Законодательная и административная деятельность Юстиниана. Церковная политика

Юстиниан может считаться первым европейским государем, проведшим до крайних пределов централизацию в своей обширной империи. Теория единой империи, как она преподносилась Юстиниану, требовала для своего осуществления одинакового применения законов и одинаковости судебной практики. Эта сторона деятельности Юстиниана имеет большое культурное значение для всего европейского человечества. По сравнению с блестящими по внешности, но по сущеетъу эфемерными внешними делами, законодательная деятельность представляет собой памятник необыкновенной прочности и живучести и высоко ставит имя Юстиниана между всеми законодателями. Заслуга Юстиниана состоит, впрочем, не в творчестве, не в составлении новых законов, а в кодификации дошедшего до него римского права. При нем и при его содействии памятники римского права были собраны, проверены и сопоставлены между собой, и результаты юридической работы времени Юстиниана составили уже сами по себе драгоценный и незаменимый источник, из которого полной рукой черпали и средневековые ученые, и новейшие юристы. Римское право в кодексе Юстиниана стало универсальным правом всех культурных европейских народов, – в этом историческое и культурное значение вопроса о законодательной деятельности Юстиниана.

Хотя занятия древним римским правом были обычны, и уже со времени Адриана существовала специальная консистория, задача коей заключалась, между прочим, в истолковании законов, но при Юстиниане деятельность этого учреждения получила новое и более широкое направление. С первых же лет своего правления вместе с громадными внешними предприятиями Юстиниан обратил свое внимание на законодательство. В 528 г. им организована была комиссия из десяти правоведов, выбранных из лучших и ученейших людей того времени, во главе которой поставлены знаменитый Трибониан и Феофил. Комиссии предстояло собрать и распределить по содержанию и хронологии императорские указы (leges, constitutiones) со времени эпохи Адриана, как в свое время внесенные в кодексы Григорианский, Гермогенианский и Феодосиевский{1}, так и те, кои изданы были поздней. Предстояла большая и сложная работа, т.к. тогдашние архивы или библиотеки не имели тех удобств, какие имеются в наших библиотеках в виде каталогов и указателей, и т.к., с другой стороны, приходилось изучать неупорядоченный рукописный материал.

Несмотря на громадные трудности, комиссия блистательно и скоро исполнила возложенное на нее поручение, и уже в апреле 529 г. собранные и проверенные тексты императорских указов были опубликованы в XII книгах под именем Кодекса. Это знаменитый Codex Justiniani, который в 534 г. подвергся новой переработке и вышел, так сказать, новым изданием, отменившим старое. Эта последняя редакция или сборник, заключающий в себе от 4600 до 4700 постановлений, от Адриана до 534 г., и составляет тот Юстиниановский кодекс, которым наука пользуется и доныне{2}.

Гораздо более значения имеет другое предприятие того же рода. Пандекты представляют собой совершенно оригинальный и вполне научный юридический труд, исполненный особой комиссией из 15 лиц под руководством того же Трибониана. Здесь предстояло осуществить еще более сложную задачу, именно собрать в одно руководство все прежние объяснения или толкования законов, данные и записанные в свое время римскими юрисконсультами. Обширный материал нужно было разыскивать в рукописных кодексах и подвергать исследованию, причем привлечено было к изучению до 2000 кодексов. В этом предприятии особенно заметна научная подготовка Трибониана и серьезная постановка всего предпринятого дела. Добытый при изучении рукописей материал был распределен по отделам и разделен на 7 частей в 50 книгах. Таким образом, выведен был, по выражению Юстиниана, как бы священный храм или цитадель в защиту древнего права, которое оставалось неупорядоченным в течение 1400 лет.

После издания дигест, иначе пандект, в 533 г. Юстиниан озаботился составлением руководства для начинающих юристов. Таково происхождение и значение Институций в 4 книгах, составленных законоведами Феофилом и Дорофеем. Пандекты вместе с Кодексом известны под наименованием Corpus iuris, на котором и основывалась юридическая практика VI и VII вв. Дальнейшее развитие римского права выражалось в новеллах, т.е. законах, изданных после опубликования Corpus iuris, к которым и нужно обращаться при изучении применения к жизни юридических норм.

