Суд в Золотой Орде, в русских землях периода ордынского ига и в средневековых государствах на территории России.

Суд у монголов и в Золотой Орде основывался на обычаях и Великой Ясе. С утверждением в XIV столетии ислама появля­ется шариатский суд в Золотой Орде. Суд и процесс в средневеко­вых государствах и в обществах Дона и Северного Кавказа, у алан, казаков, народов Дагестана, у народов центральной части Кавказа основывался на обычаях. При общем сходстве в устройстве суда и в процессуальном праве имелись значительные отличия.

Золотая Орда. Процессуальное право монголо-татар до приня­тия ислама весьма туманно и запутанно. Можно выделить лишь несколько положений закона, как-либо характеризующих судебно- следственный процесс. Так, по ст. 23 Билика можно говорить о ро­довом суде для гражданских и семейных правонарушений. Родо­вой суд при этом имел право «на увещевание, ссылку и тюрьму». Скорее всего судебными полномочиями обладали представители правящей династии или назначенные ими судьи. По крайней мере, текст источника содержит такое изречение: «Если начальник тьмы совершит промах, хан шлет конного, чтобы наказать его (виновно­го), как будет приказано» (Яса, V). Судебной властью в покоренных странах обладали тарханы, при администрации которых заседал суд. Тарханам не было предоставлено право вынесения смертного приговора без предварительного суда. По отношению к правителям покоренных народов мог действовать третейский суд великого хана (по крайней мере, русские князья неоднократно обращались к такому суду во время усобиц).

При расследовании преступлений монголы полагались на сви­детельские показания, которым придавали большое значение. Дру­гое дело, что такие свидетельства были субъективны, поскольку закон рекомендовал: «Всякое слово, с которым согласились трое сведущих (мудрых), можно сказать всюду, в противном же случае нельзя полагаться на него. Сравнивай свое слово и слово других со словами сведущих: если оно будет в согласии, то можно сказать, в противном случае никак не должно говорить» (ст. 7 Билика).

По различным нарративным источникам известно, что мон­гольские судьи (тарханы, яргучины) обладали иммунитетом и на­значались ханской администрацией. Когда сформировался госу­дарственный строй Золотой Орды, появился и специальный судеб­ный орган — яргу.

В общем, монгольское законодательство говорит о раннефео­дальном периоде этого кочевого государства.

Великая Яса не являлась единственным источником права мон­гольского общества. В обществе действовали юридические сборни­ки, например «Сокровенное сказание» — летопись монгольского народа. Приказы, распоряжения и административные решения со­хранились в ярлыках ханов. Другое название ярлыка — «пайзца» (табличка). Родовые и племенные правонарушения рассматрива­лись в обычном праве. В XIV в. в монгольском обществе стал рас­пространяться ислам и мусульманское право (шариат).

Исламский суд в Золотой Орде. На территории Золотой Орды ислам распространился в XIV в. Первоначально исламский суд ограничивался семейными и религиозными делами мусульман. Позднее была сформирована судебная система во главе с верхов­ным судьей — кади, которому подчинялись судьи — кадии. Му­сульманские судебные органы сосуществовали с монгольским су­дебным диваном — яргу и судьями — яргучинами, основывавшими­ся на обычном праве и Великой Ясе. Со временем мусульманское право вытеснило монгольское, и основным источником права стал Коран.

В главах (сурах) Корана и в сборниках (Хадисах-Суннах) раннесредневековых теологов сформулировано мусульманское право — шариат. Эти нормы, не изменявшиеся в течение време­ни, кодифицированы в особом порядке — не по отраслям права, а в построении жизненного пути мусульманина — от рождения

до смерти. Поэтому шариат означает «надлежащий путь жизни», включающий в себя нормы права, морали, религии и т.д. В общем, шариатский суд строится на частном праве. Шариат основывается на тщательно разработанных в 1Х-ХП вв. своде правил — «фитх» и характерных суждениях по аналогии с Кораном и прецедента­ми — «кийас». Фитх и кийас мусульманские судьи называют прин­ципами шариата. Лейтмотив исламского правосудия здесь сфор­мулирован в словах: «Оплатой за зло пусть будет соразмерное ему зло. Но кто простит и примирится, тому награда от Бога» (Коран, сура 42:38).

