Паломничество в Кумано 8 страница

Нос бросил понимающий взгляд на отвернувшегося Киёмори и нарочито громко вздохнул. Услышанного ему было достаточно, чтобы понять, что случилось. Кроме того, он уловил тонкий аромат духов.

— Э-ге-гей! — крикнул Нос в направлении сосновой рощи, у подножия горы, где несколько воинов поджидали их в темноте вместе с каретой Киёмори. Погонщики быков выехали на дорогу.

Однако даже громкий возглас Носа не вывел Киёмори из его особенного состояния. Он как будто погрузился в нирвану. Реальность соседствовала в его сознании с фантастическими видениями.

— Не надо спешить. Пусть быки идут размеренным шагом, — приказал Киёмори из-за задернутых занавесок. Он хотел полностью насладиться ощущением от возвращения домой в дымке зачинающегося утра, предаваясь сладким мечтам. Киёмори интересовало: не возненавидела ли его Токива? Как она его встретит в следующий раз? Насилие претило ему. За время двух последних войн он пресытился насилием. Киёмори видел голову Ёситомо, свисавшую с ветки дерева, сотню казней… В его власти было подарить Токиве жизнь или лишить жизни, но насиловать ее он не хотел. Да, податливость этой женщины оказалась столь же естественна, как нежность распускающегося бутона. Он хотел подарить ей любовь, но не обкрадывать ее. Даже если бы был жив Ёситомо, он любил бы Токиву не меньше…

Подобные мысли проносились в голове Киёмори, освобождая от сомнений и оправдывая его поведение минувшим вечером. Несомненно, оценка, которую дал ему Красный Нос, была справедливой — ему действительно не хватало смелости. И почему вообще он вспоминал о Ёситомо в такой момент? Когда карета Киёмори свернула с обсаженной соснами дороги на запад, один из воинов, следовавших за ней, издал сдавленный стон и рухнул на землю с глухим стуком. Послышались крики других воинов и возглас:

— Вот он, мерзавец!

Затем началась отчаянная схватка. Киёмори поднялся с циновки и раздвинул занавески:

— Что случилось?

Он собирался выйти из кареты, когда о нее ударилось крупное тело человека, и перед Киёмори выросла фигура вооруженного воина, дико вращавшего зрачками и размахивавшего мечом.

— Киёмори из дома Хэйкэ, ты не забыл меня? Я — Ёсихира из дома Гэндзи, сын Ёситомо!

Ёсихира попытался вытащить Киёмори за рукав, сорвал занавески, но неожиданно был отброшен от кареты. Бык резко рванулся вперед, почувствовав укол острием меча.

Ёсихира вскочил на ноги и помчался за каретой. Однако против него ощетинился частокол алебард.

Перепуганный Красный Нос скрылся за деревьями, ограждавшими дорогу, причитая на бегу:

— Ёсихира — сын Ёситомо! — Он прибежал на лужайку, где располагались пешие воины из Рокухары, оглашая окрестности криком: — Помогите, режут! Спасите, убивают!

Мгновенно собрались вооруженные воины и побежали по узкой аллее.

— Там, на перекрестке! Кто-то зовет на помощь, зовет на помощь!

Вооруженный отряд добежал до перекрестка. Воины оглядывались по сторонам, ничего не видели и глядели друг на друга в недоумении.

— Что за придурок здесь орал и лишил нас ночного отдыха?

Но вскоре они обнаружили брошенную на дороге алебарду. Чуть подальше лежал и стонал раненый воин. Еще дальше в пыли нашли тело другого воина. Поднялась суматоха. Направили посыльных узнать, в чем дело. Стали седлать лошадей.

Беспокойство Носа росло. Не опоздал ли он с тревогой? Кареты Киёмори нигде не было видно. Жив ли он? Возможно, хозяин Рокухары не смог вернуться в свой дом с двориком, где были посажены кусты роз.

