Софизм об оборонительной армии

«Такая глубоко и искренне миролюбивая страна, как Франция, должна иметь чисто оборонительную армию».

В согласии с этим тезисом, столько раз развивавшимся с трибуны парламента, в статьях прессы и в речах французских политических деятелей и членов эфемерных правительств, разработана принятая ныне военная система Франции. Ни один официальный военный голос не был при этом публично поднят против такого принципа.

А между тем, этот принцип является отвратительным софизмом. Прежде всего надо заметить, что он находится [135] в очевидном противоречии не только с системой союзов, но и с системой гарантийных пактов, т. е. с системой чистой женевской ортодоксии.

Как, в самом деле, оказать помощь жертвам агрессии, если сами располагают только вооруженными силами, способными к обороне за крепостными окопами, но неспособными действовать наступательно? Таким образом, несмотря на внешнюю видимость, французская военная чисто оборонительная система находится в формальном противоречии с основами политики Франции, базирующейся на женевских гарантийных пактах. А эти пакты требуют не только армии, которая умеет лишь защищаться, но и таких сил, которые способны оказать помощь жертвам агрессии, т. е. они требуют volens nolens (хочешь или не хочешь) армии маневренной.

Когда в парламенте и в политических листках пишут об армии оборонительной, то дело идет о такой армии, которая ни по своему вооружению, ни по своей организации, ни по своей подготовке, ни по своему духу не способна к наступлению. Понимать иначе значило бы употреблять слова, лишенные смысла.

Оставим пока в стороне фактор вооружения. Дебаты в Женеве показали, что авгуры конференции по разоружению бесконечно долго рассуждают о том, как различить наступательное вооружение от вооружения оборонительного{*31}. Между тем, совершенно ясно, что такие дебаты не приведут ни к какому решению, ибо вооружение, оружие само по себе не является ни наступательным, ни оборонительным. Оно становится или тем, или другим в зависимости от характера его использования, а не от его собственных свойств{*32}.

Более серьезное значение имеет вопрос о том, каковы организация и обучение, так как несомненно, что такая милиционная армия, как французская, без достаточных кадров, с бесконечным сроком приведения ее в боевую готовность, не способна ни к наступлению с точки зрения тактической, ибо у нее нет необходимых маневренных качеств, ни к наступлению с точки зрения оперативно-стратегической, поскольку [136] она никогда не будет готова во-время, и обречена на потерю инициативы перед лицом более готового противника.

Что же касается наступательного духа армии, то бриандизм и интернационализм работали и продолжают еще работать (особенно в школах) не только над тем, чтобы погасить во Франции всякий воинственный пыл, но и подавить даже простой инстинкт самосохранения{109}. Только атавистические добродетели французской расы дают надежду на то, что преследуемая этой пропагандой цель не будет достигнута.

В общем, как видим, можно сделать армию чисто оборонительной. Нужно, однако, пожелать, чтобы эта цель не была достигнута. Возникает вопрос: для чего годится чисто оборонительная армия? На этот вопрос существует только один ответ: «Чтобы ее били».

Здесь не может быть никаких сомнений. Армия, которая не умеет атаковать, не способна и, защитить себя, т. е. не способна обороняться. Чисто статическая оборона недостаточна. Всегда приходит момент, когда пассивная оборона, как бы мощна она ни была, обязательно — в том или другом пункте — прорывается противником, и только местная контр-атака или контр-наступление, — в зависимости от того, идет ли дело о более или менее крупном прорыве в системе обороны, может восстановить положение, т. е. восстановить непрерывность фронта.

Но контр-атака — это тоже атака. Начать контр-наступление это то же, что наступать, однако с тем оттенком, что эти действия становятся более сложными и трудными. Когда атакуют или ведут наступление, то при этом используют преимущества инициативы, преимущества выбора момента и места атаки или наступления. Контр-атака и контрнаступление с этой точки зрения имеют тот недостаток, что они находятся в тесной зависимости от результатов, полученных по инициативе противника.

Всякий, кто участвовал в военных действиях или просто размышлял об истории всех времен, или, еще проще, всякий, кто соображает и размышляет, тому ясно, что только очень маневроспособная, очень приспособленная к наступлению армия способна защищаться с шансами на успех.

Нужно даже добавить, что эта истина выступает с еще большей очевидностью, если учесть, что численность войск обороны обычно всегда невелика по отношению к той территории, целость и неприкосновенность которой необходимо защищать. Тем более оборона не может претендовать [137] на то, чтобы быть одновременно повсюду сильной. Более верно, что неприятель, сосредоточив свои средства во времени и в пространстве и захватив инициативу, сумеет прорвать оборону. И только при активном вмешательстве маневренных войск можно рассчитывать на успешное сопротивление неприятельским действиям. Наполеон в своей бессмертной кампании во Франции, несомненно, добился бы конечной победы, если бы не была так велика разница в силах. Во всяком случае ясно, что если бы Наполеон при тех средствах, которыми он располагал перед концентрическим на него наступлением, использовал пассивную оборону, то с ним было бы покончено в бесконечно более короткий срок. Под давлением с фронта охватываемые и обходимые с флангов силы императора быстро были бы вынуждены к капитуляции, как это позже произошло с Базеном под Метцем.

Следовательно, для обороны необходимо иметь маневренную армию. Эта необходимость тем более повелительна, чем относительно меньше численный состав войск обороны. Но раз это является абсолютной истиной, то что же нужно сказать, изучив этот вопрос с точки зрения французских северных и северо-восточных границ, которые как будто самой природой созданы с единственной целью — облегчить агрессору вторжение и подчеркнуть бессилие чисто пассивной обороны! «Только маневрируя, можно прикрыть Францию», превосходно написал подполковник де-Голь в своей уже цитированной работе.

Нет более разительной истины! Но против нее незамедлительно выставляются софизмы: говорят, что в наполеоновскую эпоху и даже во времена Базена на полях сражений еще не появилось автоматическое оружие; что тогда и не возникал еще вопрос о неприступности фронтов, возникшей вследствие появления автоматического оружия; говорят, что если мировая война доказала ненарушимость даже тех фронтов, защита которых состояла из временных укреплений, то теперь, когда к мощи огня автоматического оружия и современной артиллерии прибавилось сопротивление бетона, эта ненарушимость будет обеспечена еще более. Надо разоблачить все эти софизмы.