Суд по нормам шариата должен быть объективным, взвешен­ным и различать все стороны преступления, в том числе субъек­тивные. Особое значение придается судьям, их квалификации, беспристрастию и личным качествам. В рассмотрении конкретных дел и принятии решений суд основывается на сформулированных в шариате правах и обязанностях правоверного (т. е. исповедующе­го ислам). Согласно изречениям в сурах Корана, деяния подразде­ляются на разрешенные («халал») и запрещенные («харам»),

В соответствии с тяжестью преступления или проступка за­конодательство определяет наказание: смертную казнь, отсечение руки, тюрьму, порицание. Вместе с определением наказания шари­ат полагает, что общество также несет моральную ответственность за то, что не смогло предотвратить или предупредить преступление. Исходя из этого в исламе используется социальная профилактика правонарушений (жертвы в пользу малоимущих, взаимопомощь, общинность). Вместе с тем в уголовном праве шариат отличается строгостью мер наказания, особенно преступлений против устоев общества.

В гражданском праве шариат исходит из неприкосновенности частной собственности. Обязательственные отношения строятся на взаимном согласии сторон, запрещают закабаление и ростовщи­чество (Коран, сура 2:276). Шариат обязывает мусульманина ис­ходить из милосердия и поощряет помощь нуждающимся (Коран, сура 33:32,33).

В семейном праве шариат исходит из мужского превосходства (Коран, сура 2:228), полигамии (многоженства) (Коран, сура 4:3), ограничения прав на развод (Коран, сура 2:231). В нормах семей­ного права мусульманские правоведы рассматривают опекунство (Коран, сура 2:233) и наследственные, в том числе обязательствен­ные, отношения, рассматриваемые в других системах среди граж­данского права.

Кроме того, в шариате рассматривается исламская этика и мо­раль в единстве с исламской верой. Поэтому преступления против религии считаются в мусульманстве наиболее опасными престу­плениями. Несоблюдение обрядов жизненного цикла, ритуалов, правил поведения в обществе влечет за собой тяжкое наказание, в том числе смертную казнь.

Нормы шариата, рассмотренные здесь абстрактно, необходимо привязывать к условиям конкретного исторического периода и об­щества. А в своей исторической конкретике монгольское общество знало глубокое социальное расслоение и эксплуатацию, произвол властей. Кроме того, многие положения шариата и Великой Ясы прямо противоречили друг другу.

Способы решения таких противоречий были следующие:

— редактирование Великой Ясы сообразно шариату;

— разграничение компетенции шариата и обычного права.

Действительно, в исламских странах стали изучать Ясу, име­лась практика приспособления монгольского закона к шариату. Но на Северном Кавказе получила распространение практика раз­деления компетенции шариата и правовых обычаев (к которым при некоторых условиях можно отнести и Великую Ясу). Обще­ственную жизнь мусульман наряду с шариатом регулировали нор­мы обычного права — адата. Поэтому в монгольское время получил развитие правовой плюрализм, т. е. одновременное действие в еди­ном правовом пространстве шариата и обычного права. На практи­ке шариатский суд старался не вмешиваться в решения, принятые по обычному праву.

Обзор монгольского права по Великой Ясе и шариату имеет значение для выявления общественных отношений и политическо­го устройства народов, заселявших Дон и Северный Кавказ в ор­дынское время.

Суд и процесс средневекового Дагестана. Основным источником права здесь были постановления кайтагского уцмия Рустемхана, сохранившиеся в манускрипте XVII столетия, но уходящие корня­ми в XV в. и даже в более ранний период. Можно сказать, что он от­носится не только к новому времени, но и к средневековью.

В кайтагском обществе Дагестана доминировал состязатель­ный процесс (ст. 99 постановлений). Различия гражданских и уго­ловных дел не прослеживается. Процесс мог начаться только при наличии жалобы потерпевшего или истца (ст. 73). В досудеб­ном порядке сторонам предоставлялась возможность примирения, что специально оговаривалось в ст. 37,76. Порядок мирового согла­шения сторон назывался масагат и заключался в следующем. Ро­довые старейшины {карты) тяжущихся или конфликтующих сто­рон сначала пытались как-то договориться между собой. Если уси­лия авторитетов не приводили к мировому соглашению, стороны обращались к беку с просьбой созвать суд. Суд бека был основной судебной властью и обладал большими полномочиями, чем тради­ционный суд старейшин родовых общин (тохумов). Четкого раз­граничения компетенции суда еще не было, но с ХУ1-ХУИ вв. без санкции бека суд не созывался. Более того, при рассмотрении дел, важных для всего общества, присутствие бека было обязатель­ным. Если бек не считал необходимым присутствовать на суде, он должен был дать санкцию кадию (судье) обратиться к тексту по­становлений.

