Протоколы заседаний чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака (Стенографический отчет)

Александр Васильевич Колчак

Допрос Колчака

Предисловие

Мне пришлось участвовать в допросах Колчака, производившихся Чрезвычайной Следственной Комиссией в Иркутске. Созданная эсеро-меньшевистским «Политическим Центром»{1}, комиссия эта затем, с переходом власти к Ревкому, была реорганизована в Губернскую Чрезвычайную Комиссию; состав же Комиссии, допрашивавшей Колчака, оставался неизменным до самого последнего дия допроса.. Ревком совершенно сознательно сохранил его, несмотря на то, что в этом составе был меньшевиствовавший Денике и два правых эс-эра – Лукьянчиков и Алексеевскнй. Все эти лица были полезны для допроса уже тем, что близко знакомы были с работой колчаковского правительства и к тому же прямо или косвенно участвовали в подготовке иркутского выступления против него, в нанесении ему последнего удара, результаты которого были уже предрешены вступлением в Сибирь Красной армии и взятием ею колчаковсвой столицы – Омска. При наличности этих лиц в Следственной Комиссии больше развязывался язык у Колчака: он не видел в них своих решительных и последовательных врагов. Самый допрос Колчака, арестованного или, вернее, переданного «Политическому Центру» из рук в руки чехо-словаками – если не ошибаюсь – 17 января 1920 года, начался накануне передача власти «Политическим Центром» Ревкому, и, следовательно, все допросы, считая со второго, производились уже от имени Советской, а не эс-эро-меньшевистской власти.

Комиссия вела допрос по заранее определенному плану. Она решила дать путем этого допроса историю не только самой колчаковщины в показаниях ее верховного главы, по и автобиографию самого Колчака, чтобы полнее обрисовать этого «руководителя» контр-революционного наступления на молодую Советскую республику. Замысел был правильный, но его выполнение [IV] доведено до конца не было. События на еще не ликвидированном Фронте гражданской войны, висевшая несколько дней над Иркутском угроза временного захвата города подоспевшими остатками колчаковских банд, вынудили Ревком расстрелять Колчака в ночь с 6 на 7 Февраля вместо предполагавшейся его отправки после следствия на суд в Москву. Допрос поэтому оборвался там, где начиналась его самая существенная часть – колчаковщина в собственном смысле, период диктатуры Колчака, как «верховного правителя». Таким образом, обстоятельства сложились так, что историко-биографический характер допроса в силу случайных обстоятельств привел к отрицательным результатам. Допрос, несомненно, дал недурной автопортрет Колчака, дал авто-историю возникновения колчаковской диктатуры, дал ряд характернейших черт колчаковщины, но не дал полной, исчерпывающей истории и картины самой колчаковщины.

Последний допрос производился 6 Февраля, днем, когда расстрел Колчака, по существу говоря, был уже решен, хотя окончательного приговора вынесено еще не было. О том, что остатки его банд стоят под Иркутском, Колчак знал. О том, что командным составом этих банд предъявлен Иркутску ультиматум выдать его, Колчака, и его премьер-министра Пепеляева{1.2}, Колчак тоже знал, а неизбежные для него последствия этого ультиматума он предвидел. Как раз в эти дни при обыске в тюрьме была захвачена его записка к сидевшей там же, в одном с ним одиночном корпусе, его жене Тимиревой. В ответ на вопрос Тимиревой, как он, Колчак. относится к ультиматуму своих генералов, Колчак отвечал в своей записке, что он «смотрит на этот ультиматум скептически и думает, что этим лишь ускорится неизбежная развязка». Таким образом, Колчак предвидел возможность своего расстрела. Это отразилось на последнем допросе. Колчак был настроен нервно, обычное спокойствие и выдержка, которыми отличалось его поведение на допросах, его покинули. Несколько нервничали и сами допрашивавшие. Нервничали и спешили. Нужно было с одной стороны закончить определенный период истории колчаковщины, установление колчаковской диктатуры, а с другой – дать несколько зафиксированных допросом ярких проявлений этой диктатуры в ее борьбе со своими врагами не только революционного, но и право-социалистического лагеря – лагеря тех, кто эту диктатуру подготовил. Это, значительно забегая вперед от данной стадии вопроса, сделать удалось, но удалось в очень скомканном виде. [V]

На этом последнем допросе Колчак. очень нервничая, все-таки проявил большую осторожность в показаниях; он остерегался и малейшей возможности дать материал для обвинения отдельных лиц, которые уже попали или могли еще попасть в руки восстановленной Советской власти, и – малейшей возможности обнаружить, что его власть, направленная на борьбу с исчадием ада – большевиками, дышащими только насилием и произволом, сама могла действовать вне всякого закона, боялся, как бы его допрос не помог сдернуть с этой власти покров, которым он старался ее прикрыть в течение всех своих показаний, – покров неуклонного стремления к законности и порядку.

