Содействие собственно воздушной армии операциям сухопутной армии
Наше внимание на предыдущих страницах было направлено на так называемую вспомогательную авиацию и на выявление потребностей сухопутных сил в этом отношении. При [104] рассмотрении вопросов взаимодействия этой вспомогательной авиации мы уже встретились с двумя формами взаимодействия самостоятельной воздушной армии с сухопутными армиями: содействие резервных истребительных соединений и содействие линейных соединений добыванию разведывательных данных в интересах высшего командования.
Нам остается заняться еще активным участием воздушной армии в крупных сухопутных операциях, проводимых по указаниям и приказам высшего командования сухопутных армий.
С началом враждебных действий воздушная армия начнет налеты на пути сообщения, сборные пункты мобилизованных, важные железнодорожные узлы, железнодорожные станции, где производится посадка и высадка войск, на искусственные сооружения, с целью замедлить сосредоточение неприятельских армий, с целью их разъединить, беспокоить и сорвать план их сосредоточения. Такие действия, будучи заблаговременно хорошо подготовлены, изучены и энергично проведены в жизнь с применением мощных средств, способны дать значительный эффект.
Никакая другая страна не заинтересована более, чем Франция, в том, чтобы в этой области обеспечить себя наиболее действительным образом. Учитывая наших завтрашних возможных противников, нужно думать, что они, заблаговременно подготовившись к войне, постараются воспользоваться всеми выгодами, которые дает более раннее приведение в боевую готовность вооруженных сил и более раннее сосредоточение их. Конечно, нужно думать, что Франция будет иметь бдительное, благоразумное и сильное правительство. Нужно надеяться, что оно, получив своевременно данные о подготовке конфликта, что всегда возможно (стоит лишь этого пожелать), будет иметь гражданское мужество, чтобы предпринять необходимые предупредительные меры, чем до минимума сократит, если не нейтрализует вовсе, опасность, которую представляет для нас более ранняя готовность наших противников. Однако, опасность в этом отношении все же бесспорно существует. Следовательно, если противнику удастся добиться преимущества во времени приведения в боевую готовность и сосредоточения своих сил, то будет жизненно важно замедлить его стратегическое развертывание. Мощная воздушная армия способна вызвать такое замедление.
Из этого видно, какой глубокий интерес заставляет Францию обзавестись воздушной армией. Ее мощь, как уже сказано, и в количественном и в качественном отношении должна [105] равняться мощи воздушной армии противника, лучше всего обеспеченного в этом отношении.
Воздушная армия необходима не только для того, чтобы замедлять сосредоточение неприятельских сухопутных сил. Она нужна и для того, чтобы с началом враждебных действий она могла победоносно померяться своими силами с противником.
Ведь, если эта воздушная борьба не даст благоприятных результатов, то воздушное силы едва ли будут еще способны воздействовать на сосредоточение противника в целях его замедления. Легко понять, что действия по срыву или замедлению сосредоточения неприятельских сухопутных вооруженных сил должны производиться по указаниям главного командования сухопутных сил, которое одно лишь может правильно решить, какие операции, когда и где нужно организовать.
Так ставится проблема командования в отношении воздушной и сухопутной армий.
Эта проблема еще более повелительно требует своего разрешения, когда дело заходит о подготовке к сражению, о самом сражении и об использовании успеха.
Во время подготовки к сражению, идет ли дело о наступательных или оборонительных операциях, на линейную авиацию выпадает задача по замедлению и дезорганизации такого же рода, как и во время стратегического развертывания. Здесь опять будет происходить накопление наступательных сил противника, их движение на свое место, если делю идет о подготовке к наступлению. Если же мы сами предпринимаем наступательную операцию, то линейная авиация должна своими энергичными действиями затруднить перемещение и приток резервов противника. Для этого она должна произвести сильные атаки на узлы путей сообщения и на большие железнодорожные станции с целью их разрушения или нейтрализации, с применением отравляющих веществ или зажигательных бомб{80}, атаковать эшелоны на железнодорожных путях или автомобили на дорогах, уничтожать личный состав и материальную часть железнодорожного транспорта и т. п., не забывая также высаживать десантные отряды подрывников, когда это будет возможно{81}{*24}. [106]
Во время сражения линейная авиация должна будет воздействовать на резервы, чтобы массовыми атаками рассеять их или во всяком случае замедлить их движение. Она должна атаковать артиллерию, тылы, склады боевых припасов, пути сообщения, парки и т. п., в то время как сосредоточенная истребительная авиация будет ослеплять противника.
