C. Применение силы и особых мер в следственных изоляторах

1. Закон «О милиции»

104. Согласно Закону «О милиции» (Закон РФ от 18 апреля 1991 г. № 1026-1), милиция имеет право применять физическую силу, специальные средства и огнестрельное оружие только в случаях и порядке, предусмотренных настоящим Законом, а сотрудники изоляторов временного содержания подозреваемых и обвиняемых лиц - Федеральным законом «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».При применении физической силы, специальных средств или огнестрельного оружия сотрудник милиции обязан предупредить о намерении их использовать, предоставив при этом достаточно времени для выполнения требований сотрудника милиции, за исключением тех случаев, когда промедление в применении физической силы, специальных средств или огнестрельного оружия создает непосредственную опасность жизни и здоровью граждан и сотрудников милиции, может повлечь иные тяжкие последствия или когда такое предупреждение в создавшейся обстановке является неуместным или невозможным; стремиться, в зависимости от характера и степени опасности правонарушения и лиц, его совершивших, и силы оказываемого противодействия, к тому, чтобы любой ущерб, причиняемый при этом, был минимальным; обеспечить лицам, получившим телесные повреждения в результате применения физической силы,специальных средств или огнестрельного оружия предоставление первой помощи (ст.12 Закона «О милиции»).

105.Сотрудники милиции имеют право применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, для пресечения преступлений и административных правонарушений,задержания лиц, их совершивших, преодоления противодействия законным требованиям,если ненасильственные способы не обеспечивают выполнения возложенных на милицию обязанностей (ст. 13 Закона «О милиции»).

106.Ст. 14 и 15 Закона «О милиции» содержат в себе исчерпывающий список случаев,при которых разрешается

использование специальных средств, включая резиновые дубинки, наручники и огнестрельное оружие.В частности, резиновые дубинки могут использоваться для отражения нападения на граждан и сотрудников милиции; для пресечения оказываемого сотруднику милиции сопротивления и для пресечения массовых беспорядков и групповых действий,нарушающих работу транспорта, связи и организаций. Наручники могут использоваться только в целях пресечения оказываемого сотруднику милиции сопротивления; для задержания лица, застигнутого при совершении преступления против жизни, здоровья или собственности и пытающегося скрыться; для доставления задерживаемых лиц в милицию, конвоирования и охраны задержанных, а также лиц, подвергнутых административному аресту и заключенных под стражу,когда они своим поведением дают основание полагать, что могут совершить побег либо причинить вред окружающим или себе или оказывают противодействие сотруднику милиции.

2.«О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений»

107.Согласно Федеральному закону от 15 июля 1995 г. №103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» физическая сила может быть применена в отношении подозреваемого или обвиняемого для пресечения совершаемого им правонарушения или преодоления его противодействия законным требованиям, в случае, если эти цели не могут быть достигнуты ненасильственным способом (ст.44).

108.Резиновые дубинки и наручники могут использоваться в следующих случаях:

- для отражения нападения подозреваемого или обвиняемого на сотрудников мест содержания под стражей и иных лиц;

- для пресечения массовых беспорядков или групповых нарушений установленного режима содержания под стражей;

- для пресечения неповиновения законным требованиям администрации мест содержания под стражей и надзирателей;

- для освобождения заложников, захваченных зданий, помещений, сооружений и транспортных средств;

- для пресечения попытки побега подозреваемого или обвиняемого;

- для пресечения попытки подозреваемого или обвиняемого причинить вред себе (ст. 45).

ПРАВО

I. РАМКИ РАССМОТРЕНИЯ ДЕЛА

109. Европейский Суд отмечает, что в ответ на замечания властей Российской Федерации заявитель предъявил ряд новых жалоб в рамках ст. 3 Конвенции. В частности, он жаловался на предположительно ужасные условия его содержания под стражей и недостаточность медицинской помощи в период с января по май 2001 г.

