Следствия иконоборческой политики льва исавра в италии

Из рассмотрения событий времени Льва Исавра следует вывести заключение, что в Константинополе и вообще на Востоке иконоборческая его политика не вызвала резкого народного протеста, что можно объяснять, с одной стороны, осторожным применением эдикта, с другой — потаканием провинциальных властей, которые не настаивали на исполнении эдикта на местах. Так или иначе, в восточных провинциях в царствование Льва не замечается никакого движения в смысле протеста. Зато на отдаленном Западе, особенно в Италии и в областях, зависевших в церковном отношении от папы, с этого времени начинается громадное политическое движение, имевшее ближайшим своим последствием события мирового значения. Нам предстоит остановиться на них с особым вниманием.

Независимо от иконоборческой политики византийских царей в Италии подготовлялось революционное движение против императоров, и во главе этого движения стояло не меньшее лицо, как римский папа. Византийские владения в Италии сосредоточивались в двух центральных областях: в Равенне с протяжением на север до Истрии и в Риме. Обе области соединялись небольшой полосой, защищенной гарнизонами и идущей через Апеннины, а сношения с Константинополем на севере шли морем через Равенну, а на юге — через Неаполь. В военном смысле обе области имели отдельную военную организацию, т. к. в каждой упоминается особый военный гарнизон. Во главе отдельных военных отделов находим военные чины с титулом magister militum, а под его властью duces. Но рядом с теми военными силами, которые держала в Италии империя, в конце VII в. обнаруживается действие нового военного элемента — городской милиции, которая организуется из городских сословий и торговых и ремесленных классов и заявляет о себе в первый раз в Риме в 685 г., и скоро затем (692—694) в Равенне и дукате Пентаполя[21], в первый раз возникшем в это время. Эта новая военная организация, ставшая на защиту папы и национальных итальянских интересов против притязаний экзарха и греческой администрации, начинает играть важную роль всякий раз, как нарушалось доброе согласие между императором и римским папой. При вступлении на престол Льва и в ближайшие затем годы не было недостатка в поводах к серьезным недоразумениям. В Равенне признание власти нового царя прошло без заметных потрясений, зато на юге, в Сицилии, поднялся бунт, и явился самозванец под именем Тиверия. Хотя волнение скоро потухло благодаря умным мерам, принятым со стороны Льва, но в Италии в это время во главе церковной политики стоял папа Григорий II, римлянин по происхождению и патриот, каких не часто видел папский престол. При нем папство выступает с самостоятельной национальной политикой, причем в выборе средств для проведения полезных для Италии, и в частности для церковных интересов, мероприятий папа не стеснялся никакими соображениями. Если требовала польза, он склонялся к миру с лангобардами, если становилась опасной близость лангобардов, он искал покровительства у императора. В начале VIII в. лангобардские короли как будто с целью наверстать потерянное время с особенной энергией стремились к объединению Италии под своей властью. До известной степени интересы папы и короля могли в этом отношении совпадать, на сколько для того и другого важно было освободиться от императорского вмешательства в итальянские дела: и папа, и король Лиутпранд могли назваться носителями принципа «Италия для итальянцев». Но когда лангобарды с целью использовать этот принцип в интересах национальных делали значительные территориальные приобретения и становились опасны для политических вожделений римского папы, последний выставлял новый принцип — единства империи — и искал поставить лангобардам препоны в союзе с экзархом и в помощи имперских войск. Для папы осуществление лангобардской идеи было равносильно полному крушению честолюбивых замыслов; это значило бы обратиться к скромному положению лангобардского епископа. Ближайшая опасность была от беневентского герцога, который был почти независим от короля и пользовался всяческими средствами стеснить Рим и лишить его сношений с Неаполем и Южной Италией. При этих условиях для папы было весьма важно удержаться в благоприятных отношениях с императором. С точки зрения Льва Исавра, было необходимо не только поддержать, но и еще усилить авторитет власти в Италии, значительно пошатнувшийся в период смут в империи. Самый капитальный вопрос состоял в восстановлении правильного взноса повинностей в государственную казну с итальянских владений, и на этой почве должны были возникнуть серьезные недоразумения.