В. И. Ленин в своей речи об обмане народа лозунгами свободы и равенства говорил:

«Довольно неумно порицать Колчака только за то, что он насильничал против рабочих и даже порол учительниц за то, что они сочувствовали большевикам. Это вульгарная защита демократии, это глупые обвинения Колчака. Колчак действует теми способами, которые он находит».

Комиссия, выясняя некоторые яркие факты из области насилий, производившихся Колчаком и колчаковской военщиной, несомненно, до некоторой степени, впала в тон такого «довольно неумного порицания Колчака». Но слишком живо чувствовались тогда в Сибири это насильничанье и преследования, чтобы можно было говорить о них с Колчаком, сохраняя то отношение к нему, которое рекомендует нам В. И. Ленин. Важна, однако, не эта черта допросов, а важно то отношение, которое проявляет сам носитель военной, типично-фашистской контр -революционной диктатуры к актам насильничания. Если комиссия была склонна в «довольно неумно порицать за них Колчака», то сам Колчак все время обнаруживает стремление либо замазать эти акты, либо свалить их на бесчинства отдельных лип, и групп вопреки воле диктатора и его правительства, либо найти им законное оправдание. Совершенно откровенно, рисуя себя безоговорочным сторонником и проводником идеи противопоставления белогвардейской военной диктатуры диктатуре большевиков, он не хочет, не имеет мужества принять на себя всю ответственность за все последствия этой диктатуры, за те способы ее осуществления, которые были для нее и неизбежны, и единственно возможны.

Белогвардейская военная диктатура (это отчетливо видно из показаний Колчака) из диктатуры централизованной превратилась в диктатуру отдельных генералов и казачьих атаманов, из насилия, [VI] твердо руководимого из единого центра, – в насильничание над Сибирью отдельных шаек, ускользнувших от подчинения «верховному правителю» и его правительству. Но она все-така была единой диктатурой, сверху донизу, строящейся по одному и тому же образцу, действующей одними и теми же методами. И разница между верхом и низами этой диктатуры была только одна: верх стремился стыдливо прикрыть в глазах своих руководителей – империалистических держав Антанты – то, что совершенно свободно, открыто, без всякого намека на стыдливость, развертывали в своей «работе» низы с их контр-разведками и караульными отрядами; с их Волковыми, Красильниковыми и Анненковыми.

Эта разница сказалась в показаниях Колчака. Он давал их не столько для допрашивавшей его власти, сколько для буржуазного мира. Он знал, что его ожидает. Ему не было нужды что-либо скрывать для своего спасения. Спасения он не ждал, ждать не мог и не делал ради него попытки хвататься за какие бы то ни было соломинки. Но ему нужно было перед лицом буржуазного мира показать себя действовавшим против врагов этого мира, против пролетарской революции, твердо, решительно, но в то же время в рамках буржуазной легальности. Он плохо знал тот буржуазный мир, на защиту которого был выдвинут англо-французскими империалистами. Он не знал, что та диктатура, которую он возглавлял в Сибири и которую так неудачливо стремился распространить на всю страну, – образец, и подобие западно-европейского фашизма, диктатуры фашистской, выдвигаемой самим буржуазным миром, перед которым он «хочет показать себя носителем законности и порядка, самодовольно неумно порицая Семеновых, Калмыковых и проч., и проч. за то, что они без всякой законности и без всякого порядка насильничали над рабочими, расстреливали, пороли и т. д.

Та же неумная стыдливость перед буржуазным миром заставляет Колчака скромничать и в другом отношении: он никак, даже в отношении далекого прошлого, не хочет признать себя монархистом. И свой монархизм, монархические цели всей своей борьбы с большевизмом он прикрывает флером устремлений демократнческих, – опять ради буржуазного мира и благодаря плохому пониманию этого мира.

Если исключить эти характерный черты показаний Колчака и помнить уже отмеченную нами боязнь его дать материал для обвинения своих сотрудников, помощников и слуг, то следует [VII] признать, что показания Колчака, в общем и целом, в достаточной мере откровенны.

