Анатомическая схема с указанием телесных повреждений, зафиксированных судебно-медицинским исследованием трупа Ханьжиной.

- Незначительное кровоизлияние под кожей в области подбородка;
- Лёгкие воздушны, слегка отёчны, на разрезе серо-красного цвета. Состояние лёгких соответствует тому, которое наблюдается при механической асфиксии, т.е. перекрывании путей поступления воздуха в лёгкие;
- Сердце содержит тёмную кровь в небольшом количестве, что указывает на обеднённость крови кислородом. Это значимый симптом смерти от асфиксии;
- Печень, желудок, селезёнка, кишечник и почки без аномалий развития и повреждений, присутствуют следы гнилостных изменений;
- Мочевой пузырь сокращён и пуст. Это также важный признак удушения, рефлекторное сокращение мочевого пузыря происходит на второй стадии асфиксии в состоянии глубокого обморока.
Заключение судебно-медицинского эксперта Грамолина оказалось вполне логичным: "На основании данных наружного и внутреннего осмотра трупа девочки Ханьжиной считаю, что смерть девочки Ханьжиной насильственная и последовала от асфиксии вследствии сдавления, вероятно руками, на что указывают кровоизлияния на шее и ссадины на лице около рта. В данном случае имело место убийство." Несмотря на логичность вывода экспертиза эта, весь текст которой уместился менее чем на полутора страницах машинописного текста, оставляет массу вопросов и рождает отчётливое ощущение недосказанности. Эксперт ничего не сказал о давности наступления смерти, хотя из зафиксированного довольно очевидно, что убийство имело место за 3 суток или даже более до момента проведения вскрытия. Удивительно, но никак не описано расположение трупных пятен, а ведь это очень важный признак постмортальных (т.е. посмертных) манипуляций с трупом. Подобная небрежность просто поразительна! При этом судмедэксперт многозначительно отмечает такие пустяки, как состояние молочных зубов убитой девочки: "правый резец сломлен, левый резец кариозный". Эксперт видит кариес на левом резце, очевидно, никак не связанный с убийством, но при этом не видит трупных пятен! Примечательно, что описав слом правого резца, Грамолин позабыл объяснить, связано ли это повреждние с фатальным нападением (в принципе, эксперт может высказать некоторые соображения по этому поводу). Ничего не сказано в акте экспертизы о возможности сексуальных манипуляций и явно ненормальное состояние заднего прохода жертвы не вызвало со стороны специалиста никаких комментариев. Наконец, ничего не сказано о возможном использовании преступником оружия, из текста экспертизы невозможно понять, чем были нанесены удары в голову, был ли это молоток? рукоять ножа? камень? При небольшой площади ударной поверхности (до 20-25 кв.см.) часто удаётся рассмотреть на коже её оттиск, причём орудие не обязательно должно иметь чёткие грани (отпечатывается, например, скруглённое донышко бутылки). Грамолин почему-то не посчитал нужным остановиться на всех этих деталях. Также нельзя считать удовлетворительным его заключение о повреждениях кожи, оставленных якобы личинками мух.
Личинки мух, живущих в средней полосе России, в зависимости от температуры окружающей среды появляются из яйца спустя от 10 до 36 часов с момента его кладки. Этот интервал тем меньше, чем теплее. Личинки неспособны повредить кожу и имеют внешнее пищеварение, поэтому для их выживания муха вынуждена откладывать яйца под кожу, прежде всего, в открытые раны. То, что судмедэксперт Грамолин не знал этих очевидных истин весьма и весьма печально, поскольку в силу своего невежества он написал глубоко ошибочный документ.

