Ненарушимость фронтов. Пулеметы и укрепленные фронты

Неудачи, которыми неизменно оканчивались все попытки прорыва фронтов, предпринимавшиеся той и другой стороной на Западном фронте в 1914—-1917 гг., как будто оправдывают [138] эту догму о ненарушимости фронтов, на которую опираются доктрины оборонительной армии, как это, между прочим, делают и сторонники концепции ген. Дуэ, о чем мы немало говорили в первой части этого труда.

Но вот что при этом забывают. Возьмем 1918 г. Крушение британского фронта было 28 марта таково, что британские армии были бы неизбежно и полностью отделены от французских армий, если бы немецкое командование, при виде успеха, который превосходил его ожидания, сумело проявить больше маневренной гибкости, инициативы и таланта импровизации и если бы оно в этот момент располагало несколькими кавалерийскими дивизиями, чтобы сорвать плод, который ему предлагался{110}.

27 мая 1918 г. французский фронт был сам накануне полного крушения, дорога на Париж была открыта. В 1918 г. германский фронт под непрерывными мощными ударами Фоша был бы разбит последовательными толчками. Наконец, в 1918 г. последнее наступление, подготовленное в Лотарингии, несомненно, вывело бы французские армии на коммуникации германских армий, если бы преждевременное перемирие не спасло последние от капитуляции, по сравнению с которой капитуляция под Седаном{111} казалась бы детской игрой.

Если обратиться к восточным театрам военных действий мировой войны, то сколько же можно там найти примеров, как прорывались фронты! Достаточно упомянуть про крушение балканского фронта.

Как после всего этого можно, опираясь на опыт мировой войны, говорить: «Оборонительные фронты ненарушимы».

На это можно лишь ответить: «Оборонительные фронты ненарушимы до тех пор... пока они больше не ненарушимы».

Этот каламбур не так смешон. как кажется. Он ясно показывает то, чего не видит доктрина, а именно — что война далеко не представляет собою область абсолютного и что в ней в конце концов все сводится к соотношению между средствами воздействия. То броня более сильна, чем снаряд, то снаряд превосходит броню. Также и средства обороны: то они превосходят средства наступления, то уступают им.

А все приводит к тому, что в будущем наступающий будет по преимуществу применять механизированные боевые бронированные машины, а также смертоносные газы и неизвестные еще средства агрессии, использующие силы [139] природы, до сих пор неиспользованные, т. е. будет пользоваться средствами, превосходящими средства обороны{112}.

Но как быть с ужасающей заградительной мощью пулемета, в особенности укрывшегося за железной проволокой? Конечно, никто не станет отрицать этой мощи, ибо не скоро еще будут забыты гекатомбы{113} мировой войны. Но вчера дело шло об открытом незащищенном человеческом теле, — о войсках, атакующих в открытую, о войсках слишком часто путавшихся и застревавших в неразрушенных или плохо разрушенных окопах противника. Завтра способы атаки будут другие. Там, где необходимо произвести атаку, первую волну составят бронированные боевые машины — мощные, подвижные, быстроходные и во всех отношениях усовершенствованные. Они заменят пехотинца, первыми проникнут в укрепления противника и предпримут очистку их в то время, когда другая волна машин — бронированных транспортеров — доставит на захваченную местность пехотинцев, которые и завершат захват, займут местность и обеспечат удержание ее за собой.

Возражают, что сам танк, когда он попадет под обстрел пулемета, не будет достаточно мощным для того, чтобы пройти через блиндажи, укрепления, противотанковые сооружения и боевые средства, пушки, мины и т. д., которыми, в этом нет сомнения, обильно будет снабжена в будущем оборона?

Можно ли с этим согласиться? Ведь надо же учесть, что это оружие должно уничтожить быстроходные бронированные машины, а это не так легко, как легко было пулеметам на полях сражений в 1914—1918 гг. косить пехотинцев, подставлявших под пули открытую грудь. Не думают ли, что обороне удастся так же легко вывести из строя хорошо бронированные, быстроходные и действующие в массе танки, как это удалось 16 апреля 1917 г.{114} сделать несколькими хорошо расположенными пушками при нападении тихоходных неповоротливых танков?