Как держался он на допросах? Держался, как военно-пленный командир проигравшей кампанию армии, и с этой точки зрения держался с полным достоинством. Этим он резко отличался от большинства своих министров, с которыми мне приходилось иметь дело в качестве следователя по делу колчаковского правительства. Там была, за редким исключением, трусость, желание представить себя невольными участниками кем-то другими затеянной грязной истории, даже изобразить себя чуть не борцами против этих, других, превращение из вчерашних властителей в сегодняшних холопов перед победившим врагом. Ничего этого в поведении Колчака не было.

Но в одном он близко подходит к своим гражданским соратникам, разделявшим с ним пребывание в одиночном корпусе иркутской тюрьмы. Все они, как на подбор, были совершеннейшими политическими ничтожествами. Ничтожеством в политическом отношении был и их глава – Колчак. Его показания обнаруживают и это с достаточною ясностью. Он – политически безличная фигура. Он – простая игрушка в руках держав Антанты. У него, с его голой идеей военной диктатуры и скрытой мыслью восстановления монархии, нет никакой политики, кроме той, которая диктуется ему противоречивыми влияниями и этих держав, и окружающих его групп и группочек военщины и торгово-промышленных кругов, с их сомнительного качества политическими руководителями. В этих противоречивых влияниях он безнадежно путается и запутывается тем больше, чем сильнее становится напор наступающей Красной армии, пока, наконец, не предается своими же вчерашними союзниками – чехо-словаками, конечно, с ведома тех же держав Антанты, поставивших его во главе контр-революции.

Ограничиваюсь этими краткими замечаниями.

Как бы ни расценивать постановку допроса Колчака и его показания, опубликование их, несомненно, даст не мало ценного для всякого, желающего изучить историю контр-революции, и уж, конечно, для всякого историка ее.

К. Попов.

От редакции

Публикуемые Центрархивом протоколы заседаний Чрезвычайной Следственной Комиссии по делу Колчака воспроизводятся по стенографической записи, заверенной заместителем председателя Следственной Комиссии, К.А. Поповым, и хранящейся в Архиве Октябрьской Революции (Фонд LХХV, арх. № 51). Некоторые места стенограммы и отдельные слова, не поддававшиеся прочтению, в подлиннике пропущены и на их месте поставлены многоточия. Таких пропусков немного, и они не имеют сколько-нибудь существенного значения. Протоколы воспроизводятся нами со всеми особенностями подлинника, и только некоторые грамматические неточности, мешавшие пониманию смысла излагаемого, нами исправлены.

В печати до сих пор появлялись лишь очень неполные отрывки из показаний Колчака, – полного же и выверенного по стенограмме текста напечатано не было. Опубликованный в № 10 «Архива Русской Революции», издаваемого Гессеном в Берлине, текст допроса Колчака носит на себе следы крайне небрежного обращения с историческим» документом. Сверка опубликованного текста показаний в «Архиве Русской Революции» с хранящимся в Арх. Окт. Революции оригиналом дешифровки, убеждает нас в том, что редакция «Архива Русской Революции» имела в своих руках небрежно перепечатанную копию допроса. Опубликованный текст пестрит бесчисленным количеством грубейших ошибок и опечаток, извращающих смысл показаний Колчака.

Многие из этих ошибок можно отнести за счет невнимательности лиц, переписывавших протоколы допроса. То и дело встречаются то пропуски, то грубейшие извращения имен и фамилий; так, например: мыс Дежнев неоднократно именуется Лежневым; в одной месте, пропущена фамилия генерала Андогского, [X] игравшего видную роль; вместо Железнякова Фигурирует Орлов (стр. 187); остров «Котельный» везде переименован в «Котельников»; Василенко переделан в Васильева; В. Чернов в одном месте превращен в Чернышева и пр.