Бесспорно, что законодательная деятельность Юстиниана имеет громадное значение в истории европейской культуры. Но нельзя скрывать и того, что слишком поспешная работа выразилась в последней редакции этого замечательного памятника некоторыми недостатками. Так, не устранены некоторые противоречия в статьях древних юристов, встречаются повторения, нет единства и нередки неточности в обозначении содержания приводимых отрывков. Практическое значение его усматривается из того, что он в качестве руководства для судебных учреждений был разослан во все провинции и города и до известной степени обеспечивал единство судебной практики. Все согласны, что он составлен с величайшим уменьем и знанием дела: законы подведены под известные отделы и распределены в хронологическом и предметном порядке, каждая статья носит имя императора и место и время издания. Но это, впрочем, дело специальной критики. Для историка важней отметить в законодательстве Юстиниана те черты, которыми выражается характер и намерения законодателя, а равно черты времени. Очень любопытно, прежде всего, что законы изданы на латинском языке. В этом отношении Юстиниан отдавал дань своей теории восстановления Римской империи, которой границы совпадали с границами известного мира. Уже один из его предшественников, именно Юлиан (361–363), издал на греческом языке распоряжения свои по отношению к восстановлению в империи язычества, основываясь, конечно, на распространенности и культурном значении греческого языка; но, как известно, эти распоряжения имели успех, далеко не соответствовавший ожиданиям императора.

Юстиниан, обращаясь со своими законами к различным народам, жившим в его обширной империи, имел, конечно, больше оснований избрать латинский язык, как язык права, имевший притом широкое распространение в административной практике и в деловых отношениях. Кстати здесь заметить, что греческий язык получает постепенное утверждение в империи вместе с политическим оживлением и религиозным преобладанием эллинского элемента, выразившимся в особенности с тех пор, когда Восток отделился от империи вследствие персидских и арабских завоеваний. Итак, употребляя латинский язык, Юстиниан представляет собой идеалы древнего Рима; точно так же он является представителем древности и в своих воззрениях на абсолютную власть императора и на организацию империи и сочетание различных ее частей под водительством божественного избранника. Но рядом с этим проглядывают и черты нового времени, объясняющиеся частью желанием приспособить законы к новым формам жизни и вновь назревшим потребностям, частью же под влиянием христианства. В вопросах о личном праве привносится смягчающий принцип гуманности (humanitas), а ригоризм в древнем вещном праве уступает требованиям общественной пользы и применениям naturalis ratio.

Приспособляясь к требованиям общественной морали и социальной справедливости, законодательство изменило понятие о семье. Женщина приравнивается в правах к мужчине, прежняя безграничная власть мужа уступает место христианскому взгляду на взаимные обязательства между супругами. Точно так же изменяется идея отеческой власти и по отношению к детям, которые эмансипирируются в смысле свободы брака и в имущественном отношении. Гуманные идеи простираются на положение рабства, смягчая суровые законы и облегчая способы освобождения на волю. В законе о наследстве, определившем права на наследование имуществом для жены, а равно для дочерей и сестер, исследователи усматривают революционный против древних воззрений принцип. И следует признать, что законодательная деятельность даег Юстиниану весьма почетное место во всеобщей истории, которое и останется за ним, несмотря на многие отрицательные стороны его деятельности в других отношениях. Несколько раз и сам он выражал мысль о важном государственном и культурном значении своих законодательных предприятий и приказал, чтобы его законы имели обязательную силу по всей империи, вытеснив из употребления все предшествовавшие правовые нормы. Три высшие школы права: в Константинополе, Риме и Бейруте, получили, между прочим, обязанность следить за чистотой права и заниматься научной разработкой юридических памятников.

Законодательная деятельность не ограничилась упомянутыми выше сборниками. Все текущие вопросы – административные, судебные и финансовые – вызывали ряд особенных императорских указов, которые под именем новелл частью изменяли, частью дополняли постановления, заключавшиеся в дигестах и в Кодексе. Таких новелл в период времени от 534 до 565 г. издано до 154. Они касаются, главным образом, администрации гражданской и церковной, суда, финансовой системы и имеют громадное значение для истории выработки византинизма и эволюции римского права и учреждений. Очень любопытно, между прочим, отметить, что новеллы издавались уже на греческом языке, а пандекты и Кодекс изданы были на латинском. Ясное дело, что Римская империя реформировалась уже в Ромэйско‑Византийскую.

