Как дурачили пилотов противника
К концу 1941 года в участвовавших во Второй мировой войне государствах возник целый ряд военных изобретений – большей частью связанных с авиацией.
Когда немцы начали использовать радиолучи для наведения своих самолетов на цели в Англии, там быстро разработали эффективные методы противодействия. Суть немецкого способа заключалась в том, что два луча из двух сильно удаленных источников на континенте наводились на цель так, что ночные бомбардировщики люфтваффе, следуя по одному лучу, сбрасывали бомбы в месте пересечения с другим. Британские радиоспециалисты стали пересекать немецкий луч своим собственным, так что самолеты противника бомбили сельские поля. Со временем британцы, используя ту же длину волны, что и немцы, научились отклонять их лучи так, что пилоты вражеских бомбардировщиков, отбомбившись не по цели и возвращаясь домой по ложному лучу, заканчивали свой полет в море.
Излюбленной хитростью летчиков в тяжелых ситуациях было изобразить свою машину подбитой и потерявшей управление. Немцы иногда устанавливали на своих машинах дымовые шашки, чтобы в случае необходимости, выпустив клубы дыма, можно было создать видимость, будто машина загорелась. К подобной же уловке прибегали и подводники – на поверхность выпускалось масляное пятно и фальшивые обломки, так что можно было подумать, будто лодка уничтожена.
Летом 1941 года, еще до Перл-Харбора, один американец, прогуливавшийся по дороге вблизи Берлина, случайно наткнулся на одну из самых хитроумных уловок нацистов той войны. Его внимание привлекло широкое поле, огороженное проволочной сеткой. Всмотревшись, он увидел, что ограждение начиналось у вырытого в земле блиндажа и шло дугообразно к небольшим строениям в четверти мили от него. У этих строений не было ни крыш, ни оконных рам, а полы были усыпаны ветками и древесными стружками. После включения из блиндажа электрического воспламенителя опилки загорались, и ночью эти дома без крыш и окон казались охваченными большим пожаром, что вводило в заблуждение пилотов британских ночных бомбардировщиков, которые думали, что их зажгли корректировщики.
Американец видел перед собой часть фальшивого города Берлина. В ходе последующих осторожных прогулок он обнаружил ложные фабрики, железные дороги и целые мили фальшивых улиц. Вдоль этих улиц одна на другой стояли огромные упаковочные клети с горевшим внутри каждой из них электрическим светом, так что ночью с воздуха они казались плохо затемненными кварталами Берлина. Для большей правдоподобности фальшивого города осуществлялась его зенитная оборона. По словам очевидцев, экипажам бомбардировщиков было очень трудно не обмануться даже после того, как они уже узнали о существовании этого «Берлина».
Немцы создавали и другие города-подделки и сымитировали Плоешти, румынский нефтеперерабатывающий центр, возведя большие «нефтеочистительные заводы» и брезентовые «нефтяные танки», из которых во время бомбардировок валил густой черный дым.
В Англии, где объектом немецкого авианалета могла стать любая одиноко стоящая фабрика, в удалении от таких фабрик возводились дешевые строения, в которых создавалась видимость нарушенной светомаскировки, в то время как настоящие фабрики были тщательно затемнены. В результате нацисты впустую расходовали большое количество дорогих бомб.
Приемы маскировки постоянно развивались. Английским промышленным комплексам придавался вид жилых кварталов, а военным сооружениям – безобидных бензоколонок. Фальшивые взлетно-посадочные полосы наносили известью или белым песком на поддельных аэродромах, а фальшивыми шоссе пересекали настоящие взлетные поля. По оценке одного американского обозревателя, вернувшегося из Великобритании, в некоторых округах порядка трети всех аэродромов были ложными, а иные взлетные поля, окруженные ангарами, видоизмененными и разрисованными под строящиеся жилые дома с дверями, окнами и цветочными ящиками, выглядели натуральнее настоящей стройки.
Немцы совершенно изменили облик Берлина, который виделся с воздуха. Крыши домов скрылись в листве, очертания больших водоемов были изменены с помощью покрытых дерном плотов, а маленькие пруды исчезли под натянутыми над ними от берега до берега маскировочными сетками. Широкая Унтер-ден-Линден, хорошо известный и сразу узнаваемый ориентир, посредством лесов и сеток была сужена наполовину.