Итак, состав суда был традиционным для ран негосударствен­ного общества (феодал, судья, старейшины). По древним традици­ям суд проходил под открытым небом, а не в помещении (чтобы видел Бог). Во время судоговорения сторонам предоставлялась очередная возможность масагата, после чего заслушивался сначала истец (или сторона потерпевшего), затем ответчик (ст. 21, 37, 76). В случае необходимости приглашались свидетели (тусевы). В по­становлениях говорится о 7тусевах, но на практике свидетелей могло быть больше (ст. 30). Тусевы определялись судом, посколь­ку свидетельские показания принимались только от полноправ­ных членов общества, известных своей честностью. Тяжущиеся стороны и свидетели должны были дать очистительную присягу. При этом постановления предписывали иммунитет присягнувшим на суде, о чем говорит целый ряд статей (73-75, 84), а содержание института присяги иногда имело языческий оттенок «символики права». Последний факт говорит о том, что суд старейшин с при­сягающими сторонами имел место еще до установленного Рустем- ханом порядка.

Исследовав обстоятельства дела, суд принимал решение, обяза­тельное для сторон. Если одна из сторон отказывалась выполнять решения суда, виновный мог быть изгнан из общины. Исполнение судебных решений возлагалось на бека (ст. 98). Следовательно, бек наделялся административной властью, а при отсутствии аппарата исполнения судебных решений должен был обладать авторитетом. Кроме того, на уцмия была возложена обязанность сбора судебных пошлин и штрафов. Часть собранных денег Рустемхан оставлял себе, остальные деньги полагались картам и кадию. Бек осущест­влял еще и функции надзора. По крайней мере, этого требовали за­ключительные положения постановлений.

В качестве самостоятельной процессуальной меры можно рас­сматривать обычай барамты. По сути, барамта являлась своего рода ордалией, восходящей к первобытному строю. Если суд не мог при­йти к однозначному решению или бек не мог исполнить решения суда, истец или пострадавшая сторона считали себя вправе доби­ваться справедливости самостоятельно. Самосуд тохумов, как было рассмотрено выше, перекликался с гражданским и уголовным пра­вом. Барамта, без сомнения, очень древний и устоявшийся обычай, поскольку политическая власть могла только ограничить барамту, но не отменить ее.

Относительно обвинительного процесса в джамаате (общине) можно сказать, что он только зарождался и был возможен лишь при очевидном преступлении против всего общества (поджоги, измена и т.д.). Но и в таком случае требовалось наличие жалобы кого-либо из общинников.

Процесс в кайтагском обществе времени Рустемхана несколь­ко отличался, по данным этнографов, от права XIX в. Более того, в источнике можно выявить архаичные нормы, восходящие к до­монгольскому времени, множество аналогий с золотоордынским правом, а также нововведения шариата.

При этом демократические традиции общинного суда со свиде­телями восходят к первобытному строю и имеют много аналогий с судом алан и автохтонных народов. Суд бека (как и сам тюркский титул) имеет много общего с положениями Великой Ясы и про­цессуальным правом кочевников Северного Прикаспия. В степных улусах, оставшихся после распада Золотой Орды, доминировал суд беков (беев, мурз и других властителей). Суд кадия, присяга на Коране, клятва Богом, наличие на суде текста постановлений и др. соотносятся с шариатским судом. Другое дело, что наличие в процессуальном праве трех составляющих должно было исходить из законотворческого процесса, наличия квалифицированных ис­ламских юристов, отражать достижения культуры и социально- экономического развития Дагестана.

Учитывая изложенные факты, нормы и институты кайтагского процессуального права можно датировать ХП-ХУ1 вв., а кодифи­кационные изменения устных адатов ХУ1-ХУП вв.

