Имущественные отношения супругов

Мы уже говорили о глубоком различии в положении жены в семье и по отношению к мужу в браке «правильном» или «непра­вильном». В «правильном браке» жена по своему юридическому положению та же вещь: ее можно продать (в рабство), истребовать из любого местожительства тем же способом, что и вещь (виндикация), наконец, не существовало препятствий для любого наказания жены, включая казнь. В соответствующих случаях созывался семейный суд, на который приглашались и кровные родственники жены, но приговор постановлял патерфамилиас.

Бесчестие жены падало и на мужа, и, напротив, безупречные гражданские качества мужа, его роль в обществе распространялись на жену.

Примечание. Что касается прелюбодеяния жены, то в таких случа­ях развод был для мужа прямо обязателен; отказ от развода в таком случае рассматривался как сводничество (lenocinium) с целью извлечения дохода. Убийство прелюбодейной жены сделалось со временем недопустимым, но, если муж убивал прелюбодейку в состоянии гнева, аффекта, наказание было минимальным.

Дочь, застигнутая отцом в момент преступной связи, могла быть убита, но не иначе как вместе с любовником. Тот же, кто убьет прелю-бодея и сохранит жизнь дочери, отвечал как убийца.

Жена как агнатка была наследницей мужа, а при детях - сона- следницей. То же относится к праву наследования всех прочих ее аг­натов. Оставшись вдовой при малых детях, она получала значитель­ную имущественную самостоятельность, все большую с умалением юридической власти опекуна.

Женщины, и более всего образованные, интеллигентные, право способные, обладавшие собственным состоянием, стремились к браку без оков, без власти мужа - браку sine manu. Это благодаря им «неправильный брак» сделался обычным, а «правильный» - исключением.

На пользу этой тенденции работали многие факторы. Патриахальная семья распадалась, от нее отпочковывались меньший семьи, тяготившиеся гнетущей властью патерфамилиас, взрослые сыновья искали лучшей доли в завоеванных провинциях, на им ператорской службе, добивались пекулия и получали его. Кровное родство оттесняло родство агнатическое, древнее право отступал! перед напором новых экономических условий, стимулировавши развитие товарного производства, обмена, новой социальной иници ативы.

Уже в пору классических юристов имущественные отношения. супругов выравниваются. Каждый из них сохранял за собой имущее тво, принадлежавшее ему до брака и приобретенное в течение его. Hе воспрещались, за исключением дарений, сделки между самими ругами.

О дарениях же, разъясняется в Дигестах (24.1), следует помнить что если их разрешить, то брачные отношения будут осквернены корыстью, тогда как они должны быть основаны на любви, взаимной привязанности и расположении.

Причина, думается, не только в этом. Тот, кто дает жене (л как своей дочери, либо как родственнице и т. д.) имущество (в том числе и по завещанию), переходящее в ее раздельную ее собственность, стремится, главным образом, к тому, чтобы оно nepeшло ее детям. Закон гарантирует этот интерес. Тем же руководились и ав| торы Кодекса Наполеона, запретив «дарения между супругами».

Почтительное до суеверия отношение к последней воле (завеща­нию) отца семейства в полной мере распространялось и на мать.

При всем том даже и в классическое время женщина должна бы­ла остерегаться совершения (без согласия мужа или опекуна) сделок с недвижимостью, займовых операций, не должна была принимать на себя исполнение чужих обязательств и т. д.

Примечание. Едва ли не единственной профессией, которую дозволяли с древних времен незамужней и «внесемейной» женщине, была проституция. Закон требовал от проституток регистрации и уплаты особого налога.

