Правовое регулирование имущественных отношений по Законам Ману и Артхашастре

Необходимость первоочередного рассмотрения в ЗМ и АК правовых норм, регулирующих имущественные, поземельные отношения, связана прежде всего с тем, что их анализ в большей мере, чем анализ других норм, может дать представление о социально-экономическом строе древнеиндийского общества.

Необходимо отметить, что шастрам были известны понятия движимого и недвижимого имущества. К после­днему относились дом, поле, сад, оросительные соору­жения, водоемы (АК. III. 8 (2). Они свидетельствуют как об общинном, так и о частно-семейном владении не­движимостью, и прежде всего землей и водоемами (осо­бо охранялись общиной священные водоемы) (АК. III. 10 (2). Землевладение общины, как и частно-семейное землевладение, которым распоряжался глава семьи («карта»), было связано с широкими правомочиями, близкими по объему к правам собственника, так как земля могла продаваться, сдаваться в аренду, переда­ваться в дар, особенно храмам.

Между тем в Древней Индии, как и в других древне­восточных странах, не было известно понятие частной собственности на землю. Индивидуализации земельной собственности препятствовало длительное сохранение общинных, кастовых, патриархально-большесемейных связей, а также признание верховной государственной собственности на землю правителя (царя), власть кото­рого осмыслялась как сакральная. Эта власть реализовы-валась прежде всего в получении им ренты-налога («бали»), о чем подробно говорится в ст. 118, 128, 129, 133 гл. VII ЗМ и др. Царь, выступающий в шастрах в качестве высшего арбитра в земельных спорах, мог взять себе любую недвижимость, которая ложно оспаривалась сторонами, как «лишившуюся хозяина» (АК. III. 9 (16). Общинная собственность, включающая пастбища, пру­ды, колодцы, городские сады (АК. III. 10 (2; 46) и др., метилась специальными пограничными знаками (ЗМ. VIII. 245; 262; 263), в случае неопределенности которых царь сам определял границы земель (ЗМ. VIII. 245). Бро­шенную землю мог обрабатывать любой земледелец, его нельзя было изгнать из общины, если он не был «вором или грабителем» (АК. III. 10 (18).

Вместе с тем при всей широте землевладельческих прав общинника он не был полностью свободен в рас­поряжении землей как своей частной собственностью: не мог, например, свободно продавать землю, так как преимущественным правом покупки пользовались род­ственники и соседи (АК. III. 9 (1—3), не мог забросить и не обрабатывать принадлежащий ему участок (АК. III. 10 (8—9). Продажа земли была вообще крайне редким явле­нием в Древней Индии. Правовые ограничения, связан­ные с варновой принадлежностью, отражались и на спо­собах приобретения собственности (ЗМ. X. 115), кото­рые, однако, не соблюдались в условиях углубляющегося имущественного неравенства как высших, так и низших варн (ЗМ. X. 96; 129 и др.).

Судя по древнеиндийской литературе, само понятие собственности стало складываться в Древней Индии в первой трети I тыс. до н. э. ЗМ четко различают право собственности и право пользования вещью, говорят о сроке давности в 10 лет, по истечении которого соб­ственник лишается права «получить обратно» что-либо, если он молча наблюдал за пользованием его вещью со стороны другого лица. АК уже различает сроки давности Для перехода пользования в собственность на движимое или недвижимое имущество— соответственно 10 и 20 лет (III. 16 (29). Всемерной охране прав собственника посвящены многие статьи и ЗМ, и АК, связанные с пре­ступлениями и наказаниями.

Более половины из 18 поводов судебного разбира­тельства, указанных в ЗМ, занимают нормы, касающи­еся обязательств, договоров займа, найма, купли-про­дажи, хранения и др. При всем казуистичном характере большинства положений шастр студенту необходимо об­ратить особое внимание на ряд формулировок, относя­щихся к общим правовым принципам, общим для всех договоров положениям. В специальной гл. III АК «Уста­новление о сделках. Ведение тяжб», а также в ст. 163, 167, 168, 264 гл. VIII ЗМ содержатся общие требования к форме, условиям заключения договора, положения о «пороке воли», о недееспособности сторон, делающих сделку ничтожной.

Специальный интерес представляют положения шастр о старейшем договоре займа, свидетельствующие о длительном пути его формирования. С одной стороны, нормы ЗМ говорят о широком распространении ростов­щичества, безуспешных попытках государства ограни­чить ростовщические проценты[5], а с другой — о сохра­нении первобытных способов получения долга с помо­щью самоуправства, самосуда, санкционированных тем же государством. К этому выводу студент может прийти на основе анализа ст. 150, 151 и 176 гл. VIII ЗМ и соот­ветствующих статей гл. 11 кн. III АК.