Кроме того, завтра защита танков, производящих атаку, не будет доверена одной лишь артиллерии, расположенной далеко в тылу и не способной своевременно и в нужном месте оказать поддержку. Завтрашние танки, более мощно вооруженные, будут, кроме того, непосредственно поддерживаться бронированной же артиллерией — артиллерией на гусеничном ходу. Такая артиллерия способна сопровождать танки и отвечать на кинжальный огонь пушек и пулеметов противотанковой обороны. А, наконец, почему же сами [140] танки не могут нести на себе свою собственную артиллерию?

Но говорят, что этот довод годится лишь тогда, когда дело идет об оборонительных фронтах, более или менее импровизированных. Но что получится, если рассматривать хорошо укрепленные фронты, организованные еще в мирное время, бетонированные и бронированные, какие созданы на восточной границе Франции?

Но если ограничиться рассмотрением вопроса фронтальной атаки укрепленных позиций, то следует разоблачить с самого начала еще одну мистику, которая при своем развитии угрожает большой опасностью.

«Говорят и пишут, что наши укрепления, когда они будут закончены, обеспечивают Франции полную безопасность», пишет псевдонимный автор «XXX» в брошюре под названием «Конец вооруженной нации». Далее он продолжает:

«Если под этим подразумевают, что безопасность гарантируется одними только этими постройками, одними укреплениями, то это громадная ошибка, потому что никогда простые стены не гарантировали ни страну, ни имущество частного человека. Фортификационные сооружения — это только средства; их мощь черпает свою аилу из войск, которые, уменьшая свою численность, усиливают свои действия укреплениями. Что же касается нападающего, будь то налетчик, вор, или же вооруженный человек, то одно из двух: или встреченное им препятствие инертно и плохо охраняется, тогда он делает себе проход силой, или же он считает, что проделать себе проход трудно, и тогда он находит другое место, где, по его мнению, произвести нападение легче.

Автор заключает свое рассуждение такими словами:

«Следовательно, укрепления имеют своей целью создать устойчивый фронт с минимальным количеством войск. Но сами по себе они не обеспечивают абсолютной безопасности».

Выражение «сами по себе», очевидно, должно обозначать, что, кроме войск обороны, страна располагает для защиты своей безопасности местными и общими резервами, — другими словами, располагает маневренными войсками.

С этим мнением автора можно вполне согласиться. Но что он подразумевает под выражением «устойчивый [141] фронт?» Что это за устойчивость? Конечно, не может быть и речи о какой-либо окончательной, полной устойчивости фронта, которая не была бы в конце концов ненарушимостью фронта, что противоречит предпосылке автора, лежащей в основе его заключения.

Дело идет, следовательно, о стабильности на некоторое время, — на несколько недель, может быть дней, а может быть даже и часов, — но конечно, не о стабильности абсолютной. Было бы безрассудно верить в то, что даже под защитой бетона и брони ничтожное количество автоматического оружия и несколько пушек могут претендовать на остановку на долгое время нападающего, который сосредоточил (благодаря мотору сосредоточил очень быстро) на сравнительно небольшом участке фронта все средства агрессии. Ясно, что наступающий сумеет всегда, когда он этого захочет, замаскировать, нейтрализовать, ослепить некоторые группы пулеметов, получивших задачу вести перекрестный огонь на интервалах от укреплений в 500 м и более, а затем форсировать эти интервалы с помощью бронированных машин, танков атаки и танков-транспортеров пехоты, танков-пушек.

Конечно, при данной ширине фронта наступающий должен ввести в действие больше средств, употребить больше усилий и больше времени, чтобы овладеть организованным фронтом, состоящим из постоянных укреплений, чем при овладении укрепленного наспех фронта; также верно и то, что оборона, занимающая постоянные укрепления, может обойтись меньшей численностью, чем оборона, опирающаяся на импровизированные позиции. В этом, несомненно, и состоит ценность постоянных укреплений.