При обзоре административной деятельности Юстиниана нам весьма важно будет проследить по его новеллам новые начала, которые войдут в основание того порядка вещей, что имеет обнаружиться в VII и в особенности в половине VIII в. Но прежде всего бросим общий взгляд на административные мероприятия Юстиниана. В короткое время, на расстоянии 12–15 месяцев (535–536), он издал целый ряд новелл, которыми были затронуты разнообразные и живые стороны государственной и общественной жизни. Найдя расстройство в управлении, осведомившись о жестоких бедствиях населения, страдавшего от вымогательства чиновников и крупных землевладельцев, император решился применить весь авторитет своей неограниченной власти против всеми сознаваемого зла. В заботах об улучшении администрации он идет к расширению учреждений и круга служилых лиц созданием новых органов для контроля, наделением епископов правом наблюдения за гражданскими чинами в епархии и, наконец, устройством новых инстанций, в которые можно было обращаться с жалобами на низших чиновников. Рассуждая как кабинетный мыслитель и полагая, что все его мероприятия будут исполнены в точности, лишь только указы придут по назначению, он плодит канцелярские распоряжения, в которых до самых мелких подробностей разъясняет образ действий провинциальных судей, сборщиков податей и других чиновников. Выставляя главнейшее к ним требование, чтобы они были «чисты на руку» и не высасывали соки из населения, вместе с тем, Юстиниан постоянно предъявлял к ним требование, чтобы они заботились об исправном поступлении податей, и что их служебное положение зависит от исполнения этого требования. Чтобы понять весь трагизм этой проповеди о неподкупности и честности, достаточно указать, что, в то время как составлялись подобные новеллы, в самом дворце продавались за деньги судебные и административные должности и отдавался в аренду сбор податей в провинциях. Хотя в течение своего продолжительного царствования он много раз должен был возвращаться к своим предписаниям, повторять и подтверждать те же самые указы, и хотя уже из этого можно бы вывести заключение, что рекомендуемые им уставы и правила не применяются к жизни, тем не менее, он глубоко верил в практическое осуществление своей системы и не видел того, что, казалось бы, так легко понять. Многие его новеллы носят в своих начальных строках самоуверенные выражения: «Нам удалось при помощи Божией достигнуть (таких‑то) успехов», но эти успехи были только в его воображении, Юстиниан в этом смысле был жертвой созданной им фикции. Его громадные военные и строительные предприятия требовали больших денежных средств и таких трат, которые не покрывались обыкновенными доходами. Чтобы пополнить казну и продолжать несоразмерные с доходами расходы, он решался прибегать ко всяческим средствам и вступать в противоречие с принципами, им же самим одобряемыми и рекомендуемыми. Прежде чем переходить к конкретным фактам, находим уместным дать здесь образец законодательных актов Юстиниана в той мысли, что иным способом нельзя дать понятие о настроении и психике законодателя.