Кроме таких ошибок и опечаток, имеются явные извращения текста в целом ряде важных мест. Приведем несколько примеров: так, на стр. 186 напечатано: «принять должность во второй магнитовой экспедиции» – следует читать: «принять должность второго магнитолога экспедиции»; на стр, 94 напечатано; «Воеводский, предшественпик Дикова», следует: «Воеводский. Предшественник его Диков относился к этому довольно безразлично и не противодействовал этой работе». Тут, кроме извращения, имеется пропуск. На стр. 295 напечатана следующая фраза Колчака, обращенная к участнику переворота Лебедеву: «Вы должны мне сообщить фамилии тех лиц, которые в этом участвовали…», тогда как в тексте следовало: «Вы не должны мне сообщать фамилии» и т. д. Правильность именно этой фразы с отрицанием не подтверждается дальнейшим контекстом. В одном месте, на стр. 228, извращение текста вызвало даже удивление, самой редакции, сопроводившей фразу вопросительным и восклицательным знаком. Вот эта фраза: «по поводу каких-то кож, которые там должны быть сдаваемы для прокормления (?!) Черноморского Флота». В сверенном тексте следует; «по поводу каких-то кож, которые там должны быть сдаваемы для того, чтобы эти кожи выделывались. Это кожи со скота, который убивался для прокормления Черноморского Флота». На стр. 223 каким-то образом Колчак подставляет на место генерала Маниковского себя…

Отметим еще часто встречающиеся пропуски, – их так много, в крупных и малых размерах, что перечислить все нет никакой возможности, приведем лишь несколько примеров.

На стр. 242 пропущен диалог: «Алексеевский. Если бы правительство дало приказ о вашем возвращении, вы вернулись бы? (Речь идет об отношении Колчака к приказу правительства Керенского вернуться к командованию Черноморским Флотом после известных событий там.) Колчак. Несомненно».

На стр. 319 пропущены слова: «Попов. – Я говорю, – в контр-разведке при ставке. Возвращаюсь к вопросу о производстве военно-полевого суда в Куломзине».

В сообщении о требовании чехов по поводу состава правительства пропущено: «Михайлова и еще нескольких лиц, я точно не помню кого, и что они настаивают, чтобы эти лица не были [XI] включены в состав Сибирского правительства. Для меня, как для человека нового, вопрос о кандидатуре Михайлова или кого-либо другого стоял совершенно открытым».

Выпущена очень важная деталь в поведении Болдырева перед колчаковским переворотом: «Этот вопрос его чрезвычайно тревожил, и поэтому он выехал, не дожидаясь моего прибытия».

Многочисленные пропуски, извращения текста, замены фраз и прочее совершенно обесценивают напечатанный текст. Попытки редакции корректировать в отдельных случаях явные бессмыслицы путем вставок предполагаемых слов, заключая их в скобки, не только не улучшили положения, а внесли еще большую путаницу. Вот яркий пример: в том месте, где речь идет о мобилизации в пятиверстной полосе железной дороги, машинистка сделала опечатку «5 вер(с)т»; редакция же «Архива Русской Революции» расшифровала это так: «5 возрастов». И таких случаев не мало. Напечатанный в «Архиве Русской Революции» текст не снабжен никакими примечаниями.

Таким образом, публикуемый нами текст показаний является единственно точным и достоверным воспроизведением подлинных протоколов допроса Колчака.

Примечания

{1}Стр. III.

«Политическим Центром» называлось объединение или блок нескольких политических организаций Сибири, территориально охватывающий губернии: Томскую, Енисейскую и Иркутскую и области: Якутскую, Забайкальскую, Амурскую н Приморскую. Основными организациями, образовавшими «Политический Центр», были следующие: 1} земское политическое бюро, 2) центральный комитет объединения трудового крестьянства, 3) краевой комитет партии с.-р.. 4} бюро сибирских организаций Р.С.Д.Р.П. Основными политическими лозунгами этого блока были: 1) мир с Советской Россией, 2) борьба с интервенцией, 3) отказ от политических группировок с цензовыми элементами. Задачей политцентра по ликвидации колчаковщины было образование демократической государственности – буфера, на который эс-эры и меньшевики возлагали тайные надежды: они рассчитывали использовать буфер для опоры в борьбе с Советской властью, «Политический центр» просуществовал после свержения колчаковского правительства около двух недель, передав власть большевистскому Ревкому.

Земское политическое бюро представляло собою политическое объединение демократических земств Сибири. Начало организации земского политического бюро относится к октябрю 1919 года. Наиболее видным представителем этой организации был известный эс-эр Колосов, автор книги «Сибирь при Колчаке». (Петр., 1923.)

{1.2} Стр. IV.

