Зависимость стандартов доказывания от личностных и профессиональных качеств правоприменителя.

Когда автор монографии работал следователем прокуратуры, с одним из его коллег произошел следующий случай. Этому коллеге поручили расследовать дело об изнасиловании. Это было очень легкое дело. Изнасилование произошло в квартире, на молодежной вечеринке. Потерпевшая обличала насильника, насильник полностью признавал свою вину, и объяснял свой поступок состоянием алкогольного опьянения. Несколько свидетелей слышали крики за дверью запертой комнаты: “Помогите, насилуют”, и тому подобные крики.

Данное дело интересно тем, что правоприменитель – следователь прокуратуры – установил в этом деле сам для себя максимально низкий стандарт доказывания. Он не назначил по данному делу вообще ни одной судебной экспертизы: ни судебно-гинекологической, ни судебно-урологической (стандартная экспертиза в отношении насильника), ни судебно-биологической (потерпевшая была до изнасилования девственницей, и на постельном белье остались следы крови).

Адекватно отреагировал на использование следователем столь низких стандартов доказывания суд. Суд вынес частное определение в адрес прокуратуры, в котором указал на недопустимость повторения подобного в будущем. Данное определение обсуждалось коллективом работников прокуратуры, и все согласились с выводами суда.

Нарушение существующих стандартов доказывания, к счастью, не повлияло на само уголовное дело. Насильник был осужден судом к лишению свободы, и на размер назначенного ему наказания нарушение существующих стандартов доказывания ни коим образом не повлияло.

Следователь, который допустил по этому делу нарушение стандартов доказывания, вскоре был уволен из органов прокуратуры, поскольку руководством было установлено, что данный следователь, ранее работавший хорошо, вдруг внезапно изменился в худшую сторону, и начал систематически нарушать стандарты доказывания по различным своим уголовным делам.

Противоположный пример – когда следователь, в силу своих положительных личностных и профессиональных качеств, использует повышенные, по сравнению со средним уровнем, стандарты доказывания, что выражается, например, в большом числе назначенных им экспертиз, при чем назначенных разумно, целесообразно. Заключения экспертов по таким экспертизам, которые мало кто из следователей догадается назначить и провести, становятся важными доказательствами по делу.

Конкретным примером такого следователя служит Н.Н. Китаев – профессор, почетный работник прокуратуры, заслуженный юрист РФ, старший советник юстиции, автор более 100 научных работ. Н.Н. Китаев блестяще расследовал множество уголовных дел, одним из которых было дело маньяка Кулика.

В январе 1986 г. в Иркутске, на месте преступления, при попытке изнасиловать ребенка, был задержан врач скорой помощи Кулик, который вскоре признался в том, что в 1983-85 гг. в Иркутске и Кировограде он совершил 13 убийств.

К сожалению, Н.Н. Китаев не принимал участия в расследовании дела Кулика с самого начала. В первый раз дело это было расследовано не лучшим образом: многие важные для дела обстоятельства следователями не были проверены, следствие утратило ряд вещественных доказательств.

Суд, в который дело было передано с обвинительным заключением, отправил дело в прокуратуру для проведения дополнительного расследования.

Дополнительное расследование по делу проводила следственно-оперативная группа во главе с Н.Н. Китаевым.

Н.Н. Китаев по настоящему делу назначил множество экспертиз, в числе которых: 1) судебно-логопедическая (у Кулика были индивидуальные особенности речи, и установление этих особенностей было очень важным для дела); 2) судебно-психологическую, выводы которой позволили опровергнуть утверждение Кулика о том, что всю информацию о преступлениях, которую он сообщил ранее следствию, ему за 1 час сообщила группа шантажировавших его людей (эксперты категорически утверждали, что Кулик просто не мог запомнить столь большой объем информации за час); 3) судебно-офтальмологическую (опровергла утверждение Кулика о том, что он плохо видит в темноте); 4,5) две комиссионные экспертизы, трассологическую и судебно-медицинскую, устранившие брак некачественно выполненных первоначальных экспертиз; 6) судебную биомеханическую экспертизу, которых ранее в стране не проводилось вообще, и никаких методик проведения таких экспертиз не существовало.

Наряду с этим были собраны иные доказательства вины Кулика в совершенных им преступлениях.

Н.Н. Китаев сделал то, что до него, кажется, не делал ни один из следователей нашей страны. Он обратился к известному биоритмологу В.А. Шапошниковой из Санкт-Петербурга, которая рассчитала биоритмы Кулика на ближайшие три месяца.

Ю. Леканов, в статье которого рассказывается о следователе Н.Н. Китаеве[62], пишет: В.А. Шапошникова высказала “суждение, что наиболее плодотворным речевой контакт с Куликом может состояться в середине ближайшего июня.

С учетом этого Кулик был вызван на допрос в первой половине дня 15 июня 1987 г.