Наконец, после сражения, если оно окончится победой, линейная авиация должна любой ценой расстроить организованное отступление неприятельских сил, разъединить их и, что особенно важно, воспрепятствовать разбитому противнику заняться широкими и систематическими разрушениями{82}.
Все эти задачи линейная авиация способна выполнить с очень большой эффективностью и лучше, чем какое-либо другое боевое средство. Она будет действовать, однако, вместе с наиболее быстроходными наземными частями, причем крупные механизированные соединения, само собой разумеется, сыграют важную роль.
Если же, напротив, сражение закончится отступлением, высшее командование заинтересовано в том, чтобы замедлить продвижение неприятеля. Наряду с применением боевых наземных частей, сильных арьергардов и разрушений силами земных войск высшее командование прибегнет также к использованию соединений линейной авиации, которые массовыми атаками неприятельских войск, брошенных для преследования, постараются их разъединить, устроить на их пути химические заграждения (если противник проявит инициативу в использовании боевых отравляющих веществ, несмотря на международные договоры) при помощи стойких ОВ. Линейная авиация поможет также разрушать пути сообщения.
Это прикрытие отступления может принять также форму высадки и эвакуации воздушно-десантных отрядов подрывников после выполнения ими задач по особенно важным разрушениям.
Едва ли нужно подчеркивать невозможность взаимодействия всех этих боевых средств, если силы воздушной армии в этот момент не будут находиться в подчинении высшему командованию сухопутных армий{83}.
Напротив, вне периодов активных операций на земле воздушная армия может вновь получать свою независимость для выполнения снова таких же задач, какие она выполняла в самом начале войны, когда действия против жизненных пунктов на территории противника выступают на первый план. [107]
Глава V. Соотношение между различными специальностями авиации и в особенности соотношение между самостоятельной воздушной армией и вспомогательной авиацией
Теперь переходим к вопросу, какую же общую численность надлежит придать французской авиации. Какую часть общей численности должна составлять самостоятельная воздушная армия? Какой процент внутри воздушной армии должны составлять линейная и истребительная авиация?
На все эти вопросы автор поостережется лично от себя дать ответ в виде точных цифр, так как у него нет многих данных для того, чтобы ввести в эти цифры необходимую точность.
Все, что можно сказать, по этому поводу, это то, что является естественным следствием вышеприведенных соображений, а именно, что решающая часть ресурсов, выделенных на авиацию, должна бесспорно пойти на самостоятельную воздушную армию.
Это предпочтение тем менее можно оспаривать, что самостоятельность воздушной армии ни в коей мере не помешает ей принять участие в сухопутных операциях с того момента, когда они начнутся. Это участие выразится в том, что резервная истребительная авиация, быстро сосредоточенная в критической зоне, будет передана в распоряжение главного командования сухопутных армий для сохранения секретности подготовки, развития и использования успеха сражения.
Это участие выразится в том, что линейная авиация непосредственно будет взаимодействовать целиком или частично как в разведывательной работе, так и в нападении на неприятельские силы, на их тылы, на их пути сообщения. Вне этих критических периодов линейная авиация, выполняя самостоятельные операции, окажет также своими наблюдениями ценное содействие выполнению общего плана разведки, составленного главным командованием сухопутных армий.
Таким образом, та часть ресурсов страны, которая будет выделена на воздушную армию, далеко еще не, потеряна для сухопутных операций{84}.
Что же касается соотношения, которое необходимо установить внутри самостоятельной воздушной армии между ее двумя основными родами авиации — линейной и истребительной, то несомненно, что линейная авиация как авиация [108] наступления должна значительно превосходить по своей численности истребительную авиацию — авиацию обороны.