Приданое (dos)

На стадии сговора-обручения отцы семейства решали вопрос о приданом, т. е. имуществе, которое жена приносила в дом мужа и которое, по общему правилу, становилось его собствен­ностью. Приданое, или так называемое детальное имущество (от римского dos - приданое), следует отличать от собственного иму­щества супруги, которое могло быть получено ею как при заключе­нии брака, так и в ее последующей жизни - по наследству, дарению и другим причинам. Не исключалось, что жены могли быть богаче своих мужей.\

Примечание. Всегда следует иметь в виду, что правовое положе­ние лица, в нашем случае замужней женщины, и его фактическое пол­ожение в семье могло варьироваться по многим обстоятельствам, включая и такой факт, как богатство жены. Решаясь на выгодный брак, римский муж попадал во власть собственной жены, как это хорошо показал римский комедиограф Плавт, живший во II в. до н. э., в коме­дии «Ослы».

Ситуация самая тривиальная. Артемона застает своего мужа Де-монта у любовницы.

Артемона. Встань, любовник, марш домой!

Демонт. Я пропал!

Артемона. Все еще торчишь, болван, тут? Марш домой!

Демонт. Горе мне!

Артемона. Встань, любовник, марш домой!

Демонт. Ах, жена, я умоляю...

Артемона. Вспомнил, что жена теперь? А когда бранил, мерзавец не жена была тогда?

Муж, собственник имущества семьи, должен выслушивать еще и такое:

Артемона: Плащ мой украл, чтоб отдать распутнице?

Филения: Обещал он мне, это правда, у тебя твой плащ стянул и т.д.

Сказанного достаточно.

Как появился обычай давать приданое? Полагают, что с возни-кновением брака sine manu. Для этого есть серьезные основания. Брак этот, существовавший еще до Законов XII таблиц и ими лега- лизованный, появился, должно быть, в обход обычая, запрещавшего лицу патрицианского сословия жениться на плебейке. Между тем не' раз случалось, что обедневшая патрицианская семья нуждалась в со- юзе с преуспевающей плебейской семьей. Тем более что расходы на содержание семьи лежали на муже, а возможностей для этого не ока-зывалось.

Из подобной ситуации вытекали следствия, неблагоприятные для жены. Тяготясь своим социальным принижением, муж нередко, должно быть, прибегал к праву развода, сохраняя за собой приданое,позволявшее ему вступить в новый «достойный» брак.

Чтобы этого не случалось, институт приданого получает но вый статус. Договор о приданом приобрел формальную основу, пре­вратившись в особый акт. Им устанавливалось, что в случаях, когда брак прекращается по инициативе мужа (или с его смертью), приданое возвращается жене, точнее ее отцу. В дальней­шем, с развитием преторского права возврат приданого получил но­вое признание и защиту при условии, что поведение жены не мог­ло быть поставлено ей в вину и служить основанием к разводу. Когда случалось, что инициатива развода принадлежала жене, или. В случаях, когда ее поведение, включая супружескую неверность, оп равдывало инициативу мужа, приданое сохранялось за ним.

Но ведь всегда существовала опасность, что муж расточит или от­чудит детальное имущество до того, как возникнет вопрос о разво­де. Что такая опасность была вполне реальной, свидетельству­ет закон 18 г. до н. э., запрещавший мужу отчуждение недвижимости, принадлежащих к детальному имуществу, без согла­сия жены.

Резюмируя главное, отметим.

1. Вплоть до времени императора Юстиниана (VI в.) отношение к приданому входило более в сферу нравственной обязанности супруга (что заключало в себе некоторые гарантии защиты приданого), чем собственно правовой.

2. Так как, по общему правилу, приданое присоединялось к имуществу супруга, было принято, в предвидении возможных осложнений, чтобы новобрачный особой письменной гарантией обязывался к возврату приданого при наступлении оговоренных обстоятельств (например, при бездетности жены).

3. В III в. до н. э., когда резко уменьшилось число «правильных браков» и (что так или иначе связано с этим) увеличилось число разводов, изменился и самый взгляд на правовую природу приданого. Стали говорить, что оно есть не что иное, как материальный взнос, совершаемый к выгоде семьи в целом, но никак не к выгоде одного лишь мужа.

4. Из этого само собой вытекало, что при разводе (не по вине жены) приданое должно быть возвращено ей (ее отцу), с тем, чтобы она могла вступить в новый брак.