В Гамбурге серьезную проблему для немцев представляло устье Эльбы, лежавшее в центре города словно яблоко мишени. Используя плоты и леса, они скрыли устье, создав видимость находившихся на нем зданий и улиц, построили фальшивый мост и изобразили новое устье дальше в бухте, а также замаскировали железнодорожные пути и «проложили» через вокзал улицы. Проведя ряд фотосъемок, британцы все же сумели раскрыть обман.
Все хитрости в конце концов раскрывались, и их успешность определялась тем, как долго они вводили в заблуждение противника и провоцировали его на бесполезные бомбардировки. Немцы в течение нескольких ночей сбивали с толку британцев, зажигая «посадочные огни» на фальшивом аэродроме и освещая настоящий словно рождественскую елку. Британцы взяли реванш в Египте, когда 18 немецких и итальянских бомбардировщиков, сопровождаемых 30 истребителями, сбросили свои бомбы на муляжи танков, «замаскированных» достаточно плохо, чтобы быть обнаруженными противником.
Во многих случаях от маскировки требовалось только скрыть цели, видимые с самолета под углом. Пролетая по пять миль за минуту на высоте 20 000 футов, экипаж должен был за десять миль обнаружить цель, за пять миль от нее изготовиться к бомбометанию и за три – сбросить бомбы. Поэтому, если замаскированную цель замечали с бомбардировщика, пролетая прямо над ней, поразить ее было практически невозможно.
С высоты летчику часто трудно было отличить настоящую цель от ложной
Нередко сама природа разоблачала маскировщиков. Один нацистский аэродром примыкал к ферме, четко прочерченной ирригационными канавами, и немцы нарисовали краской на взлетном поле их продолжения, что выглядело на фотографиях англичан вполне натурально – до тех пор, пока вода в канавах не подернулась льдом, а яркая нарисованная вода не осталась сиять, как на рекламном щите. Со сменой сезонов маскировочные сети в виде листвы следовало менять, так как их отличие от настоящих листьев становилось быстро заметным на фотоснимках.
Фотокамеры были главным средством воздушных наблюдателей для обнаружения шедевров службы маскировки. Рисунки красками на одном снимке могли казаться вполне естественными, но если фотографии одного и того же места делались утром и днем, их одинаковость часто свидетельствовала о подделке: солнце меняло свое положение, а тени на снимках нет, следовательно, они были нарисованными. Британцы разгадали множество подобных военных хитростей немцев при помощи стереоскопической съемки, делая одновременные снимки с двух разнесенных точек. Просматривая потом отснятое на стереоскопе, они получали объемное изображение и видели все нарисованные объекты плоскими.
Мнение, что немцы и японцы опережали своих противников по части военных изобретений, является совершенно неверным. Воздушная разведка союзников применяла инфракрасные фотокамеры, позволявшие определять краску и отличать искусственные листья от настоящих. Они также были пионерами ночного фотографирования и использования цветных фотопленок.
Янки проявляли свою изобретательность еще до Перл-Харбора. Они строили свои военные базы так, чтобы те походили на фермерские постройки, а расположенные вблизи побережья промышленные районы снабжались средствами для установки дымовой завесы. Важную роль американская изобретательская мысль сыграла и в последующих событиях.
Фашистский меч ковался в СССР?[9]
Относительно недавно широкая общественность узнала, что в 1920—1930-х годах между Советским Союзом и Германией поддерживалось тесное военно-экономическое сотрудничество. В 1993 году вышел сборник документов – «Фашистский меч ковался в СССР». Однако вопрос о том, насколько это сотрудничество было продуктивным и взаимовыгодным, в значительной степени продолжает оставаться открытым.
После Первой мировой войны две страны оказались в положении проигравших. Бывшая Российская империя несколько уменьшилась в территории, а лидеры западных держав упорно не желали на равных разговаривать с большевиками. Германия же не только утратила колонии, но и была ограничена в наращивании военной мощи – ей запрещалось иметь собственную авиацию и танковые войска, а на смену многомиллионной армии пришел 100-тысячный рейхсвер. Это заставило немцев и русских стремиться друг к другу. 16 апреля 1922 года СССР и Германия заключили Рапалльский мирный договор. Но сотрудничество между военными двух стран началось еще раньше. В начале 1921 года для взаимодействия в военно-промышленной сфере командование рейхсвера сформировало «Зондергруппу Р» во главе с майором Фишером. Входившие в нее специалисты подготовили временное соглашение о сотрудничестве между рейхсвером и РККА. В 1923 году Военное министерство Германии открыло в Москве свои конторы – «Центр Москва» во главе с полковником фон дер Лит-Томзеном и «Общество содействия промышленным предприятиям» (ГЕФУ) во главе с майором Чунке.