Автор еще раз напоминает, что он остережется самолично перевести эти общие правила на язык цифр. Он отсылает читателя к тем цифрам, которые ген. Арманго дает в своем, так часто уже нами цитированном труде. Однако, та предполагаемая картина всей совокупности воздушных сил, которая дана в упомянутом труде, вызывает несколько замечаний.
Ген. Арманго предполагает, что для страны, сухопутные вооруженные силы которой будут состоять из 6 армий, в составе 20 армейских корпусов и 6 кавалерийских дивизий, необходимо всего 150 эскадрилий, в том числе 44 эскадрильи вспомогательной авиации, т. е. входящей в штаты сухопутных армий (32 эскадрильи наблюдения и разведки, 12 истребительных эскадрилий) и 106 эскадрилий воздушной армии{85}.
Эта 106 эскадрилий распределяются таким образом:
— общий резерв истребительной авиации (ночной и дневной) — 20 эскадрилий;
— линейная авиация — 86 эскадрилий, в том числе 20 составляют общий резерв, предназначенный по преимуществу для передачи в распоряжение главного командования сухопутных армий для выполнения важных разведывательных заданий.
К этим цифрам следует еще добавить эскадрильи связи (из реквизированных самолетов туризма), в общем 100 эскадрилий{86}.
Если рассматривать только основные категории эскадрилий, то мы получим следующую картину.
Вспомогательная авиация: 44 эскадрильи (не включая эскадрилий связи).
Воздушная армия: 86 линейных и 20 истребительных эскадрилий, всего 106 эскадрилий.
Таким образом, ген. Арманго рекомендует следующее соотношение: собственно вспомогательная авиация находится по отношению к самостоятельной воздушной армии в отношении 44 : 106, т. е. в круглых цифрах, как 2 : 5; в воздушной же армии линейная авиация относится к истребительной как 86 : 20, т. е. как 4,5 : 1{87}.
Эта соотношения, повидимому, приемлемы.
Что же касается общей воздушной мощи, которая будет достигнута на основе 86 линейных эскадрилий наступательной воздушной армии, то по этому поводу ген. Арманго пишет следующее: [109]
«Если мы предположим, что дело идет не о стране, взявшей инициативу в объявлении войны, то не эти только 86 бомбардировочных эскадрилий примут участие в действиях с первых же дней войны, но значительно большее число, притом настолько большее, насколько дольше перед объявлением войны продолжалось спешное производство самолетов».
К этому он добавляет:
«Вот именно тогда-то и будет сформирована настоящая воздушная армия, которая откроет враждебные действия...»
Всякий, кто заботится о национальной обороне и ясно видит опасности, которым, несомненно, подвергнется страна в случае, если возможные противники достигнут такого воздушного превосходства, тот не может не присоединиться к этому мнению.
Отсюда совершенно очевидна необходимость притти к следующим заключениям:
надо, не колеблясь, увеличивать в составе воздушных сил процент наступательной авиации, как только в этом наступит необходимость по создавшейся обстановке;
особенно же необходимо иметь устойчивое правительство, которое сумеет быть в курсе подготовки к войне, в курсе технического прогресса, интенсивности производства у противника или у возможных противников, — правительство, имеющее достаточно воли и энергии предпринять во-время необходимые контр-меры, чтобы уберечь нацию от двух больших опасностей: от внезапности в виде технического превосходства противника и от внезапности в виде его численного превосходства.
Глава VI. Возникающие с появлением воздушной армии проблемы командования и согласования действии вооруженных сил
Проблема согласования действий сухопутной армии и морского флота, когда они одни составляли всю совокупность вооруженных сил страны, решалась легко. По существу лишь в исключительных случаях возникал вопрос о совместных военных операциях. Когда действовали оба вида вооруженных сил, решительно отличные друг от друга, то их операции просто проходили одна рядом с другой ввиду того, что большинство сухопутных операций развертывалось [110] вне непосредственного содействия со стороны морских сил, так же как в общем морские операции в целом протекали вне возможного воздействия сухопутных сил.