Обезумевший от страха бык мчался вперед, таща за собой карету. Он остановился, когда путь перегородила стена.

— Где мы? — крикнул Киёмори.

К нему подошли, ковыляя, охранник и погонщик быка. Последний ответил, тяжело дыша:

— Это дом господина Норимори!

— Стучите в ворота!

Взволнованный тон Киёмори заставил воина колотить по бревнам изо всех сил. Вскоре ворота открылись и, к изумлению привратника, во дворик без всяких объяснений быстро въехала карета, остановившись у самой галереи особняка. Появился слуга и, услышав, что прибыл сам хозяин Рокухары, побежал докладывать своему господину.

Вскоре вышел Норимори, младший брат Киёмори.

— В чем дело — почему в такой час? — раздраженно спросил он Киёмори.

— Я ездил к Айтого и на пути домой подвергся нападению сторонников Ёситомо.

— Сторонников Ёситомо? Сколько их было?

— Фактически только один.

— Только один?

— М-м-м, — промычал Киёмори, начиная осознавать неуклюжее положение, в котором оказался. Он никогда не испытывал такого панического состояния, какое пережил сегодня вечером. Ёсихира в одиночку напугал его сверх всякой меры и потряс до основания. Что послужило причиной такого непостижимого страха, думал Киёмори, перебирая в мозгу варианты ответа на вопрос. В этот день он вспоминал голову Ёситомо, торчавшую на суку напротив ворот Восточной тюрьмы. Когда с возгласом «Я — сын Ёситомо!» между занавесками появилось зловещее видение, Киёмори, наверно, отождествил это видение с самим Ёситомо. На мгновение ему показалось, что он встретился с призраком главы дома Гэндзи, обуреваемым чувством мести. Были другие обстоятельства, объясняющие страх Киёмори. Он ведь уезжал от Токивы, радуясь в душе своему успеху, но одновременно потаенное чувство вины вызвало дух Ёситомо…

Норимори пригласил брата войти в дом и стал расспрашивать его о происшествии более основательно.

— Почему Ёсихира, один, смог так напугать тебя? У тебя ведь было достаточно охраны?

— Со мной творилось что-то неладное, — был вынужден признать Киёмори.

— Не был ли ты пьян?

— Ни капли сакэ не брал в рот.

— Куда ты ездил?

— К Айтого.

— К Айтого? Его же не было дома сегодня вечером.

— Поэтому я и возвращался домой, когда случилось нападение.

— Вот как? — произнес Норимори, но его насмешливые глаза говорили: «Скорее всего, ты лжешь. Мне уже известно о твоих посещениях Токивы».

Между тем прибыл Нос, наконец обнаруживший местонахождение Киёмори.

Как только он показался, Киёмори встретил его тревожным вопросом:

— Что случилось с негодяем?

— Исчез, — ответил Нос.

Услышав эту весть, Киёмори стал готовиться к отъезду, сказав, что возвратится домой в своей карете. Бамбоку пошел убедиться, что карета готова ехать. Норимори проводил удалявшуюся фигуру купца недружелюбным взглядом. Он недолюбливал Бамбоку и не доверял ему. В качестве дополнительной меры предосторожности Норимори распорядился отправить десять своих воинов сопровождать Киёмори.

На следующее утро хозяин Рокухары проснулся позже обычного. Когда он облачился в придворные одежды и собирался отбыть во дворец, явилась служанка супруги, чтобы доложить:

— Госпожа желает позавтракать с вами и ждет вас, господин.

Киёмори вздрогнул.

— Позавтракать? Только вечером мы обо всем переговорили. Чего она хочет от меня утром? — удивился Киёмори и стал торопливо завершать свой туалет, как будто его ждали неотложные дела. — Я опаздываю ко двору. Скажи госпоже, что мы поговорим вечером.