Убитая девочка имела колото-резаные ранения, причинённые холодным оружием, в этом нас убеждает тот факт, что на месте обнаружения трупа имелось много крови. Если жертву ударили по затылку и задушили, то откуда кровь? Между тем, кровь была как высохшая - на ветках, уложенных поверх трупа, так и жидкая - снизу, о чём и написал в своём рапорте начальнику уг-ро Вершинину начальник 5 отделения милиции Бородин. Последний, кстати, попал с этим рапортом в преглупое положение. Как мы помним, вечером 4 июля он не поехал вместе с с оперуполномоченным Холмогоровым и дежурным по 5 отделению Ушаковым осматривать труп, а ранним утром следующего дня тело убитой девочки уже увезли в секционный зал 1 горбольницы, т.е. Бородин трупа не видел вообще. И получив 5 июля распоряжение Вершинина предоставить областному Отделу уголовного розыска документы по делу, Бородин заметался - на месте обнаружения тела он не был, трупа не видел, а что-то умное доложить надо. Не может же начальник о самом себе написать, что он самоустранился от исполнения служебных обязанностей! А потому Бородин усадил с собой в возок Холмогорова, знавшего дорогу, и другого оперуполномоченного своего отдела Баженова и отправился с ними в лес за Экскаваторный посёлок. Как трое милицейских осматривали местность мы можем только догадываться, но по результатам осмотра ничего существенного они не увидели. Вот только заметили, что кровь на нижних ветках настила, на котором лежал труп, ещё жидкая, вернее, маркая, пальцы пачкает. И Бородин в своём рапорте с умным видом написал: "(...) по всем таким признакам преступление совершено ещё недавно (...)". Какие такие признаки имел в виду лейтенант милиции так и осталось загадкой, ни о чём кроме крови он в своём рапорте не упомянул. Захотел, видимо, блеснуть пинкертоновской остротой ума и проницательностью, вот и брякнул.
Получилось глупо. Потому что состояние крови - жидкая или высохшая - это весьма и весьма ненадёжное свидетельство давности её попадания на предмет. Кровь - точнее её жидкая фракция - испаряется гораздо медленнее воды, это связано со сложностью её состава, более того, даже после того, как из-за впитывания и испарения кровь потеряла способность перетекать по поверхности предмета, она продолжает пачкать при прикосновении, т.е. способность к переносу при контакте сохраняется ещё долго. Вопрос текучести крови чрезвычайно занимал криминалистов ещё в 19-го столетии, пытавшихся открыть какое-то универсальное правило, описывающее это явление. Подобное открытие дало бы немалый прикладной эффект. Однако - увы!- ничего такого сформулировать не удалось. В самом общем виде можно сказать, что в закрытом помещении кровь остаётся в жидком виде около полусуток, т.е. 12 часов, и ещё примерно столько же она сохраняет способность оставлять помарки при прикосновении. Однако на эти интервалы очень сильно влияют влажность, температура воздуха и наличие вентиляции. Повышение температуры, снижение влажности и наличие конвекции (перемешивание слоёв воздуха) резко повышают скорость высыхания крови, а понижение температуры и неподвижный воздух, соответственно, значительно этот процесс растягивают. Разумеется, имеет значение и количество пролитой крови, и возможность её впитывания, и химический состав, который до известной степени может изменяться от попавших в кровь продуктов пищеварения. В общем, нюансов очень много. Поэтому состояние крови свидетельствует не столько о давности её попадания на предмет, сколько об условиях окружающей среды. Что наблюдения лейтенанта Бородина и подтвердили - кровь на ветках сверху оказалась высохшей, поскольку они обдувались ветром и на них попадали солнечные лучи, а кровь на нижних ветках, под трупом, осталась жидкой, потому сохранялась в иных условиях, т.е. в тени и неподвижном воздухе.
И никакого указания на недавний срок убийства это наблюдение не содержало. С такой же точно пользой для расследования лейтенант Бородин мог зафиксировать в своём рапорте, что Солнце восходит на востоке, а еловая хвоя имеет зелёный цвет.
Итак, мы можем не сомневаться в том, что убийца использовал при нападении некое колющее оружие, которым наносил ранения в грудь и живот девочки. Вряд ли это был нож, думается, что судмедэксперт Грамолин, несмотря на крайнюю небрежность своей работы, ножевые порезы опознать, всё-таки, сумел бы. Наверно, преступник орудовал шилом или небольшой отвёрткой, как вариант - гвоздём. Очень жаль, что Грамолин не сосчитал число повреждений кожи, по смыслу его фразы "масса таких же отверстий в кожных покровах на туловище, больше на левом боку грудной клетки" можно заключить, что речь идёт о нескольких десятках таковых.
Интересна локализация упомянутых повреждений. На первый взгляд повреждения на левом боку соответствуют ударам правой рукой в том случае, когда жертва расположена лицом к нападающему. То есть похоже, что Рита Ханьжна стала жервтой правши. Однако, следы трёх ударов по затылку заставляют предположить, что жертва в момент начала нападения находилась спиной к злоумышленнику. Если и после этого он продолжил колоть жертву, не поворачивая её лицом, стало быть, орудие нападения он держал в левой руке. Т.о. предположение, согласно которому преступник должен быть леворуким, нельзя считать опровергнутым.
(...)
Следствия по нападениям на Раю Рахматуллину и Алю Губину вели районные прокуратуры Свердловска, а вот по убийству Маргариты Ханьжиной следствие возглавил следователь областной прокуратуры Небельсен. Возможно, кто-то из работников правоохранительных органов уже догадывался о связи всех этих эпизодов, но нет никаких свидетельств их совместного расследования в то время.
Первоначально всё внимание Небельсена оказалось сосредоточено на отце и матери убитой девочки. Видимо, самой перспективной версией представлялось предположение о внутрисемейном конфликте, жертвой которого стал ребёнок. В ходе допросов родителей выяснилось, что Константин Ханьжин до брака имел продолжительную связь с женщиной из той же деревни, в которой проживал. Жена была об этих отношениях осведомлена и по её словам не ревновала. Вообще же, родители жили, если верить показаниям соседей, очень дружно, но вряд ли эта благостная картина сильно повлияла бы на привычную тактику ведения следствия свердловскими пинкертонами (о которой читатель уже составил некоторое представление).