110. По мнению Европейского Суда, предъявленные заявителем новые жалобы не являются разъяснением его первоначальных жалоб, поданных в Европейский Суд более чем тремя годами ранее, в отношении которых стороны свои замечания уже высказали. Таким образом, Европейский Суд принимает решение новые жалобы в рамках текущего процесса не рассматривать (см. Постановления Европейского Суда от 22 октября2009 г. по делу «Исаев против Российской Федерации» (Isayev v. Russia), пл.81-83, жалоба № 20756/04; от 2 апреля 2009 г. по делу «Кравченко против Российской Федерации» (Kravchenko v. Russia), пп. 26-28, жалоба №34615/02; от28 марта 2006 г. по делу «Мельник против Украины» (Melnik v. Ukraine), пп.61-63, жалоба № 72286/01; а также от 30 марта 2004 г. по делу «Нурай Шен против Турцию) (Nuray §en v. Turkey) (№ 2), п. 200, жалоба № 25354/94.

II.ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ ОТНОСИТЕЛЬНО ЖЕСТОКОГО ОБРАЩЕНИЯ В ПЕРИОД С ЯНВАРЯ ПО АПРЕЛЬ 2001 ГОДА

111. Заявитель жаловался на то, что в период с января по апрель 2001 г. он регулярно подвергался жестокому обращению со стороны сотрудников милиции, а органы власти не провели эффективного расследования его утверждений о жестоком обращении.Заявитель ссылался на ст. 3 Конвенции, которая гласит:

«Никто не должен подвергаться пыткам и бесчеловечному обращению».

А. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

112. В своих первоначальных замечаниях власти Российской Федерации утверждали о неисчерпании. заявителем внутригосударственных средств правовой защиты. Они сообщили,что уголовное судопроизводство в отношении сотрудников милиции, которые предположительно жестоко обращались с заявителем, все еще не окончено, а жалобы заявителя являются преждевременными. В качестве альтернативного довода они утверждали, что заявитель нарушил шестимесячный срок для подачи жалобы. В отсутствие вступившего в законную силу решения на внутригосударственном уровне,шестимесячный срок начинает действовать со дня обжалуемых действий, то есть с апреля 2001 г. Заявитель подал жалобу 25 декабря 2003 г., то есть два года и семь месяцев спустя.

113. Власти Российской Федерации также настаивали на том, что предварительное следствие по утверждениям заявителя о жестоком обращении было проведено надлежащим и эффективным образом. Его длительность, учитывая сложность дела, его объем,большое число обвиняемых и свидетелей, а также необходимость получения значительного количества экспертных заключений, являлась обоснованными.

114. В последующих замечаниях власти Российской Федерации утверждали, что сотрудники милиции, которые допустили в отношении заявителя жестокое обращение, были осуждены, а заявителю решением суда была присуждена компенсация морального вреда, понесенного ввиду жестокого обращения. Таким образом, российские власти признали нарушение его прав и обеспечили надлежащую компенсацию. Заявитель более не вправе считаться жертвой нарушений по ст. 3 Конвенции.

2. Заявитель

115. Заявитель настаивал на том, что перенес жестокое обращение со стороны органов милиции.Жестокое обращение продолжалось неделями, он был серьезно травмирован.Заявитель утверждал, что обращение, которому он был подвергнут, было настолько тяжелым, что может расцениваться как пытка.

116. Кроме того, заявитель утверждал, что следствие по его утверждениям о жестоком с ним обращении велось неэффективно. Его жалобы на жестокое обращение оставались без ответа по нескольку месяцев. В течение вышеуказанных месяцев он не имел доступа к врачу, который мог бы зафиксировать его травмы и установить их происхождение.Уголовное дело в отношении сотрудников милиции было возбуждено лишь восемь месяцев спустя. Предварительное следствие было поручено Липецкой областной прокуратуре несмотря на то, что следователи указанной прокуратуры Ибиев и Андреев являлись соучастниками жестокого обращения. Соответственно, предварительное следствие независимым не являлось. Не являлось оно и оперативным. Оно тянулось годами и, по мнению заявителя, сложность дела сама по себе не являлась достаточной для оправдания его длительности. На этапах предварительного следствия и судебного разбирательства возникали существенные задержки, в частности, по причине длительных перерывов между датами судебных заседаний.Кроме того, предварительное следствие было проведено неполно, поскольку в отношении следователей Ибиева и Андреева, предположительно участвовавших в жестоком обращении, оно не проводилось. Заявитель также утверждал, что в течение всего срока уголовного судопроизводства сотрудники милиции, допустившие в его отношении жестокое обращение, продолжали служить в милиции, а некоторые даже получили повышения.