Вслед за декларацией о сотрудничестве пришло время конкретных действий. Немцы соглашались предоставить свои деньги и опыт, советская сторона – сырье, рабочую силу и недвижимость. Пробным камнем стал авиационный завод в Филях под Москвой. Профессор Гуго Юнкерс пообещал наладить на нем серийное производство самолетов из дюралюминия. Это его желание немецкое правительство поощрило безвозмездной суммой в 140 миллионов марок. В ходе Гражданской войны российская авиапромышленность была почти полностью разрушена, так что советским летчикам машины из дюралюминия казались последним достижением техники. Даже гибель во время испытаний нового «Юнкерса» одного из лучших наших летчиков – Панкратьева, не поколебала веры в достоинства немецкой техники.
По договору с Юнкерсом германская сторона обещала делиться своим опытом с советскими рабочими и инженерами, которые зачислялись в штат предприятия. Уже в первый год немцы обещали выпустить 75 самолетов, причем половина машин продавалась советской стороне по среднеевропейской цене. Еще 275 машин делалось по заказу СССР на германских предприятиях Юнкерса.
Основы советско-германского военного сотрудничества закладывались на конференциях в Генуе и Рапалло в 1922 г.
На самом деле в Филях было произведено всего 20 самолетов, качество которых оставляло желать много лучшего. Своим опытом германские специалисты делились неохотно и к тому же, ссылаясь на реально существующие экономические трудности, резко сократили число рабочих – с 1100 до 200. Деньги, полученные от германского Военного министерства, Юнкерс расходовал не на Фили, а на другой свой завод в баварском городке Дессау. Завод в Филях прикрыли, благо в нашей стране появились собственные машины из дюралюминия конструкции Туполева. Впрочем, по старой памяти в Дессау все-таки закупили 15 бомбардировщиков, которые тайно перегнали из Швеции под видом пассажирских самолетов.
Находившееся тогда у власти социал-демократическое правительство Германии решило свернуть сотрудничество с Советами, но натолкнулось на противодействие военных. В марте 1926 года в Берлине состоялась тайная встреча фон Секта с кремлевскими представителями, на которой было решено продолжать уже начатые совместные проекты. Наиболее известными из них стали авиашкола в Липецке, танковая школа под Казанью (объект «Кама») и «школа химической войны» (объект «Томка») у станции Причернавская. Все они находились в ведении Лит-Томзена и его заместителя – майора Нидермайера. В советских секретных документах германские военные обычно проходили под наименованием «друзья».
Авиашкола в Липецке действовала с 1925 года и в целях конспирации именовалась «4-м авиаотрядом тов. Томсона». Курсантский состав подбирался из немцев и из русских, преподавательский – только из немцев. Перед тем как прибыть в СССР, германские летчики отчислялись из рейхсвера и становились служащими частных предприятий. В случае гибели кого-либо из них тела отправлялись на родину в ящиках с надписью: «Детали машин».
За восемь лет немецкие специалисты подготовили для советских ВВС 16 летчиков, 45 механиков и 40 квалифицированных рабочих. Рейхсвер получил за это же время 120 летчиков и около 100 наблюдателей, многие из которых впоследствии заняли видное место в люфтваффе. В 1931 году во время маневров советская и немецкая эскадрильи совместно отрабатывали тактику атак на дневные бомбардировщики.
Несмотря на это нарком обороны Ворошилов жаловался начальнику немецкого Генерального штаба К. фон Хаммерштейну: «Авиасредства школы устарели и не интересны для нас. Эта техника нам ничего не дает. Германские фирмы имеют более современные самолеты». Впрочем, советская сторона также не спешила делиться своими секретами и во время парада в Тушине демонстрировала «друзьям» лишь устаревшие модели машин.