Значительное внимание уделяют шастры гарантиям выполнения договоров. АК посвящает этому вопросу спе­циальную гл. 11 кн. III «О невозвращении долга», огова­ривая «законные месячные проценты» по отдельным ви­дам долгов (III. 11 (1—3), штрафные санкции за невыпол­нение, задержку исполнения долговых обязательств. Статья 3 из ряда указанных статей свидетельствует о ма­лой эффективности слабого древнеиндийского государ­ства в «обеспечении порядка», что давало возможность кредитору навязывать должнику любые условия.

В ЗМ и АК предусматривается и более эффективная мера выполнения долговых обязательств — залог (АК. III. 12 (11—12). Крайне противоречиво решается в ЗМ и АК вопрос о продаже родственников, их закладе за долги, а также о самопродаже и самозакладе, которые одновремен­но крайне порицаются (ЗМ. XI. 60—62) и разрешаются, но с целым рядом оговорок, определяющих, например, осо­бый «нерабский» статус «продавшегося», которого нельзя было заставить выполнять грязную работу, выносить тру­пы и пр. Предусматривался штраф за заклад несовершен­нолетнего ария (варвару разрешалось закладывать потом­ство), сумма которого возрастала в зависимости от поряд­ка варн (от шудры к брахманам) (АК. III. 13 (1). Потомство «продавшего себя» было свободным. При анализе статей этой главы студент должен обратить внимание на отно­сительно гуманное отношение к «домашним рабам» (АК. III. 13 (20), на поощрение отпуска раба на волю после получения выкупа, на наследственные права раба, на ос­вобождение от рабства потомства, рожденного от хозяи­на рабыней, как и ее самой (АК. III. 13 (21—25).

Значительное число статей в шастрах, свидетельству­ющих о широком распространении в Древней Индии наемного труда, посвящено договорам личного и иму­щественного найма, аренды земли и др., нормы кото­рых говорят о крайне тяжелом положении наемного ра­ботника (ЗМ. X. 85; XI. 60-62 и др.).

При анализе норм, касающихся договоров, следует отметить наличие запрета на занятие торговлей для представителей высших варн (ЗМ. X. 85 и др.), а также постепенный процесс упорядочения договоров купли-продажи с целью упрочения товарно-денежных отно­шений. Если в ранних шастрах этот договор мог быть расторгнут в любое время, то в ЗМ только в течение 10 дней после заключения сделки, в АК отказу от про­данного или купленного как поводу судебного разбира­тельства была посвящена целая гл. XV. Характерно, что здесь же предусматривались условия расторжения брач­ных договоров.

Брачно-семейное право

Основной ячейкой древнеиндийского общества была семья, обычно семья большая, «неразделенная», вклю­чающая несколько поколений родственников по мужс­кой линии с их женами и потомством. Эта семья, во главе которой стоял старший мужчина, управляющий ее делами, носила патриархальный характер. Дочери, вы­ходящие замуж, переходили в другую семью. Они в этом случае не имели никаких прав на семейное имущество. Лучшая доля при разделе семейного имущества принад­лежала старшему брату, на которого возлагалась обязан­ность продолжения рода, культа предков.

Брачно-семейным и наследственным отношениям, «вечной дхарме мужа и жены», посвящено в шастрах большое количество положений: в ЗМ — в основном в гл. III и IX, в АК — в гл. 3—7 кн. III. Объяснить это можно прежде всего тем, что варно-кастовая традиционная структура индийского общества в древности (а в значи­тельной мере и в настоящее время) строилась на брач­ных, кастовых эндогамных, родовых экзогамных огра­ничениях и требованиях гипергамных браков, в которых муж, а не жена должен обладать более высоким риту­альным статусом, ибо дети наследовали ритуальный ста­тус своего отца, который влиял не только на их соци­альное положение, но и на положение среди других каст и подкаст той или иной местности, социальной груп­пы, к которой они принадлежали. В шастрах межварновые браки порицались, строго запрещались браки с жен­щинами низших варн (правило «пратиломы»), но до­пускались браки, когда муж принадлежал к более высокой варне, чем жена (правило «ануломы») (ЗМ. III. 12-15 и др.).