Пепеляев В.П.- бывший член 4-й Государственной Думы. Кадет. Во время империалистической войны работал на фронте в питательном отряде. С первых дней Февральской революции был комиссаром Временного правительства в Кронштадте, но в июльские дни вынужден был уйти и снова отправился на фронт. После Октября принял участие в тайных противо-советских организациях; был членом московского «Национального центра», которым и был направлен в Сибирь, и здесь принял активное участие в подготовке и осуществлении колчаковского переворота, благодаря этому он скоро выдвинулся, занимая в колчаковском правительстве последовательно посты: сначала директора департамента милиции, потом товарища министра внутренних дел, затем министра внутренних дел, и наконец, уже в период агонии колчаковской власти, премьер-министра. В качестве последнего Пепеляев мечтал примирить колчаковское правительство с мелко-буржуазной «общественностью», в лице руководителей земств и городских дум Сибири. С этой целью он готов был пожертвовать даже Колчаком, заменивши его своим братом, генералом Пепеляевым, на войска которого он рассчитывал опереться в случав упорства Колчака в вопросе об уступках «общественности». Попытки Пепеляева создать правительство «общественного доверия» не имели успеха, и Пепеляев, уехавши из Иркутска к Колчаку, уже покинувшему Омск и продвигавшемуся отдельный литерным поездом в Иркутск, оказался не только без поддержки «общественности, но и без правительства [215] Вместе с Колчаком он был арестован и заключен в тюрьму. По постановлению Иркутского воен. Ревкома Пепеляев был расстрелян одновременно с Колчаком. Умирал Пепеляев как жалкий трус, моля о пощаде.

{2} Стр. 6.

Известный путешественник, руководитель русской полярной экспедиции, организованной в 1900 – 1902 г. Рос. Акад. Наук для обследования Ледовитого океана в районе Ново-Сибирских островов и острова Бенетта. Экспедиция вышла из Петербурга на судне «Заря» 8-го июня 1900 г. (Колчак ошибочно указывает июль), прошла Ледовитым океаном через Карское море и зазимовала в западной части Таймырского пролива, занимаясь изучением Таймырского полуострова. Следующая зимовка уже была на о. Котельном, после чего весной была обследована группа Ново-Сибирских островов. Весной 1902 г. Толль с астрономом Зеебергом пробралась на нартах к острову Бенетта, оттуда они уже не вернулись. Организованная Колчаком экспедиция по розысканию барона Толля только констатировала его гибель.

{3} Стр. 7.

Волосович – геолог, впоследствии принимавший видное участие в изучении Якутского края и Северного океана. Руководил в 1908 г. экспедицией, снаряженной Академией Наук, для раскопок мамонта и исследования побережья Ледовитого океана между Леной и Индигиркой в геологическом отношении. В 1910 – 12 г. принял участие в гидрографическом экспедиции министерства торговли и промышленности.

{4}Стр. 8.

П. В. Олениy, – политический ссыльный в Якутске. Занимался изучением Якутского края, участвуя во многих экспедициях и командировках от Академии Наук. Одно время был консерватором музея Якутского отдела географического общества.

{5}Стр. 15.

Брусилов, Лев Алексеевич. В 1906 г. – капитан I ранга. В 1907 г. был произведен в адмиралы.

{6}Стр. 15.

Палицын, Федор Федорович, ген. От инфантерии. Начальником штаба с 1905 по 1009 год; после него был назначен ген. от инфантерии А. З. Мышмаевский.

{7}Стр. 16.

Адмирал Непенин. Во время «Февральской роволюции был командующим балтийским Флотом. 4 марта был убит восставшими матросами.

{8}Стр. 10.

Маттисен – морской офицер участник экспедиции в полярн. страны, нзучавший условия плавания в низовьях и устье реки Лены и океанского побережья. Умер в 1922. г.

{9}Стр. 33.

Генерал Верховский, при Керенском был назначен сначала командующим московским военным округом, а позднее военный министром.

{10}Стр. 39.

Речь идет об эскадрах, направленных во время японской воины из Балтийского моря вокруг Африки к театру военных действий в Тихий океан и погибших под Цусимой. [216]

{11} Стр. 47.

Генерал Алексеев – начальник штаба верховного главнокомандующего, 2-го апреля назначен верховным главнокомандующим. Отстранен 22 мая. При Керенском назначен снова начальником штаба верховного главнокомандующего, 10 сентября подал в отставку, солидаризировавшись с Корниловым. Позднее действовал в качестве командующего добровольческими армиями юга против большевиков.

{12}Стр. 51.