Сходная ситуация складывалась и в Казани. Танковая школа разместилась в бывших Каргопольских казармах и функционировала на тех же принципах, что и Липецкая авиашкола. Правда, курсантов здесь было намного меньше. За 6 лет Красная Армия получила около 100 подготовленных танкистов, немцы – чуть больше 30. В числе тех, кто стажировался в Казани, был и будущий отец немецких бронетанковых войск Гудериан. Что же касается технических наработок, то из немецких учебных машин наши конструкторы кое-что позаимствовали для танков Т-24, Т-26, Т-28, Т-35, БТ.
Наименее значительным был объект «Томка», на котором отрабатывались методы современной химической войны. Тут все сотрудничество свелось к нескольким полетам, в ходе которых производилось распыление ядовитой жидкости с различных высот.
В целом сотрудничество между СССР и Германией в 1923–1933 годах носило взаимовыгодный характер. Советская сторона, хотя и в ограниченной степени, получала доступ к немецким техническим и тактическим разработкам. Рейхсвер, в свою очередь, имел возможность готовить кадры для запрещенных по условиям Версальского договора авиационных и танковых войск. Кое-что немцы позаимствовали и у советских военных теоретиков: не случайно в 1931 году дополнительную подготовку в Москве проходили будущие гитлеровские фельдмаршалы Браухич, Кейтель, Манштейн, Модель.
Однако после прихода нацистов к власти Германия отказалась от соблюдения Версальского договора, вследствие чего отпала и необходимость в объектах, подобных Липецкой авиашколе, «Каме» или «Томке». В 1935 году в Германии ввели всеобщую воинскую повинность и на смену рейхсверу пришел вермахт. Все немецкие объекты в СССР были ликвидированы. Но связи между советскими и германскими военными в 1933 году не оборвались окончательно. В мае того же года СССР посетила миссия во главе с начальником вооружений рейхсвера генералом фон Боккельбергом. Во время официального приема нарком Ворошилов много говорил о стремлении сохранить связи между «дружественными» армиями. Немцы после этого посетили заводы в Туле, Харькове и Севастополе.
В 1935 году правительство Германии предоставило СССР 5-летний кредит на 200 миллионов марок. Впоследствии немцы попросили погасить этот кредит досрочно и получили обратно четвертую часть всей суммы. Затем началась Отечественная война, и про оставшиеся деньги им пришлось забыть.
Ренессанс в советско-германских отношениях наступил в 1939 году после подписания пакта Молотова – Риббентропа. Разделив сферы влияния в Восточной Европе, Сталин и Гитлер совместно провели военную кампанию против Польши. Обрушившись на Польшу с двух сторон, части вермахта и РККА встретились в районе Львова. Здесь не обошлось без накладок. Каждая из сторон пыталась первой овладеть городом, и 19 сентября между русскими и немцами даже произошел небольшой бой. Каждая из сторон потеряла по три человека убитыми, после чего немцы галантно уступили Львов Красной Армии.
Вскоре нарком иностранных дел Молотов выразил удовлетворение в связи с уничтожением независимой Польши – «этого уродливого детища Версальского договора». «Сталин – интендант Гитлера» – так называлась статья, опубликованная Троцким в 1940 году. И название это в значительной степени соответствовало действительности. Готовясь к покорению Европы, Германия проявила огромную заинтересованность в продуктах и промышленном сырье из России. Советская сторона изъявляла готовность пойти навстречу в обмен на новейшую технику и технологии.
Одновременно с пактом Молотова – Риббентропа было подписано соглашение, по которому Кремль получал возможность заказать в Германии оружия и оборудования на сумму 200 миллионов марок. Все это предоставлялось в кредит, причем расплата за него должна была начаться лишь с 1945 года. К началу войны СССР получил в счет кредита товаров лишь на 45 миллионов марок. Удовлетворительно немцы выполнили заказы на оптические и контрольно-измерительные приборы (заказывали на 6,3 млн марок, получили на 4,3) и турбины (получили 6 из 7 заказанных). Хуже обстояло дело с металлорежущими станками (280 вместо 1182), прессами (27 вместо 113), экскаваторами (27 вместо 80), локомобилями (24 вместо 42). Были сорваны заказы на плавучие судоремонтные мастерские, рыболовные траулеры, буксиры, прокатные станы, мостовые краны. В рамках того же соглашения и опять-таки в обмен на технику СССР обещал в ближайшие два года поставить в Германию зерна и промышленного сырья на 180 миллионов марок. Советская сторона выполняла свои обязательства более пунктуально, предоставив по бартеру на 20,1 миллиона марок больше товаров, нежели получила из Германии.