Свидетельства особо важной роли традиции в сфере брачно-семейного права студент может выявить при анализе большого количества положений шастр, на­пример о восьми разрешенных формах брака, свой­ственных конкретной варне (ЗМ. III. 21; АК. III. 2 (2—9), о формах зависимости женщин от отца, мужа или сына

(ЗМ. V. 147—155), об ограничении ее имущественных прав и пр. Главным назначением жены считалось рож­дение и воспитание детей, прежде всего сыновей, на которых возлагалась обязанность принесения жертво­приношения предкам. Жена в ряде случаев в шастрах приравнивалась к животным, рабам. Многие статьи шастр требуют строгого послушания жены мужу, кото­рый в воспитательных целях мог ее безнаказанно ос­корблять и бить (АК. III. 3 (2). В ряде случаев, однако, общие правила приходили в противоречие с другими, явно древнейшими положениями шастр, возвышающи­ми женщину-мать, отводящими ей достойное место в семье (ЗМ. II. 145; III. 57; 60 и др.).

Трудности в поисках престижного жениха и святая обязанность отца выдать дочь замуж служили почвой для распространения браков несовершеннолетних, при­знания действительными браков с невменяемым, тя­жело больным (прокаженным) мужчиной (АК. III. 2 (46-47).

Брак в дхармашастрах признавался священным и не­расторжимым для женщин. Были запрещены вторичные браки вдов (ЗМ. IX. 71)[6]. Жена не освобождалась от мужа ни в случае ее продажи или оставления мужем, ни даже в случае его смерти, что предопределяло особое почита­ние традицией женщин, совершавших обряд самосожже­ния «сати» после смерти своего мужа[7]. Жена должна была почитать мужа даже «распутного, чуждого добродетели» (ЗМ. V. 151; 154). Оставление жены (развод) было отно­сительно свободным для мужа, особенно если жена была «порочна»: бесплодна, груба с мужем, страдала тяжкой болезнью и пр. В качестве альтернативной меры муж мог привести в дом другую жену. Сравнивая соответствующие нормы брачно-семейного права ЗМ и АК, студент может отметить их более «либеральный» характер в АК. Здесь допускался не только уход жены от мужа при оп­ределенных обстоятельствах, например оставление ее без средств к существованию в силу его длительного отсут­ствия и пр., но и развод по взаимному согласию, когда она «ненавидит мужа» (АК. III. 2 (48); 3 (15); 4 (1, 24, 25, 28, 37). В АК допускались и вторичные браки вдов (III. 2 (21), были упорядочены в определенной мере браки не­совершеннолетних (III. 3 (1).

Преступления и наказания

При перечислении поводов судебного разбиратель­ства составители ЗМ от договоров переходят к конкрет­ным деликтам — преступлениям. Само понятие преступ­ления в шастрах окончательно не сформировалось, чет­кой границы между деликтом и преступлением не проводилось ни в ЗМ, ни в АК, где, например, нормы о продаже чужой веши и невозвращении долга даны в логической связи и трактовались как причинение ущер­ба, наказуемого штрафом. Характерной чертой деликта-преступления была его близость понятию греха, в поло­жениях ЗМ они по большей части совпадали. В основе их разграничения лежал не характер совершенного деяния, а наказание за него (ЗМ. IX. 235): в первом случае — штраф, телесные наказания, изгнание из страны и даже смертная казнь, во втором — искупление.

Особого внимания при рассмотрении преступлений заслуживают свидетельства понимания составителями шастр общих институтов, принципов, касающихся всех составов преступлений: соучастия, рецидива, форм вины (умысла и неосторожности), обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, и пр. Здесь студенту предос­тавляется широкое поле деятельности для выявления тех статей, которые ныне относятся к общей части уголов­ного права (в частности, АК. III. 4 (7—8); 18 (10) и др.; ЗМ. VIII. 349-350; 378; IX. 277; 278; 280). Необходимо подчеркнуть, что при вынесении наказаний шастрами учитывалась прежде всего варновая принадлежность об­виняемого и потерпевшего, а также пол, возраст, род­ственная связь сторон, степень сознательности, мотивы и обстановка совершения преступления. Общим прави­лом было то, что высокий варновый статус смягчал на­казание преступника, при одном характерном исключе­нии в отношении вора-брахмана, на которого налагался значительно больший штраф, чем на шудру (ЗМ. VIII. 337—338). Особо наказывались преступления, затрагива­ющие имущество царя или храма (ЗМ. IX. 280).