Стоявшие во главе императорской партии в Риме дука Василий и спафарий Марин составили будто бы заговор на жизнь папы; хотя заговор не удалось осуществить, но это характеризует отношения в Риме между приверженцами папы и императора. Экзарх Павел, которому было приказано провести в Италии распоряжение о сборе податей, нашел препятствие к тому в папе и, когда сделал попытку принудить его к исполнению царской воли силой, то встретил в Риме такие затруднения, каких никак не мог предвидеть. Прежде всего посланный им из Равенны отряд встретил сопротивление в милиции города Рима, которая выступила на защиту своего епископа. Но что всего удивительней, так это было появление лангобардов на стороне римского епископа: герцоги Сполето и Беневента поставили свои отряды на границах римских владений, чтобы оберегать папу от экзарха. События складывались слишком неблагоприятно для империи, ей приходилось отстаивать свои права в Италии против папы и лангобардов, которые в случае соглашения могли угрожать полным и окончательным освобождением Италии от чуждого господства. Ход событий направлялся, впрочем, не путем соглашения папы с лангобардским королем: итальянские дела с половины VIII в. получают всемирно-исторический интерес вследствие осложнения борьбы новыми элементами.

Папа Григорий II приносил с собою на римский престол дар широких политических комбинаций, который позволял ему частью предугадывать направление событий. Италия в то время готовилась к таким переменам, которые могли оказать весьма важное влияние на судьбы римского престола. Молодой король Лиутпранд, любимый всем народом, отличавшийся редкою честностью в сношениях с людьми, имел намерение обеспечить состояние лангобардов в Италии распространением владычества их если не на весь полуостров, то, по крайней мере, на экзархат. Мы знаем, что византийское господство в Италии, особенно в экзархате, нередко подвергалось колебаниям и поддерживалось слабыми военными силами. Симпатии местного населения, после того как лангобарды приняли католичество и сделались менее исключительными в отрицании римского права, не могли не склоняться в пользу лангобардов. Лиутпранд и хотел казаться, и действительно был христиански-католическим королем, защитником Церкви и почитателем духовенства. Со стороны вероисповедной и национальной интересы римского населения и лангобардские в начале VIII в. близки были к совершенному совпадению. И король, и папа ко взаимной пользе и выгодам могли желать одного: уничтожения греческого господства в Италии. Императорская иконоборческая политика может быть сравниваема с искрой, брошенной в горючий материал. Она оживила политическую и экономическую борьбу между императором и папой религиозными мотивами.

Мы видели выше, что папа отвечал полным несогласием привести в исполнение эдикт Льва против икон. Когда император повторил требование и присоединил угрозу низложения с престола, то папа созвал в Риме собор, на котором отвергнуты были императорские распоряжения, вследствие чего началась открытая вражда между императором и папой. Уведомляя императора о постановлении Римского собора, папа объяснял, что императору не следует вмешиваться в вопросы веры и подрывать установленные Церковью обычаи, и особенно энергично настаивал на отделении светской и духовной власти, реагируя против выражения царя: «Я царь и первосвященник, в котором действительно нельзя не видеть намека на римское языческое первосвященничество, соединенное с титулом императора». Здесь в первый раз выражены в определенной формуле отношения между светской и духовной властью. Первая разрешает мечом мирские дела и казнит тело человека заключением в темницу и смертью. Вторая же — без оружия и без средств к защите — властна над грешной душой и может подвергнуть ее церковному отлучению, но не с тем, чтобы беспощадно погубить, а чтобы обратить к божественной жизни. Так начинает заявлять о себе новый принцип деления двух величайших властей на земле, принцип, господствовавший в средние века. Решительный и строгий тон папы может быть объясняем новым положением, в каком оказалось теперь папство. Действительно, за ним стояли теперь национальные милиции Рима, Пентаполя и Истрии, готовые положить за него жизнь. На место византийских отрядов появляются местные войска под начальством своих дук (duces). В самой Равенне поднялась война между приверженцами папы и сторонниками экзарха, стоившая жизни представителю императора.

