Внедрение Фейербахом идей классической школы в практику кодификации
Аналогичные идеи разрабатывал видный немецкий ученый Пауль Иоганн Ансельм Фейербах (1775—1833), автор популярного в то время учебника по уголовному праву.1 Этот учебник представлял собой комментированный проект уголовного кодекса с детальным анализом аналогов из римского права. Этот проект был утвержден в качестве Уголовного уложения Германии в 1813 г.
Фейербах был одним из первых, кто начал выделять из уголовного права в самостоятельные отрасли познания философию наказательного права, криминальную психологию, уголовную политику2 — эти изыскания Фейербаха можно считать началом процесса отпочковывания криминологии в самостоятельную науку.
Теоретические положения о предупреждении преступлений, разработанные Фейербахом, во многом сходны с идеями Бентама: "Сила желания совершить поступок прекращается тем, что после дела его неминуемо последует зло, гораздо большее той неприятности, какая от неудовлетворенного побуждения произойти может".3 Будучи приверженцем кан-товской философской критической системы, Фейербах не счел возможным следовать в русле идей великого философа в вопросах о каре. Он разработал уголовно-правовую теорию психического принуждения, или психического устрашения, как цели наказания. Наказания Фейербах делил на две группы: наказания угрожаемые и наказания причиняемые. Цель первых — отвращение страхом от преступления, цель вторых — демонстрация действенности закона.4 Здесь мы видим лишь идеи общего предупреждения, хотя уже в трактате о рациональной тюрьме Бентам достаточно четко в качестве воздействия на преступность определил частную превенцию — перевоспитание и исправление преступников в местах лишения свободы. Весьма основательно идеи частной превенции были развиты последующими представителями классической школы уголовного права — такими учеными, как Грольман, Штельцер, Арене, Редер, которые относили исправление преступника к главной цели уголовного наказания.
В историю криминологии Фейербах вошел и как автор двух оригинальных изданий: "Удивительные уголовные судебные дела" и "Описание удивительных преступлений, выполненное по судебным делам". В этих книгах ученый уделил значительное внимание анализу причин преступлений и исследованию личности преступника.
Философия права Гегеля
Законодательный опыт Фейербаха был подвергнут основательной критике Гегелем. Великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831) разработал всеобъемлющую философскую систему объективного идеализма, которая значительно отличалась от кантовской концепции субъективного идеализма. Однако их воззрения на наказание весьма сходны. Тем не менее, критикуя Фейербаха, Гегель задевает и Канта: "Фейербах создал кодекс законов, исходя из философии Канта. О характере его уголовного законодательства мы можем судить по одному примеру... Однажды объявилась воровская шайка, похитившая сельскохозяйственные продукты с полей. В соответствии с уголовным кодексом Фейербаха преступление отягчалось тем, что воров было много, что похищены были продукты в поле и что воровство было повторным. Решением суда один вор был приговорен к 40 годам тюремного заключения, другой — к 30 годам и т. д. Однако в уголовном кодексе указывается, что тюремное заключение не должно превышать 20 лет. Поэтому можно было ходатайствовать о том, чтобы наказание в 40 лет было смягчено и заменено 20 годами. Решением короля наказание было смягчено и сведено к 8, 16 и т. д. годам заключения. Вслед за тем оказалось, что эти законы вообще слишком суровы, и декретами министров наказания были еще смягчены. В результате этих новых определений тот, кто был приговорен к 40 годам заключения, теперь получил 14 дней. Такова непоследовательность, проистекающая из теории Фейербаха".1
Сам Гегель предпринял попытку разработать более последовательную теорию преступления и наказания. Природу преступности Гегель усматривал в особой сущности правовых законов: "Существуют законы двоякого рода: законы природы и законы права. Законы природы абсолютны и имеют силу так, как они есть... В природе величайшая истина состоит в том, что закон существует. В законах права предписание имеет силу не потому, что оно существует, и каждый человек требует, чтобы оно соответствовало его собственному критерию".2 Божественное, абсолютное, не зависящее от сознания людей право (справедливость) существует как проявле-
ние абсолютной идеи: "Право есть нечто святое вообще уже потому, что оно есть наличное бытие абсолютного понятия".1 Абсолют по Гегелю есть Бог. Человечество стремится уловить абсолютное право и отразить его в законах. Однако не всегда это отражение адекватно: "Здесь, следовательно, возможна коллизия между тем, что есть, и тем, что должно быть, между в себе и для себя существующим правом, остающимся неизменным, и произвольным определением того, что есть право".2 Существуют "противоположности между правом в себе и для себя и тем, чему произвол сообщает силу права".3 Эти противоположности — источник возможной оценки права как несправеддивого, а соответственно и субъективного оправдания его нарушения. Каждый человек может иметь собственное представление о справедливости и, может конструировать свое собственное право — нормы поведения, которые он считает справедливыми. Эти нормы не всегда совпадают с принятыми в обществе правовыми законами. И человек нередко предпочитает ориентироваться именно на собственные нормы, а не на государственные законы.