Эта простота, эта легкость согласованных действий всей совокупности вооруженных сил страны, исключительность случаев переплетения их активных операций ныне полностью ниспровергнута (и это не слишком сильное выражение!) фактом существования третьего вида вооруженных сил — воздушной армии, воздушных вооруженных сил.
При рассмотрении операций морского флота, сухопутных армий и воздушной армии уже не может быть вопроса о простой их постановке рядом. Воздушная армия имеет свою собственную стихию, в которой она производит свои эволюции, где она даже ведет бой, а именно воздушную стихию. Но ее наиболее существенные операции имеют своими объектами как раз те стихии, которые до сих пор были свойственны сухопутной армии и морскому флоту, а именно — сушу и море, так что наиболее существенные операции воздушной армии против объектов на суше и на море переплетаются с операциями сухопутных и морских вооруженных сил.
Кроме того, следует отметить, что воздушная армия одна, сама по себе, способна вести операции, которые свойственны лишь ей одной и которые ведутся без какого-либо согласования с сухопутными и морскими вооруженными силами В самом деле, можно представить себе воздушные сражения, которые происходят без малейшего вмешательства со стороны поверхности земли. Можно представить себе нападения на неприятельскую территорию, производимые исключительно воздушными соединениями.
Напротив, нельзя себе представить ни одной более или менее крупной морской или сухопутной операции без того или иного взаимодействия с авиацией.
Итак, с одной стороны, постоянное проникновение действий воздушных сил в сухопутные и морские операции, а с другой — независимость некоторых воздушных предприятий по отношению к сухопутным и к морским вооруженным силам. Отсюда как следствие выявляется важность проблемы командования.
Чтобы лучше понять смысл и значение этой проблемы, надо сперва представить себе общую картину взаимодействия различных элементов. Прежде всего при решении этой проблемы выделим из рассмотрения так называемую вспомогательную авиацию. Сухопутная армия располагает [111] какой-то минимальной вспомогательной авиацией, которая ей организационно придана. С момента придачи авиации нет, собственно говоря, более и проблемы командования. То же самое надо сказать относительно авиации, составляющей часть морского флота.
Собственно говоря, эта придача штатной авиации тоже нуждается во вмешательстве высшей власти для решения таких вопросов: какие средства нужно выделить, каков должен быть их состав, какова должна быть их организация, какие нужно установить нормы снабжения материальной частью, каково должно быть обучение и боевая подготовка личного состава и т. д. Но все это — дело мирного времени.
Таким образом, для упрощения нашей задачи мы займемся только сочетанием усилий всех трех армий в военное время, когда вопрос об едином командовании возникает неотвратимо.
Здесь следует не забыть и про то, что часть самостоятельной воздушной армии может в некоторых случаях передаваться в распоряжение или сухопутной армии, или морского флота, как дополнение к их штатной авиации взаимодействия. С другой стороны, нужно рассмотреть сочетание действий воздушной армии с операциями сухопутных и морских сил.
Чтобы лучше решить нашу задачу, мы сначала перед глазами читателя развернем картину того, что же воздушная армия призвана сделать во время войны.
С момента открытия враждебных действий начнутся наступательные операции воздушной армии, предпринятые или по собственному решению, или же как репрессии против жизненных частей неприятельской территории. Это одновременно будет и обороной национальной территории от воздушных операций противника подобного же рода.
Объектами этих операций будут: ангары, склады, аэродромы, авиазаводы, пути сообщения в виде наиболее существенных своих составных частей, как например: сортировочные станции, виадуки, мосты, туннели и всякого рода жизненные центры страны, т. е. политические, экономические и т. п.