5. То же правило стало распространяться и на случаи вдовства
супруги.

6. Чтобы возвращение приданого обеспечить физически, мужу было запрещено отчуждать дотальные земельные владения, представлявшие, как правило, главную ценность приданого.

Примечание. В самом начале I в. римскими императорами были изданы два закона (Lex Julia et Papia), которыми они - по вере в без­граничную силу закона - пытались восстановить разрушенные в пери­од политических смут, связанных с беззаконными расправами и об­щим падением нравов, римские семейные связи, привитое веками отношение к браку как к гражданскому долгу, как непременному стату­су, венчающему римское гражданство, принудить юношей и холостя­ков к вступлению в брак.

Упомянутыми законами мужчины от 25 до 60 лет, женщины от 20 до 50 лет были обязаны к вступлению в брак и деторождению под страхом имущественных ограничений. При безбрачии лица лишались права получать имущество по завещаниям, при бездетности - разре­шалось получать половину завещанного. Любопытен взгляд законода­теля на бездетность: мужчине достаточно иметь одного ребенка, жен­щине следовало иметь троих детей.

Блюдя нравственность, законодатель запретил брак между супругом-прелюбодеем и его любовницей. Более того, виновные в прелюбодеянии лишались части собственного имущества и высылались из Рима в провинцию.

Пренебрежение историческим опытом или, скорее всего, элемен тарная неосведомленность в истории имели своим следствием нуле­вую эффективность известных сталинских указов (от 8 сентября 1943 г., 8 июля 1944 г., 10 ноября 1944 г. и 14 марта 1945 г.), которы­ми надеялись стимулировать рождаемость (чтобы восполнить много­миллионные потери в людях) и одновременно изменить к лучшему кризисную ситуацию, создавшуюся с прогрессирующим распадом се­мейных связей и наметившуюся еще до войны.

Поправ принципы, провозглашенные в ходе революционного пра-вотворчества, указы: 1) объявляли законным только брак, зарегистри­рованный; таким образом, из фактических брачных отношений (как они уже укоренились в обществе) не вытекало никаких правовых след­ствий, включая наследование; 2) возродили институт внебрачных де­тей и исключили порядок установления отцовства, а значит, и взыска­ния алиментов. Таким простым, несмотря на его аморальность способом (через безответственность мужчин за их связи с женщина­ми) надеялись поднять рождаемость; 3) предписывали ставить про­черк в графе «отчество» внебрачного ребенка, что возвращало нас к уже давно пройденной правовой и нравственной ступени, отмеченной делением детей на законных и незаконных; 4) установили порядок для разводов, делавший их практически неосуществимыми, унизительны­ми по процедуре; «законные супруги» сотнями тысяч оставались свя­занными между собой при фактическом разрыве брачных отношений (со всеми последствиями, которые из этого вытекали и для них, и для их детей).

Рецидивом этих трагических экспериментов оставался налог на бездетность, который взимался и тогда, когда родители (тот или иной из них) не способны к деторождению, и даже тогда, как об этом сооб­щала пресса, когда единственный сын погибал в Афганистане. Отме­на этих налогов не могла не радовать.

Чрезвычайный интерес представляет сообщение Валерия Макси­ма, литератора, жившего при императоре Тиберии, автора сочине­ния «О замечательных деяниях и изречениях». В 42 г. до н. э. устро­ителям триумфа потребовались деньги, и было решено обложить налогом 1400 женщин, известных своим богатством. Решение вызва-

ло волнения, и сотни женщин заполнили форум. Оратором бы­ла дочь адвоката Гортензия, и ее речь, поддержанная женщина­ми, вынудила триумвиров сократить число налогоплательщиков-женщин до 400. Эти последние обладали, как выяснилось, имуществом, превышавшим 100 000 динариев. Не меняя в принци­пе наши представления о женском неравноправии, царившем в «казус Гортензии» вынуждает к отказу от крайних оце­нок, к корректировке наших сведений о праве писаном и праве дей­ствующем.