2.Суд и процесс в Новгороде и Пскове, в удельных русских кня­жествах до образования единого централизованного государства.

Основными источниками права Господина Великого Новгоро­да являлись: Русская Правда, Новгородская судная грамота, дого­воры на княжение с князьями, международные договоры, речения веча, писцовые книги, пошлины (обычаи). Новгородская правовая система подтверждается в берестяных грамотах и других письмен­ных источниках.

Важным источником новгородского права является Новгород­ская судная грамота. Этот памятник дошел до нас фрагментарно в рукописи 1471 г. Сохранились только первые 42 статьи докумен­та. Можно полагать, что Новгородская судная грамота была до­статочно обширным документом. Этому есть ряд подтверждений. Во-первых, документ составлен в поздний период существования республики — значит, существовало раннее законодательство. Во-вторых, грамота являлась результатом кодификации Про­странной Правды и других источников, в том числе систематизи­ровала казуальные решения веча. В-третьих, первые 42 статьи ис­точника порождают больше вопросов, чем ответов, — эти ответы и должны были содержаться в последующих, несохранившихся, статьях документа. Следующим аргументом можно назвать явное противоречие между развитым процессуальным правом Новгоро­да и определением суда этой республики. По Новгородской гра­моте получается, что слово «суд» включало в себя и следственный процесс, и сам суд, и исполнительное судопроизводство. Четко­го разделения гражданского и уголовного права в грамоте также не отмечено.

В Новгородской судной грамоте устанавливалась компетенция судов архиепископа, посадника и тысяцкого (князя). Документ регла­ментирует действующее законодательство, называя при этом номо­канон, старые новгородские уставы и грамоты. Среди грамот должна быть и Двинская судная грамота 1397 г. Эта грамота юридически за­крепляла боевой поединок тяжущихся сторон (поле). Новгород знал эту юридическую практику, но церковный суд ее не признавал. Более того, архиепископ запрещал отпевать в церкви погибших на поедин­ке, а победившую (в том числе с юридической точки зрения) сторону отлучал от церкви на 18 лет (епитимья). (Двинская грамота известна еще тем, что впервые на Руси говорила о смертной казни.)

Новгородская судная грамота говорит о судоустройстве госу­дарства. Структурно суд делился на управы. Свою управу имел, на­пример, тысяцкий. Суд созывался в Новгороде три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам, а также организовывались выездные заседания по новгородским городам. Дела в суде должны были решаться в определенный срок и регулярно докладываться архиепископу. В противном случае судьи штрафовались.

К суду в Новгороде имели отношение наместник, тысяцкий, судьи, приказчики, присяжные заседатели, рассказчики и стряпчие, дьяки, докладчики и приставы. Если суд был церковный или кня­жеский, то соответственно присутствовали архиепископ и князь.

Суд наместника и тысяцкого был состязательным. Предвари­тельно тяжущимся сторонам предлагалось нанять рассказчиков, которые пытались помирить истца и ответчика в досудебном поряд­ке. Если примирение было достигнуто, выдавались соответствую­щие грамоты, которые обжалованию не подлежали, и решение счи­талось окончательным. Если одна из сторон не соглашалась на до­судебное примирение, созывался суд, на котором присутствовали истец, ответчик и нанятые ими рассказчики. Рассказчики вводили членов суда в суть дела, затем истец и ответчик приводились к при­сяге, при этом оговаривалось, что ложные показания и неуважение к суду уголовно наказуемы. На суд вызывались только мужчины. За жен отвечали в суде мужья, за вдов — сыновья (с какого возрас­та наступала юридическая ответственность, грамота не говорит). Суд знал сословные привилегии, например, жены бояр и житных людей, хотя и не присутствовали на суде, могли присягнуть дома. Холоп мог присягать только на холопа. Присяги псковитян и дру­гих «неграждан» Новгорода не принимались.