Приказав, чтобы карета ждала его в главной аллее, Киёмори быстро уехал в ней из дома. У него действительно была масса дел. Его появление во дворце обычно служило сигналом для высокопоставленных придворных и подчиненных являться к нему за советом, подтверждением или разрешением. Чиновники приходили к Киёмори со смешанными чувствами страха и любопытства. Некоторое время назад его уговорили принять более высокий ранг при дворе, от принятия которого он ранее воздерживался. Теперь повсеместно признавалось, что Киёмори обладает наибольшим влиянием на трон.

Новые веяния при дворе стали заметны еще при жизни отца Киёмори — Тадамори, но в то время воин, занимавший нынешнее положение Киёмори, еще встречал враждебное отношение со стороны придворной верхушки. Прочное положение Киёмори ознаменовало важную перемену. Он стал символом новой эры. Без него не могло быть принято ни одного решения или оно не считалось окончательным без его согласия. Короче говоря, сословие воинов пришло к власти, и слово Киёмори стало определяющим в государственных делах.

Фудзивара Корэмити, известный своими симпатиями к дому Хэйкэ, был назначен главой правительства. Киёмори, ценивший его как деятеля, которому можно было доверять, настоял на передаче на его утверждение всех важных решений. Это назначение доставляло удовлетворение Киёмори, тем более, что дочерью главы правительства была госпожа Симэко, у которой Токива когда-то находилась в услужении.

— Рад был узнать, что вы не пострадали…

Это приветствие застало врасплох Киёмори, когда он столкнулся с Корэмити в одном из коридоров дворца.

— Вы о чем? — спросил заинтригованный военачальник.

— Видимо, происшествие не произвело на вас впечатления. Это похоже на вас. А ведь прошлой ночью на вас напал человек из дома Гэндзи. Во всяком случае, ходят такие слухи.

— Ах, вы об этом?

— Совершенно верно.

— И что же, о происшествии знает весь двор?

— Да, все поражены, что нападавшим был Ёсихира из дома Гэндзи. Вы должны быть более осмотрительны, когда совершаете вечерние выезды, — добавил Корэмити многозначительно.

— Вы знаете, весенней ночью так трудно удержаться от ночных прогулок, — рассмеялся Киёмори. Тем не менее он внял предостережению Корэмити и поехал вечером из дворца прямо домой, где Токико его встретила с упреками.

— Несмотря на твой возраст, — говорила она, — я все-таки должна просить тебя не повторять ночные вылазки через черный ход.

— Когда это было?..

— Неужели ты думаешь, я не знаю, что происходит. Разве Сигэмори и другие сыновья тоже не главы семей со своими поместьями и воинами, с положением при дворе?

— Какое отношение это имеет ко мне?

— Не понимаю, как у тебя хватает совести разыгрывать невинность при твоем поведении. Непостижимо, как ты можешь посещать каждую ночь вдову своего врага в то время, как пользуешься репутацией хозяина Рокухары. Неужели ты не усматриваешь здесь опасность скандала? Я предупреждаю тебя об этом вовсе не из ревности.

— Ты становишься похожей на одну особу все более и более.

— Ты полагаешь, я шучу?

— Нет, я слушаю тебя очень серьезно и поэтому вздыхаю. Если ты станешь такой же, как моя мачеха, то где я найду покой?

— Я не возражаю против того, чтобы ты содержал наложницу в «розовом» дворике или других покоях. Любая жена вряд ли способна переубедить мужа, склонного к любовным связям. Но выбор из всех женщин вдовы Ёситомо…

— Довольно. Я понял тебя!

— Если ты обещаешь, что изменишь поведение, я не произнесу больше ни слова. Но как я могу не беспокоиться, когда узнаю, что один из Гэндзи пытался убить тебя?

— Ты, оказывается, тоже одна из добропорядочных жен… Я начинаю находить преимущества в таких женщинах, как госпожа из Гиона.

— Что ты бормочешь себе под нос? Если ты не хочешь воспринимать меня серьезно, я попрошу поговорить с тобой мачеху. Она решит, разумно я поступаю или нет.