Отдельные виды преступлений следует для большей ясности анализировать по наиболее распространенной ныне схеме (в зависимости от объекта посягательства): преступления против государства, личности, собствен­ности, семьи, брака и пр. В шастрах эта последователь­ность не соблюдается. В АК, например, гл. 17 «О грабе­же» предшествует гл. 18 «Оскорбление словом» и гл. 19 «Оскорбление действием». В отношении ЗМ вообще труд­но говорить о какой-либо последовательности в распо­ложении уголовно-правовых норм и сколько-нибудь пол­ном перечне преступлений против правителя, правяще­го режима, религии, должностных преступлений. Немногие указания на них содержатся в АК (III. 10 (2); 18 (12) и др.) и ЗМ (IX. 231-232; 258). Большая группа норм, входящих в общее понятие «насилие», касается преступлений против личности: убийство, нанесение телесных повреждений, оскорбление словом или дей­ствием. Убийство убийцы было общим правилом, рас­пространяющимся даже на брахмана, для которого выс­шей мерой наказания за другие преступления было из­гнание из касты. Телесные повреждения относились к оскорблениям действием (АК. III. 19 (12). Телесная не­прикосновенность, достоинство людей расценивались в зависимости от их варновой принадлежности (ЗМ. VIII. 267-270; 276).

Общим из первых указанных в ЗМ грехов и преступ­лений считалась измена жены мужу, которая рассмат­ривалась- не столько как посягательство на личность, сколько как посягательство на чужую собственность (отца, мужа и пр.) (см., в частности, ЗМ. IX. 33; 48 и др.).

Анализ соответствующих статей АК и ЗМ даст сту­денту представление о нечеткости границ между пре­ступлениями против личности, собственности, семьи и нравственности. Имущество человека рассматривалось в неразрывном единстве с его личностью, являясь как бы его продолжением. В имущественном плане трактовалось и положение женщины. Отсюда проводимая в шастрах связь между прелюбодеянием и потравой поля.

Значительное место в шастрах занимают имуще­ственные преступления. Грабеж в шастрах рассматри­вается отдельно от кражи, караемой в зависимости от стоимости похищенного, варновой принадлежности преступника, обстановки совершения (ночью, с про­ломом и пр.) (ЗМ. IX. 276 и др.). Студенту следует со­ставить перечень известных шастрам наказаний, свиде­тельствующих в ряде случаев о большей строгости их в ЗМ по сравнению с АК (ЗМ. VIII.323-324; АК. III.17 (9) и др.), и попытаться дать объяснение этому обсто­ятельству.

Суд и процесс

В Древней Индии существовали системы правосудия различных уровней: от царского до внутриобщинного и кастового. Индусская политико-религиозная концепция «богоугодного царя» (девараджи) предписывала царю выполнение важных государственных обязанностей, сре­ди которых особое место занимала охрана подданных, а также осуществление правосудия с помощью опытных брахманов (ЗМ. VIII. 1;2).

Царский суд, который назывался «суд Брахмы», мог вершиться от имени царя «ученым брахманом», знато­ком дхармы соответствующей касты, области, шрени (ремесленной корпорации), семьи. В шастрах всемерно подчеркивалась необходимость справедливого доброде­тельного царского суда. Дхарма царя предписывала ему покровительствовать вдовам, несовершеннолетним (ЗМ

VIII.27—29), при этом подробно оговаривалась его от­ветственность за нарушение правил правосудия, напри­мер присвоение краденого имущества (ЗМ. VIII.40), по­нуждение к началу или прекращению тяжбы (ЗМ. VIII.43) и др. Вкачестве истолкователя дхармы мог по жела­нию царя выступить и неученый брахман (видимо, в исключительных случаях в качестве знатока местных обычаев), но только не шудра.

Большинство дел, однако, рассматривалось общин­ными и кастовыми судами, особенно дела представите­лей низших шудрянских каст и внекастовых «неприкаса­емых»[8].

Более стройную систему царских судов, призванных осуществлять правосудие в каждой административной единице из десяти деревень, рисует АК с ее судебно-процессуальными постановлениями (III. 1 (1). В этой же главе подробно рассматривается судопроизводство. Со­гласно АК правила обвинительно-состязательного по своему характеру процесса и по уголовным и по граж­данским делам совпадали, предусматривая начало судо­производства по заявлению истца, порядок выступле­ний сторон и пр. (АК. III.1 (17—30). Широко использова­лось в суде поручительство. Ответчик был лишен при этом права выдвигать встречный иск (обвинение), кро­ме некоторых дел (АК. III.1 (18). Бегство истца и ответ­чика от суда означало признание вины и влекло, как и при добровольном публичном ее признании, вынесение обвинительного приговора (судебного решения). Публич­ность и состязательность признавались необходимыми условиями ведения дел в суде, что усиливалось наличи­ем у истца права биться об заклад, который выплачи­вался проигравшей стороной в виде определенной суммы в пользу царя. ЗМ не исключали и самосуд (VIII. 50). Общие черты судебного процесса студент может выя­вить из анализа соответствующих положений и ЗМ, и АК.