Осенью 1939 года германские военные предприятия посетила специальная госкомиссия во главе с наркомом черной металлургии СССР Тевосяном. Познакомившись с вооружением вермахта, наши представители тут же объявили о желании приобрести множество самых различных образцов. Гитлер и его соратники в то время уже рассматривали СССР как потенциального противника, но отказывать Кремлю в тот момент было неразумно, да и опасно. По соглашению от 11 февраля 1940 года в СССР пошло оружие. Но либо устаревшее, либо наоборот – новейших образцов, но в считанных экземплярах. Для того чтобы наладить в СССР промышленное производство этих образцов, требовались время и значительные капитальные вложения. Увеличить количество поставок современной техники немцы отказывались, ссылаясь на то, что сами не имеют ее в достаточном количестве.
Советские ВВС получили из Германии 30 новейших самолетов с запасными моторами и запчастями. Но при всех достоинствах этих машин их количество никак не могло существенно повлиять на мощь нашей авиации. А для того чтобы запустить германские самолеты в серийное производство, требовалось все то же – время и деньги. В конечном счете отечественные конструкторы, хотя и позаимствовали кое-что из немецкого опыта, пошли своим собственным путем. 10 января 1941 года стороны заключили еще одно соглашение на сходных условиях. Правда, командование вермахта к этому времени уже приступило к подготовке нападения на СССР. Теперь задача немецкой стороны сводилась к тому, чтобы выкачать из советских «друзей» как можно больше сырья для войны с ними же и одновременно максимально оттягивать выполнение собственных обязательств. Если раньше сотрудничество действительно было взаимовыгодным, то теперь ситуация изменилась радикально. За пять предвоенных месяцев Германия поставила в СССР товаров лишь на 29,9 миллиона марок (главным образом, краски и химические продукты, которые никоим образом не могли увеличить нашу военную мощь), выполнив свои обязательства менее чем на 5 %. Советская сторона, напротив, с удивительной и даже чрезмерной пунктуальностью отправила на Запад сырья и зерна на 185,3 миллиона марок.
Суммируя взаимные поставки и обязательства, историк Шевяков пришел к выводу, что с августа 1939 по июнь 1941 года в порядке бартера Германия получила от СССР сырья, продуктов и транспортных услуг на 741,5 миллиона марок. Советская сторона получила от немцев товаров и кредитов на 507,3 миллиона марок. Великая Отечественная война подвела черту под этими расчетами: германские партнеры нагрели советских «друзей» на 234,2 миллиона марок.
Правда о «Священной войне»
64 года назад началась Отечественная война, названная Великой и потому, что принесла советскому народу великие муки, и потому, что выявила его великое мужество. Великий символ отмечает ее начало. В первые же дни войны прозвучала песня «Священная война». Она выразила дух народа, поднявшегося на защиту своей родины.
Официальная история песни такова, – рассказывает журналист Михаил Сторожев. – 24 июня «Известия» и «Красная звезда» опубликовали стихи В.И. Лебедева-Кумача «Священная война». На следующий день их прочитал Александр Васильевич Александров, руководитель Краснознаменного ансамбля песни и пляски РККА. Они так потрясли композитора, что он тут же написал к ним музыку.
Удивительно, как быстро была сочинена эта великая песня! Видно, такова сила вдохновения, концентрирующая человеческие возможности. Так Руже де Лиль, «гений одной ночи», за несколько часов сочинил слова и музыку «Марсельезы». Но вот писатель Виктор Суворов, убежденный, что Сталин планировал сам в июле начать войну против Гитлера, в одной из своих книг пишет, что некоторые представители творческой интеллигенции еще зимой получили задание сочинить нечто такое, что воодушевляло бы советский народ на подвиги в скорой войне. В апреле Главное политическое управление рассмотрело некоторые плоды их творчества, и была среди них якобы и «Священная война». Так что вроде бы «гениев одного дня» не получается, песня была готова двумя месяцами раньше. Но как бы то ни было, 27 июня на Белорусском вокзале перед уходящими на фронт солдатами ансамбль в первый раз спел «Священную войну». Могучая мелодия, исполненные силы слова потрясли сразу, после первого куплета все, как по команде, встали. Песню пришлось исполнить целых пять раз подряд!