— О нет, покорно прошу у тебя прощения, только не зови ее сюда.

— В таком случае ты обещаешь порвать свои позорные отношения с Токивой, не так ли? И ты не будешь возражать, если я сама поговорю с Айтого и Бамбоку?

— Делай что хочешь, — сдался Киёмори.

Этим вечером он сидел у окна в комнате своей жены, уныло глядя на подернутую дымкой луну. Киёмори сделал поразительное открытие! Токико, которая, как он полагал, была озабочена лишь воспитанием детей и почти не интересовалась его отлучками из дома, оказалась весьма ревнивой женщиной.

На следующий день Токико позвала в свою комнату брата, Токитаду. Тот нашел сестру весьма возбужденной, связав это с весенним пробуждением природы.

— Токитада, хотелось бы, чтобы ты обращался построже с Айтого. Мой муж тоже придерживается такого мнения.

— Айтого? Как я должен поступить с ним?

— Все из-за Токивы. Трое ее детей уже под присмотром, и нет необходимости, чтобы она оставалась в Рокухаре.

— Но этот вопрос я едва ли вправе решать.

— Ты несешь ответственность за содержание пленников в поместье, а значит — и за нее. Прикажи Айтого освободить Токиву или отошли ее в женский монастырь. И проследи, чтобы ее постригли в монахини. Позаботься, чтобы прекратились грязные сплетни вокруг моего мужа.

— Ага, теперь начинаю понимать. Но, Токико, ты должна признать, что отчасти сама во всем виновата.

— Ты так думаешь, Токитада? Ты окажешь мне большую услугу, если объяснишь почему.

— Я объясню тебе, Токико. Ты смирилась с тем, что возраст меняет твою внешность не в лучшую сторону. Ты совершенно не задумываешься над тем, как воспрепятствовать старению, чтобы остаться привлекательной для мужа. То, что вышло из этого, было вполне предсказуемо.

— Когда женщина рожает несколько детей, то, естественно, блекнет. Можно ли ее винить в этом случае, что она теряет привлекательность?

— Нет, Токико, — рассмеялся Токитада, — ты не должна обижаться на меня. Я говорю так откровенно, потому что ты моя сестра. Я только подсказываю тебе, что женщина, нет — жена, должна находить с возрастом новые способы поддерживать привлекательность. В противном случае она рискует потерять любовь супруга.

— Что же я должна делать?

— Придумай какое-нибудь средство омолодиться, завлечь мужчину тонким, возбуждающим ароматом благовоний и косметики.

— Я не дева веселья, если ты имеешь в виду нечто в этом роде!

— Теперь ты демонстрируешь типичный образец мышления сварливой женщины. То, о чем я говорю, справедливо не только в отношении Киёмори, но и меня самого. Мужчина за сорок полон решимости заявить о себе в окружающем мире, но каким должно быть его разочарование, когда он вдруг обнаруживает, что супруга превращается в жалкое невзрачное существо.

— Очевидно, вы, мужчины, рассуждаете о нас таким образом, когда собираетесь вместе!

— В общем, да. Мы едины во мнении, что наши жены стареют и блекнут, хотя мы и продолжаем их любить.

— Чистейший эгоизм…

— Ты права. Мужчины — эгоистичные существа. Но мужское «я» должно чувствовать себя комфортно под крышей своего дома, прежде чем попадет в окружающий мир, полный опасностей и битв. Есть мудрая поговорка: мужчина становится жертвой сомнений, когда ему за сорок. Мы как раз переживаем сейчас этот возраст. Но Киёмори еще совершит великие дела, вот увидишь.

— Ты думаешь, я поверю этому? Ты еще один тип, который укрепляет его в таких заблуждениях.

— Ты сама убедишься в этом, когда он прославит свое имя. Вопреки собственным предубеждениям, тебе придется признать его выдающиеся способности и свершения, чтобы быть ему достойной супругой. Иначе ты станешь полным ничтожеством в то время, когда взойдет его звезда.