Итальянские города прогнали греческих чиновников и избрали своих национальных вождей, была мысль об избрании своего императора. Стоило папе захотеть, и византийской власти теперь же наступил бы конец. Но Григорий очень хорошо понимал, что при тогдашних обстоятельствах в этом перевороте весь выигрыш был бы на стороне короля лангобардов. Он не мог не сознавать, что своим возвышением папство обязано именно отдаленности центральной власти. Поэтому, находя еще не своевременным окончательный разрыв с империей, он желал легальными мерами подействовать на императора и успокоить движение в Италии. Соображения папы были весьма основательны, ибо лангобардский король Лиутпранд также внимательно присматривался к событиям и готов был немедленно воспользоваться ослаблением византийского влияния в интересах лангобардской национальности. Король Лиутпранд был противник, каким папа не мог пренебрегать. Романизованные и обратившиеся к католичеству лангобарды уже не были враждебно настроены к итальянскому населению и мало отличались от итальянцев по обычаям. Для Лиутпранда, так же как для папы, представлялось невозможным не воспользоваться возбужденным состоянием греческой Италии, в которое она была приведена эдиктом против иконопочитания. Экзархат и Пента-поль служили постоянным укором неблагоразумной уступчивости предшественников Лиутпранда; он не только был рад изгнанию греческих чиновников, но, без сомнения, и поддерживал восстание. В 727 г., когда в Равенне убили экзарха Павла, Лиутпранд явился с войском перед городом и взял его. В некоторых городах экзархата и Пентаполя также посадил он свои гарнизоны и затем двинулся к Риму. Тогда Григорий II понял, что власти римского епископа более угрожает не византийский император, а король, что для папы выгоднее придерживаться Византии, чтобы достигнуть исполнения своих широких планов. И вот с Григорием II начинается особая дипломатическая наука, которая служила недостижимым идеалом для политиков европейских стран. Лиутпранд был весьма честный и искренно верующий человек; именем св. Петра и Церкви на него можно было действовать весьма убедительно. Григорий не только уговорил его оставить намерение завоевать Рим, но еще получил в дар св. Петру город Сутри, в 40 верстах от Рима,— первый дар Церкви целого города, основание и первое приобретение для будущей церковной области, крепость на дороге между Равенной и Римом.

Лиутпранд, однако, скоро должен был пожалеть о своем добродушии, когда папа вооружил против него венецианцев; чтобы лишить Лиутпранда новых завоеваний, папа помирился даже с греками[22]. Греческий и венецианский флот, по его настоянию, явился под Равенной, прогнал из нее лангобардов и восстановил греческое господство в экзархате. Король лангобардов, оскорбленный таким вероломством, вступил в союз с новым экзархом, патрикием Евтихием, и решился наказать папу. В 729 г. мы видим его под стенами Рима — момент чрезвычайно знаменательный для папы и судеб лангобардского народа. Григорий не защищался, хотя никто так ясно не сознавал важности события. Он отправился в лагерь Лиутпранда, обратился к нему с горячею речью, и король падает перед ним на колени. Так искусно затронул папа чувствительнейшие струны души его. Григорий не дает ему времени прийти в себя, ведет послушного короля к гробу св. апостола, и здесь Лиутпранд отрекся от своих замыслов на политические завоевания, пожертвовал интересами народа в угоду наместника св. Петра. Взаимные отношения Григория II и Лиутпранда обусловливали уступчивость папы императору и не позволяли ему прервать сношения с Византией.

В конце концов, по крайней мере внешним образом, перевес остался на стороне империи, и революция в Италии была потушена частью военной силой, частью подкупом и дипломатическими переговорами. Теперь император снова начал приводить в исполнение свои планы по отношению к реорганизации податной системы в Италии и подведению ее устройства к однообразию, принятому для всей империи. Но, главным образом, имелось в виду нанести удар церковному могуществу и ослабить материальные средства папы, заключавшиеся в церковных имуществах, рассеянных по всей Италии, по преимуществу же на юге.