После принятия присяги свое особое мнение высказывали докладчики и судьи. При этом докладчики отстаивали государ­ственную точку зрения. В уголовном суде докладчик, видимо, вы­ступал в роли обвинителя. Присяжных заседателей на суде было 10 — по одному боярину и одному житьему человеку (гражданину) от пяти новгородских концов (кварталов). Вердикт присяжных ре­гистрировали дьяки (они же выступали в роли секретарей). Стряп­чие и дьяки составляли грамоту о решении суда. Грамота скрепля­лась подписями и печатью суда. Присутствовавший на суде при­казчик «целовал крест» точно исполнить решение суда. Судебные издержки и пошлину (штраф в пользу Новгорода и церкви) опла­чивала проигравшая сторона, которая могла обжаловать это реше­ние в церковном суде.

Церковный (святительский) суд заседал во «владычных па­латах» под председательством архиепископа. Церковный суд ру­ководствовался номоканоном. Компетенция святительского суда ограничивалась преступлениями против церкви и судом над цер­ковными людьми (иереями, иноками и монастырскими людьми). Святительский суд являлся высшей инстанцией по отношению к гражданскому суду.

Псковская судная грамота — основной источник права в этой феодальной республике и один из крупнейших памятников фео­дального права эпохи феодальной раздробленности. Большинство исследователей документа сходятся на мысли, что грамота явилась систематизацией права Пскова и Новгорода. Грамота, по мнению большинства специалистов, датируется 1467 г.

Судебный процесс. В правосудии активное участие принимало вече и братчина (суд общины). Князь не имел права судить еди­нолично. В Пскове суд носил состязательный характер. Но в слу­чаях преступлений против государства допускалась и розыскная форма процесса. Существовал и институт досудебной подготовки дела — свод. Свод в Пскове был сопоставим с древнерусским сво­дом. Как и в Древней Руси, суд мог созываться при наличии за- клича, который на торгу публично объявлял об иске к ответчику. В процессе суда допускалось представительство сторон, которое осуществлялось через пособников. Например, интересы в суде женщин, детей, стариков, различных категорий недееспособных представляли пособники. Однако в качестве пособника не могли выступать должностные или заинтересованные лица. По мнению Н. Г. Устрялова и Н. И. Костомарова, пособники (в Новгороде най­миты) вообще не могли быть христианами, поскольку пособниче­ство было связано и с судебным поединком (полем), а участие в по­единке влекло за собой церковную анафему. Вообще, приглашение одной из сторон наемного бойца ограничивалось. Так, наемник не мог быть приглашен, если и истец и ответчик были женщинами, если одна из сторон была не в состоянии оплатить наймита. Однако не во всех случаях представитель на суде сопоставим с наймитом для ордалии. По псковскому закону приходской староста являлся представителем интересов церкви в имущественных поземельных спорах церкви с иными землевладельцами.

Решение суда считалось окончательным и обжалованию не под­лежало. Неявка в суд означала проигрыш неявившейся стороны, а при наиболее важных делах допускался насильственный привод в суд ответчика, если тот игнорировал судебные заседания в тече­ние пяти дней. Выигравшей стороне выдавалась Правая грамота, на основании которой исполнялось решение суда.

В общем, процесс суда в Пскове сравним с новгородским. Нуж­но отметить, что отсутствие в источнике ряда процессуальных норм объяснялось действием в Пскове Русской Правды. Решения суда принимались только в письменной форме. На суде часто фигури­ровали письменные доказательства, особенно если речь шла о тяж­бе господ с их изорниками. Так, в источнике упоминаются простые расписки, которые назывались «рядницы и записи» (более универ­сальные виды письменных доказательств). По уголовным делам в качестве доказательств могло быть и поличное, изъятое у подо­зреваемого во время обыска.

Псковский суд применял следующие виды наказаний: смерт­ная казнь и денежный штраф в пользу государства (продажа). Взи­мались судебные пошлины. В любом случае предусматривалось возмещение ущерба, а при невозможности выплатить ущерб гово­рилось об отработке долга. Существовала и система исполнения решений суда.

Развитие суда и процесса прослеживается по актам XIV- XV вв.

Двинская судная грамота 1397 г. была написана жителями Двинской земли, признавшими себя в том же году подданными московского князя. Грамота имеет большое значение. Во-первых, она вводит наказание — смертную казнь за квалифицированное, в данном случае троекратное, воровство. Во-вторых, она дополня­ет процессуальные нормы Русской Правды. В-третьих, вводит но­вые статьи в уголовное законодательство. В-четвертых, Двинская грамота свидетельствует о различии новгородских и московских законов, так как своими положениями отменяет ранее действовав­шее законодательство Двинской земли. Кроме того, грамота свиде­тельствует о вытеснении из оборота старой денежной единицы — белки - и упоминает новую единицу — рубль.