Для образца берем новеллу, излагающую вредные последствия системы продажи должностей{3}: «Случается, что целые ночи и дни мы проводим без сна и в заботах о том, чтобы доставить полезное нашим подданным и вместе угодное Богу. И не напрасно это бодрствование, ибо оно ведет к планам дать счастливую жизнь, свободную от всяких попечений, нашим подданным и принять на себя заботу обо всех. Прилагая всяческое изыскание и тщательное расследование, мы придумываем способ, каким бы можно было освободить их от всякой тяготы и обременения, исключая те обязанности, какие налагает казенная перепись и справедливое обложение. Ибо находим в делах большую несправедливость, которая с недавних пор стала теснить людей и приводить их в бедственное положение, так что они подвергаются опасности впасть в крайнюю нищету и не быть в состоянии уплачивать обычные и установленные по казенным описям подати. Ибо в то время, как бывшие прежде нас цари, а в подражание им и епархи, стали пользоваться производством в должности и чины как доходными статьями, как могли плательщики, вместе с возникшими отсюда поборами и излишним обременением, находить средства к уплате законных и справедливых взносов? Итак, мы стали обдумывать, как бы нам изменить к лучшему то вредное, что замечается в наших провинциях, и нашли решение вопроса в том, чтобы иметь в лице администраторов, носящих гражданские должности в епархиях, людей с чистыми руками, уклоняющихся от всяких взяток и довольствующихся казенным содержанием. Этого не иначе можно достигнуть, как если сами они будут получать свои места бесплатно. Приняв во внимание, что хотя царство наше лишается немалого дохода, но что, вместе с тем, приобретается большая польза для наших подданных, если они не будут подвергаться поборам со стороны своих ближайших начальников, мы нашли, что и царство, и казна выиграют от того, если будут состоятельными наши подданные, и что если будет принята одна и та же система, то произойдет великая и невыразимая польза. Разве не ясно для всякого, что получивший должность за деньги дает не только то, что называется правом на должность{4}, но должен приложить и другое, что входит в многообразное соприкосновение как с дающим, так и с получающим должность… Деньги даются не свои, а полученные заимообразно, а то, что получается в долг, соединено с ростом; итак, следует расчет, что получивший за деньги должность должен возвратить поборами с провинции все, что он издержал на заем, на капитал и на проценты, равно как на все издержки, соединенные с этим займом, присчитать и ту сумму, какую он заплатил начальнику и его окружающим, и что он должен оставить про запас себе на будущее время, когда он уже не будет у власти. Так что ему необходимо будет собрать с подчиненных не втрое против того, что он сам дал, а в десять раз больше. Вследствие этого терпит ущерб казна, ибо, что должно было бы поступить в казну, если бы чиновник имел чистые руки, он употребляет это в собственную пользу, делая плательщика нищим и относя на нашу ответственность его скудость, хотя сам виноват в ней. Сколько и других нелепостей происходит от этих взяток? Ибо занимающие провинциальные должности, если они берут взятки, освобождают виновных в подобном же преступлении, а невиновных присуждают к наказанию, чтобы сделать угодное виновным. От этого идет повальное обращение из провинции в столицу, бегут сюда с плачем иереи, члены городских курий, военные, ктиторы, димоты и землемеры, жалуясь на взятки и притеснения властей, но этим зло не ограничивается, от этого происходят смуты в городах и движение димов… (§ 1).

Все это обсудив и посоветовавшись с данной нам Богом благочестивейщей супругой и сообщив свое мнение тебе[18], мы издаем настоящий закон, которым определяем: ни за проконсульство, ни викариатство, ни за должность комита востока, ни за другую какую власть консульскую ли или игемонскую, которые обыкновенно называются консуларны‑ми и корректорскими, не допускается никакого права голоса и не позволяется давать за должность какое‑либо приношение, но даром возлагать должность и вносить умеренную плату за знаки власти и письменные акты. К настоящему нашему закону присоединяется табель взносов, какие нужно платить за каждую должность как в наше божественное казначейство, так и в приказ твоего превосходительства за грамоты, или знаки, или акты (§ 2). Определяем, чтобы викарий Азии и архонт Фригии Пакатианы не носил более этого титула, а именовался просто комитом Фригии Пакатианы, и чтобы получал из казны в счет (анноны и капитации) хлебной и поголовной подати то же, что шло ему с той и другой должности, так что вместо двух должностей учреждается одна комитива». Подобное же узаконение делается относительно викария Понта и архонта первой Галатии, вместо двух учреждается комит первой Галатии. Точно так же соединение властей распространяется на провинцию Анато‑лику (§ 5). Провинциальным административным чинам (архонты) подчиняется в провинции без исключения все население: простой народ во всех делах денежных и судебных, служащий класс, хотя бы он находился в подчинении у непосредственных начальников, подлежит ведомству правителя провинции по делам гражданским и судебным (§ 6). Административные чины обязываются под присягой не давать взяток и не обещать таковых, в противном случае платят вчетверо и лишаются имущества и должности (§ 7).

Излагая в следующей статье обязанности правителя по отношению к населению, законодатель переходит в роль учителя нравственности и проповедника и рисует идеальную картину семьи, в которой губернатору принадлежит роль отца, а подчиненным – послушных детей{5}. «По сложении с себя должности, чиновник обязывается в течение 50 дней не оставлять провинции, чтобы дать возможность населению предъявлять к нему иски и требовать с него, если бы он чем несправедливо от них попользовался. Местному епископу предоставлялось при этом производить словесное дознание» (§ 9).