Эта идея Гегеля имеет очень глубокий смысл: чем справедливее законы, чем большее число граждан признает их таковыми, тем меньше желающих их нарушать, тем ниже уровень преступности. К сожалению, не часто законода-, тель стремится воплотить гегелевскую установку в жизнь — отсюда и растущий уровень преступности.
Гегель признавал право за каждым разумным человеком конструировать свое право. Но при этом человек должен быть готовым приложить это право и к себе: "Право государства заключено в самом деянии преступника, которым он сам признает, что его надлежит судить. Будучи убийцей, он устанавливает закон, что уважать жизнь не следует. Он высказывает в своем деянии всеобщее; тем самым он сам выносит себе смертный приговор".* Наказание по Гегелю делает честь преступнику: "В том, что наказание рассматривается как содержащее его собственное право, преступник, почитается как разумное существо. Эта честь не будет ему воздана, если понятие и мерило его наказания не будут взяты из самого его деяния; так же и в том случае, если рассматривать его как вредного зверя, которого следует обезвредить или стремиться запугать или исправить его".5
Мы видим, что Гегель вслед за Кантом тоже отрицал общую и частную превенцию. Наказание есть прежде всего проявление справедливости. Этот подход имеет гуманную сущность: если в случае убийства, человек дает право убить и его, то в случае кражи колосков с колхозного поля, человек дает право на причинение ему лишь аналогичного ущерба. В правовой практике различных государств этот принцип практически никогда не соблюдался. Наказание всегда преследует цель запугать преступника реального и потенциального.
Гегель пытался выработать четкие научные критерии назначения наказания. Теоретическая часть ему удалась вполне: "Снятие преступления есть возмездие постольку, поскольку это возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения и поскольку преступление по своему наличному бытию имеет определенный качественный и количественный объем и тем самым его отрицание как наличное бытие имеет такой же объем".1 В практической части, в выработке конкретных критериев наказаний за определенные преступления учение Гегеля осталось проблематичным. В случае убийства адекватный объем наказания вполне очевиден: жизнь за жизнь. Сложнее, например, с воровством: "Лишь со стороны этой внешней формы воровство, грабеж, а также наказание в виде денежных штрафов и тюремного заключения и т. п, совершений несравнимы, но по своей ценности, по тому их всеобщему свойству, что они нарушения, они сравнимы".2 Каким же образом и; но". Однако их нередко вырывают из контекста. Эта фраза имеет продолжение: "Но не все, что существует, действительно"-1 Действительным Гегель признает лишь государство, в котором гармонично сочетаются интересы общества и отдельной личности: "Государство действительно, и его действительность заключается в том, что интерес целого реализуется, распадаясь на особенные цели. Действительность есть единство всеобщности и особенности... Если этого, единства нет в наличии, нечто не действительно, хотя бы и можно было принять, что оно существует. Дурное государство — такое, которое лишь существует, больное тело тоже существует, но не имеет подлинной реальности. Отсеченная рука еще выглядит как рука и существует, однако она не действительна; подлинная действительность есть необходимость: то, что действительно, необходимо внутри себя".2
Гегель весьма осторожно оценивал возможности принуждения: "Человека можно как живое существо принудить, т. е. подчинить власти других его физическую и вообще внешнюю сторону, но свободная воля в себе и для себя принуждена быть не может... Принудить к чему-то можно. только того, кто хочет, чтобы его принудили".3 "Народ i жет испытывать принуждение и все-таки умереть свободным, тогда он уже свободен от принуждения".4 Может бьш и наоборот. Задача здоровых сил общества — поддержи-,^ вать и развивать внутреннюю свободу в своем народе.