Ход событий продолжался в том же направлении и при преемнике Григория II, сирийце по происхождению Григории III (731—741). Он послал в Константинополь обычное посольство с извещением об избрании на престол и с ходатайством об утверждении избрания. Но при этом папа не преминул коснуться и вопроса об иконах. Посол не решился показаться на глаза императору и возвратился назад. Хотя Римский собор епископов простил его, но обязал вновь принять на себя ту же миссию. Но на сей раз он задержан был в Сицилии и сослан в изгнание на один год. В Риме составился собор, произведший отлучение против иконоборцев; косвенно это отлучение задевало и императора, который принял вызов и отвечал на него энергичной мерой. Дабы лишить папу средств воздействовать на западные провинции и вместе с тем наказать его за враждебные действия, выразившиеся в восстании сицилийском и в общем революционном движении Италии, император сделал распоряжение об отделении от римского престола всех епископий, лежащих на восток от Адриатического моря, равно как Сицилии и Калабрии, и о подчинении их константинопольскому патриарху. Вследствие этой меры константинопольский патриарх сделался действительным главой всей Церкви в империи, а римский папа низводился на степень провинциального епископа, так что его противодействие принимаемым в империи догматическим и церковным мерам могло теперь считаться совершенно неопасным. Этот шаг со стороны Льва Исавра имел громадное историческое значение, послужив начальным мотивом к отделению Востока и Запада и к обособленному развитию церковно-политических отношений в Риме и в Византии. Не довольствуясь указанной мерой, император наложил руку на материальные средства римского престола, подвергнув секвестру церковные владения (патримонии св. Петра) в Сицилии, Бруттии и Калабрии, приносившие в папскую казну до 3¹/₂ талантов золота (1). Этой мерой нанесен был большой удар Римской Церкви и, с другой стороны, уничтожено было влияние папы в Южной Италии. В административном отношении Италия разделена была тогда на три самостоятельные управления, подобно византийским фемам: Сицилия с Южной Италией, Рим и Равенна.

Герцоги Сполето и Беневента были естественными союзниками папы в его борьбе с королем Лиутпрандом. Ослабление византийского влияния, сопровождавшееся освободительным движением в Италии, открывало герцогам честолюбивые перспективы на расширение политической самостоятельности и увеличение своих владений. Григорий построил на этом план своих отношений к лангобардскому королю, под рукой оказывая поддержку непокорным герцогам. В то же время король Лиутпранд старался ослабить влияние папы и ограничить притязания герцогов тесным сближением с экзархом. К 728 г. Лиутпранд начал ряд решительных предприятий в Средней Италии, к которым подал повод герцог Сполето Траземунд, захвативший укрепление Галлезе и тем прервавший сношения Рима с экзархатом. Для папы было чрезвычайно важно иметь в своей власти эту крепость, и он достиг возвращения ее уплатой большой суммы герцогу, причем вошел с ним в соглашение насчет будущей совместной политики. Король, видя в этом угрозу для себя, напал на Пентаполь и занял Сполето (739), а герцог бежал в Рим и нашел защиту у своего союзника папы. Лиутпранд вторгся в римский дукат, опустошил римскую область и занял четыре города, владение которыми открывало ему на будущее время свободный путь к стенам Рима. В следующем году король опустошил экзархат и приказал подвергнуть грабежу и разорению владения церкви св. Перта в Кампании. Для папы наступал очень тяжелый период. Он видел, что при том состоянии, в какое приведены ходом событий итальянские дела, ему неоткуда ждать помощи и волей-неволей придется уступить Лиутпранду. Поэтому он послал к королю посольство с просьбой уступить Церкви те четыре города, владение которыми делало его господином Рима[23], и в то же время увещевал епископов Тусции отправиться к королю и поддержать просьбу папы. В крайнем случае он предполагал сам отправиться в лагерь лангобардов и своим личным авторитетом попытаться умилостивить короля. В то же самое время папа обратился за помощью к франкским майордомам. Это был чрезвычайно дальновидный и смелый шаг, и хотя два письма папы к Карлу Мартеллу остались без ответа, тем не менее, это обращение Григория III к франкам было богато важными последствиями, которые мы выясним несколько ниже. В 741 г. сошли со сцены главные деятели эпохи: ранее всех византийский император, затем Карл Мартелл, а в конце года папа. Судьбы Церкви, а вместе и разрешение назревших задач переходило в руки папы Захария I, грека по происхождению и уроженца из Южной Италии.