Ставя каждому в обязанность тщательное наблюдение за тем, чтобы подати вносились в казну без недоимок, законодатель{6} говорит: «Вы должны знать, что‑военные расходы и преследование неприятелей требуют большой внимательности и не могут быть производимы без денежных средств и не выносят ни малейшего промедления времени, притом же и я не из тех, который бы хладнокровно смотрел на сокращение пределов Ромэйской империи. Напротив, завоевав всю Ливию и поработив вандалов и с помощью Божией надеясь исполнить и многое другое больше этого, я требую, чтобы казенные подати поступали безнедоимочно, справедливо и в определенные сроки» (§ 10).

«Великому Богу и Спасу нашему Иисусу Христу все пусть воздадут благодарственные гимны за этот закон, который создает для них великие преимущества: жить спокойно в своих отечественных местах, с уверенностью в завтрашнем дне, пользоваться своими имуществами и иметь справедливых начальников Ибо и мы с той целью издали настоящее распоряжение, чтобы, почерпая силу в праведном законе, войти в тесное общение с Господом Богом и препоручить Ему наше царство, и чтобы нам не казаться невнимательным к людям, которых Господь подчинил нам на тот конец, дабы мы всемерно берегли их, подражая Его благости. Да будет же исполнен наш долг перед Богом, ибо мы не преминули исполнить по отношению к нашим подданным все доброе, что только приходило на ум. Ибо, желая уничтожить эти презренные и рабские хищения и предоставить нашим подданным возможность жить в благополучии под местными властями, мы озаботились тем, чтобы давать им должности безвозмездно, дабы и им не повадно было делать преступления и грабить народ, ради счастья которого мы подъяли всякий труд, не решаясь брать за образец наших предшественников, которые за деньги давали должности, отнимая у самих себя возможность требовать справедливости от несправедливых властей» (§ 11).

Мы привели почти целиком содержание новеллы. Можно бы задаться вопросом, почему законодатель так много говорит о нравственном значении своих мероприятий и почему к основной теме – запрещение давать должности за деньги – привлечено столь много не относящегося к делу? Если из свидетельств современников нам доподлинно известно, что продажа должностей продолжалась при Юстиниане со всей свободой и публичностью, то как грустно становится при чтении прекрасных мыслей и нравственных правил, бросаемых на ветер и ничем не связывающих самого законодателя? Но в новелле, кроме сентенций, есть реальные факты, которые вводят в действительную жизнь и с которыми следует считаться.

В смысле конкретных фактов в новеллах довольно последовательно проведена система административных преобразований, вместе с которыми введены новые начала в управление провинциями. Эта сторона деятельности Юстиниана тем более заслуживает внимания, что в ней можно видеть подготовительную стадию к позднейшим реформам, осуществленным императорами иконоборческого периода. Именно, отказавшись от старой системы дробления административных округов на незначительные по протяжению территории, на которых притом же гражданская и военная власть делилась между двумя начальниками, независимыми один от другого, Юстиниан расширил административные округа, сплотив их в сильные территориальные единицы посредством подчинения двух провинций власти одного генерал‑губернатора с предоставлением ему военной, гражданской и судебной власти. Этим преобразованием, с одной стороны, усилен был авторитет провинциальных чинов посредством поднятия служебного ранга и получаемого губернатором от казны содержания, с другой – самые провинции вследствие этой меры получили более устойчивое положение и до известной степени стали деятельней в борьбе с внешними и внутренними бедствиями, разъедавшими империю. Подразумеваемые реформы касались по преимуществу восточных провинций: Писидии, Ликаонии, Исаврии, Еленопонта, Пафлагонии, Армении, Азии, Фригии, Галатии, Анатолики, Египта и некоторых европейских, как Фракия. Относящиеся сюда новеллы, сообщая некоторые специальные сведения о провинциях, позволяют вникнуть в цели и намерения законодателя, руководившегося, между прочим, соображениями о племенных группах населения, и, вместе с тем, дают живое представление о том типе власти, какой рисовался в уме Юстиниана.