Но и сопротивление позиций, состоящих из постоянных укреплений, все же является функцией, с одной стороны, численности и качества войск, составляющих гарнизон, а с другой — способности к восстановлению обороны на тот случай, когда укрепленная позиция в каком-либо месте все же будет прорвана. Эта способность предполагает глубину расположения и наличие подвижных резервов. Все это только ряд истин, покоящихся на здравом смысле и опыте.

В самом деле, ведь недостаточно распределить по местности и прикрыть бетоном некоторое количество автоматического оружия, теоретически достаточного, чтобы сделать недоступными подходы и промежутки, обстреливаемые перекрестным огнем.

Если желательно располагать в нужный момент постоянным и повсюду действительным заграждением, без разрывов, [142] то необходимо требовать значительно большего числа боевых средств, чем это представляется необходимым по теоретическим подсчетам. Ведь известно из опыта, что большой процент боевых средств может быть нейтрализован или ослеплен, а это тем более облегчит производство атаки, что при постоянных укреплениях система огня заблаговременно наносится на местность и... на планы противника...

Кроме того, не надо забывать, что действительность настильного огня автоматического оружия в большей или меньшей части пунктов будет сильно уменьшена вследствие того, что местность будет разрушена артиллерийским огнем противника во время подготовки наступления.

Затем било бы неблагоразумно скрывать от себя, что гарнизон постоянного укрепления, состоящий всего из нескольких защитников, в высшей степени подвержен упадку духа как вследствие самой этой малочисленности и малого числа командного состава, так в особенности и вследствие того, что эта кучка людей, запертая в сооружении, подвергаясь невыразимым испытаниям — бомбардировке, отравлению газами и т. п., — испытывает чувство изоляции, одиночества, а это худший фактор, причиняющий деморализацию.

Следовательно, необходима численность войск обороны, превосходящая тот минимум, который получается на основании теоретических расчетов полезной отдачи боевых средств обороны. Нужно учитывать также материальные потери, которые неизбежно возникнут в результате наступления.

Когда говорится о потерях в результате внезапного упадка сил, то нужно ясно понимать, что они возможны даже в том случае, если войска надежны. Что же сказать в этом отношении об обороне укреплений, когда последняя поручена частям, недостаточно подготовленным к испытаниям, считающимся самыми суровыми на войне? Таким образом, с полной очевидностью возникает необходимость поручать оборону укрепленных фронтов только войскам, хорошо и основательно обученным, хорошо сколоченным, с сильными, многочисленными кадрами. Все ли хорошо это понимают?

Но если даже гарнизоны удовлетворительны в отношении своей численности и качества, то этого все-таки недостаточно, если расположение не имеет глубины. Опыт мировой войны с удивительной рельефностью показал, что самая мощная оборонительная позиция наверняка обречена [143] на крушение, если у нее нет глубины. Только одна глубина обеспечивает восстановление непрерывности фронта в случае прорыва передовой линии. Не стоит и настаивать на таких истинах, которые так часто и так явно были доказаны на опыте войны. Возвещение их кажется просто трюизмом. А все-таки...

Однако, такова ли глубина укрепленных фронтов, какой она должна быть?{115}

Наконец, даже при наличии достаточного гарнизона и при наличии глубокого расположения надежных войск обороны, все же необходимо оборону дополнить еще частично подвижными резервами, задачей которых является восстановление положения при местных прорывах фронта.

Если все эти требования удовлетворены, то можно ли гарантировать, что наступление, располагающее всеми средствами, применяющее все приемы и все боевые машины завтрашнего дня, не сумеет в конце концов форсировать оборону?

Было бы безрассудно утверждать это.

Таким образом, возникает повелительная необходимость иметь в своем распоряжении мощные, подвижные, быстроходные, гибкие, маневренные современные вооруженные силы, способные отвечать контр-наступлением на победное внезапное вторжение неприятельских сил. Не будет преувеличением сказать, что в общей совокупности системы обороны роль этого маневренного средства будет поистине решающей.