Однако нужно с горечью признать, что происхождение одной из самых дорогих реликвий нашей истории небезупречно. И только в 1991 году стало возможным открыто сообщить то, о чем поговаривали уже давно, – имя настоящего автора слов песни. В журнале «Столица» № 6 появилась статья журналиста А. Мальгина, в которой рассказывалось об учителе А. А. Боде, который написал «Священную войну» еще в 1916 году.
Род де Боде прославился своими военными подвигами. В конце XVIII века барон Карл де Боде приехал в Россию. С этого времени российская ветвь протестантских баронов, отказавшись от военной карьеры, посвятила себя труду исключительно мирному. Александр де Боде, будущий автор песни, родился 22 марта 1865 года в Клинцах Черниговской губернии. После окончания в 1891 году филологического факультета Московского университета Александр стал преподавать древние языки в Лифляндии, в гимназии Аренсбурга. Женился на дочери коллежского советника Надежде Ивановне Жихаревой, приняв перед этим, по настоянию родителей невесты, православную веру.
А.В. Александров, В.И. Лебедев-Кумач и Г.А. Эль-Регистан
О том, что молодой преподаватель древних языков довольно успешно справлялся со своими обязанностями, свидетельствует тот факт, что уже в мае 1895 года Александр Боде (частичку «де» он, должно быть, потерял при крещении в православие) получил чин титулярного советника, а через 20 лет стал коллежским советником, что согласно петровскому установлению о рангах соответствует воинскому званию полковника. Не обделен был преподаватель и наградами: орден Св. Станислава 3-й и 2-й степени, Св. Анны 3-й степени.
В 1906 году А. Боде был переведен учителем русской словесности в Рыбинск, где и встретил начало мировой войны. Сначала под звуки «Боже, царя храни» и «Прощания славянки» эшелоны уходили на фронт, затем, уже без оркестров, стали прибывать эшелоны с ранеными. Душа Александра Боде, «русского гугенота», радовалась победам русского оружия и тяжело переживала поражения. Именно тогда и родились удивительные строки, которые спустя 25 лет стали словами знаменитой песни. Вот ее первоначальный текст:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С германской силой темною,
С тевтонскою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война.
Пойдем ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За русский край родной.
Не смеют крылья черные
Над родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой тевтонской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С германской силой темною,
С тевтонскою ордой.
Но тогда песня так и не была востребована. Возможно, свою роль сыграло то, что жил автор в захолустье, а может, к тому времени в стране уже возобладали антивоенные настроения.
Вот как его дочь Зинаида вспоминает о последних годах жизни Александра Адольфовича, которые он провел в поселке Кратово под Москвой: «Отец стал говорить о неизбежности войны с Германией: «Чувствую я себя уже слабым, а вот моя песня «Священная война» может еще пригодиться». Считая поэта-песенника В.И. Лебедева-Кумача большим патриотом, отец решил послать ему свою «Священную войну». Письмо со словами и мотивом песни было отправлено в конце 1937 году, но ответа не было. В январе 1939 года отец умер…» Выходит, поэт-песенник послание от Боде получил. И когда пришел час, выбросил из песни куплет «Пойдем ломить всей силою…», написав о том, что, мол, «дадим отпор душителям всех пламенных идей» (как же без идей-то!), исправил «тевтонской» на «фашистской», «германскою» на «проклятою». И подписал: «Вас. Лебедев-Кумач». Надо сказать, что грешок этот за ним не единственный. Его еще обвиняли в том, что присвоил у жительницы Ялты Ф.М. Квятковской слова популярного довоенного фокстрота «Маша», говорили, что стихи, удивительно похожие на «Москву майскую» («Утро красит нежным светом…»), были опубликованы в журнале «Огонек» еще до революции.
Миф о «внезапности»[10]
«На рассвете 22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны неожиданно и вероломно напала на Советский Союз…» Эти слова – из выступления Сталина по радио 3 июля 1941 года. Гитлеровское вторжение было действительно вероломным, но вот «неожиданным» его никак нельзя назвать. В том же выступлении сам Сталин признавал, что 170 дивизий, брошенных Германией против СССР, были придвинуты к границам СССР и находились в полной готовности, ожидая лишь сигнала для вторжения.