Под именем приказа № 1 было напечатано в «Известиях Петроградского Совета», № 3, за подписью Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов постановление собраний солдатских представителей о правовом положении солдат армии. Согласно этому постановлению отменялись все установленные при царе внешние знаки подчиненности и обезличения солдат, как, например, вставание во фронт и отдание чести вне службы, титулование офицеров благородием и превосходительством, запрещалось обращение к солдатам на «ты» и т. д. Выполнение этих требований было поставлено под контроль солдатских комитетов. Наиболее важными требованиями этого приказа надо признать запрещение выдавать офицерам винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее, которые должны были находиться в распоряжении ротных н баталионных комитетов. Далее, устанавливалось, на-ряду с обязатольством строжайшей дисциплины при выполнении служебных военных обязанностей, полное гражданское равноправие солдат в частной и общественно-политической жизни. Приказ этот имел огромное значение в качестве революцинизирующего армию фактора.

{13}Стр. 51.

Колчак имеет в виду, очевидно, приказ № 2 от 5 марта 1917 г., опубликованный за подписями Исп. Ком. Петроградского Совета Р. и С. Д. и воен. министра Гучкова в разъяснение и дополнение приказа № 1.

{14}Стр. 55.

Князь Г. Е. Львов, крупный земский деятель дореволюционного времени, после Февральской революции был председателем совета министров и министром внутренних дел первого правительственного кабинета: в коалиционном кабинете 5 мая 1917 г. был премьер-министром.

{15}Стр. 59.

Здесь имеется в виду вооруженная демонстрация против временного правительства по поводу милюковской ноты о внешней политике России. Дата назвала ошибочная, в действительности демонстрация была не 21 – 22 апреля, а 20-го. Руководя внешней политикой в качество министра иностранных дел, Милюков опасался, как бы иностранные державы, особенно союзники, не учли изданного Советом Рабочих Депутатов манифеста «к народам всего мира» и обращении временного правительства от 27 марта о международном мире и единство, – за отказ от международных обязательств или ослабление военной мощи России. С целью заверить союзников, что Россия попрежному считает обязательными для себя заключенные царским правительством договоры и обещания, что Россия не ослаблена революцией и «всенародное стремление довести мировую войну до решительной победы лишь усилилось, благодаря сознанию общей ответственности всех и каждого», – Милюков поручил 18 апреля (в международный рабочий праздник 1-го мая) всем [217] российским представителям при союзных правительствах передать об этом последним. Нота вызвала бурю возмущения в рабочих и солдатских кругах, и Советы Депутатов потребовали призвать Милюкова и правительство к порядку. На 9 часов вечера 20 апреля было назначено в Мариинском дворце совместное заседание временного правительства и Исполнительного Комитета Советов с участием временного комитета Государственной думы, еще не сошедшего тогда со сцены. А до назначенного времени правительство собралось у Гучкова, как передает Колчак, и обсуждало создавшееся положение. На улицах в это время с 3-х часов дня двигались к Мариинскому дворцу воинские части. Демонстранты требовали отставки Милюкова и заключения мира без аннексий и контрибуций.

{16}Стр. 60.

Ген. Корнилов. В дни Февральской революции был назначен командующим петроградским военным округом. Все время находясь в Петрограде, входя в тактические сношения с органами правительства и Советами, вел политику использования солдатских настроений для продолжения войны. В июле месяце вслед за выступлением 2 – 5 июля, он назначается Керенским главнокомандующим юго-западным фронтам. С этого момента начинает выдвигаться в командной среде, как ярый защитник старого строя, проявлять себя активным контр-революционером. Условием своего вступления в эту должность он поставил введение смертной казни на фронте и по вступлении тотчас же издал приказ «не колеблясь» применять «огонь пулеметов и артиллерии» по бегущим солдатам. Повел решительную борьбу со всеми общественными организациями в армии. Скоро, 18 июля, Корнилов уже назначается, по постановлению Временного правительство, верховным главнокомандующим вместо генерала Брусилова. С этого момента у военщины и эс-эровскнх руководителей власти – Керенского, Савинкова и Филоненко (комиссар при Корнилове) возникает план контр-революционного переворота. В заговор входят тайные офицерские организации. Корнилов рассчитывал на захват им лично власти и установление военной диктатуры; с этой целью вступает в сношение с другими надежными по части борьбы с революцией генералами. Несогласованность в методах была лишь с Керенским. 27 августа Корнилов, сдавши 21 августа немцам Ригу, решил выступить на Петроград. Керенский объяты смещение Корнилова с должности, но последний не подчинился. На защиту революции поднялись Советы Рабочих Депутатов и революционные организации, действовавшие под руководством большевиков. В результате корниловское наступление было ликвидировано и сам Корнилов с сообщниками арестован. Перед взятием большевиками в октябре ставки, где содержались арестованные генералы Корнилов, Деникин и друг., они были освобождены Духониным.