117. В ответ на утверждение властей Российской Федерации о том, что жалоба в рамках ст. 3 Конвенции являлась преждевременной, заявитель сообщил, что, учитывая длительность предварительного следствия и его явную неэффективность, он посчитал себя свободным от какой-либо необходимости сначала ожидать его завершения и только потом обращаться с жалобой в Европейский Суд.

118. Кроме того, в отношении статуса жертвы заявитель утверждал, что присужденная ему в связи с моральным вредом сумма компенсации крайне тяжелого и необратимого вреда, причиненного его здоровью жестоким обращением, являлась недостаточной.Более того, его требования о возмещении имущественного вреда были отклонены.Таким образом, по его мнению, статус потерпевшего за ним сохранился.

В. Мнение Европейского Суда

1.Приемлемость

119. В отношении аргумента властей Российской Федерации о том, что уголовное судопроизводство против сотрудников милиции окончено не было, Европейский Суд отмечает, что после ссылки на указанный аргумент уголовное судопроизводство было завершено вступившим в силу решением суда, вынесшего сотрудникам милиции обвинительный приговор. Соответственно, Европейский Суд не находит необходимым рассматривать возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, поскольку отпало его основание(см., в этой же связи, Постановление Европейского Суда от 2 октября 2008 г. по делу «Самойлов против Российской Федерации» (Sarnoylov v. Russia), п. 39,жалоба №64398/01.

120. В отношении соблюдения шестимесячного срока на подачу жалобы Европейский Суд напоминает, что обычно шестимесячный срок начинает отсчитываться от вступившего в законную силу решения в процессе исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты (см. -1 Установление Европейского Суда по делу «Варнава и другие против Турции» (Varnava and Others v. Turkey) [БП], жалоба №№ 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90, 16070/90, 16071/90, 16072/90 и 16073/90, п. 157, ЕСПЧ 20Q9...). В настоящем деле вступившее в законную силу решение было вынесено после подачи жалобы, и,таким образом, в момент подачи жалобы шестимесячный срок отсчитываться еще не начал. Следовательно, возражение властей Российской Федерации о нарушении шестимесячного срока является необоснованным.

121. Кроме того, Европейский Суд считает, что вопрос, вправе ли заявитель по-прежнему считаться жертвой нарушений по ст. 3 Конвенции в связи с жестоким обращением,тесно связан с вопросом о том, являлось ли расследование рассматриваемых обстоятельств эффективным, а полученная заявителем компенсация - достаточной.Однако данные вопросы относятся к существу жалоб, предъявленных заявителем в рамках ст. 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 24 июля 2008 г.по делу «Владимир Романов против Российской Федерации» (Vladimir Romanov v. Russia), п. 53, жалоба №41461/02. Таким образом, Европейский Суд принимает решение объединить данный вопрос с рассмотрением дела по существу.

122. Европейский Суд отмечает, что данная жалоба не является явно необоснованной в значении п. 3ст. 35 Конвенции. Кроме того, она не является неприемлемой по другим основаниям. Следовательно, данная жалоба должна быть признана приемлемой.

2. Существо жалобы

(а) Предполагаемое жестокое обращение в отношении заявителя

123. Как неоднократно указывал Европейский Суд, жестокое обращение должно достигать минимального уровня жестокости, чтобы данный факт подпадал под область действия ст. 3 Конвенции.

Оценка такого минимума относительна: она зависит от обстоятельств дела, таких как: продолжительность жестокого обращения, его физическое и/или психическое действие, а также, в некоторых случаях, пол,возраст и состояние потерпевшего (см., Постановление Европейского Суда по делу«Лабита против Италии» (Labita v. Italy) (п. 120, жалоба № 26772/95, ЕСПЧ2000-IV). Обращение признавалось Европейским Судом «бесчеловечным», поскольку оно, interlia1, являлось умышленным, применялось часами подряд и либо фактически травмировало физическое тело, либо причиняло сильные физические или моральные страдания, а также являлось «унижающим достоинство», поскольку было таким, что вызывало у потерпевшего чувства страха, страдания и неполноценности,которые могли его опозорить и унизить. Для того, чтобы наказание или связанное с ним обращение считались _ «бесчеловечными» или «унижающими достоинство»,страдание или унижение должны в любом случае выходить за рамки неизбежного страдания или унижения, связанных с соответствующей формой законного обращения или наказания. Дополнительным фактором, наличие которого необходимо выяснять и учитывать, является направленность обращения именно на позор и унижение потерпевшего, однако, отсутствие такой направленности само по себе исключать нарушения ст. 3 Конвенции не может (см. Постановление Европейского Суда по делу«В. против Соединенного Королевства» (V. v. the United Kingdom) [БП], п. 71,жалоба № 24888/94, ЕСПЧ 1999).