С этого времени замечается решительная перемена в политических отношениях. Папа Захарий, равно как его предшественники Григорий II и Григорий III, а равно и не менее знаменитые преемники Стефан III (753—757), Павел I (757—767) и Адриан I (772—795) были носителями скорей светского принципа, чем представителями духовного идеала. Они также стремятся к образованию государства и подготовляют почву для светской власти папства, как Клодвиги, как Гогенцоллерны или русские собиратели Олеги и Калиты. Политические союзы, в которых выигрывает тот, кто хитрей и дальновидней, холодное и сознательное нарушение под клятвой данного слова, искусное подтасовывание исторических фактов и намеренная подделка документов — эта политика была в духе времени, ее разделяли и многие другие исторические деятели. Но в руках римских пап были еще другие средства к достижению преследуемых целей: они безгранично злоупотребляли религиозным чувством современников и насильно вымогали у них уступки посредством легенд и вымыслов, где главные роли распределялись между Христом, Богородицей, апостолом Петром и другими чтимыми у христиан именами.

Захарий I, десять лет управлявший Римскою Церковью и итальянскими делами (741—752), нашел возможным замириться с лангобардским королем и без посредничества франков. Но он пожертвовал для того союзниками, не только предоставив Лиутпранду наказать герцогов Сполето и Беневента, но и подкрепив его силы римскими войсками. При этом пострадала, конечно, честь политики папы, но зато сберегался римский дукат и обеспечивалось возвращение 4 городов, занятых Лиутпрандом. Герцог Траземунд был пострижен в монахи, и место его занял подручник Лиутпранда, подчинился также и герцог Беневента; таким образом лангобардский король, по-видимому, достиг своей цели, у него не было врагов в Италии, власть его беспрекословно исполнялась во всей области, занятой лангобардами; такою властью далеко не пользовались его предшественники. Тем не менее, союз лангобардского короля с римским папою имел роковое значение для первого. Папа решился посетить короля в его лагере в Терни, чтобы окончательно установить вопрос о римском дукате. В торжественной процессии как наместник Христа на земле папа отправился к королю, производя на пути большое впечатление в народе.

Как только Лиутпранд получил известие о вступлении папы на лангобардскую территорию, он послал ему навстречу своих людей, а в Нарни ожидал высокого путешественника военный эскорт. Пред воротами базилики в Терни встретил папу и сам король, окруженный своими вельможами и войском. Переговоры начались на следующий день. Мягкими речами папа так подействовал на короля, что он удовлетворил все желания своего гостя. И, между прочим, Лиутпранд составил акт, которым передал папе упомянутые выше четыре города вместе с их жителями. Это был важный реальный акт к основанию светской власти римского епископа. Кроме того, заключен был уже сРимским дукатом как отдельным и самостоятельным политическим телом 20-летний мир и выданы папе захваченные в плен итальянцы. Наконец, любезность короля простиралась до того, что он возвратил папе патримонии св. Петра, захваченные в период последних войн. Угощая папу и удовлетворяя его просьбы и желания, король пришел в такое веселое настроение, что выразился: «Я не помню, чтобы когда имел такое приятное общество за столом».