Позволяем себе привести новеллу, касающуюся преобразования Писидии, с которой начинаются преобразовательные опыты императора{7}: «Никогда бы, думаю, и старые римляне не были в состоянии составить свою обширную империю при посредстве малых и незначительных административных органов, и чрез них всю, так сказать, вселенную захватить и привести в порядок, если бы они системой снаряжения в провинции высших сановников не приобрели авторитетного и почетного положения и не предоставили гражданской и военной власти таким людям, которые оказались способны пользоваться той и другою. Такие начальники носили имя преторов, им предоставлялась и административная, и законодательная власть{8}, почему и судебные учреждения стали называться преториями. Размышляя об этом, снова вводя в управление древние обычаи, воздавая почтение ромэйскому имени и усматривая, что в необширные провинции назначаются ныне две власти и никоторая из них не отвечает своему назначению, почему в тех провинциях, где есть гражданский и военный начальник, всегда происходят между тем и другим раздоры и распри из‑за широты власти, мы пришли к решению соединить ту и другую власть, т.е. военную и гражданскую, в одну схему и дать получившему такое назначение снова наименование претора, так что он и предводительствует военными отрядами, расположенными в этой области, и пользуется вышеупомянутым званием, и издает законы, что было издавна привилегией преторов, и пользуется содержанием, присвоенным той и другой должности, и полицейским отрядом в 100 человек{9}. Так он поддержит свой авторитет и будет внушать страх разбойникам и обидчикам. Что он должен иметь чистые руки, об этом говорено в недавно изданном законе. Почему мы прилагаем этот закон прежде всего для Писидии, это потому, что у прежних хронографов мы нашли известие, что во всей стране господствовало писидское племя, и ныне, по нашему мнению, эта страна нуждается в большей и сильнейшей власти, поелику в ней находятся большие и многонаселенные деревни, которые часто между собой находятся в борьбе, и поставить твердую власть в этих разбойнических местах, где на одной вершине Лика находится убежище ликокрани‑тов. В эту область нужно являться не мирным порядком, а военным.

Назначенный на такую должность чиновник (место жалуется всегда даром, дабы и он всегда был непричастен взяток и довольствовался казенным содержанием) должен относиться к своим подвластным справедливо, нелицеприятно и решительность растворять человеколюбием. Он заботится об изгнании из области проступков человекоубийства, блуда, похищения дев и об уничтожении всяческой неправды и должен наказывать по нашему закону тех, кто окажется виновным в этих преступлениях, и никому не делать поблажки, но по отношению ко всем соблюдать одинаковую справедливость, согласно нашим законам, и приучать наших подданных жить и управляться по законам. Так что не позволяется жителям провинции приходить сюда из‑за неважных дел и утруждать нас, но прежде должен выслушать и разобрать дело сам правитель (§ 2). Обязанности его не ограничиваются вышеизложенным, на его попечение возлагается благосостояние городов. Он должен наблюдать за делами городов и не допускать, чтобы они терпели в чем ущерб: исправлять каналы для воды, наблюдать за исправностью мостов, стен и дорог; принимать меры, чтобы бывающие в области сборщики не обременяли в чем наших подданных, и не усвоивать себе недавно укоренившегося дурного обычая издавать распоряжения на счет стеностроительства и исправления путей и других бесчисленных поводов… С целью снова видеть провинции густонаселенными и в видах достижения того, чтобы стекающаяся сюда масса народа не опасалась возвратиться в места своего обитания из‑за злобы местных властей, мы постановили законом, чтобы твое превосходительство пользовалось соединенной властью над Писидией, военной и гражданской, и одинаково имело заботу о гражданском и военном управлении (§ 3).