Но так же возможно, чтобы не сказать вероятно, что враждебные действия начнутся внезапным наступлением на суше сравнительно малочисленных войск, но с ультра-быстрой боевой готовностью и технически богато оснащенных. Это наступление будет скомбинировано с нападениями мощной и инициативной воздушной армии. Если эта [112] возможность не будет заблаговременно предусмотрена, то она немедленно же повлечет за собой, может быть, решающие результаты. Во всяком случае нужно ожидать в стране, подвергшейся нападению, возникновения трудно устранимого беспорядка. Следовательно, нужно быть готовым к немедленному ответу ударом за удар, к внезапному наступлению и в особенности быть готовым к немедленным действиям своей воздушной армии, ни в чем не уступающей воздушной армии агрессора. В сочетании с действиями своей воздушной армии атакованная страна сможет, очевидным образом, также бросить в бой свои хотя и малочисленные сухопутные силы, но тоже мощные благодаря своим внутренним достоинствам, своей боевой подготовке, своему вооружению, своим моральным и техническим качествам. Отсюда видно, кстати сказать, что гипотеза о внезапной атаке ставит в порядок дня всю организацию вооруженных сил мирного времени{88}.
С самого начала враждебных действий может также возникнуть вопрос о взаимодействии воздушных сил и морского флота. Например, может понадобиться защита морских транспортов, морских путей сообщений; воздушное нападение на неприятельские морские части и соединения, угрожающие этим путям; нападение на военные порты и на большие торговые порты. Может понадобиться даже участие в морском сражении. Не следует забывать, что благодаря большому радиусу действия самолетов такое взаимодействие ныне стало возможным даже на больших удалениях от берегов{89}.
Когда начнутся крупные сухопутные операции, то воздушная армия примет в них непосредственное участие.
Затем в периоды затишья снова возобновятся чисто воздушные действия против территориальных центров противника и в особенности против его тылов.
Воздушная армия может рассматриваться как своего рода резерв, идеально перебрасываемый в зависимости от обстановки не только между различными театрами войны в одной стране, но также и между театрами, разделенными друг от друга неприятельскими территориями. Эта возможность в высшей степени ценна в такой войне, которую следует ожидать, к которой следует готовиться и которая, как и прошлая, может даже еще более приобрести характер как бы всеобщности{90}.
Ген Арманго в своем труде изображает эту ценную особенность и свойство воздушной армии, рисуя картину, как французская воздушная армия могла бы выступить в пользу [113] чехословацких и польских армий в их общей борьбе против Германии{91}. Он описывает также возможные действия воздушной армии Франции непосредственно со своих французских баз против тылов германских армий, сражающихся с армиями Польши и Чехо-Словакии, или с перенесением своих баз в Богемию. То же самое, говорит он, может иметь место в возможном конфликте Югославии с нашими соседями на юго-востоке. Он не добавляет, но это само собой разумеется, что крайне важное значение такой маневренный резерв имел бы в том случае, если бы Франция и ее союзники должны были бы одновременно иметь дело со своими восточными и юго-восточными соседями, усиленными их известными спутниками.
Наконец, если, к сожалению, мы, несмотря ни на что, должны будем вступить в братоубийственную борьбу с Италией, то у кого хватит смелости утверждать, что враждебные действия не перекинутся на французские владения в Северной Африке. В данном случае экстра-подвижной маневренный резерв, каким будет воздушная армия, отвечающая требованиям международной обстановки для Франции, мог бы вмешаться и там, приняв участие также и в морской борьбе, которая неизбежно разгорится в водах Средиземного моря{92}.
Таким образом, если ограничиться лишь театрами военных действий, расположенными непосредственно на французской территории или близко к ней, а также вблизи от ее берегов, то будет видно, что воздушной армии придется выполнять задачи, ей одной свойственные, и что она будет работать сообща или с сухопутными армиями, или с морским флотом. Если же, кроме того, представить себе европейский вооруженный конфликт, а может быть, и мировой, то следует предвидеть, что на эту же самую воздушную армию могут быть возложены задачи общего маневренного резерва, понимая этот термин во всей широте его значения. Выполнение этих задач будет происходить не только на различных театрах военных действий в одной стране, но и на театрах военных действий, не имеющих между собой сухопутных путей сообщения.
Учитывая такое переплетение задач, выполняемых тремя видами вооруженных сил, и принимая во внимание сложность и разнообразие задач, выпадающих на долю воздушной армии, как не поставить такой существеннейший вопрос: а как же быть с верховным командованием?