В иерархии доказательств АК на первое место ставит «очевидность вещей», например когда преступник был пойман на месте совершения преступления; на втором месте — собственное признание вины в содеянном, че­стное рассмотрение показаний обеих сторон, подтверж­даемых показаниями свидетелей, логикой и клятвами. С древнейших времен применялся «суд божий» — орда­лии (ЗМ. VIII. 114; 115).

Какое место среди других доказательств занимали в шастрах свидетельские показания и кто мог выступать в качестве свидетеля, студент может выяснить на основе анализа целого ряда статей (ЗМ. VIII. 61—73; АК. III. 11 (25—33) и др.). В ЗМ особо рассматриваются правила су­дебного процесса, связанные с конкретными делами, с неуплатой долга, случаями насилия, воровства. Общие требования, предъявляемые к свидетелям, сопровожда­ются в шастрах характерными исключениями («как ими должна говорится правда»), предписаниями судье об от­ношении к свидетелям и др. Показательно, что в АК за­метен некоторый отход от состязательного характера су­дебного процесса, о чем свидетельствуют положения о хранении в государственном архиве сведений о специ­альной «науке по поимке воров», о руководстве по орга­низации пыток, применению наказаний, сопряженных с истязаниями (АК. IV. 11 (26). Шастры признавали в качестве доказательства также и те, что были добыты обманным путем. Важным доказательством в суде счи­талась клятва (ЗМ. VIII. 113). Следует обратить внимание на кару за лжесвидетельство, которое считалось тяж­ким преступлением (ЗМ. VIII. 111; 112). Анализ соответ­ствующих статей даст студенту яркую картину судопро­изводства в Древней Индии, основанного на варновом, кастовом и иных видах неравенства.

Тема 3 Законы XII таблиц

(2 часа)

План семинарского занятия

1. История создания Законов XII таблиц, их общая характеристика.

2. Важнейшие нормы публичного права. Публичные деликты.

3. Правовое положение основных групп населения Древнего Рима по Законам XII таблиц.

4. Брачно-семейное право.

5. Вещное право.

6. Суд и судебный процесс.

Цель семинарского занятия

Основной целью данного занятия является изучение древнейшего памятника римского права — Законов XII таблиц. Сами римляне всегда считали именно Законы XII таблиц основой всего римского цивильного права. Известный западный теоретик права Р. Давид отмечал, что «римский гений создал юридическую систему, не имеющую прецедентов в мире». Система эта, восприня­тая правом современной западной цивилизации, своим истоком, своей базой имела именно Законы XII таблиц. На протяжении многих веков эти Законы пользовались у римских юристов огромным авторитетом. Значитель­ная часть всех произведений классических римских юри­стов представляла собой комментарий прежде всего к Законам XII таблиц.

Однако необходимо учитывать, что Законы эти со­здавались в архаический период, на базе норм и обыча­ев доклассового и раннеклассового общества, поэтому в

них наряду с нормами и принципами, ставшими осно­вой римского классического права и даже современного европейского права, сохранялось большое число весьма архаических норм примитивного родового общества. Кроме того, следует помнить, что оригинальный текст Законов не сохранился. Он частично воссоздан усилия­ми западных юристов XVI—XIX вв.: собран «по кусоч­кам» в трудах самых разных античных авторов, очень часто цитировавших Законы XII таблиц. Поэтому в на­уке и по сей день ведутся споры о том, что содержал в себе оригинальный текст Законов, какова была их струк­тура и насколько полно сохранившиеся отрывки пред­ставляют их утраченный текст.

Если сравнить общий объем дошедших до нас отрыв­ков, включая прямые цитаты и пересказ их содержания древними юристами и антикварами, с некоторыми до­шедшими до нас бронзовыми табличками других, более поздних законов II—I вв. до н. э., то приходится конста­тировать, что сегодня в нашем распоряжении находится едва ли более трети от общего объема Законов XII таб­лиц.