Все это пока говорилось о том случае, когда противник решил атаковать непосредственно укрепленные фронты и ему удалось их прорвать. Понятно, что подобные фронты прикрывают наиболее опасные направления. Но они все же имеют интервалы, имеют фланги. Их можно обойти, а следовательно, по существу их ни в коем случае нельзя не считать косвенно нарушимыми, если даже предположить, что прямо в лоб их взять нельзя.

Впоследствии мы рассмотрим вопрос о влиянии этих флангов и интервалов на. проблему прикрытия. Сейчас же достаточно отметить, что если при фронтальной прямой атаке нельзя рассматривать эти укрепленные фронты как ненарушимые, то тем более это справедливо, если учесть наличие у них флангов и интервалов.

Таким образом, еще раз подтверждается существеннейшее значение мощных маневренных сил для наиболее действительной обороны территории. [144]

Что же следует сказать теперь относительно наших современных военных учреждений, установленных с точки зрения ненарушимости фронтов? Как по этому поводу говорит автор «XXX» в брошюре «Конец вооруженной нации», надо решить двойную задачу:

«Сначала нужно обеспечить сбор сил вооруженной нации, это — проблема прикрытия, а затем обеспечить безопасность страны, — ее должна обеспечить объединенная вооруженная нация».

Сначала о проблеме прикрытия. Ее определяют так: прикрытие имеет задачей обеспечить безопасность военного производства, формирований, приведения в боевую готовность и сбора вооруженной нации. Другими словами, прикрытие должно гарантировать целость и неприкосновенность границ во время выполнения упомянутых действий. Этот отрезок времени, как известно из заявлений с трибуны парламента, определяется неделями и даже месяцами. Мы уже видели раньше, что может дать существующая военная система с точки зрения прикрытия. Поэтому было бы просто неразумно рассчитывать на длительное сопротивление, в особенности же располагая войсками недостаточно обученными и надежными, подвергаясь внезапному мощному нападению современных средств войны. Несомненно, что еще до окончания мобилизации укрепленная полоса в нескольких местах будет преодолена. С этого момента борьба будет неизбежно вестись в открытом поле, причем для восстановления положения потребуются мощные маневренные средства. Но такие средства предполагают наличие достаточной численности войск, их вооружение современными боевыми средствами воздействия и особо основательного обучения войск.

Как же можно обеспечить себя таким средством, если в результате безрассудной веры в догму о ненарушимость фронтов и непонимания того, что одногодичная служба не способна дать подготовленные и надежные гарнизоны для постоянных укреплений (без которых они рушатся, как карточные домики), войска прикрытия заранее распределены по укреплениям и по импровизированным оборонительным сооружениям в интервалах между укрепленными районами?

И каким образом могли бы маневренные силы получить настоящие маневренные качества, поскольку одногодичная (а фактически 10-месячная) служба явно не в состоянии [145] обеспечить настоящее обучение людей, а тем более подготовку резервов, на которые можно рассчитывать?{116}

С какой бы стороны ни смотреть на вопрос, никто не может поверить в то, что войска прикрытия при современной французской военной системе, — какова бы ни была внутренняя ценность укрепленных фронтов, — были бы способны гарантировать неприкосновенность французских границ в течение всего того значительного отрезка времени, который необходим для сбора вооруженных сил нации. Для этого было бы необходимо, чтобы и наши противники приняли подобную же систему эшелонирования.

Но тот, кто знает, какой дух воодушевляет германскую нацию, понимает, что наши противники делают все, чтобы с самого начала нанести самые мощные, самые быстрые удары с максимумом своих сил.

А если прикрытие рушится, то вместе с ним рушится все: компрометируется выполнение плана военного производства, ставится вверх дном методическая мобилизация вооруженной нации, создается необходимость бросать в огонь, по мере их сосредоточения, наспех сформированные части и соединения. И тогда возникает во всем своем ужасе смертельная опасность постепенного истощения.

Глава IV. О некоторых других софизмах