Впрочем, довольно скоро внимание от родителей отвлекла в высшей степени значимая информация, ставшая известной при опросе жильцов района Красная звезда. Оперуполномеченный Отдела уголовного розыска Плотников в ходе беседы с некоей гражданкой Бормотовой выяснил, что незадолго до исчезновения Риты Ханьжиной неизвестный мужчина пытался похитить сына жившей неподалёку Марии Апаниной, которая, однако, не позволила ему это сделать. Сообщение Бормотовой было тем более ценно, что в момент обхода жильцов Апанина находилась на работе и не была опрошена. Если бы Плотников при выполнении поручения проявил меньше внимания и настойчивости, то вполне возможно, что этот инцидент вообще не стал бы известен уголовному розыску. Этого, однако, не случилось и Плотников в конце-концов розыскал Апанину и опросил её 11 июля.
Случившееся со слов Марии Николаевны выглядело следующим образом. Около 24 июня - чуть раньше или позже - некий мужчина попытался увести, взяв за руку её 2-летнего сына. Хватившись мальчика, женщина бросилась на улицу и увидела похитителя. Подняв крик, и догнав неизвестного, она подхватила своего мальчугана на руки. Мужчина на происходившее отреагировал спокойно, заявив, что посчитал мальчика потерявшимся и решил отвести его к ближайшему милиционеру. Собственно, на том инцидент оказался исчерпан. Согласно рапорту Плотникова, женщина "данного мужчину догнала и может его опознать".
В рассказе Марии Апаниной особый интерес Плотникова вызвали два обстоятельства: во-первых, то, что происшествие имело место примерно за неделю до исчезновения Риты Ханьжиной, т.е. близость по времени двух инцидентов, а во-вторых, твёрдая уверенность женщины в том, что мужчина этот имеет в районе "Красной звезды" каких-то знакомых, поскольку она не раз встречала его здесь ранее.
Плотников приложил все силы к розыску возможных связей неизвестного похитителя. К работе были привлечены как оперативники уголовного розыска, так и 5 отделения милиции, к территории ответственности которого относилась "Красная звезда". Перед сотрудниками милиции была поставлена задача дойти до каждого жителя района и сообщить ему о розыске человека с приметами, сообщёнными Марией Апаниной. Расчёт правоохранителей строился на том, что район был сравнительно небольшим, поэтому рано или поздно нужных людей отыскать удастся.
Удача улыбнулась через две недели. 7 августа Плотников сообщил и.о. Начальника уголовного розыска Крысину о том, что удалось выявить знакомую таинственного похитителя, по-видимому его любовницу, Голубеву Анну Евгеньевну. Последняя, узнав о подозрениях в адрес своего интимного дружка, согласилась сотрудничать с уголовным розыском.
Анна рассказала, что хотя её знакомый вёл себя скрытно и не особенно распространялся о своей жизни, ей удалось тайком заглянуть в его паспорт. Звали мужчину, если верить паспорту, Сохин Евгений Васильевич. Дату рождения и место прописки женщина не запомнила. Анна также сообщила, что давно уже не видела Сохина, который собирался в середине июля уехать на некоторое время из Свердловска к родственникам.
Казалось, расследование выходило на финишную прямую. Впервые за всё время похищений малолетних детей в Свердловске правоохранительные органы имели серьёзного подозреваемого и надёжных свидетелей.
(...)
11 августа оперуполномоченный Плотников сообщил и.о. Начальника ОУР Крысину о результатах проделанной работы.
Александр Васильевич принял информацию подчинённого к сведению, однако, особого интереса к ней не проявил. Дело заключалось в том, что новые чрезвычайные события отодвинули поиск таинственного Сохина на второй план и свежая информация заставляла всерьёз усомниться в причастности этого человека к похищениям детей.

Вова Петров рос в семье неблагополучной, нищей даже по критериям скудных предвоенных лет и за свою короткую несчастливую жизнь видел мало радости. Если вообще её видел. Его мама - Евдокия Андреевна Петрова - к 42 годам умудрилась прижить четырёх сыновей от четырёх разных мужей. Дети её - 18-летний Николай, 15-летний Андрей, 13-летний Геннадий и самый младший Вова, 3 лет - росли непохожими друг на друга, недружными, кое-как одетыми и вечно голодными. Последний муж Петровой - сильно пивший Иван Сидельников, отец самого младшего из сыновей - оставил Евдокию и вернулся к прежней своей жене, но... потом стал наведываться и интимные отношения бывших супругов оказались восстановлены. Этот факт он от своей новой старой жены не скрывал и жил фактически на два дома, как в известном анекдоте советских времён: "жене сказал, что пошёл к любовнице, любовнице - что ушёл к жене, а сам - на чердак!"

Евдокия Петрова обитала с сыновьями (язык не поворачивается назвать это прозябание "жизнью") в одном из самых мрачных районов Свердловска по адресу площадь Коммунаров, барак №1. Несмотря на пафосное название в конце 1930-х гг. это была настоящая клошарская клоака, причём расположенная практически в геометрическом центре города.