— Я достаточно наслушалась тебя. Теперь оставь меня.

— Только еще одно слово.

— Ты о чем?

— Не ты ли поощряла визиты сюда этого купца Бамбоку? С твоей стороны большая ошибка доверять подобным субъектам. Полагаю, что Нос выполнял функции посредника в амурных делах с Токивой. Той ночью, когда Ёсихира напал на Киёмори, Норимори обнаружил при твоем супруге этого негодяя Бамбоку.

Токитада воспользовался случаем высказать сестре все, что он думал о ней. Токико молча выслушала его, глядя с неприязнью, как на его лице застыла едва заметная усмешка. Между ними время от времени происходили споры, и Токико неизменно выходила из них проигравшей. Но ее плотно сжатые губы выдавали решимость оставить на этот раз последнее слово за собой.

— Вопрос с Бамбоку я решу сама. Тебя же попрошу встретиться с Айтого и выяснить, как он собирается поступить с Токивой. И пожалуйста, без промедления.

— Как бы то ни было, я постараюсь.

— Без всяких «как бы то ни было». Учти, что это приказ моего мужа, — резко возразила Токико, вспомнив о всеобщих восторженных оценках красоты Токивы. Выбитая из колеи благодушия, свойственного беспечной супруге, она поняла, что люди симпатизировали не ей, а Токиве, которую Токико оценивала ревнивым взглядом соперницы.

В тот же день она вызвала к себе Красного Носа.

— Можешь считать себя нежелательной персоной в поместье. Приказываю тебе больше не приходить сюда.

— Слушаюсь… — робко промямлил обычно острый на язык Бамбоку и после паузы спросил: — Я чем-нибудь прогневил мою госпожу?

— Пусть это тебе подскажет совесть.

— Если я чем-то не угодил вам, то готов перерезать себе горло.

— Попробуй. Ты хорошо понимаешь, что имеешь все основания для этого. Я позволила тебе посещать свой дом потому, что находила тебя забавным. Но ты воспользовался этим в своих корыстных целях. Ты поставил моего мужа в дурацкое положение, способствуя его интрижке с Токивой.

— Неужели из-за того, что… — воскликнул Нос, сокрушенно ударив себя по голове рукой и пытаясь подыскать аргументы, способные вернуть расположение госпожи.

Но Токико не дала ему договорить. Она поднялась и вышла из комнаты.

Глава 31.

Ворона

БАМБОКУ отправил одного из своих служащих в западные кварталы столицы, где пустовал особняк, построенный каким-то сановником для своей наложницы. Посыльному было поручено без промедления купить дом. Сделку заключили на следующий день после отлучения Красного Носа от посещений Рокухары. У Бамбоку имелось более чем достаточно возможностей быстро обустроить внутренние покои дома. В кареты, на повозки и тачки были погружены спальные принадлежности, кухонная утварь и украшения. Весь день Нос занимался разбивкой сада по своему вкусу, оформлением и даже уборкой комнат. К наступлению темноты стояли на месте все ширмы, висели где положено занавеси. Одна маленькая комната была превращена в молельню, где находился изящный столик для письма.

«Да, денек выдался напряженный! Мы неплохо справились с обустройством домика. Он должен ей понравиться», — удовлетворенно вздохнул Нос, оглядывая проделанную работу при свете свечи, установленной на высокой стойке.

В это время появился гость. Он оставил карету вместе со слугами в роще на благоразумном расстоянии от домика. Это был Киёмори.

— Великолепно, просто замечательно! И полная тишина! Уютный, маленький садик с чистой протокой, — отпускал замечания Киёмори, проходя по комнатам и бросая по сторонам взгляды.

— Как вы находите жилище, господин?

— Прекрасно обустроенный домик, и в такое короткое время!