Титул назначаемого в Писидию администратора будет претор Юстиниан Писидии. Ему подчиняется преторианская стража или полицейский отряд в сто человек. Отличия власти его: серебряное кресло, секира и связка прутьев и военная власть{10}. Для того пожалована ему власть над военными людьми, чтобы он учил их и упражнял, и приготовлял к действиям против разбойников, и укрощал нравы наших подданных, и не позволял городам производить смуту и жителям деревень слишком вольничать по отношению к казенным интересам{11}. Власть претора Писидии вносится в ранг сиятельных архонтов, так что все привилегии, свойственные прежним викариям, а нынешним комитам юстиниановским Фригии, Пакатианы и первой Галатии и комиту Востока, усвоятся и ему. Он носит титул сиятельного архонта, и возбуждаемые им апелляционные дела разбираются здесь, будучи вносимы в суд епарха и заслушаны в присутствии квестора нашего божественного двора (§ 4). Содержание претору Писидии с поголовного и хлебного обложения – солидов 300». Приведенное содержание новеллы о назначении и правах претора Писидии может быть рассматриваемо в смысле гораздо более широком, т.к. оно легко прилагается к губернаторам всех провинций, которые подверглись преобразованию в этот период. Таким образом, с теми же самыми целями усилены были соседние с Писидией провинции: на востоке Ликаония, на юге Памфилия. Приобретают интерес лишь некоторые подробности, какие законодатель находил нужным вставить в издаваемые им акты. Так, в новелле, трактующей о правах и обязанностях модератора Еленопонта{12}, Юстиниан дает сведения о сделанных им приобретениях у Кавказских гор. Две провинции, Понт Полемона и Еле‑нопонт, расположены были по южному побережью Черного моря, от Синопа на восток. Признавая, что обе эти провинции, заключавшие в себе 13 городов, не были значительны, и что соединением их в одно управление может быть достигнута польза для обеих областей, Юстиниан присоединяет, что за границей византийской провинции приобретены им Лазика с городом Петрой, равно как у персов отнятые города{13}, находившиеся, по всей вероятности, в так называемой персидской Армении. Затем следовала земля цанов и независимые племена: сванеты, скимны, апсилы и авазги. При организации провинции Армении законодатель упоминает о варварском законе, в Армении действующем, по которому женщины исключаются из права наследования. Вводя обязательно действовавшие в империи по этому вопросу законоположения, Юстиниан прибавляет: «Для того и послали мы к ним наши законы, чтобы согласно с ними они устраивали свою жизнь»{14}. Но в организации Армении был нарушен принцип централизации, как это видно из устройства четырех провинций этого имени{15}. Лежащие ближе к Константинополю черноморские провинции Гонориада и Пафлагония также подверглись преобразованию и подчинены одной гражданской и военной власти в лице претора Пафлагонии. Эта провинция находилась в соседстве с Вифинией, и уже при Юстиниане границы их не имели строгого разделения{16}.

Как в самой редакции новеллы нельзя не видеть некоторой неупорядоченности, выражающейся в многословии и в частых повторениях уже сказанного, так и в практическом их применении замечается неустойчивость. Император не раз прибегал к отмене ранее принятых распоряжений, хотя бы, например, в организации Еленопонта и Армении, то соединяя, то снова раздробляя раз установленные провинции. Между рассматриваемыми законодательными памятниками наиболее выражает характер Юстиниана его эдикт об управлении Египта и Александрии{17}. Реформы управления в Африке введены были с 1 сентября 534 г.

Во главе гражданского управления провинции поставлен префект претории, которому подчинены все области гражданской жизни: администрация, законодательство, правосудие и финансы. Огромный штат чиновников и семь административных округов служили внешним выражением вновь созданного порядка вещей. Стоит остановиться здесь вниманием на том, что в Африке проведено было Юстинианом полное разделение гражданской и военной власти, между тем как в то же самое время в Азии и частью в Европе рядом новелл устанавливаются абсолютная пригодность и неизбежность для блага империи централизации провинциальных административных округов и соединение военной и гражданской власти в одних руках, – таков основной мотив рассмотренных выше законов, изданных в 535 и в ближайшие годы. И тем любопытней это явление, что Африка была недавно завоевана и нуждалась в сильной военной охране. Фактически, однако, теоретическая постановка дела скоро была заменена входившим по всей империи в обычай соединением гражданской и военной власти. И действительно, начиная уже с 535 г., как префект Соломон был главнокомандующим всей африканской армии, так и сменивший его в 536 г. патрикий Герман, племянник Юстиниана, совмещал в себе всю полноту гражданской и военной власти.