Источники XV в. свидетельствуют об ограничении не только прав на вотчинную собственность княжат и бояр, но и их намест­нического правления. Юрисдикция великокняжеской власти опре­деляется теперь в одностороннем порядке посредством уставных грамот.

Белозерская грамота 1488 г. Самой характерной грамотой, важнейшим источником административного права здесь является Белозерская грамота 1488 г. (На Белозерскую грамоту, в частно­сти, ссылается ст. 38 Судебника Ивана III, где говорится, что на­местники и волостели должны собирать судебные пошлины со­гласно грамотам. Многие положения Белозерской грамоты вошли в последующий вскоре Судебник 1497 г.) Грамота устанавливает правила дознания, судопроизводства, размеры судебных пошлин. Важно, что грамота ограничивает размеры корма и период его сбо­ра (дважды в год). В сборе корма участвовали сотники, а не намест­ники, что ограничивало произвол последних. Положения грамоты конкретизируют судопроизводство. Со стороны общины в суде должны были присутствовать сотники и выборные «добрые люди», а судья был обязан с ними совещаться. В случае злоупотреблений судьи, наместника или волостеля местные жители имели право жаловаться на решение суда, а наместник или волостель не имели права откладывать дело на неопределенное время с целью уклоне­ния от ответственности за свои административные решения. Бело­зерская грамота утверждает княжеское право суда над местной ад­министрацией при нарушении ею положений законодательства.

В XV в. происходило формирование дворянства. В основном, дворяне известны под названием «слуги под дворским» и «дети бо­ярские». Служилые люди осуществляли разнообразные властные функции, в том числе и судебные. Впервые это прослежено в XIV- XV вв.

Крупным феодалом в Северо-Восточной Руси являлась цер­ковь. Монастырское землевладение на северо-востоке росло в основном за счет пожалований в виде завещаний, а экономиче­ское могущество — в связи с церковным иммунитетом, характер­ным для этого и предыдущих периодов феодализма. Феодальный иммунитет распространялся в том числе и на судебную власть. Епархия в целом и монастыри в частности обладали собственными судебными учреждениями. По необходимости созывался «сместный» (совмещенный) суд церковной и светской властей. В своих действиях он опирался на греческие по происхождению законы, «Русский закон», переработанный позже в актовое церковное за­конодательство. Применялось действующее государственное зако­нодательство. Акты церковного законодательства из монастырских архивов — весьма ценный пласт источников не только о землевла­дении, но и являются важнейшими источниками права, многие по­ложения которых вошли в последующем в государственное зако­нодательство.

Интересным источником права является Уставная грамота Михаила Андреевича (примерно 1450 г.). Михаил Андреевич был последним удельным белозерским князем. (После смерти кня­зя его владения в 1486 г. перешли к Ивану III, давшему Белозерскую уставную грамоту в 1488 г.) Грамота белозерского князя говорит о структуре власти княжества (наместники, бояре, дети боярские, околичники, посельские). Важным в источнике является упоми­нание о «юрьевских крестьянах» — заключивших с феодалом ряду (договор) о работе в вотчине с Юрьева дня (26 ноября) по Юрьев день, т.е. на весь сельскохозяйственный сезон. Князь подтверждает право Кирилова монастыря не отпускать («отказывать») таких кре­стьян до выплаты ими долга («отказа»). Нарушителям положений грамоты определена мера наказания — казнь (здесь имеется в виду «торговая казнь», т.е. телесное наказание).