— Ваши слова, мой господин, самая лучшая награда для меня. Я заслужил гнев госпожи, а вы подгоняете меня приказами сделать быстро и в полной тайне то, что вызывает ее неприязнь… В эти двое суток я не спал ни минуты.

— Теперь с этим покончено. А как насчет переезда Токивы?

— С этим придется подождать до завтрашнего вечера, когда опустеют улицы. Тогда я позабочусь о ее переезде.

— Понимаю. Стало быть, данную проблему можно выкинуть из головы. Теперь тебе нужно проследить за тем, чтобы об этом доме люди меньше болтали и чтобы Токива ни в чем не нуждалась.

— Вы уже уезжаете?

— Некоторое время меня здесь не будет — дома трудности, — пояснил Киёмори с кислой миной на лице, хотя уезжал он очень довольным.

Хозяин Рокухары, как и предупреждал, не показывался в домике. Следовало ожидать, что Токико будет некоторое время предельно бдительной. Но, кроме того, у него при дворе оказалось слишком много дел, чтобы можно было выкроить время для вечерних посещений домика по дороге домой.

Между тем Нос аккуратно посещал домик утром и вечером, справляясь о здоровье Токивы и о том, удобно ли ей. Он был сама предупредительность.

— Господин Киёмори не приходил еще ни разу, госпожа? Нет? Надо же, какой невнимательный!

Токива, однако, вспоминала Ёситомо и сыновей. Из окна она видела очертания горы Курама и небо над тем местом, где находились ее дети. Окружавший комфорт с каждым днем все более тяготил ее. Не было дня, когда бы она не становилась в молельне на колени перед изображением Каннон, молясь за благополучие детей. О Ёситомо и его нежности Токиве напоминало маленькое серебряное изображение любимого, которое он подарил ей в давние счастливые дни. Время молитвы было самым любимым для Токивы.

Однако приходило также время, когда ее жег стыд и мучили угрызения совести. Почему она сидела без дела, будто ожидая кого-то? Домик находился на краю леса, через который проходила малоиспользуемая дорога по окраине столицы. Скрип колес редко проезжавшей повозки заставлял ее вздрагивать и напрягаться в ожидании посетителя. Ее сердце начинало учащенно биться и затем замирало в унынии.

Токива спрашивала себя: не греховны ли ее мысли и чувства, что за безумие овладело ею? Почему она не может освободиться от томления тела и души? В теплые весенние ночи ее подушка становилась влажной от слез по детям и Ёситомо, а тело вопреки разуму ожидало Киёмори, которого она желала и ненавидела.

— Это правда, Сика?

— Клянусь. Именно потому я вернулся так быстро.

Нос заохал, а затем сказал:

— Отлично! Рад слышать это. Я сам пойду, чтобы убедиться в сказанном тобой. Покажешь мне дорогу.

— Не могу гарантировать, что мы обнаружим там сейчас кого-нибудь.

— Ничего, разведать не помешает, — ответил Нос и отправился в лавки на Пятой улице, испытывая большой душевный подъем.

Цветущие деревья сакуры сбрасывали на землю лепестки, покраснели почки. Подули апрельские ветры.

— За линией домов — вон там, — сказал Сика, указывая на поле, на дальнем конце которого недавно вырос поселок из нескольких домиков.

— Сколько там домов?

— Пять или шесть. Этого нельзя определить, глядя со стороны. Поселок окружен забором, в котором небольшая калитка. Но домики весьма похожи на жилища Хэйкэ.

— Да, вижу… — сказал Нос, в раздумье потирая подбородок.