В 742 г. король Лиутпранд предпринял последнее дело, чтобы увенчать свою политику в Италии, именно движение на экзархат и Пентаполь. В самом деле, не было ничего легче, как положить конец византийскому господству, выгнав слабые гарнизоны из греческих городов. Но папа и на этот раз вмешался в дело: когда его увещания не возымели действия и Лиутпранд продолжал осаждать Равенну, Захарий снова отправился к нему на свидание. Несмотря на явное желание уклониться от личных переговоров, папа достиг, однако, свидания с Лиутпрандом и убедил его отказаться от завоеваний в греческой части Италии. Так, при всех сочувственных качествах, при значительных способностях и понимании нужд своего народа Лиутпранд терял твердость и уступал всякий раз, как папа вступал с ним в личные переговоры и объяснения. Лангобарды по смерти Лиутпранда не имели такого способного короля и потому, не став при нем твердою ногою в Италии, после него должны были постепенно терять и свои области, и влияние и мало-помалу утрачивать независимость и национальность.

Когда в 744 г. умер король Лиутпранд, политическое положение Италии оказалось далеко не определившимся; нельзя еще было предвидеть, кому принадлежит будущее: лангобардскому ли королю, или римскому папе. Наиболее ясной представлялась роль империи, которая при Льве Исавре утратила в Италии свое влияние и не могла содержать достаточных военных сил, чтобы защищать свои притязания. Вместе с тем и для лангобардского короля, и для папы не оставалось больше сомнения, что в предстоящей борьбе за национальную свободу в Италии последнее и решительное слово будет принадлежать не византийскому царю.

По смерти Лиутпранда некоторое время во главе королевства был его племянник Гйльдебранд. При нем началась реакция, выразившаяся в движении против королевской власти, вследствие чего в Сполето восстановлен был низверженный Лиутпрандом Траземунд, а на севере герцог фриульский Рачис провозгласил себя королем. Переворот встретил большое сочувствие со стороны папы, и новый король подарил Римскую Церковь двадцатилетним миром. Женившись на римлянке по имени Тассиа, Рачис оказывал покровительство итальянцам и тем возбудил против себя нерасположение среди лангобардов. Раз Рачис напал на Пентаполь и осадил Перуджию, но в дело вмешался папа, лично посетил короля в его лагере и убедил его отступить от осажденного города. Это переполнило чашу терпения лангобардов, усматривавших в уступке короля папе измену национальным требованиям. В 749 г. вместо Рачиса избран в короли брат его Айстульф, в котором национальная лангобардская идея получила могущественного выразителя. Прежде всего он напал на северные части греческих владений в Италии. Он захватил важный торговый город на устье р. По Комачио, затем Феррару, составлявшую ключ к Равенне, и прошел до Истрии. Не прошло и двух лет после его вступления на престол, как Равенна очутилась в его руках, будучи сдана ему последним экзархом Евтихием в 751 г.

Правда, в руках императора оставались еще Венеция и Истрия, Неаполь и Южная Италия. Но Айстульф принимал решительные меры, чтобы покончить с чуждым господством в Италии. Он ввел новый закон о военной службе и обязал крупных земельных собственников являться на войну в панцире и на коне и поставлять определенное число всадников в зависимости от размеров находящегося в его владении участка. Далее в законах Айстульфа проходит слишком резкая черта обособленности между лангобардами и итальянцами. Торговые и другие сношения между лангобардами и итальянцами наказывались конфискацией имущества, если они происходили без специального разрешения короля (2). Можно догадываться, что Айстульф питал твердое намерение достигнуть объединения Италии. С национальными герцогами затруднения могли считаться поконченными; это обнаружилось по случаю смерти герцога Сполето, которому король не назначил преемника, а принял герцогство в непосредственную свою власть. За подчинением Равенны и уничтожением экзархата лангобардский король мог не считаться с Византией, оставался Рим с его политическими притязаниями. Айстульф пошел против папы и стал угрожать Риму. Как видно, Айстульф не желал останавливаться на изгнании греков из Италии, а имел целью подчинение себе всего полуострова со включением и римского дуката. Происшедшая в это время смерть Захария и обычные в Риме смуты, соединенные с выбором нового папы, благоприятствовали Айстульфу. Вступив в римскую область, он выразил волю подчинить Рим и окружающие его крепости (т. е. римский дукат) своей власти и брать определенную дань с каждого жителя.