{17}Стр. 65.

Пятого мая образовался коалиционный кабинет без участия Гучкова и Милюкова, в новый кабинет вошли Чернов и Церетели.

{18}Стр. 68.

Масса черноморских матросов и севастопольских рабочих, далекая от центра событий и находившаяся под непосредственным влиянием своих старых командиров и политических руководителей – меньшевиков и эс-эров, [218]

значительно позже, чем питерцы и кронштадцы, усвоили тактику революции и ее задачи. Они все еще находились в угаре шовинистических планов довести войну «до победного конца». Поэтому Колчаку и его пособникам из меньшевистских комитетов удалось уговорить около 300 человек отправиться на фронт и в Питер с целью противодействовать агитации против войны.

{19}Стр. 70.

Очевидно речь идет о ген.-майоре Петрове. Испол. Ком. Севастопольского Совета депутатов армии, Флота и рабочих арестовал его по обвинению в содействии поставщику порта Дикенштейну, спекулировавшему на кожах.

{20}Стр. 80.

Л. С. Зарудный, товарищ министра юстиции Керенского, известный адвокат.

{21}Стр. 80.

Фундаминскнй-Бунаков – соц.-рев., в конце августа 1917г. назначен был генеральным комиссаром Черноморского Флота.

{22}Стр. 83.

Колчак отмечает здесь распространявшуюся в первые месяцы после Февральского переворота легенду о том, что русские рабочие и их вожди-большевики являются не больше не меньше как агентами Германии. Легенда эта порождена была приверженцами царского строя и растерявшейся перед революцией обывательщины, и намеренно распространялись представителями буржуазии, – такими как Зарудный, на которого указывает Колчак, и другими, видевшими в развитии и углублении рабочей революции лишь происки германских шпионов.

{23}Стр. 88.

События 3 – 5 июля.

{24}Стр. 89.

У Колчака сохранилось поверхностное впечатление случайного наблюдателя, к тому же крайне несочувственно относящегося к событиям, и обывательские россказни о «пьяных» матросах, разгромах и т. п.

{25}Стр. 90.

Поднесение адреса и оружия Колчаку от военной лиги, – а не просто от группы офицеров, как это описывает Колчак, – происходило 16 июня. Колчак в этот период пребывания своего в Петрограде находился в постоянной связи с многочисленными существовавшими тогда подпольными контр-революционными организациями. Между прочим, с ним

уже в то время начинают вести переговоры о выставлении его кандидатуры в диктаторы.

{26}Стр. 93.

Ген. Гурко, – главнокомандующий армиями западного фронта. Отчислен от должности приказом Керенского от 25 марта 1917г. за нежелание проводить в действие приказ № 8 по армии и Флоту (декларация прав военно-служащих).

{27}Стр. 93.

Арест Гурко произошел 22 июля 1917 г. по обвинению его в монархической пропаганде на фронте и в переписке с бывшим царем Николаем, в которой он заявлял последнему о своей приверженности царскому строю. [219]

{28}Стр. 94.

Набоков К. Д. – дипломат. Убит.

{29}Стр. 108.

Генерал Хорват, Дм. Леонид.- управляющий Китайско-Восточной железной дорогой с 1903 г. В 1918 г. объявил себя «временным верховным правителем», позднее подчинился Колчаку.

{30}Стр. 109.

Путилов – крупный финансист, акционер некоторых промышленных металлургических предприятий.

{31}Стр. 109.

Гойер – одни из руководителей деятельностью Русско-Азиатского банка, в последние дни колчаковщины, принял должность министра финансов.

{32}Стр. 112.

Устругов, инженер. Был включен в состав Временного Сибирского правительства (группа Дербера) – на пост министра пут. сообщения. Позднее примкнул к Хорвату. Незадолго до колчаковского переворота приезжал в Омск, в целях подготовки переворота в пользу диктатуры Хорвата. В кабинете Колчака занимал пост министра пут. сообщения. Вел переговоры с союзниками по вопросу об управлении и контроле над дорогами Сибири.

{33}Стр. 114.