Вот что узнал управляющий Бамбоку, Сика, когда побывал в поселке раньше. Проживавший здесь самурай по имени Рокуро с ранней весны сдавал внаем домики поселка. Сику заинтересовал жилец — молодой парень, коренастый, хорошего сложения. Говорили, что он приехал из провинции Тамба и хотел устроиться слугой в поместье Рокухара. Парень соглашался на любую работу. В этом не было ничего необычного, и никто не обращал на молодого человека внимания. Однако пожилая женщина, которая производила уборку в доме вдовца Рокуро, рассказала о некоторых странностях, происходивших под крышей его дома. Совершенно случайно ей пришлось наблюдать нового жильца за завтраком. Все происходило как обычно, за исключением того, что Рокуро почтительно ожидал парня из Тамбы к столу. Более того, за завтраком Рокуро выбирал для сотрапезника лакомые кусочки, сам довольствуясь остывшими остатками пищи. Такие отношения не были типичны для сдатчика и арендатора жилья.

Услышав это, Сика вспомнил, что Нос разыскивает некоего «малого». Управляющий догадался, что речь шла о Ёсихире из дома Гэндзи. Он снова наведался в поселок, где жил Рокуро, убедился в обоснованности своего предположения, что молодой жилец был Ёсихира, и вернулся с желанной вестью в лавки на Пятой улице.

— Сика, останься здесь, в поле. Появление нас вдвоем может вызвать подозрения.

— Но если я останусь здесь один, то будет не лучше.

— Поброди где-нибудь, пока я загляну в поселок.

Бамбоку отправился к домам, вытянувшимся в линию на краю поля. «Пятый — шестой дом?» Купец остановился. Следовало быть осторожным — самураи есть самураи, независимо от достатка. Каждый дом был окружен забором с маленькой калиткой и без всякой именной таблички. «Надо подумать…» Нос стоял, не зная, как поступить, пока не услышал смех молодого человека. Из ближайшей калитки вышли два самурая, высокий и коренастый. Проходя мимо Носа, они внимательно оглядели его.

— Рокуро, ты видел того парня с бегающими глазами, слоняющегося у дома? Он похож на кого-либо из соседей? — спросил Ёсихира спутника, когда они свернули в переулок.

— Нет, он не из поселка. Он напоминает купца с Пятой улицы.

— Почему ты так думаешь?

— Сужу по его виду и дорогой одежде.

— А ты заметил этот необычный красный нос? У него дурной глаз. Тебе нужно быть настороже, Рокуро.

— Понял. Впрочем, он, кажется, не идет за нами.

Рокуро, обернувшись, следил за Носом до тех пор, пока тот не исчез из виду. Но спутники не заметили Сику, который приблизился к ним по знаку Бамбоку. Они продолжали путь, обходя лужи и колдобины, следуя мимо беспорядочных скоплений ремесленных лавок — кузнецов, кожевенников, оружейников, красильщиков.

— Гляди, Рокуро, эти люди заняты больше, чем перед последней войной.

— Да, Рокухара процветает, шум от ударов по наковальням и кузнечных мехов слышится даже по ночам.

— Куют оружие для Хэйкэ?

— Не думаю. Ведь Гэндзи изгнаны из столицы.

С горечью Ёсихира стал оглядывать место, где они находились. Да, подумал он, с тех пор как Гэндзи потерпели поражение, произошли большие перемены! Он не находил знакомых достопримечательностей. То, что Ёсихира видел и слышал сейчас, приводило его в отчаяние.

Влияние Рокухары ощущалось повсюду — она даже диктовала моду одежды. Покровительства Киёмори искали не только придворные, но даже купцы и ремесленники. Казалось, вся столичная жизнь вертелась вокруг Рокухары, этого солнца, дающего жизнь! Ёсихира кипел бессильной яростью при виде непостоянства людей и их стремления извлекать выгоду из нового общественного устройства. В свои двадцать лет он впервые испытал такое потрясение и полагал, что подобное развитие событий никогда не прекратится. В этом мире ему не оставалось ничего другого, кроме как посвятить свою жизнь мести — убийству Киёмори во славу дома Гэндзи.