Выбранный в 752 г. в папы Стефан III засылал посольства к королю и большими подарками старался расположить его к миру. Но Айстульф предъявлял такие требования, какие папе казались насмешкой и издевательством. Находясь в отчаянном положении, папа отправил жалобу и просьбу о помощи в Константинополь в надежде, что новый император найдет возможным поддержать вооруженной силой свои интересы в Италии. Между тем, как разгневанный упорством папы король посылал в Рим страшные угрозы и обещал ничего не пощадить, если его требования не будут исполнены, римское население совершало религиозные процессии по церквам и, посыпав головы пеплом, молилось Богу об освобождении от страшной опасности. В это же время папа, устраивая процессии и принимая в них личное участие, нашел возможным тайно отправить письмо во Францию к королю Пипину, в котором просил его принять меры для безопасного путешествия наместника св. Петра в его столицу. Так начались сношения пап с Каролингами, совершенно изменившие ход событий в Италии и имевшие, вместе с тем, громадное значение для истории Византии.

Изложение истории сношений пап с Каролингами отвлекло бы нас слишком далеко от времени Льва Исавра, и потому мы возвратимся к этому вопросу в одной из последующих глав. Здесь же уместно будет бросить взгляд на любопытное явление движения греческого православного населения из восточных областей в Италию, имевшее громадное культурное значение в средние века. Было бы не совсем справедливо утверждать, что это движение началось с VIII в. и вызвано иконоборческой политикой.

Со времени мусульманских завоеваний в Сирии и Палестине православное население спасалось большими массами в Египет и Африку, пока здесь не угрожало арабское нашествие. Но с тех пор, как арабы утвердились в Африке и в конце VII в. окончательно лишили греков их африканских владений, Сицилия и Южная Италия сделались естественным приютом для гонимых христиан, в особенности из монашествующего духовенства, которые начали сильно колонизовать Южную Италию. Мы заметили уже, что хотя иконоборческая политика наиболее встречала сопротивления среди греческого населения, но сирийский и арабский Восток и инородческие элементы Малой Азии не были так враждебно настроены против иконоборческих эдиктов, как христианский Запад и в особенности Италия, в которой национальное освободительное движение против греческого господства нашло в иконоборческой политике императоров прекрасное средство для оживления и поддержания этой борьбы. Здесь иконоборческий вопрос перешел слишком скоро на политическую почву. С одной стороны, Рим поощряет антивизантийское движение в греческой Италии, с другой — император отвечает актом отделения от римского престола значительной части его владений и отчуждением церковных имуществ в пользу государства. В VIII в., в особенности с тех пор, как началось преследование монахов и ограничение монастырских привилегий, Южная Италия сделалась прибежищем гонимых и недовольных. Полагают, что число переселившихся в Калабрию и Отранто доходило до 50 тыс. человек (3). В одной только Калабрии насчитывается до 97 монастырей ордена св. Василия, основанных в это время, в Россаыо было 10 монастырей с 600 монахов.

В Южной Италии сохранились от иконоборческой эпохи значительные христианские памятники — рукописи, иконы и другие произведения христианского искусства,— подвергавшиеся опасности уничтожения в городах и монастырях империи. Италия сделалась почти недоступна для иконоборцев, так что здесь в течение VIII в. возникла живая и непрерывная религиозная струя, соединявшая греческий Восток с Западом. Греческие монастыри, образовавшиеся в Италии, будучи враждебно настроены против религиозных увлечений иконоборческих императоров, вместе с тем служили их политическим целям, поддерживая в Италии греческий культ, язык и содействуя эллинизации страны. В то время, как постепенное отделение Италии от империи становится бесповоротно совершившимся фактом, греческая Италия — Калабрия, Отранто и Барии — в той же степени укрепляет свои связи с империей и под наименованием византийской фемы сохраняет совершенно чуждый латинству характер. Особенности церковной жизни, развившиеся в греческой Италии, обнаружат свое действие в последующие века и в свое время будут отмечены.

Глава IV