Если не будет верховного командования, то кто же будет решать, когда следует применить полностью самостоятельные [114] действия воздушных сил; когда следует всю воздушную армию или часть ее применить для взаимодействия с сухопутными и морскими вооруженными силами в их операциях, для чего ее нужно целиком или частично передать в распоряжение главного командования армии или флота? Кто определит объекты независимых действий воздушной армии? Кто установит порядок очередности в операциях этого рода? Кто распределит задачи и силы между различными национальными и междусоюзными театрами военных действий и кто в особенности примет решение об использовании воздушной армии на национальном театре военных действий или же на междусоюзном? Кто будет задумывать комбинированные операции вооруженных сил, действующих на суше, в воздухе и на море, и кто будет координировать их действия во времени и в пространстве?
С другой стороны, если рассматривать оборону территории от воздушных операций противника, то не кажется ли, что сухопутное командование должно иметь в своем распоряжении средства обороны, так как мобилизация, сосредоточение, подача снабжения, движение и перевозка резервов и материальной части всякого рода как раз являются главными объектами действий неприятельских воздушных сил? Но сейчас же напрашивается мысль, что оборона от таких действий противника прежде всего зиждется на воздушных репрессиях против неприятельской территории, во всяком случае зиждется более на них, чем на обороне в собственном смысле слова, т. е. на постоянной обороне, на зенитной артиллерии, на истребительной авиации. Отсюда следствие, что оба эти способа защиты территории от неприятельских нападений необходимо тесно увязать друг с другом через посредство единой власти. Это единство командования тем более необходимо, что истребительная авиация предназначена не только для прямой обороны территории, но и для обеспечения свободы действия линейной авиации.
В конце концов, под каким бы углом ни рассматривать эту проблему, возникает убеждение в необходимости иметь верховное командование. Отрицать эту необходимость значит восставать против здравого смысла{93}.
Чем объясняется, что ничего еще не сделано для удовлетворения этой необходимой потребности? Нужно ли здесь усматривать слабость власти, которая не осмеливается проявить себя, боязнь нарушить частные интересы и т. д.? [115]
Во всяком случае, какова бы ни была причина, эффект ее плачевный, так как опасности подвергаются судьбы страны.
Тем не менее ясно, что если еще сегодня и нет никакого решения этой проблемы и если мы не находимся даже накануне этого решения, то это вовсе не значит, что вопрос еще не был поставлен со всей необходимой ясностью и точностью как в правительственных, так и в парламентских кругах.
Доказательством служит поистине замечательный доклад 1933 г. председателя сенатской военной комиссии сенатора ген. Мессими относительно проекта закона об организации воздушного министерства.
В этом докладе проблема поставлена так ясно, а решена она так логично и резонно, что лучше всего привести здесь из него существенные выдержки.
«Возникает важнейший вопрос, на который необходимо незамедлительно дать полный ответ. Мы имеем в виду вопрос о высшем командовании, призванном отныне в военное время координировать операции воздушной армии с операциями сухопутных и морских армий.
Существенный принцип, который в основном направляет проводимую реорганизацию, зиждется на единстве и полной независимости воздушной армии. Она призвана действовать массой в воздушном сражении в собственном смысле этого слова, по приказам воздушного главнокомандующего, но в то же время она должна принимать участие в комбинированных операциях с сухопутной и морской армиями и по воздушной обороне территории».
Далее следует перечисление главных операций, в которых необходимо согласование действий различных армий и различных вопросов, возникающих перед командованием относительно самостоятельного применения воздушных сил и применения их в сочетании с другими армиями. Было бы излишне повторять здесь это перечисление задач, которые известны читателю из предыдущего изложения. Затем ген. Мессими добавляет:
«Мы видим пробел в наших мероприятиях в отношении высшего командования в военное время и срочную необходимость внести в эту проблему необходимые уточнения. [116]
Каждому ясно что при наличии самостоятельной воздушной армии, могущей действовать или в интересах сухопутной армии или в интересах военного флота, или же действовать в массе независимо, тотчас же возникают щекотливые проблемы распределения частей воздушного флота, а также распределения, согласования и увязки задач. Очень важно еще в мирное время ответить на эти вопросы».