Архивные материалы советской внешней разведки – разведслужбы НКВД и Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба – свидетельствуют о том, что руководству СССР систематически докладывалось о нарастании военной опасности. Сталин обладал достаточно широкой и надежной информацией о замыслах Гитлера.
В 1930-е годы советская разведка имела в ведущих странах Запада, а также в приграничных государствах, разветвленную агентурную сеть. Опытными кадрами был укомплектован аппарат военных атташе при полпредствах за рубежом. Сталинские репрессии не обошли разведорганы, они были подвергнуты жесткой «чистке». Тем не менее в 1940–1941 гг. была воссоздана зарубежная агентурная сеть. Особое значение приобретали источники информации непосредственно в Германии. Ценными информаторами были иностранные граждане, работавшие на советскую разведку. Такова была группа венгра Шандора Радо, основавшаяся в Швейцарии. Самоотверженно действовал в интересах Советского Союза Рихард Зорге, находившийся в Японии. Насколько важны были добытые им данные, свидетельствуют его шифровки в центр ГРУ:
– 18.11.1940: первое сообщение о возможном нападении Германии на Советский Союз;
– 1.3.1941: из Франции передислоцируется 20 немецких дивизий к советской границе, где уже находятся 80 дивизий;
– 5.3.1941: получил микрофильм с телеграммы Риббентропа немецкому послу в Японии Отту с сообщением о том, что Германия начнет войну с Россией в середине июня 1941-го. Позже Зорге назовет точную дату нападения – 22 июня.
Уже за полтора года до начала войны из разных источников в Москву поступала тревожная информация о готовящемся нападении Гитлера. В донесении из Берлина от 20.01.1940 говорилось: «Нужно использовать теперешний момент, чтобы завоевать стопроцентное доверие СССР, а что Гитлер решит русский вопрос – это несомненно. Гитлер не будет делить господство в Европе со Сталиным». В другом сообщении из Берлина от 26.6.1940 указывалось, что Министерство путей сообщения Германии получило указание подготовить к концу 1940 года план перевозок с Запада на Восток. Информация из Парижа от 27.9.1940 гласила: «Немцы отказались от наступления на Англию, и ведущаяся подготовка к нему является лишь демонстрацией, чтобы скрыть переброску основных сил на Восток. Там уже имеется 106 дивизий». Работающий на советскую разведку сотрудник МИД Германии барон фон Шелиа сообщил 29.12.1940: из высокоинформированных кругов стало известно, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР, и война будет объявлена в марте следующего года. Это сообщение было перепроверено и после получения подтверждения доложено по «большому списку», начиная со Сталина.
Советской разведке было известно достаточно много о плане «Барбаросса»
Трудно переоценить значение добытой информации о начатой в июле 1940 года по приказу Гитлера разработке плана войны против СССР и о подписанной им 18 декабря 1940 года директивы № 21 – плана «Барбаросса». Руководство СССР, благодаря усилиям разведки, было поставлено в известность и об издании директивы главного командования сухопутных войск Германии от 31 января 1941 года о стратегическом сосредоточении и развертывании на востоке трех групп армий – «Север», «Центр» и «Юг».
Наиболее крупной советской разведывательной сетью в Европе была организация Харнака – Шульце-Бойзена, известная под именем «Красная капелла». Ее члены, имевшие связи в правительственных инстанциях Германии, систематически поставляли службе внешней разведки НКВД ценную информацию военного и политического характера. 18–19 июня 1941 года на основе этих данных был подготовлен обзорный документ, переданный наркому госбезопасности Меркулову для доклада Сталину. Зная отношение Сталина к донесениям иностранной агентуры и опасаясь отрицательной реакции, Меркулов не решился подписать документ и передать его Сталину. Содержание документа было рассекречено и опубликовано лишь в 1991 году. Он сообщал о нарастании гитлеровских приготовлений к нападению на СССР, о конкретных мерах, проводимых немецкими государственными и военными органами в этих целях.