124. Кроме того, в целях отнесения той или иной формы жестокого обращения к пытке,Европейский Суд обязан учесть содержащееся в ст. 3 Конвенции разграничение между пытками и бесчеловечным либо унизительным обращением. Представляется, что авторы Конвенции, в целях проведения вышеуказанного различения, придавали особое значение намеренному бесчеловечному обращению, которое причиняет исключительно тяжелые и жестокие страдания. Европейский Суд ранее рассматривал дела, по которым признавал наличие обращения, которое может расцениваться только как пытка (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1996 г. по делу «Аксой против Турции» (Aksoy v. Turkey), п. 64, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по нравам человека 1996-VI; Постановление Европейского Суда от 25 сентября 1997 г. по делу Айдин против Турции«» (Aydin v. Turkey), пп. 83-84 и 86,

Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1997-VI;Постановление Европейского Суда по делу «Селмуни против Франции» (Selmouni v. France) [БГТ], п. 105, жалоба № 25803/94, ЕСПЧ 1999-V; Постановление Европейского Суда по делу «Дикме против Турции» (Dikme v. Turkey), пп. 94-96,жалоба №20869/92, ЕСПЧ 2000-VIII; а также следующие Постановления Европейского Суда по делам против Российской Федерации: по делу «Менешева против Российской Федерации» (Menesheva v. Russia), пп. 60-62, жалоба № 59261/00, ЕСПЧ 2006-...;от 26 января 2006 г. по делу «Михеев против Российской Федерации» (Mikheyev v. Russia), п. 135, жалоба№ 77617/01; от 19 марта 2009 г. по делу «Полонский против Российской Федерации» (Polonskiy v. Russia), п. 124, жалоба №30033/05.

125. В настоящем деле российские суды признавали, что с января по апрель 2001 г.заявитель неоднократно подвергался жестокому обращению со стороны сотрудников Долгоруковского отделения милиции и получил многочисленные травмы. В частности,было установлено, что сотрудники милиции били заявителя кулаками и ногами, били его палками по пяткам, подвергали воздействию электрического тока, надевали па него противогаз. и перекрывали воздушный клапан или заставляли заявителя вдыхать через воздушный клапан сигаретный дым, связывали ему руки за спиной и подвешивали его на веревке, прыгали на его животе и грудной клетке, угрожали его изнасиловать и убить, пытались его задушить, плевали на него, а также заставляли его раздеваться и становиться на колени перед фотографией милиционера,в убийстве которого он подозревался, и извиняться за убийство. Такое обращение привело к тяжким физическим и моральным страданиям заявителя, повлекло за собой тяжелые травмы, такие как отек мозга, посттравматическое смещение двух ребер,посттравматическое ослабление слуха, деформацию обеих стоп, деформацию лопатки,а также общую дисфункцию мозга и хроническое психиатрическое заболевание.Заявитель получил крайне тяжелый и необратимый ущерб здоровью. Также было установлено, что применение силы было нацелено на унижение заявителя, его подчинение и принуждение к признанию в совершении преступления, которого он не совершал (см. выше пп. 74, 77 и 78).

126. Учитывая цель, длительность и интенсивность жестокого обращения, а также причиненный им особо тяжелый вред здоровью, Европейский Суд приходит к выводу о том, что вышеуказанное обращение является пыткой в значении ст. 3 Конвенции.

(Ь) Предоставление заявителю статуса жертвы

127. Выше в п. 121 Европейский Суд признавал, что вопрос о том, может ли заявитель до сих пор считаться жертвой от обращения, перенесенного со стороны милиции, или нет,близко связан с вопросом о том, являлось ли расследование рассматриваемых событий эффективным и являлась ли полученная заявителем компенсация достаточной. Соответственно, Европейский Суд решил объединить вопрос о статусе заявителя как жертвы с рассмотрением дела по существу, к чему далее и переходит.