Можно таким образом полагать, что, несмотря на внешние формы, в существе та же эволюция совершается и в Африке, что и в других частях империи. Здесь ход вещей привел к образованию особой степени централизации гражданской и военной власти в лице экзарха{18}.

Упомянутый выше эдикт касается одной части африканской диоцезы, именно Египта, и обращает на себя внимание по специальному значению Египта и Александрии для Константинополя. Имеем в виду то обстоятельство, что Египет играл важную роль в хозяйстве империи, т.к. хлебное продовольствие Константинополя зависело, главным образом, от своевременного и правильного подвоза хлеба из египетских портов и преимущественно из Александрии. Понятна поэтому забота правительства хорошо поставить эту столь важную статью египетской администрации.

И действительно, в приводимом ниже законе встречаем весьма любопытные подробности как вообще о генерал‑губернаторе двух провинций под именем Египта I и II и вместе города Александрии, так и об организации поставки хлебных грузов, которая вводит нас в существо этого первостепенного в жизни столицы империи вопроса: «Если от нашего внимания не ускользают и самые незначительные дела, то тем больше внимания мы должны уделять важным вопросам, имеющим государственное значение, и не оставлять их без должного рассмотрения и упорядочения. Итак, принимая во внимание, что в прежнее время казенные сборы пришли в такое замешательство в египетском округе, что здесь положительно не имели представления о состоянии этого дела в стране, мы удивлялись беспорядочному ведению его, пока Господь не благоволил предоставить его нашему попечению. Доставка хлеба из Египта совсем приостановилась; плательщики утверждают, что с них все стребовано, деревенские старосты{19}, обыватели, сборщики и, в особенности, местные власти так запутывали это дело, что оно никому не могло быть известным, оставаясь выгодным для всех, непосредственно к нему прикосновенных. Итак, в убеждении, что нам никогда бы не удалось осветить и надлежащим образом поставить это дело, если бы оставили его не выделенным из состава других дел, мы решились августалия, заведующего управлением Египта, ограничить в области его ведения и направить его внимание на скромные заботы. Вследствие того повелеваем, чтобы августалий властвовал как Александрией, так и обеими провинциями Египта, за исключением городов Менелаита и Ма‑реота. Так как Александрия есть большой и многонаселенный город, то августалию принадлежит в нем и военная власть, дабы не было разделения на две власти, и дабы один муж владел этим постом, имея под своей командой и всех стратио‑тов, как расположенных в Александрии, так и в обоих Египтах (§1). Он должен иметь попечение о благосостоянии города и предупреждать могущие быть в нем беспорядки. В его личном подчинении находится отряд военных людей в составе 600 человек (§ 2). Повелеваем, чтобы главной заботой чиновника, имеющего титул августалия, была правильная организация дела перевозки хлебных грузов, так что как сам сиятельный августалий, так и подчиненный ему военный отряд, под личной ответственностью и под гарантией имущественной, всю заботу полагает на то, чтобы собрать указанный хлебный груз и послать его в установленное время. Он обязан как стребовать хлебные взносы с Египта, так неукоснительно принять хлеб и погрузить на суда и своевременно отправить его в столицу в том количестве, какое установлено хлебным законом. Точно так же и тот продовольственный запас, который мы жалуем городу Александрии, он должен собирать с Египта и с других мест и употреблять его на содержание города (§ 4). Что касается хлеба, доставляемого из мест, ему не подчиненных, он без промедления должен принимать его и направлять в столицу, принимая самые строгие меры, чтобы не производилось вывоза из подчиненных ему городов и епархий, ни из мест и пристаней и устьев рек, прежде чем хлебный караван не отойдет от города Александрии, разве только по особенному разрешению нашего величества или по распоряжению твоего приказа (§ 5). Если же, однако, египетский хлеб не будет отправлен из Александрии в столицу до истечения августа месяца, и если Александрия не будет снабжена продовольствием в сентябре месяце, да будет известно, что твое управление подвергается штрафу по расчету в одну номисму на каждые недостающие три артавы – одинаково чиновник и простой обыватель и его наследники и заместители, пока не взыскана будет вся недостающая сумма – на три артавы одна номисма (§ 6). Поелику же забота о поставке хлебного кар

Наши рекомендации