Сказав это, докладчик, спрашивает, каковы должны быть отношения между правительством и командованием{94}.
«Первым возникает вопрос: каковы должны быть отношения между правительством и высшим командованием? Было бы ошибкой думать, что после окончания войны очередные правительства и палаты депутатов разного созыва не занимались этой важной проблемой. 10 января 1924 г. председатель совета министров Пуанкаре внес проект закона об «общей организации нации на военное время». Статьи 17 и 21 этого проекта вкратце указывают, на каких принципах должно основываться необходимое разделение ответственности.
«7 июля 1925 г. Пенлеве, военный министр и председатель совета министров, вновь внес тот же самый проект, на котором, кроме того, стояли подписи Бриана, Кайо, Эмиля Бореля и Шрамека. Военная комиссия палаты депутатов поручила изучение этого проекта Полю Бонкуру. Последний большую часть своего доклада посвятил изучению этой деликатной проблемы. Его мнение, утвержденное голосованием палаты, сводится к следующему:
«Правительство не имеет права отрекаться, как это было с 1 сентября 1914 г. до конца 1916 г., от своей роли и передавать свою власть в руки командования. Его долг сохранить в своих руках общее руководство войной. Напротив, командование требует высшей власти для того, чтобы быстро принимать решения, которые могут потребоваться при возникновении критической обстановки и когда от быстроты решения зависит судьба страны.
Как же, оставаясь в рамках конституции, разрешить эту трудную задачу и действительным образом обеспечить скорость принятия решения и эффективное руководство войной во всех областях? [117]
Решение, которое рекомендует Поль Бонкур, состоит в «сосредоточении в военное время правительственной власти в руках немногочисленного военного комитета и в усилении власти председателя совета министров, который и должен иметь возможность посвятить себя исключительно руководству войной».
Сказав это, ген. Мессими добавляет:
«На основании своего личного горького опыта ваш докладчик целиком присоединяется к этому тезису».
Однако, он спешит добавить:
«Но само собою разумеется, что ни военный комитет, ни председатель совета не будут сами командовать воздушными, сухопутными и морскими силами. Правительство, отвечающее за общее руководство войной, в силу необходимости должно поручить другой инстанции выполнение этой задачи».
Эту проблему «командования» он излагает следующим образом.
«Кому же должна быть поручена задача командования в военное время всей совокупностью вооруженных сил страны? Кому должна быть поручена задача в мирное время подготовить вооруженные силы к общим действиям?
«Ваша комиссия, — продолжает докладчик, — долгое время решала эту задачу. Она считает своим долгом отметить, насколько важна эта задача, насколько здесь требуется ясное решение».
Затем следует изложение первого из предлагаемых комиссией решений:
«А) Одно из этих решений, — первое, которое приходит на ум, — состоит в поручении ответственности за все операции на всех театрах войны верховному главнокомандующему, назначаемому заблаговременно и еще в мирное время, получающему задание являться «координатором и вдохновителем» военных усилий страны. В военное время он имест свою резиденцию вместе с правительством. Если бы существовало министерство государственной обороны, то это решение было бы легко принять, так как оно не вызвало бы никаких затруднений. [118]
Но осуществимо ли создание такого министерства? Эфемерная попытка Тардье ведь может повториться и завтра.
Ваша комиссия считает, однако, что создание министерства государственной обороны вполне отвечает необходимости, которая стала еще более повелительной вследствие появления третьего военного ведомства, а именно воздушного ведомства.
Не без удовлетворения ваша комиссия услышала то же самое мнение в недавнем замечательном докладе докладчика{95} по воздушному бюджету в палате депутатов. Вот что говорится в этом докладе:
«Долго ли Франция будет заставлять парламент рассматривать три военных бюджета? Когда же и какая высшая власть по поручению правительства будет заблаговременно распределять... между этими тремя видами вооруженных сил кредиты, выделенные на оборону? Должна ли в мирное время продолжаться между генеральными штабами армии, флота и воздушных сил борьба за свои прерогативы?