Вскоре после возвращения в столицу Ёсихира встретил Рокуро, бывшего воина Ёситомо. Как тот рассказал, он был одним из пленников Хэйкэ и позже был нанят на службу в Рокухару. Обрадованный встрече, он предложил убежище Ёсихире, посоветовав ему выбрать удобный случай для мести. После того как Рокуро узнал о ночных визитах Киёмори к Токиве, они вместе с Ёсихирой подготовили нападение на хозяина Рокухары. Хотя покушение не удалось, Ёсихира был уверен, что убийство Киёмори не трудная задача.

В столице скрывался еще один возможный убийца — Конно-мару, молодой предводитель отряда воинов, который искал Ёритомо во время снежного бурана. Не найдя подростка, Конно-мару поехал в столицу и стал внимательно отслеживать передвижения Киёмори, дожидаясь удобного случая отомстить за убитого Ёситомо. Между тем до него дошли сплетни о легкомысленном поведении Токивы, и он был крайне возмущен ее неверностью.

Ёсихиро и Рокуро шли как раз на встречу с Конно-мару в мастерской по изготовлению седел. До этого они несколько раз виделись с ним в разных районах столицы и всякий раз оживленно обсуждали планы мести.

— Вон там, Рокуро, мастерская.

— Да, это она. И кажется, ее хозяин за работой. Зайдем и поговорим немного.

— Погоди. Вспомни, о чем нас предупреждал Конно-мару. Нужно входить в мастерскую под видом заказчиков седел. Он-то кое-что смыслит в этом ремесле. Мы же должны опасаться подмастерьев. Нельзя рисковать, вызывая их подозрения.

— Верно, он не раз говорил мне об этом. Подождите меня где-нибудь, пока я зайду и сообщу о нашем приходе.

— Я отойду туда, за гробницу, — сказал Ёсихира, указывая рукой на дальний берег пруда.

Там в небольшой роще стояла древняя заброшенная гробница. Ёсихира осмотрелся, взглянул на кисточки глициний, свисавших с карниза гробницы, на ветки деревьев, на цветы-купальницы, окаймлявшие край пруда. Наконец появились Конно-мару с Рокуро. Предводитель отряда собрался встать на колени перед Ёсихирой, но тот резко остановил его:

— Будь осторожен, нас могут увидеть люди и заподозрить неладное. Теперь мы больше не являемся сюзереном и вассалом, мы трое вне закона. Садитесь рядом со мной. — Ёсихира указал на большой пень и спросил: — Что нового, Конно-мару?

— О Киёмори ничего. Но слышали вы о тайном переезде Токивы в домик на окраине столицы?

— Слышал, но мне сказали, что Киёмори ни разу там не бывал. Жду случая посчитаться с ним, когда он пойдет к Токиве.

— Уверен, что после той ночи он стал особенно осторожен, но случай, конечно, представится.

— Когда-нибудь несомненно.

— Каждый день проходит в печали. Не было дня, когда бы я не думал о своем господине.

— Я чувствую то же самое, когда вспоминаю об отце.

— А что вы думаете, господин, о Токиве?

— А она при чем?

— Должны ли мы оставлять ее в живых?

— О ней не идет речь.

— Но это невозможно. Разве мы можем игнорировать позор, который она навлекла на Гэндзи, согласившись стать возлюбленной Киёмори?

— Не забывай, Конно-мару, что она пошла на это ради детей.

— Так говорят люди. Но можно ли поверить тому, что это была жертва с ее стороны? Я сомневаюсь. По-моему, она забыла вашего отца и отдалась Киёмори по собственному желанию.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что она не покончила с собой и не последовала за своим господином.

— Ты хочешь слишком многого и судишь ее слишком строго.

— Да, сужу сурово. Но как вы, должно быть, помните, господин, я с малых лет служил вашему отцу, — ответил Конно-мару. — Я был его наиболее доверенным вассалом и передавал послания моего господина Токиве, когда она служила у госпожи Симэко. Я присутствовал при свиданиях вашего отца с Токивой. Я помню, как он ее любил… Как вы полагаете, могу ли я простить ее поведение? Что помешает мне отомстить за своего господина, которому она изменила?