128. Европейский Суд напоминает, что вынесение решения или применение меры в пользу заявителя сами по себе не являются достаточными для того, чтобы лишить последнего статуса жертвы, если только российские органы власти явно или косвенно не признают нарушение Конвенции и не обеспечат необходимое устранение нарушения либо компенсацию (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 июня 1996 г по делу «Амюур против Франции» т 36, Сборник постановлений и решений 1996-Ш; а также Постановление Европейского Суда по делу «Далбан против Румынии» (Dalban v. Romania) [БП], п. 144, жалоба №28114/95, ЕСПЧ 1999-VI.

129. В настоящем деле российские власти в явной форме признали, что заявитель подвергся обращению, нарушающему ст. 3 Конвенции (см. выше п. 77). Остается определить, получил ли заявитель за нарушение своих прав, предусмотренных Конвенцией, надлежащую и достаточную компенсацию.

130. Европейский Суд подчеркивает, что, в случае нарушения ст. 2 или ст. 3 Конвенции,компенсация за причиненный нарушением материальный и моральный вред должна, в целом, обеспечиваться как часть набора вариантов устранения или компенсации нарушения (см. Постановление Европейского Суда по делу «3. и другие против Соединенного Королевства» (Z and Others у. the United Kingdom) [БП], п. 109,жалоба № 29392/95, ЕСПЧ 2001V). Однако случаи умышленного жестокого обращения,нарушающего ст. 2 или ст. 3 Конвенции, невозможно компенсировать только лишь судебным решением о компенсации в пользу жертвы. Поскольку, если власти смогут свести свою реакцию на факты сознательных нарушений со стороны представителей государства к простой выплате компенсации, не принимая при этом достаточных мер для преследования и наказания виновных лиц, то в ряде случаев у представителей государства появится возможность фактически безнаказанно нарушать права находящихся под их контролем лиц, соответственно, общеправовой запрет пыток и бесчеловечного либо унизительного обращения, невзирая на его фундаментальную важность, на практике станет неэффективным (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Владимир Романов против Российской Федерации», пп.78 и 79, а также Постановление Европейского Суда от 20 декабря 2007 г. по делу«Николова и Величкова против Болгарии» (Nikolova and Velichkoya v. Bulgaria),пп. 55 и 56, жалоба № 7888/03. Из вышеизложенного следует, что для обеспечения достаточной компенсации заявителю, потерпевшему от жестокого обращения со стороны представителей государства, в дополнение к надлежащему возмещению необходимо также проведение эффективного расследования.

131.Следовательно, для определения, действительно ли в данном деле заявитель получил надлежащую компенсацию и лишился статуса жертвы в смысле ст. 3Конвенции, Европейский Суд обязан будет рассмотреть и эффективность расследования по утверждениям заявителя о жестоком обращении, и достаточность выплаченной ему компенсации (см. Постановление Европейского Суда от 1 июня 2010г. по делу «Гефген против Германии» (Gafgen v. Germany) [БП], пп. 121 и 126,жалоба № 22978/05).

(i) Эффективность расследования

132. Европейский Суд напоминает, что, если лицо заявляет небезосновательное требование о том, что в его отношении в нарушение ст. 3 Конвенции было допущено существенное жестокое обращение,., то указная норма с_ общей обязанностью государства в рамках ст. 1 Конвенции «обеспечивать каждому, находящемуся под[его] юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции», косвенно требует проведения эффективного официального расследования. Обязательство по проведению расследования «не является обязательством достижения результата, а является обязательством совершения определенных действий»: не каждое расследование непременно должно заканчиваться успешно или приводить к выводам,соответствующим изложению событий с точки зрения заявителя; однако оно должно,в принципе, давать возможность привести к установлению фактов по делу и, в случае если обвинения подтвердятся, установлению и наказанию виновных лиц (см.Постановление Европейского Суда по делу «Пол и Одри Эдварде против Соединенного Королевства» (Paul and Audrey Edwards v. the United Kingdom), n. 71, жалоба№46477/99, ЕСПЧ 2002-И, а также Постановление Европейского Суда по делу «Махмут Кая против Турции» (Mahmut Kaya v. Turkey), п. 124, жалоба №22535/93, ЕСПЧ2000-Ш).