Долго ли будут продолжать рассматривать войну, как не вносящую морального разложения в тыл страны спустя уже несколько часов после объявления войны, когда начнется разрушение столиц и крупных центров промышленного производства с воздуха при помощи огня, взрывчатых и отравляющих веществ? Будет ли флот упорно отрицать мысль, что отныне борьба ведется между гидросамолетом и линейным кораблем, как с 1886 г. она ведется между линейным кораблем и подводной лодкой?
Решится ли, наконец, воздушное министерство признать, что воздушная армия должна быть результатом взаимного проникновения и взаимодействия всех живых сил страны, — гражданских и военных летчиков, гражданских и военных самолетов, частной и государственной промышленности?
Кто же будет тем командующим, который выслушает и исследует вопрос и который примет решение?
Единый военный начальник, уполномоченный в своих функциях министром государственной обороны, — вот простое, ясное, рациональное и основательное решение.
Но принципиально возражают даже против существования министерства государственной обороны. Попытка его создания в 1932 г. потерпела неудачу [119] ввиду громадности и трудности задачи, порученной одному единственному человеку{96}.
Критика неверно толкует эту неудачу. Неудача произошла вследствие ошибок, допущенных во внутренней организации этого нового ведомства. Тардье имел смелость попытаться объединить в одних единственных руках три военных ведомства. Но он в то же время затруднил и усложнил задачу нового министерства, поставив вверх дном солидную организацию военного, морского и воздушного министерств, потому что он раздробил их на три части: командование, военно-хозяйственное и административное дело, материальная часть.
Это расчленение обрекало попытку на неуспех. По крайней мере в самом начале министерство государственной обороны должно сохранить существующие ведомства. Задача министра обороны должна состоять вначале только в хорошем согласовании того, что у них является общим в их задачах.
Но хотя и нет министерства государственной обороны, необходимо тем не менее решить задачу о едином командующем. Нет никаких препятствий к принятию такого решения».
Таково решение, согласующееся с природой вещей и со здравым смыслом. Тем не менее ген. Мессими присовокупляет:
«Б) Но нельзя, закрывать глаз на следующие возражения, выставляемые против этого решения:
«Положение такого главнокомандующего, поставленного между министрами морским, военным и воздушным, было бы очень сложным. Легко предвидеть также и затруднения по отношению к правительству, а может быть и по отношению к трем главнокомандующим сухопутных, морских и воздушных сил».
Докладчик в своем докладе не уточняет эти затруднения, но можно предположить, о чем тут идет речь. Тут весь вопрос в престиже, где выбрать верховного командующего? Это затруднение, конечно, легко обойти. Ясно, что верховное командование должно быть вручено тому, кто лучше всего может справиться с этой задачей. Главнокомандующий, наиболее достойный доверия нации, главнокомандующий именно той армии, тех вооруженных сил страны, на которые будет возложена [120] главная задача, несомненно, и должен быть верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами.
Если такой армией будет воздушная, то верховное командование должно быть доверено лучшему из ее командиров. Если это будет морской флот, то верховный главнокомандующий должен быть выбран из морских командующих.
Но если признать тезис, что решить судьбу войны должен попрежнему исход операций сухопутной армии, то нужно возложить на наиболее квалифицированного высшего и выдающегося командира сухопутной армии громадную ответственность за командование всеми вооруженными силами страны.
Возможно что одну из трудностей, про которые говорит ген. Мессими, он видит в том, что, как известно, демократия не доверяет военным начальникам! Конечно, недоверие было бы особенно велико, если бы, как это следует по проекту, в руках одного начальника сосредоточилась бы военная власть над всеми вооруженными силами страны.
Боязнь подобного рода нелепа{97}. Ведь можно же различными способами испытать и проверить полную лойяльность крупных военных начальников, а с другой стороны, ведь не поручит же правительство такую власть вслепую и всегда будет иметь в своем распоряжении средства для передачи власти другому командующему, более <