Это «опереточное», как его называет Колчак, правительство обычно называли «дерберовским кабинетом». Возникло оно в январе 1918 г., когда по всей Сибири уже стала устанавливаться Советская власть. Когда с октября 1917 года повсюду начались восстания, низвергавшие власть Временного правительства и устанавливавшие власть Советов, так называемая демократия – эс-эры, меньшевики, эн-эсы, кадеты и пр. – никак не могли смириться с фактом своего полного поражения и с победой Рабоче-Кростьянскои власти и изыскивали способы ликвидации Октябрьского переворота. Одним из таких способов им представлялся «автономизм»,- как они его понимали. В понятие это вкладывалась борьба окраин против Советской власти, так как центр победил, и рассчитывать на контр-революцию в центре в ближайшее время было трудно. Для этого окраины должны были объявлять независимость, автономию и путем организации власти на демократических началах устранять большевиков. В Сибири была использована для этой цели идея Областной Сибирской Думы, созыв которой приурочен был к началу января, то-есть, к началу предполагавшихся работ Учредительного Собрания. Но к 7 января 1918 г., назначенному для открытия Думы, кворума не собралось, открытие пришлось отложить до конца месяца. Члены Думы, по преимуществу эс-эры и областники-автономисты, съезжались медленно, но работы Думы должны были скоро начаться. 26 января большевики произвели аресты некоторых видных члепов Думы – Натушинского, Шатилова, Якушева. Должны была арестовать Дербера, но он скрылся. Тогда на тайном заседании было избрано Временное Сибирское правительство автономной Сибири в составе 20-ти министров, из которых 10 были с портфелями и 4 без портфелей. Из наиболее видных участников этого совета министров были, кроме Дербера, министр ин. д.- Вологодский, военный – Краковецкий, финансов – Ив. Михайлов, юстиции – Патушинский, путей сообщения – Устругов. Но его правительство не осталось [220] в Томске, а потянулось на Восток, откуда предполагалось начать движение против Советов.

{34}Стр. 117.

Краковецкий А. А. – молодым офицером, в чине поручика, ушел по делу офицерского союза на каторгу, по окончании которой находился в ссылке на поселении в Иркутской губернии. После Февральской революции занял видное положение при командующем войсками иркутского военного округа как партийный эс-эр и обращавший на себя внимание крупными теоретическими познаниями в военном деле. Позднее был избран в состав так называемого Сибирского правительства (группа Дербера) на должность военного министра. После ликвидации дерберовского правительства принимал участие в руководстве партизанскими отрядами на Дальнем Востоке.

{35}Стр. 123.

Вологодский П. В. – премьер-министр колчаковсного правительства, по происхождению – сын томского священника. Окончил Петербургский университет; служил в Средней Азии по судебному ведомству, а с 1897 года перешел в адвокатуру. Был выборщиком во 2-ю Государственную Думу. До контр.-революционного движения в Сибири ничем себя не заявил.

{36}Стр. 123.

Генерал Флуг и полковник Глухарев появились на Дальнем Востоке в качестве представителей и уполномоченных генерала Корнилова, который рассчитывал через них установить связь с контр-революционными правительствами Дальнего Востока.

{37}Стр. 124.

Таскан. Известный общественный деятель Забайкалья, бывший член 2 Государственной Думы, областной комиссар временного правительства в Чите и начальник Забайкальской области при Семенове.

{38}Стр. 134.

«Ходя»-китайское слово, равнозначащее нашему «земляк». На Дальнем Востоке оно широко вошло в обиход, как пренебрежительная кличка. «Капитана» – искаженное русское слово, означает чиновника, власть, господина, по преимуществу представителя чужой нации.

{39}Стр. 110.

Нокс – английский генерал, представитель английской военной миссии в Сибири.

{40}Стр. 112.

Медведев и Огарев – деятели владивостокского земства, правые.

{41}Стр. 143.

После удаления генерала Алексеева, – Духонин был назначен Керенским начальником штаба верховного главнокомандующго. Перед октябрьскими событиями освободил Корнилова и его сообщников. 1-го ноября 1917 г., когда во время октябрьских событий Керенский бежал, Духонин объявил себя верховным главнокомандующим. Сов. Нар. Ком. предложил ему вступить с неприятельскими армиями в перговоры о немедленном прекращении военных действий на фронте. Духонин отказался это сделать, за что был удален от должности, и вместо него назначен т. Крыленко. Духонин предпринял шаги к образованию у себя в ставке контр-революционной власти. Был убит матросами и солдатами. [221]

{42}Стр. 143.

Очевидно, Алексеевский имеет в виду здесь не Западно-сибирский комиссариат, образовавшийся в качеств