133.Таким образом, расследование столь тяжких обвинений в жестоком обращении должно быть тщательным. Это означает, что власти обязаны во всех случаях предпринимать серьезные попытки по установлению обстоятельств происшедшего и не должны прекращать расследование или принимать решения, полагаясь на поспешные либо необоснованные выводы (см. Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998г. по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria),пп. 103 и последующие, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1998-VIII). Они обязаны предпринять все доступные им разумные меры для обеспечения доказательной базы события, включая, inter alia , показания очевидцев и медицинские заключения (см., mutatis mutandis3, Постановление Европейского Суда по делу «Салман против Турции» (Salman v. Turkey) (БЩ, п.106, жалоба № 21986/93, ЕСПЧ 2000-VII;) Постановление Европейского Суда по делу«Танрикулу против Турции» (Tannkulu v. Turkey) (БЩ пп. 104 и последующие,жалоба № 23763/94, ЕСПЧ 1999-IV; а также Постановление Европейского Суда от 14декабря 2000 г. по делу «Гюль против Турции» (Gul v. Turkey), п. 89, жалоба №22676/93). Любой допущенный при расследовании недостаток, подрывающий способность расследования привести к установлению причины полученных травм или виновных лиц, может повлечь за собой признание всего расследования несоответствующим требованиям вышеуказанного стандарта.

134. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что для признания эффективным расследования государственными органами по предполагаемым фактам пыток или жестокого обращения необходимо, чтобы лица,Которые проводят расследование и отвечают за его результаты, обладали независимостью от лиц, предположительно участвовавших в расследуемых событиях.Это означает не только отсутствие должностной подчиненности или связи в рамках ведомства, но также и наличие фактической независимости (см. Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу «Мехмет Эмин Юксел против Турции»(Mehmet Emin Ytiksel v. Turkey), п. 37, жалоба №40154/98).

135. Кроме того, расследование должно быть оперативным. В отношении обстоятельств в рамках ст. 2 и ст. 3 Конвенции, для определения эффективности официального расследования Европейский Суд зачастую оценивает безотлагательность реакции властей на поданные в соответствующий момент времени жалобы (см. Постановление Европейского Суда по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy) [БЩ пп. 133и последующие, жалоба №26772/95, ЕСПЧ 2000-TV). Учитываются момент начала расследования, задержки в принятии процессуальных решений (см. Постановление Европейского Суда по делу «Тимурташ против Турции» (Timurtas v.Turkey), п. 89,жалоба №23531/94, ЕСПЧ 2000-VI, Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998г. по делу «Текин против Турции» (Tekin v. Turkey), п. 67, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека 1998-IV), а также длительность первоначального периода расследования (см. Постановление Европейского Суда от 18 октября 2001 г. по делу «Инделикато против Италии»(Indelicato v. Italy), п. 37, жалоба № 31143/96,).

136. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что заявитель начал жаловаться на жестокое обращение в начале февраля 2001 г. Он подавал многочисленные жалобы с подробным описанием жестокого обращения, которому он подвергался, указывая имена сотрудников милиции, причастных к этому, а также сообщал о причиненных ему телесных повреждениях (см. п. 41 выше). Его утверждения производили впечатление подтвержденных медицинскими документами, в которых описывались множественные ушибы и ссадины на его теле (см. выше пп. 21и 22). Таким образом, требования заявителя являлись «небезосновательными», и у российских властей возникла обязанность провести «тщательное и эффективное расследование, способное привести к установлению и наказанию виновных лиц»(см., в этой же связи, Постановление Европейского Суда по делу «Эгмез против Кипра» (Egmez v. Cyprus), п. 66, жалоба № 30873/96, ЕСПЧ 2000-ХП, а также Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу «Ахмет Озкан и другие против Турции» (Ahmet Ozkan and Others v. Turkey), пп. 358 и 359, жалоба№ 21689/93).

137. Таким образом, не ранее чем через четыре месяца, в июне 2001 г., прокуратурой была начата предварительная проверка. Данная проверка была ограничена опросом некоторых обвиняемых заявителем сотрудников милиции и окончилась отказом в возбуждении уголовного дела (см. выше п. 43). Уголовное дело было все же возбуждено в октябре 2001 г., т.е. через восемь - месяцев после подачи заявителем первой жалобы на жестокое обращение. По мнению Европейского Суда,столь запоздалое возбуждение уголовного дела повлекло за собой потерю ценного времени, что не могло не оказать негативное воздействие на успех расследования(см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Михеев против Российской Федерации», п. 114).