Жалованная Грамота Александра Ивановича, нижегородского князя, является завещанием, данным им Благовещенскому мона­стырю в 1418 г. Вместе с земельным пожалованием грамота передает монастырю ряд административных функций сбора дани (мыт — тор­говая пошлина, тамга — сбор за продажу скота, побережное — за поль­зование причалами, костки — проезжая подать, осмничее — торговая пошлина). Грамота косвенно подтверждает, что у монастыря был свой административный аппарат. К монастырю переходило право суда по всем отраслям права, кроме уголовного по наиболее тяжким пре­ступлениям (душегубство и разбой). В случае спорных дел, затраги­вающих интересы монастырской и княжеской сторон, в грамоте опре­делялись полномочия смесного (т.е. совмещенного) суда с участием наместника, игумена или их представителей. Судебная пошлина при этом распределялась пропорционально между сторонами. Вместе с привилегиями князь ограничивал право перехода в монастырские земли жителей его княжества и оставлял за собой право сбора нало­гов с жителей других княжеств, перешедших на монастырские земли. Аналогично предыдущему документу за нарушение положений гра­моты определялась мера наказания — [торговая] казнь. Жалованная Грамота митрополита Геронтия Кузьмину мона­стырю 1477 г. интересна в первую очередь тем, что говорит о раз­мерах и сроке оброка в Дмитриев день (26 октября) и дополняет сведения других грамот о существовании в церкви собственного административного аппарата. В частности, грамота упоминает по- сельского — приказчика митрополита. Кроме того, грамота говорит об административной власти в Русской православной церкви.

Купчая грамота 1448-1461 гг. является источником, относя­щимся к гражданскому праву. Акт купли-продажи села Маричинское не только подтвержден свидетелями, но и скреплен печатью и заверен нотариально. Грамота говорит о разветвленном админи­стративном аппарате монастырей (старец-келарь, старец-казначей, митрополичий управляющий, купивший село по доверенности). Грамота свидетельствует о достаточно высоком уровне оформле­ния документов в XV в.

Запись о душегубстве 1456-1462 гг. (Губная московская запись) оформляла господствующее положение Москвы как центра рус­ских земель. Запись характеризует уровень развития уголовного права. Акт был впервые описан М. Ф. Владимирским-Будановым, подробно проанализирован Л. В. Черепниным и во 2-м т. Россий­ского законодательства Х-ХХ вв. Источник состоит из 10 статей. Содержание документа следующее. Акт перечисляет территории, на которые распространяется судебная власть московского намест­ника по наиболее важным делам — об убийстве (о душегубстве). Душегубство как преступление четко отграничивается от других преступлений, за которые налагались штрафы (пени). Поэтому преступления подразделялись на пенные (от слова пеня) и душе­губство (убийство, самоубийство). Кроме разграничения судебных полномочий, Запись упорядочивает размеры судебных пошлин и впервые вводит понятие «посул» (взятка). Посул еще не запре­щен, но его размеры ограничиваются. Хотя Запись и относится к душегубству, но говорит и о подсудности Московскому князю дел о разбое и воровстве с поличным. Как видно из содержания акта, местные феодалы значительно ограничивались в осуществле­нии судебной власти.

Белозерская таможенная грамота 1497г. — первая из сохранив­шихся во времени таможенных грамот. Источник впервые был опу­бликован силами Археографической комиссии 1836 г. и прокоммен­тирован А. А. Зиминым. Грамота состоит из 17 статей и по содержа­нию могла быть руководством к действию судей. В Русском госу­дарстве по грамоте определялись таможенно-финансовые и иные полномочия излюбленных голов и целовальников (таможенников, избираемых из черносошных крестьян) и откупщиков (таможен­ников, собиравших пошлины за оклад — денежную сумму, установ­ленную правительством). Для откупщиков грамота устанавливает сроки уплаты оклада и определяет конкретные размеры пошлины (пятно, явка) и штрафов (протаможье) в зависимости от катего­рий торгового населения (местные или иногородние), значимости и стоимости товара и т. д. Таким образом, размер пошлины, штра­фа и оклада зависел не только от объекта, но и от субъекта права. Как видно из содержания грамоты, в Русском централизованном государстве унифицировались таможенно-финансовые полномо­чия. От них не отделялись судебные полномочия, т. е. местные ад­министраторы наделялись и правом принимать подобные решения в пределах их таможенной и финансовой компетенции. Первона­чально данная унификация затронула наиболее развитый Север­ный регион Русского государства. Только затем эта тенденция пе­ренеслась на другие регионы страны.

Итак, период раздробленности и начало формирования единого государства отражают региональную специфику в суде и процессе Новгорода, Пскова, Северо-Восточной Руси при наметившейся тенденции унификации, основывавшейся в том числе на схожем по духу законодательстве.