Одно за другим следуют сообщения «Красной капеллы» о концентрации немецких войск на Востоке. Начиная с марта 1941 года, указываются сроки нападения на СССР – весной – летом 1941 года. Далее сообщалось, что все подготовительные военные мероприятия должны быть закончены в середине июня. Сформировано будущее административное управление оккупированной территории СССР во главе с Розенбергом. Назначены начальники военно-хозяйственных управлений будущих округов.
В архиве Министерства иностранных дел РФ обнаружена шифрограмма из Берлина от 4 апреля 1941 года с грифом «Особая. Строго секретно». Полпред Деканозов докладывал советскому руководству обобщенные данные о подготовке Германии к нападению на СССР. Документ содержал сведения о проведении мобилизации запасных и призыве лиц 1922 года рождения, о переброске войск вермахта на Восток, о выпуске для солдат немецко-русских разговорников. В полпредство поступало много анонимных сообщений и телефонных звонков немецких граждан с предупреждениями о грозящей СССР опасности.
В предвоенные месяцы поток информации о подготовке Германии к войне нарастал. Из Берлина поступило сообщение о том, что с 12 января в немецкой армии запрещены отпуска. Источник из Бухареста сообщил 19 января, что в беседе с Антонеску Гитлер заявил, что первоочередной задачей Германии является завершение боевых действий с Югославией и Грецией, затем будет поставлен вопрос об СССР.
В марте 1941 г. на основе поступивших в ГРУ новых донесений было подготовлено руководству спецсообщение. В нем указывалось, что в министерствах Берлина убеждены в предстоящей войне против СССР. Сроком нападения считают 1 мая 1941 года. Из Бухареста поступило сообщение, что нападение на СССР следует ожидать через три месяца, то есть в июне.
Военный атташе в Берлине генерал Тупиков доложил 9 мая 1941 г. план возможных действий немецкой армии против СССР. ГРУ информировало Сталина, Молотова и военных руководителей о боевом составе германской армии, о распределении ее войск против Англии и СССР, о группировке немецких войск против западных военных округов. На 1 июня здесь было сосредоточено 120–122 дивизии.
10 апреля 1941 года получены агентурные сведения о содержании беседы Гитлера с югославским принцем, в которой Гитлер заявил, что он решил открыть военные действия против СССР в конце июня 1941 года. В начале мая поступила информация о том, что военные приготовления на территории Польши проводятся открыто, немецкие офицеры прямо говорят о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом. 6 июня из Софии поступили сообщения о переброске немецких войск из Болгарии и Греции в Румынию к советской границе. В тот же день была доложена информация о том, что на германо-советской границе сосредоточено около 4 миллионов немецких и румынских солдат. Все начальники аэродромов в Польше и Восточной Пруссии получили указание подготовиться к принятию самолетов.
Наиболее важные сведения были получены центром от двух разведгрупп из Берлина вечером 16 июня. В них говорилось: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время». Срочным спецсообщением эта информация была направлена Сталину и Молотову.
Советская разведка располагала уникальным информатором в лице немецкого антифашиста Герхарда Кегеля, бывшего в 1940–1941 годах сотрудником посольства Германии в Москве. Кегель пользовался в посольстве доверием руководства, включая посла Шуленбурга, который стремился не обострять отношения с Советским Союзом, пытался предостеречь Гитлера от недооценки советской оборонной мощи. В середине апреля 1941 года Шуленбург, изложив свою точку зрения по вопросу германо-советских отношений в обстоятельном меморандуме, отправился в Берлин для его вручения лично фюреру. 30 апреля, вернувшись в Москву, он сказал своим ближайшим сотрудникам: «Жребий брошен, война неизбежна».
До слуха Кегеля доходили разговоры сотрудников посольства, имевших родственников в различных берлинских ведомствах. Он был свидетелем начала скрытой эвакуации части семей дипломатов и служащих посольства. Вывозились также секретные документы. В середине мая большинство работников посольства знали, что война вот-вот начнется. Когда Кегель утром 21 июня приехал в посольство, во дворе жгли документы. Из Берлина пришло указание уничтожить последние шифры, а также сообщалось, что «германские интересы» в Москве будет представлять болгарский посланник. В этой обстановке Кегель, пренебрегая всеми правилами конспирации, вышел на незапланированный контакт с сотрудником ГРУ и сообщил, что война начнется через считанные часы. Много лет спустя