138. Кроме того, Европейский Суд отмечает наличие очевидной связи между должностными лицами, отвечающими за ведение уголовного дела, и рядом лиц, предположительно участвовавших в жестоком обращении с потерпевшим. Расследование утверждений заявителя о жестоком обращении проводилось Липецкой областной прокуратурой. При этом, по сообщению заявителя, следователи указанной прокуратуры Андреев и Ибиев присутствовали при жестоком обращении, требовали от него признательных показаний и угрожали, что жестокое обращение будет продолжаться до тех пор,пока заявитель не признается в своем участии в убийстве. Учитывая, что расследование проводилось прокуратурой, должностные лица которой предположительно участвовали в ненадлежащем обращении с заявителем, такое расследование независимым признать невозможно. Европейский Суд придает особое значение тому факту, что ходатайства заявителя о возбуждении уголовных дел в отношении Андреева и Ибиева были рассмотрены их коллегами, которые провели внутреннее расследование и в возбуждении вышеуказанных уголовных дел отказали.Европейский Суд считает, что такое внутреннее расследование невозможно считать адекватным в смысле ст. 3 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 11 апреля2006 г. по делу «Яшар против бывшей Югославской Республики Македония» (Jasar v. the former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба № 69908/01). Соответственно,производство по уголовному делу было ограничено поведением сотрудников Долгоруковского отделения милиции; Никакого независимого расследования в отношении Андреева и Ибиева, следователей Липецкой областной прокуратуры,которое позволило бы проверить выдвинутые против них заявителем обвинения и установить их роль в обжалуемых событиях, не проводилось.

139. Европейский. Суд также отмечает, что расследование продвигалось медленно и заняло более трех лет. Так, единственным следственным действием,проведенным до конца 2001 г., был допрос двух сотрудников милиции,участвовавших в задержании заявителя. Медицинский осмотр заявителя был проведен с января по март 2002 г., при этом заявитель и его сокамерники были впервые допрошены в мае и июне 2002 г., то есть более чем через год после предполагаемого ненадлежащего обращения. Никаких дальнейших действий не предпринималось до 2003 г., когда был допрошен один из обвиненных заявителем и его защитником следователей, а также были предъявлены обвинения сотрудникам Долгоруковского отделения милиции. Ряд дополнительных следственных действий был предпринят в 2004 г., однако, из находящихся в распоряжении Европейского Суда документов следует, что в течение указанного года для следствия были характерны постоянные задержки, иногда следственные органы бездействовали месяцами.Впоследствии задержки накапливались на стадии рассмотрения дела в суде, которое началось в марте 2005 г. и продолжалось более двух с половиной лет, к каковому периоду добавился дополнительный шестимесячный период бездействия между оглашением приговора суда первой инстанции и рассмотрением дела в кассационной инстанции. В результате вышеуказанных задержек обвинительный приговор в отношении сотрудников милиции не вступил в силу до июня 2008 г., т.е. по истечении семи лет после их противозаконных действий. Европейский Суд доводы властей Российской Федерации о том, что длительность уголовного судопроизводства объяснялась сложностью дела, не убеждают. Европейский Суд считает, что столь непомерный срок был вызван существенными задержками в проведении расследования и судебного разбирательства, и ответственность за это возлагается на органы власти. Такого рода производство по делу, учитывая, что дело касалось серьезного факта насилия со стороны правоохранительных органов,следовательно, требовало безотлагательной реакции властей, представляется Европейскому Суду неприемлемым (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Николова и Величкова против Болгарии», п. 59).