Гегель весьма скептически оценивал практику полицейской государственности. Задачи полиции он видел не в усиленном контроле за частной жизнью. "Цель полицейского надзора и опеки — представить индивиду всеобщую наличную возможность для достижения индивидуальных целей. Полиция должна заботиться об уличном освещении, строительстве мостов, установлении твердых цен на товары повседневного потребеления, а также о здоровье людей".5 В царской России оти идеи Гегеля пытался реализовать министр внутренних дел А. Н. Хвостов. Борьбу с дороговизной он считал главной задачей своего министерства. В 1915—1916 гг. в составе МВД было создано "Общество по борьбе с дороговизной".5 Эта проблема остается актуальной для России и сегодня.
Весьма интересные мысли Гегель высказывал о борьбе с коррупцией: "Б Афинах существовал закон, предписывающий каждому гражданину отчитываться, на какие средства он живет; теперь же полагают, что это никого не касается".1 Наш Президент в 1996 г. отклонил аналогичный закон, принятый Думой и утвержденный Советом Федерации. Жаль, что он не прислушался к напутствию великого философа.
Идеи Гегеля имели огромное влияние на современников, исподволь его теория готовила серьезные перемены в практике воздействия на преступность — ее основной вектор был устремлен в будущее. В то же время концепции общей и частной превенции, разрабатываемые представителями классического направления уголовного права, оказались более привлекательными для европейского законодателя, и именно они стали на длительный период ориентирами уголовно-правовой практики.
Сущность классической школы
Работы Беккариа, Говарда, Бентама, Фейербаха и их последователей сформировали классическое направление уголовного права. В рамках этой школы развивались и криминологические идеи, которые органически увязывались с уголовным правом. Основные идеи классической школы сводились к следующему:
— человек является носителем свободной воли, и преступление есть результат его произвольного выбора; в силу того, что лицо, обладая нравственной свободой, избирает зло, оно должно нести наказание за свой выбор;
— процесс принятия решения о совершении преступления косит исключительно рациональный характер. Чело век совершает преступление лишь в случае, если считает его полезным для себя после взвешивания всех pro и contra;
— усиливая наказание, общество делает преступления менее привлекательными, что позволяет удерживать людей от их совершения;
— искусство законодателя и его гуманизм заключаются в том, чтобы ужесточение наказания проводилось не по принципу "чем больше, тем лучше", а по принципу "ужесточать лишь настолько, чтобы сделать преступление не привлекательным".
Ученым классической школы пришлось выдержать немало критики. Представителей классической школы иногда упрекают в том, что они упустили из поля зрения личность преступника. Э. Ферри, в частности, указывал: "Для криминалистов, судей и законодателей область правосудие содержит в себе три момента: преступление, суд и наказание. Классическая школа не знает преступника, который между тем является началом и вместе с тем конечной целью деятельности общественной обороны от преступности".1 Данный упрек вряд ли можно считать обоснованным. Конечно, концепция преступника у них была несколько схематичной и упрощенной, чрезмерно рационалистичной (с гипертрофированным "принципом пользы"). Но в этом их вряд ли можно упрекать — они работали на уровне развития психологической и философской мысли того времени. Ведь лишь в XX в. психологи установили, что характерной чертой человека является: думать одно, говорить другое, а поступать вопреки и первому, и второму. В то же время идеи этой школы не случайно получили название классических, поскольку они живы до сих пор и с незначительными модификациями являются основой системы воздействия на преступность во многих странах, несмотря на революционные попытки отказаться от них.