничто не отнято у побежденного Зорсина; для Митридата, провинившегося сильнее, он не просит ни власти, ни царства, а только того, чтобы его не вели в триумфальном шествии и не предали смертной казни.
Клавдий, хотя вообще и был снисходителен к знатным чужестранцам, задумался над вопросом, правильнее ли принять Митридата как пленного, под условием прощения, или требовать его выдачи оружием. В пользу второго решения склоняла его горечь оскорблений и жажда мести; но, с другой стороны, являлись соображения, что войну пришлось бы вести в местностях бездорожных, на море без гаваней; к тому же цари там воинственны, народы кочевые, почва бесплодна; медленность может возбудить недовольство, а поспешность – вовлечь в опасности; не велика будет слава в случае победы, но велик позор в случае неудачи. Поэтому лучше взять предложенное и спасти изгнанника, для которого при его несчастном положении чем дольше будет жизнь, тем больше наказание. По этим соображениям Клавдий написал Эвнону, что хотя Митридат заслужил самое тяжкое наказание и у него, [Клавдия], нет недостатка в силах, чтобы привести это наказание в исполнение, но предками заповедано, что с каким упорством следует действовать против врагов, с такой же милостью относиться к молящим о пощаде: ибо получать триумфы можно только над народами и царствами цельными, [т.е. не покоренными раньше].
После этого Митридат был выдан и привезен в Рим прокуратором Понта Юнием Килоном; перед императором он, как говорили, держал речь смелее, чем дозволяло его положение; его слово распространилось в народе в следующем виде: «Я не прислан к тебе, а возвратился сам; если не веришь, то отпусти меня и ищи». Он сохранил неустрашимый вид и тогда, когда был выставлен возле кафедры на зрелище народу, окруженный стражей10. Килону были определены знаки консульской власти, а Аквиле – преторской.
1 События эти имели место в 49 г. н. э.
2 Лидий Галл был также проконсулом Сицилии и Азии, легатом Британии.
3 Племя дандариев, на основании эпиграфических источников, можно отнести к мэотийским племенам.
4 Сарматское племя сираков обитало, судя по данным Страбона, к северу от Кавказских гор.
5 Аорсов Страбон помещает между Мэотидой и Каспийским морем.
6 Локализуется между нижним течением реки Кубани и берегом Азовского моря. У других авторов не упоминается.
7 Другими авторами не упомянута. Вероятно, один из правых притоков реки Кубани.
8 Ближе неизвестен. Наименование это, должно быть, сопоставлено со скифским племенным именем исеп.
9 Будучи правнуком, или праправнуком, Митридата VI Понтийского, Митридат причисляет себя к династии Ахеменидов, к которой принадлежал его знаменитый предок.
10 Митридат прожил в Риме вплоть до времени императора Гальбы, который велел его казнить за участие в заговоре Нимфидия.