140. Кроме того, в отношении вынесенных сотрудникам милиции приговоров Европейский Суд напоминает: при том, что абсолютного обязательства по завершению всех производств по уголовным делам осуждением или каким-то определенным приговором,не существует национальным судам ни при каких обстоятельствах не следует допускать, чтобы жестокое обращение оставалось безнаказанным. Это необходимо для поддержания уверенности в обществе, обеспечения законопослушания и предотвращения возникновения терпимости к незаконным действиям, а также коррупции (см. Постановление № 52067/99, ЕСПЧ 2006X11 (извлечения). Таким образом, Европейский Суд считает важным изучить вопрос о том, действительно ли российские власти предприняли в пределах своих полномочий все, чтобы расследовать преступление и наказать ответственных за жестокое обращение сотрудников милиции, а также вопрос о том, насколько полными были вышеуказанные действия властей и были ли к преступникам применены адекватные санкции,отвечающие задаче удержания от совершения подобных преступлений. В связи с вышеизложенным, при том, что Европейскому Суду следует с достаточным уважением относиться к выбору национальными судами соответствующих санкций за жестокое обращение со стороны представителей государства, имеется необходимость в реализации определенного уровня контроля и вмешательства в отношении дел, по которым имеется явная несоразмерность между тяжестью деяний и примененным наказанием. В ином случае обязанность государства по проведению эффективного расследования стала бы в значительной степени бессмысленной, а закрепленное в ст. 3 Конвенции право, несмотря на его фундаментальную важность, оказалось бы фактически неисполнимым (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу«Гефген против Германии», п. 123; Постановление Европейского Суда от 18сентября 2008 г. по делу «Аталаи против Турции» (Atalay v. Turkey), п. 40,жалоба № 1249/03; а также, mutatis mutandis4, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Николова и Величкова против Болгарии», п. 62).

141. Европейский Суд отмечает, что Уголовный кодекс Российской Федерации предусматривает наказание от трех до десяти лет лишения свободы за преступления, совершенные сотрудниками милиции (см. п. 100 выше). При этом российские суды приняли решение применить к сотрудникам милиции наказания ниже низшего предела,установленного соответствующей нормой права, а также в отношении четверых милиционеров - применить условные наказания. Единственной причиной для назначения более мягкого наказания явилось то обстоятельство, что сотрудники милиции имели награды за отличную службу в милиции и положительные характеристики от своего руководства (см. выше п. 75). При этом Европейский Суд не имеет возможности принять такие доводы в качестве оснований для смягчения приговоров сотрудникам милиции, которые были признаны виновными в особо тяжких деяниях, а именно — длительном применении пыток, повлекших за собой тяжкий и необратимый вред здоровью заявителя. Таким образом, вынесенные в отношении сотрудников милиции приговоры необходимо считать явно несоразмерными тяжести совершенных ими деяний. Применяя к сотрудникам милиции мягкие наказания более чем через семь лет после совершения ими незаконных деяний, государство вместо того,чтобы, как это положено, демонстрировать, что такие действия являются неприемлемыми ни при каких обстоятельствах, фактически поощряет у сотрудников правоохранительных органов «ощущение безнаказанности» (см., в этой же связи,упомянутые выше Постановления Европейского Суда по делу «Гефген против Германии», пп. 123 и 124; по делу «Аталай против Турции», пп. 40-44; по делу«Оккали против Турции», пп. 73-75; а также по делу «Николова и Величкова против Болгарии», пп. 60-63).

142. В свете вышеизложенного Европейский Суд постановил, что органы власти не провели эффективного уголовного расследования утверждений заявителя о жестоком обращении.

(ii) Правомерность компенсации

143. Европейский Суд напоминает, что вопрос о получении заявителем возмещения, сопоставимого с требованием ст. 41 Конвенции о справедливой компенсации, за ущерб,..причиненный ему обращением, нарушающим ст. 3 Конвенции, является важным показателем для оценки исправления нарушения Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от17 декабря 2009 г. по делу «Шилбергс против Российской Федерации» (Shilbergs v. Russia), п. 72, жалоба № 20075/03, а также, mutatis mutandis5, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу «Гефген против Германии», пп. 126 и127).

144. Европейский Суд ранее признавал, что для заявителя наличие статуса жертвы может зависеть от уровня компенсации, присужденной на национальном уровне на основании фактов, в отношении которых заявитель подал жалобу в Европейский Суд. Российские суды для определения наличия и размера имущественного вреда находились в явно преимущественном положении. По поводу морального вреда Европейский Суд обязан провести проверку, не являются ли присужденные суммы несоразмерными по сравнению с суммами, которые присуждались Европейским Судом по аналогичным делам. Является присужденная сумма соразмерной или нет, подлежит выяснению в свете всех обстоятельств дела. Европейский Суд признает, что национальным судам может быть проще рассчитывать размеры компенсаций, присуждаемых именно на национальном уровне, в особенности, например, по случаям телесных повреждений,вреда, вызванного см