Результаты превзошли все ожидания. Кулик признал полностью вину в совершении инкриминируемых ему преступлений. Заявил, что при наличии такого комплекса убедительных доказательств ему нет смысла запираться и вводитьь в заблуждение следственные органы. Более того, он сообщил о совершении им еще нескольких преступлений, о которых следователям не было известно (эта информация в ходе проверки подтвердилась).

Правдивые показания, которые дал Кулик 15 июня, он уже не изменял до конца расследования. Подтвердил их и в ходе судебного заседания, полностью признав свою вину.

11 августа 1988 г. суд приговорил Кулика к расстрелу.

Приговор приведен в исполнение”[63].

Можно порекомендовать читателю познакомиться с интересной книгой Н.Н. Китаева “Неправосудные приговоры к смертной казни: Системный анализ допущенных ошибок” (СПб.: Изд-во “Юридический центр Пресс”, 2004), а также с иными его работами, в частности, со статьей ““Безнадежное” дело”, опубликованной в сб. “Следственная практика”, вып. 142 (М.: Изд-во “Юридическая литература”, 1984).

Еще один пример работы следователя, который стремится во что бы то ни стало установить истину и для этого использует повышенные, по сравнению со средним уровнем, стандарты доказывания, приведен в монографии А.А. Хмырова.

“В первом часу ночи в парке одного из санаториев г. Геленджика трое молодых людей, один из которых был вооружен пистолетом, а другой – ножом, напали на отдыхавших в этом санатории В. и А. Преступники отобрали у обоих потерпевших часы, все трое поочередно изнасиловали А. и скрылись.

На рассвете на чердаке квартиры С. были задержаны 18-летние Н., А. и сам С. Под подушкой у последнего была обнаружена ракетница, по форме напоминавшая пистолет, а в кувшине возле постели – завернутые в тряпку часы потерпевших.

Задержанные Н. и А. признались в совершении этих преступлений и рассказали, что совершили их вместе с отдыхающим по имени Виктор. Участие в преступлениях С. они отрицали. Категорически отрицал это и сам С. Однако весьма путанными и противоречивыми были показания Н. и А. о третьем соучастнике, и слишком очевидными казались совпадения фактов, свидетельствовавших против С.: на его майке нашли следы крови (а у потерпевшей был порезан палец), оба потерпевших опознали свои часы, найденные у С. Он был предъявлен потерпевшей А., которая уверенно опознала его как третьего преступника и, не сдержавшись, ударила по лицу. Тут же к следователю поступила оперативная информация, будто С. готов сознаться в совершении преступлений. Ранее он уже привлекался к уголовной ответственности за кражу.

Совпадения были настолько очевидны и убедительны, что дело казалось совершенно ясным. Однако, несмотря на убедительность этих сведений, следователь продолжал настойчиво и тщательно проверять и вторую версию – об участии в преступлении другого лица, которого обвиняемые Н. и А. называли то Сашей, то Яшей, то Виктором. Настойчивость эта была вознаграждена тем, что следователю удалось вскоре установить, задержать и полностью изобличить этого третьего соучастника – жителя г. Грозного Виктора К., который на допросе признал свою вину и был впоследствии осужден вместе с Н. и А.

Так была предотвращена тяжелая судебная ошибка, которая была бы почти неизбежной, если бы следователь преждевременно прекратил проверку “бесперспективной” версии, которая, однако, по обстоятельствам дела, не была полностью исключена”[64].

По современным меркам, этот следователь из г. Геленджик – потрясающий профессионал и очень порядочный человек. К сожалению, на сегодняшний день многие сотрудники правоохранительных органов (весьма значительный процент от общего числа следователей и оперативных сотрудников милиции, работающих в нашей стране), при наличии такой совокупности доказательств (опознание потерпевшей, найденные в квартире задержанного похищенные вещи потерпевших; кровь на майке; ракетница, похожая на пистолет, обнаруженная под подушкой задержанного; серьезные расхождения в показаниях Н. и А.) – даже и не стремились бы искать какого-то Сашу, Яшу или Виктора, сочли бы его мифическим персонажем, и, вполне возможно, попытались бы оказать на задержанного С. незаконное психологическое и физическое воздействие (угрозы, избиения, пытки), с целью побудить его сознаться в совершении преступления. При этом сотрудники правоохранительных органов совершенно искренне бы верили в то, что они делают благое дело: заставляют сознаться настоящего преступника, упорно не желающего нести заслуженную уголовную ответственность за совершенное им преступление. С., вполне возможно, оговорил бы себя из-за применения к нему незаконных методов воздействия. Суд осудил бы С. к достаточно серьезному сроку лишения свободы, и этот приговор, вне сомнения, очень сильно повлиял бы на его жизнь и судьбу.

К счастью, этого не случилось.